Волколак

Волкола́к[1] ([vəɫkɐˈɫak], волкодла́к[2], волкула́к[3], белор. ваўкала́к[4], польск. wilkołak[5], укр. вовкула́ка[6] и т. п.) — в славянской мифологии человек-оборотень, на определённое время принимающий образ волка. Волколака чаще описывали как обычного волка, иногда указывались странности во внешнем виде и поведении, указывающие на его человеческое происхождение. Волколак сохраняет разум, но не может говорить.

Волколак, волкодлак
оборотень-волк
Мифология cлавянская
Местность лес
Связанные персонажи другие оборотни,
колдун, ведьма

Согласно народным представлениям, превращение в волков — наиболее распространённый тип оборотничества у славян. Он известен с древности и в той или иной степени присутствует у всех славянских народов, лучше всего представлен у белорусов, поляков и украинцев. В русских поверьях персонаж чаще называли о́боротнем, образ имеет явное сходство с волколаком. Южнославянские представления смешивают волколаков с упырями (вампирами).

Считалось, что колдуны для обращения в волков прочитывали заклинание и перепрыгивали, перешагивали, перекувыркивались или пролезали через наделяемый магической силой объект, накидывали его или перекидывали через себя и т. п. Для обратного превращения колдуну обычно требовалось совершить те же действия в обратном порядке. По своему желанию колдуны превращались в волколаков, чтобы причинить вред людям.

Встречались поверья о людях, склонность к периодическому оборотничеству у которых была с рождения в результате поведения их родителей или появилась в наказание за их собственные грехи. Отличительной чертой таких волколаков в человеческом облике считались различные зооморфные признаки, например волосы, напоминающие волчью шерсть. Превращение чаще происходило по ночам или в определённое время года. Часто считалось, что такие волколаки не контролируют своё поведение в волчьем облике и нападают на скот и людей, даже на близких. Иногда волколакам приписывался каннибализм. Сохранились древние поверья, связывающие с волколаками затмения небесных светил.

Согласно народным поверьям, колдун или ведьма могли превратить человека в волка, обычно из мести, накинув на него заговорённую волчью шкуру, обвязав поясом, зачаровав дверь, через которую должна пройти жертва, и другое. Особой популярностью пользовался сюжет о превращении в волков целой свадьбы. Срок превращения исчислялся от нескольких дней до нескольких лет. Невольные волколаки страдают от страха и отчаяния, скучают по человеческой жизни и не смешиваются с волками. Часто считалось, что они не едят падали и сырого мяса, перебиваясь подножным кормом и украденной у людей едой. Упоминается немало способов, при помощи которых якобы можно помочь вернуть им изначальный вид.

Представления о волколаках переняли значительную часть символики волка в славянской традиционной культуре. В качестве истоков мифа обычно указывают древние тотемические верования и обряды юношеской инициации. На образ волколака могли повлиять наблюдения за людьми с различными физическими и психическими отклонениями или за старыми и больными волками. Образ получил отражение в славянской художественной литературе.

Исторические сведения и география

Мотив превращения человека в волка присутствовал в народных верованиях всех славян[7]:508[8]:217, но лучше всего он сохранился у украинцев, белорусов[9][10]:133—135[11]:44[1]:418 и восточных[5]:201[12]:148 поляков[1]:418[10]:133—135. У русских слово волколак зафиксировано только в южных областях[1]:418[13], на остальной же территории людей, превращающихся в волков, называли просто оборотнями[13], но поверья о них очень схожи с поверьями о волколаках[1]:418[11]:44. У словаков и, особенно, у чехов представления о волколаках немногочисленны; у лужичан они также редуцированы и встречаются в основном в Нижней Лужице.[10]:134—135 Южнославянские представления смешивают волколаков с упырями (вампирами)[1][3][7]:508—509, в них, кроме словенских[14]:214[15]:246, эти образы практически сливаются[8]:222[15]:246. Помимо поверий, быличек и бывальщин, волколаки встречались также в небольшом количестве сказок.[16]:237—238

Говоря о древности представлений о превращениях людей в волков на славянских землях, можно упомянуть племя невров, жившее в VI—V веках до н. э. где-то на территории современных Украины и/или Белоруссии, члены которого, согласно пересказываемым Геродотом (ок. 484(?) — ок. 430/425/420 годы до н. э.) в его «Истории» сообщениям, становились волками на несколько дней в году[5]:201[17]:321[18][19]:676, вероятно, зимой[18][20]:154: «Эти люди [Невры], по-видимому, колдуны. Скифы и живущие среди них эллины, по крайней мере, утверждают, что каждый невр ежегодно на несколько дней обращается в волка, а затем снова принимает человеческий облик»[комм. 1][21][22]:9. Возможно, имеется в виду обрядовое «превращение».[13][19]:676[23][24]:23 Сопоставление «оборотничества» невров со славянским праздничным ряженьем для некоторых исследователей является одним из аргументов за гипотетичную славянскую природу невров.[25][26]:730[27] Впрочем, нельзя со всей уверенностью даже утверждать, что речь идёт о представлениях самих невров, а не скифов или греков, при том, что у последних они, по-видимому, не были редкостью.[28]:56—61

Фрагмент схемы серебряного браслета из клада XII века из городища Галицкого княжества, расположенного около села Городище Деражнянского района Хмельницкой области. По мнению Б. А. Рыбакова, в центральной и правой частях изображён не просто волк, а перекинувшийся с помощью волшебного пояса-науза волхв-волкодлак.[комм. 2][26][29]:121—122

Самым ранним свидетельством о представлениях о превращении в волков у славян являются, по-видимому, упоминания в итальянских и византийских хрониках[30] сверхъестественных способностей болгарского царевича Бояна (Баяна) Магесника (ок. 910 — ок. 970)[28]:65[31][32]:289: «Говорят, что Баян настолько овладел магией, что однажды нечаянно превратился в волка или подобного ему зверя»[комм. 3][28]:65[30][33]. В «Слове о полку Игореве» (1185) полоцкий князь Всеслав Брячиславич (ум. 1101) превращается по ночам в волка и добегает в таком виде за ночь до Тмутаракани[2][7]:408[19]:643[34] (впрочем, вполне возможно, что это всего лишь метафоры)[34]:89[35][36]: «Вскочив [Всеслав] от них [киевлян] лютым зверем в полночь из Белгорода, когда нависла тёмная мгла… скакнул волком до Немиги с Дудуток… Всеслав-князь людей судил, князьям города раздавал, а сам ночью волком рыскал; из Киева добежал до [пения] петухов до Тмутаракани; великому Хорсу волком путь перебегал.»[34]:89[комм. 4][34]:85. Образ волка, наряду с образами других животных, приписывается в поэме также певцу Бояну[17]:328 и самому князю Игорю Святославичу[29]:108 (1151—1201). В сербской (Иловицкой) и русской Кормчих книгах 1262 и 1282 годов соответственно упоминаются волкодлаки (первое упоминание слова), гонящие облака и поедающие луну и солнце.[1]:419[7]:408[37]:78 В русских былинах в волка превращается Волх Всеславьевич (Вольга Святославич)[8]:221—222[19]:643[38][39][комм. 5]: «Ко другой-та мудрости учился он, Волх, обвертываться серым волком», «Похотелося Вольги много мудрости… серым волком рыскать да по чистыим полям»[комм. 6][39]. В сербском эпосе в волка превращается герой Змей Огненный Волк[2][18] (прототип — деспот Вук Бранкович, ум. 1485[8]:225). Всё это, по мнению Вяч. Вс. Иванова и В. Н. Топорова, может свидетельствовать о существовании общеславянского мифологического героя-волка[2].

В XV—XVIII веках верования в волколаков на польских землях не раз упоминались в местных и иностранных исторических хрониках и демонологических работах.[5]:201—202[12]:149[28]:52—56[40]:183—184[41]:150[42] Польские авторы в своих трудах, в рамках господствовавших в Европе представлений, отрицали возможность реального превращения, указывая на его мнимый, созданный дьявольским обманом характер.[28]:52—56[40]:183—184 Одним из наиболее ранних зафиксированных случаев является сообщение о поимке в лесу мазурского крестьянина с обильной растительностью на теле, многочисленными шрамами, якобы от собачьих клыков, и подозрительным поведением, которого обвинили в нападении на скот соседей в волчьем виде, который он постепенно приобретал ко дню Иоанна Крестителя и к Рождеству Христову, его заперли в подвале замка прусского герцога Альбрехта (1490—1568), но ожидавшееся превращение в волка так и не произошло[5]:201—202[12]:148—149[22]:57—59; в дальнейшем его, по-видимому, сожгли заживо[22]:59. В XVII—XVIII веках превращение в волчиц выступало в качестве одного из обвинений в ходе польских судов над «ведьмами».[12]:149

Большинство мифологических рассказов и поверий о волколаках, как и о других персонажах славянской низшей мифологии, записаны в XIX—XX веках. В XX веке традиционные представления об оборотничестве угасают[16]:238, 250[43], что связано, возможно, не только с общим упадком традиционных верований, но и с уменьшением численности волков[16]:250—253, хотя в некоторых регионах рассказы о превращениях в волков всё ещё сохраняют некоторую популярность.[43] В современных городских демонологических представлениях славянские взгляды на волколаков вытесняются образом вервольфов (ликантропов) из западной популярной культуры.[44][45]:238, 245

Этимология

Слово «волкодлак» общеславянское:

Язык Формы слова «волкодлак» (полужирным выделены литературные формы)
русский волкола́к(а) (Мосальский уезд Калужской губернии[46]), волкодла́к[47] (смоленское[48]; вероятно, книжное слово под влиянием южнославянских языков[15]:239—241[34]:90[49]), волкула́к[3][15]:240[50] (воронежское, курское, орловское[15]:240[46]), вуку́ла (смоленское, воронежское)[34]:92[51][52]
белорусский ваўкала́к(а)[4], воўколак(а)[15]:240[53][54], вавкула́к[15]:240[54], вовкула́к[55]
украинский вовкула́к(а)[1][34]:90[56], вовколак[34]:90, волкулак[54]; юго-западное наречие: вовку́н[32]:289[34]:92[37][57] и вовкуни́ця (ж. р.)[34]:91[58], вовколаб[37]:73[59]; гуцульские говоры: вовку́нка (ж. р.)[58][60]; закарпатские говоры: вовкунак[34]:92, вовчур(ь)[32]:289[61]; лемковские говоры: вовкура́д[56], вовкора́б[34]:92[37]:73[62]; западнополесские говоры: [воўкокула́к], вовкулач [воўкула́ч][63]
лужицкие wjelkoraz[64][65][66]:129
старопольский wilkołek (преобладающее)[5]:201[15]:240[40]:176[67][68], wylkolek, vylkolek, wilcolec, wylkolecz; wilkołak, wylkolak[68][69] (самая ранняя форма, впервые упоминается в 1455 году в латинско-польском словаре[15]:239—240[68])
польский wilkołak, wilkołek[5]:201[40]:176[67][68], wilkołap[54]
словацкий vlkolák, vlkodlak (диалектное[34]:90), vilkolak, vrkolak[70]
чешский vlkodlak[1] («обжора»[71], вероятно, книжное слово под влиянием южнославянских языков[15]:240—241[65][72], в народной речи встречавшееся только в ляшских диалектах как vyl’kodlak[34]:90[65][73]:72)
старославянский влъкодлакъ, вурколакъ[2][15]:237[49], вѹрколакъ[74], вѹколакъ[75]:70
болгарский въркола̀к[1][76][77]:204, вълкола̀к[2][15]:240[71], въркола́кът[77]:204[78], вълкодла́к[14]:51[77]:204, въркодлак[77]:204, въклодла́к[8], вълкоедлак[62], фъркулак[77]:204, фърколяк[14]:51 (от греч. βουλκολάκας, которое заимствовано из славянских языков[49]), въртоколак, вракулак, уркулак[14]:212, фъкуляк, вракала̀к, вракалок[34]:91, върлак[65]
македонский врколак[49][79], во́лколак[80]
старосербский влькодлаци[73]:74 (мн. ч.) (впервые упоминается в сербской (Иловицкой) Кормчей книге 1262 года[81]:1041)
сербохорватский вуко́длак[1] / vukódlak[64][82], влокодлак[2], укодлак[65], кодлак[14]:212[65]; хорватское: vȕkodlak[83], kudlak[14]:212[15]:240; хорватское чаковское: vukozlȁk[65][84]:216, kozlȁk, kodlȁk[65]; Тимочская Краина: врколак[85]
словенский volkodlák[2][65], vukodlák[86]:245, okodlák, kódlak, verkodlák[14]:212[54][86]:196, 245, kodlakon[14]:212[54], volcodlac[65] (слово упоминается в 1592 году[15]:240)
праславянский *vl̥ko-dlakъ (предположительно), от диал. праслав. *vl̥ko-t/dlak(-ъ)[73]:72

Отсюда же название волка-оборотня у литовцев — лит. vilkólakis[65][73]:71[87] / vilkakis[88]; заимствованные из болгарского[73]:75 названия вампиров у балканских неславянских народов[37]:75[65][73]:75[89] — греч. βρυκόλακες[73]:75, арум. vurcolacu, далм. valtudluk[90], рагуз.далм. vukolak[90], транс.рум. vacodlac[90], алб. vurkollák / vurvollák[14]:51[73]:75[80][89], тур. vurkolak[15]:241[31]; заимствованное название пожирающего луну и солнце существа у румын — рум. vârcolác[65][73]:75; и их диалектные варианты[73]:75. Неологизм вурдала́к, введённый в русский язык А. С. Пушкиным (стихотворение «Вурдалак» из цикла «Песни западных славян», 1835) и А. К. Толстым (готический рассказ «Семья вурдалака», 1839) и используемый преимущественно по отношению к упырям и вампирам, является совмещением и искажением нескольких балканских форм.[15][50][73]:76

Первая часть названия происходит от слова волк (праслав. *vьl̥kъ)[50][55][56][84]:216 и изменялась соответственно ему в конкретных языках.

Вторая часть, согласно классической гипотезе[1]:418[11]:46, соответствует церк.-слав. длака, сербохорв. дла̏ка, словен. dláka, то есть «волосы», «шкура», «шерсть»[1]:418[2][50][55][56], «конский или коровий волос»[91], отсюда же русское кудла[92], праславянская лексема в этом случае реконструируется, как *dolka? или *-dolkъ[56][93].

Причина альтернации дл//л в волкодла́кволкола́к и о//у в волкола́кволкула́к в упрощении групп согласных и субституции лабиализованных коррелятов[94].

Согласно принимаемой ныне большинством исследователей другой версии[54], второй элемент, возможно, происходит от балто-славянского *dlak(i)as — «медведь»[95], ср. прусск. *tlokis / clockis (*klokis), лит. lokỹs, латыш. lâcis[2][54][67][96]:360—361, латг. lōcś[54][75]:69; что родственно греч. ἂρκτος, хетт. ḫartagga- (ср. LU ḫartagga — «человек-медведь», «медвежий человек»[75]:73) , др.-исл. art и др. В данном контексте предлагается праславянская реконструкция второй части, как *dlaka — «медведь», а позиция лингвистов, считающих такую реконструкцию ошибочной — недостаточно обоснованной.[75]:71 В этой связи отмечается, что термин «волкодлак» может быть одного происхождения с лит. vilktakis[73]:71 и тождествен по смыслу именам: др.-исл. Ulf-biorn[2][54], Biǫrn-olfr[54], др.-в.-нем. Wulf-bero[2][54], Bero-ulf, вестгот. Ber-ulfus[54][75]:73—74. Совмещение способностей превращаться в волка и медведя описано в древнерусской книге «Чаровник»[2] и в поверьях Закарпатья[1]:418. «Волкодлак» могло означать также «мужчина с чертами медведя или волка».[73]:73

Ряд исследователей совмещают обе вышеозначенные гипотезы, полагая, что второй компонент изначально был древним индоевропейским названием медведя, но в дальнейшем, в связи с табуированием названия этого зверя, сохранился только в качестве обозначения шкуры[54][73]:71 (или наоборот[73]:72). М. М. Валенцова, впрочем, сомневается в этой версии, так как оборотничество в волков и медведей в дошедших до нас верованиях совмещалось очень редко.[54]

Альтернативные толкования: «волк с конским, коровьим волосом, шкурой»[13], «волчье кодло, род»[29]:27[97], отождествление со вторым компонентом фракийских сложных антропонимов -ταλκης[96]:360—361. Предположение, что звук д во второй части появился в южнославянских языках вторично, вследствие приравнивания её к длаке-шкуре, а в западно- и восточнославянских языках этот звук появляется только в книжных формах[34]:90—91[65][73]:71—74, позволяет ряду лингвистов толковать вторую часть или как суффиксы -ol-ъ и -ak-ъ[34]:91[67], или как *lakъ — «одежда», «кожа» (с праславянской исходной формой *vьlkolakъ)[34]:90[65], или как *likъ — «лик», «лицо», «внешний вид» (с исходной формой *vьlkolikъ — «имеющий волчий вид, внешность обличие»)[34]:91, или как *lakati — «подстерегать», или как *lačiti — «медлить», «следить, идя следом»[98].

Украинские карпатские варианты вовколаб, вовкурад и вовкораб[37]:73 очевидно являются эвфемистичными (в связи с опасением упоминать имена злых сил) контаминациями[34]:92[37]:75[56] слова «вовкулак» со словами «лаба» (лапа)[34]:92, «рад» (радующийся, любящий)[37]:75—76[56] и «раб»[34]:92, соответственно. Юго-западноукраинское слово вовкун прозрачно образовано при помощи суффикса -ун.[37]:76 Смоленское вукула образовано из «волколака» под влиянием имени Вукол.[34]:92 Вторая часть лужицкого wjelkoraz, возможно, происходит от слова образ[65], либо — производное от *raziti (ср. в.-луж. zarazyć — «убить»)[64][99]. В хорватском диалектном (vu)kozlȁk, zlȁka это местное dlaka.[81]:1064

Также волкодлака в славянском языке, согласно Вяч. Вс. Иванову и В. Н. Топорову, называли словом, произошедшим от глагола vedati, «знать»: укр. віщун, «волк-оборотень», др.-чеш. vedi, «волчицы-оборотни», словен. vedоmci, vedunci, vedarci, «волки-оборотни». На древность этого слова указывают родственные названия волка: др.-исл. vitnir, хетт. uetna.[2][19]:644 То есть во главе угла ставилось ведовство как причина превращения.[19]:644

Истоки образа

Волк — один из центральных, наиболее мифологизированных[66], опасных и почитаемых диких животных в славянской народной традиции.[11]:45—47[12]:148[32]:289[100]:287 Вероятно, у славян некогда существовал его культ.[11]:45—47[17][23][101] Среди основных характеристик образа волка: жизнь в дикой природе, хищничество, связь с кровью, хтоничность, связь с темнотой, связь с умершими, его брачная, мужская и эротическая символика, связь с нечистой силой (волк может отождествляться с ней, страдать от неё или, наоборот, быть для неё опасным) и некоторые демонические свойства, наличие у волков «хозяина», период разгула волков зимой, совпадающий с периодом активизации нечистой силы, посредническая функция волка между людьми и богом и людьми и нечистью, определение волка как «чужого», связь с пересечением границы и переломными моментами, наибольшая близость образа к образам, с одной стороны, медведя, а с другой — собаки; использование частей тела и имени волка как магических средств «для приобретения отпугивающих свойств, агрессивности, жизненной силы и здоровья». В той или иной степени все эти воззрения были перенесены и на образ волколака.[16]:238—239[32]:289—290[40]:147, 151[66][77]:56—57[102]

Маска волка из Марчелей, использовалась для обряда «звончары». Этнографический музей в Загребе

Распространено мнение, что представление о волколачестве, как и в целом об оборотничестве, восходят к тотемизму[19]:644[23][24]:23[32]:290[54]:46[103], при котором осуществлялись обряды переодевания в шкуры тотемных животных[103]. У славян был распространён обычай наряжаться в волчьи маски и костюмы на новогодние праздники, на Масленицу и по некоторым другим поводам[8]:219[25][27][77]:205[104][105], что может рассматриваться как имитация оборотничества[19]:652[102]. В ходе разрушения языческих верований и укрепления христианства отношение к волкам изменилось с нейтрального на отрицательное[29]:162—163, также и оборотничество, рассматривавшееся некогда как знак «приобщения индивида к божественному либо священному животному»[19]:670, стало рассматриваться негативно[29]:162—164[77]:205 и считаться «знаком-символом нечистой силы или её атрибутов»[19]:670. Соответственно, предполагается, что раньше возникли представления о добровольном превращении в волков, тогда как другие типы оборотничества появились под воздействием христианства.[5]:203[29]:162—177 Опираясь на то, что, за исключением превращений целых свадеб, рассказы о волчьем оборотничестве женщин у славян весьма редки[29]:171[37]:74[45]:238[97], выводят, что представления о волколаках являются фольклоризацией сопровождавшихся употреблением изменяющих сознание веществ архаичным обрядам юношеской инициации, которые у древних славян якобы сопровождались ритуальным перерождением в волков[8][19]:679[40][77]:55[106], и последующим «волчьим» союзам молодых воинов, которые обособлялись от социума, жили в лесу и занимались разбоем[8]:221—223[17][29][40][106][107]; отголоски этих явлений видят, например, в польских и украинских обрядах инициации в мужские общины XIX века[8]:219—220, 223[40]:147—148 и в украинских представлениях о запорожских казаках и благородных разбойниках начала XIX века[29]:180. Волколачество могло также служить метафорой для военных походов, в которые отправлялись молодые воины-«волки».[6]:231[108]:67 Предполагается также, что представления о волколачестве могут быть следом поклонения индоевропейцев богу-волку — богу воинов[17][108], мира мёртвых и плодородия[108]. Представления о превращении свадьбы в волков связываются одними исследователями также с тотемизмом, так как свадебные группы некогда означали родовые группы.[103] В восточнославянском народном творчестве волками могли называть практически всех участников свадьбы.[19]:681 Другие исследователи связывают эти представления с древней формой брака, так называемым умыканием — похищением невесты.[2][8]:223—224[13]

Впрочем, есть и скептические мнения относительно этих теорий, отрицающие связь древних обычаев и верований с позднейшими представлениями, которые вполне могли возникнуть и самостоятельно.[28][100]:272—279, 287[105][109][110]:292 Например, указывается на возможную связь народных взглядов на оборотничество с христианскими литературными источниками: пересказывавшими античные сообщения[28][110]:292, 297 нравоучительными повествованиями[110]:292, демонологическими работами[28], апокрифическими сказаниями[110]:292, отголосками немецких и французских судов над «оборотнями»[28].

Фёдор Евтихиев (1864—1904), страдавший гипертрихозом, был известен, как «мальчик с пёсьей мордой»

Образ волколака служил демонической персонификацией негативных, тревожных, нарушающих гармонию явлений общественной жизни.[16]:239 Исследователи объясняли бытование мифов о волколаках психическими расстройствами, приводящими к звероподобному поведению (т. н. клиническая ликантропия и др.)[12]:149—150[42][100]:287[111]:511, рождением детей с атавистическими признаками (волчьей пастью, хвостом[24]:23, густым оволосением лица[5]:202) и просто «диким» внешним видом[12]:148, 150 и т. п. Слухи об оборотнях могли сознательно распускать люди, воровавшие скот[111]:511, и бродяги, ходившие по деревням, рассказывая душещипательные истории о том, что они ищут родственников, превращённых в волков, или о том, как они сами долго были волками, и получая подаяние от растроганных селян[16]:245—246[40]:144[69][112]:70[113]. За историями нахождения человеческого тела под волчьей шкурой или превращения волка после гибели в человека могли стоять случаи намеренного или случайного убийства людей охотниками, пытавшихся таким образом избежать наказания.[12]:151 Представления о страдающих заколдованных волколаках могли возникнуть и в результате наблюдения старых дряхлых волков, которые больше не могли охотиться.[4]:72 За историями о нетипичном поведении волков могли также стоять случаи бешенства.[12]:154[100]:287 Н. А. Криничная отмечает, что, хотя во многих бывальщинах названы имена конкретных, ещё живых людей, как правило из соседнего поселения, но, когда приходишь к ним с расспросами, они как правило подтверждают историю, но утверждают, что она случилась не с ними, а с другими, опять-таки конкретными людьми из другой деревни.[19]:680—681 Б. Барановский указывал, что чем дальше от места действия была записана история о «волколаках», тем больше в ней появлялось небывалых подробностей.[12]:154

Способы превращения

Николай Рерих. Колдуны. 1905 год

По природе превращений мифологических волколаков можно разделить на три основные группы: превращающиеся сознательно при помощи колдовства, превращённые против своей воли чужими чарами, и превращающиеся самопроизвольно время от времени.[5]:203[12]:149[41]:148[86]:196[103][110]:293[114]:478—479[115][116] В зависимости от природы превращения, различаются и способы.[114]:479 Большинство из них символизирует приобщение к иному, звериному, хтоническому, миру, пересечение границы между мирами.[1]:418—419[19]:693[114]:479—480, 523[117]

«Жылі два саседы. Багаты быў вядзьмак, а бедны — добры чалавек. Бедны купіў каня і вывеў на выган, а багаты ўзяў тры нажы, утачыў у зямлю і пачаў куляцца. Перакуліўся праз адзін нож — у яго галава стала воўчая, перкуліўся праз другі — тады ўвесь стан стаў воўчы, ён перакуліўся праз трэці — тады і ногі зрабіліся воўчыя. Тады ён паляцеў і задушыў каня, а бедны выняў адзін нож. Воўк бяжыць назад к нажам, штоб адвярнуцца назад у чалавека. Прыбег. Як перакуліўся праз адзін нож — тады стала галава чалавечая; як перакуліўся праз другі нож — тады ўвесь стан зрабіўся чалавечы; перакуліўся трэці раз, але ногі засталіся воўчыя, бо не было трэцяга нажа.»

белорусская легенда «Вядзьмак-ваўкалак»[118]

Способность колдуна или ведьмы превращаться в волка является частным случаем их способности к оборотничеству. В восточнославянской и польской традициях это центральный мотив представлений о волколаках.[114]:485 Народ описывал несколько способов добровольного превращения человека в волка: нужно прочитать тайное заклятие[6]:229[38][53]:254 и затем выполнить то или иное действие. Часто указывали, что нужно перекувырнуться, перепрыгнуть или перешагнуть[114]:480 (один раз или трижды, по разным источникам) через или воткнутые в землю остриём вверх (что символизирует смертельную опасность), в пень, в порог или стол несколько (1, 2, 3, 5, 7, 9, 12 или т. п.) ножей или колов[38][53]:257, 485[119][4]:71[7]:409[19]:693 (пять ножей могли символизировать конечности и хвост волка[4]:71[53]:257), или через воткнутый топор[13][19]:693[110]:294, или через коромысло (Вологодская губерния)[13], ухват[110]:295, забор[1]:419[114]:523, перекрёсток[1]:419[120]:134—135, неперекрещённый при рубке осиновый пень — либо ухватившись за него зубами, либо положив на него гребень или щепку[1]:419[112]:264, через нагнутую берёзу (Гомельская область)[114]:523, через колоду[1]:419 или болотную руду (белорусы)[121], ров[1]:419, ручей (белорусы)[40]:146, кротовину (словенцы)[86], или обруч. Среди других способов: набросить на себя кольцо из мочала[3], перебросить через себя корзину (Смоленская губерния)[13], пролезть через хомут (украинцы)[1]:419[19]:692[59] или через старое колесо без осей (белорусы)[122]:40, перешагнуть через лежащий под порогом или под доро́гой пояс ведьмы (Волынская область)[1]:419, воткнуть заговорённый топор в пень[19]:694, раздеться донага или (у украинцев) переодеться в ветхую одежду[1]:419, обежать вокруг семи деревьев по семь раз (поляки)[12]:150, надеть одну из девяти шкур, которые, якобы, сбрасывал волк (кашубы)[1]:418—419, перейти в полдень межу между земельными участками (лужичане)[123]:471, изваляться в навозе (словенцы)[86]:196, натереться соком ивановской травы (белорусы)[122]:41. В тех случаях, когда предполагается повторяющееся несколько раз действие, превращение могло происходить постепенно.[12]:150[114]:480, 544 Считалось, что для обратного превращения нужно было совершить те же действия, что и при превращении, но наоборот: перекувырнуться через называвшиеся объекты, перешагнуть через пояс, вынуть топор из пня[1]:419[19]:701—702[114]:523 Однако, если этот предмет будет кем-то украден, в то время как волколак находится в виде волка, то он останется им навсегда.[19]:702[92][114]:480 Кроме того, у неопытного человека, обернувшегося в подражание колдуну, могло не получиться обратное превращение.[6]:230[19]:702[114]:483 По отдельным польским представлениям, если ведьма будет убита в образе волчицы, то её труп превратится в человеческий.[114]:544

«Ехали молодые к венцу и, проезжая мимо мельника, они не слезли и не поклонились ему. Мельник сказал: „Ну, будете ж вы целый век бегать и кланяться“. И в тот же миг „уся асістэнцыя“ — молодые, дружки, сваты — превратились в волков и побежали, но уже никогда не превращались в людей»[124]

Повсеместно считалось, что колдун или ведьма могут превратить человека в волколака (укр. зро́блений[110]:293 — «сделанный» волколак), в основном из мести, против его воли.[114]:490[115][123]:469 Он мог прочитать заклятие[110]:294 и или наслать на него ворожбу по ветру[1]:419[13] (Черниговская область), или вылить под ноги отвар из липового лыка (Волынская область)[1]:419, или накинуть на жертву волчью шкуру[110]:294[114]:518, или опоясать поясом, шнурком, верёвкой либо лентой (пояс здесь и медиатор между своим и «иным» миром, и узы, связывающие жертву)[114]:51—7518, или накинуть на шею ярмо (у украинцев)[110]:296, или трижды ударив о порог топором, чтобы превратить того, кто пройдёт через дверь[112]:264, или дать заклятую пищу либо зелье (например, отвар из кручёного лыка — у поляков, вино — у уральских казаков), при этом часто превращаются не те, кто задумано[114]:515, или плюнуть в глаза (у украинцев)[110]:295, или вынудить колдовством или хитростью пролезть через хомут[114]:516—517, или связать вершины двух растущих над дорогой рябин и зарезать на них трёх непоющих от старости петухов, так чтобы кровь капала с рябин на проезжающих под ними людей (Витебская губерния)[53]:254[114]:514, или ударить палкой по лицу[114]:524. Среди сюжетов о насильственном превращении в волка были: отвергнутая женщина превращает мужчину, тёща — нелюбимого зятя, жена — мужа, мачеха — пасынка[1]:418[13][102]:460[114]:490, невестка — деверя[12]:153, колдун превращает своего сына в качестве наказания[7]:412, дети колдуна превращаются, нечаянно выпив волшебное зелье, предназначенное их отцом для кого-то (Смоленская губерния)[13][19]:695[114]:515. Обычно считалось, что колдун может превратить в волка только на определённый срок (1, 3, 6, 7, 9, 12, 25 дней, недель, месяцев, лет), но обычно не навсегда.[1]:419[5]:204[13][19]:675[112]:67[114]:535 Впрочем, украинцы и словаки иногда считали, что заклятие становится необратимым, если колдун умирает[1]:419[125], хотя в Закарпатье и Полесье, напротив, было представление, что колдун не способен умереть (или умирает трудной смертью), пока жив или не расколдован волколак[1]:419[114]:522. У русских встречалось поверье, что колдун, превратившийся в волка в новолуние или на Святки, может укусить человека, посредством чего превратить его в волка на семь лет; тот мог избавиться от чар раньше, если укусит в это же время другого человека, передав образ волка ему.[8]:217[126] Кроме того, на человека мог набросить волчью шкуру, превратив в волколака, святой Николай по чешским поверьям[1]:418, или святой Юрий у южных славян[1]:418[65], а в Полесье встречались истории о превращении в волколака Богом[114]:524.

Альфред Веруш-Ковальский. Тройка, преследуемая волками

У восточных славян и поляков были широко распространены представления, что колдун или ведьма могут превратить в волколаков целую свадьбу[5]:204[12]:152[19]:680[114]:496[123]:467 (это частный случай более общего мотива о колдуне или ведьме, портящих свадьбу, если они против неё или если их не пригласили на торжество[110]:293[114]:496). Для этого им нужно было прочитать заклинание и или опоясать всех гостей заговорёнными поясами[1]:419[111]:506[114]:518, или положить такой пояс (иногда указывается, что скрученный из мочала[3]) под порог, через который перешагивают все гости[114]:518, или закопать на перекрёстке, по которому проедет свадебный поезд[19]:671, или вырыть на этом перекрёстке небольшую канавку[127], или бросить клубок под копыта лошадей (Новгородская губерния)[123]:470, или перебежать дорогу свадебному поезду в облике волка (Волынская область)[1]:419, у белорусов также — или перекинуть через поезжан горошину из стручка, в котором было столько же горошин, как участников поезда, или перетянуть через дорогу нитку[112]:67. Превращённые обычно сразу убегали в лес.[19]:644[114]:481 Таких волколаков можно было распознать по надетой на них праздничной одежде[13], или хотя бы по повязанным на гостях белым и красным рушникам[7]:411, или по рушникам, превратившимся в белые полосы на шкуре[110]:296[114]:497, по лентам на невесте, по букетику цветов у жениха[7]:411, по бегающим вместе заколдованным жениху и невесте[1]:418[53]:254. В Гродненской, Харьковской губерниях и на Урале считали, что, чтобы предотвратить превращение свадьбы в волколаков, старший дружка должен знать специальные отговоры, которыми он бы мог ответить на заговоры ведьмы.[1]:419[13][40]:143—144[111]:507—508 В Архангельской губернии считали, что свадебный поезд не должен отправляться без так называемого отпуска («напутствия») колдуна.[13]

Перечислены многочисленные способы того, как можно было избавиться от заклятия раньше срока его истечения. Большая группа способов обратного превращения связана с соприкосновением с чем-то, относящимся к человеческому миру.[114]:480 При этом помочь принять обратно человеческий вид волколаку могли другие люди: нужно было или перекинуть через него пояс, собственную разорванную одежду, грабли (Витебская губерния)[112]:69 или вилы (у белорусов)[1]:419[112]:69[114]:532; или натянуть через дорогу нитку и пропустить под ней волколака, а потом разорвать её (Витебская губерния)[112]:69; или воткнуть нож в тесто в квашне[53]:255[114]:523; или дать ему съесть хлеба (у украинцев[1]:419[40]:155 и словенцев[14]:214[86]:197[120]:136—137) либо кусок свадебного каравая (у белорусов)[112]:69; или назвать его по имени[1]:419[41]:149[114]:530 (зов по имени устанавливает магический контакт с человеком и возвращает его из «иного» мира; если имя не известно, то можно попробовать поперечислять имена[114]:530); или надеть на волколака снятую с себя одежду (Архангельская губерния[13][19]:701, Полесье[114]:530; это своего рода обратное действие накидыванию шкуры[114]:530) или пояс, на который предварительно навязать узлы, и при навязывании каждый раз говорить: «Господи помилуй»[19]:701[114]:530; или разорвать свою одежду и кинуть ему вслед[114]:529; заколдованным членам свадьбы нужно сыграть на скрипке свадебную песню (у белорусов)[112]:68—69. В отдельную подгруппу можно выделить контакт волколака с чем-то христианским: или совершить над ним христианский обряд — перекрестить, помолиться, привести в церковь, отслужить над ним молебен, повенчать; или накрыть его поясом либо облачением священника[114]:532—533; или накинуть на него скатерть, на которой освящали пасхальную еду[128]; или дать ему благословлённую еду (Новгородская область[13], Словения[120]:137—138); или волколак должен услышать звон пасхальных колоколов[114]:532; или его мог расколдовать святой Николай (у поляков)[12]:155[40]:144. Есть также украинское описание более сложного обряда: нужно постелить рушник, перед ним воткнуть нож, поставить на рушник икону и положить хлеб, зажечь свечу и сказать: «Просим вас до хлеба-соли и до святой иконы. Отверни тебя Господи и очисти тебе тело святыми молитвами».[110]:296 Быличка из Псковской области рассказывает о том, как волколаков расколдовали, приманив звуками волшебной дудочки и обкурив куском савана попадьи-колдуньи.[13] Другая группа способов предлагает попробовать снять с волколака волчью шкуру: или вытряхнуть его из неё (у украинцев)[19]:700[59][111]:509; или привязать волколаков хвостами и испугать, чтобы они побежали в разные стороны, оставив связанные шкуры[19]:700; или разорвать снятую волколаком на время шкуру (у словенцев)[86]:197. Сюда же примыкают истории о превращении волколака в человека, если его ударить[114]:524 или вилами между глаз (Волынская область)[1]:419[40]:155 (так как превращение, в том числе и обратное, — это своеобразная смерть[19]:699), или палкой по пасти (Смоленская губерния)[13], по голове либо по спине; иногда это происходит случайно, например люди бьют волколака, чтобы отогнать, или его кусают собаки[114]:524 либо волки[112]:69, или его задевает рогом вол, или он цепляется за колышек в заборе либо за дерево[114]:524. Отдельно стоят такие способы как: или искупаться в проточной воде; или пробежать между ногами того, кто пустил волком (у украинцев)[6]:230[114]:523; или кинуть в волколака навозом (Брестская область; навоз как источник плодородия широко использовался для отгона нечистой силы)[114]:531; или расколдовать его при помощи заговора[114]:533; или разрезать заговорённый пояс[114]:529, также заклятье спадёт, если он сам протрётся и лопнет[18][19]:701[114]:528—529; или забить два осиновых клина в углах избы (у белорусов)[40]:144. Вообще, главной трудностью в помощи волколаку принять прежний вид считалось именно узнать его среди других волков.[13] Однако белорусы считали, что если волколаку помогает принять прежний облик женщина, то она рискует в это время сама превратиться в волколака.[112]:70 В ряде историй заклятие снимает тот, кто его наслал, либо сам совершая магическое действие, либо указывая, что нужно сделать; есть даже представления о том, что это может сделать только он.[53]:255[114]:521 Впрочем, в некоторых местах считали, что заклятье невозможно снять до истечения срока.[114]:519 Характерным мотивом является, что при обратном превращении на волколаке лопается волчья шкура или заколдовавший его пояс.[1]:419

Обереги от превращения в волколака были практически не известны.[1]:419[110]:293 Украинцы считали, что колдун не сможет превратить человека в волколака, если скрыть от него его настоящее имя.[1]:419[19]:698 В Киевской губернии для защиты от превращений молились святому Вуколе (Вакуле).[1]:419 Украинцы также считали, что тот, кто уже был когда-то волколаком, больше им стать не может.[8]:217[59]

Помимо этого, встречались поверья, что у некоторых людей есть врождённые (укр. роди́мий[110]:293 — «врождённый, прирождённый, природный» волколак) или приобретённые своими действиями способности к периодическому оборотничеству.[115] Данный тип превращения распространён в поверьях поляков, на Балканах, в Украинских Карпатах и в меньшей степени в Полесье[114]:479, 512 (в русской[114]:510 и белорусской[4]:72 традициях он встречается очень редко). Волколаками могли стать дети, родители которых нарушали определённые запреты[114]:512: так, волколачество угрожало детям женщины, увидевшей во время беременности волка, особенно после захода луны (у украинцев и словенцев)[37]:78[59][86]:197, или съевшей мясо убитой волком скотины (у украинцев)[37]:78[59]; тем, чьи родители работали в праздник[7]:412[102]:460; детям, зачатым или в запрещённый для половых отношений день (в церковный праздник либо в пост)[114]:509, например, под Пасху (Волынская область, Бойковщина)[1]:418[10]:136[59][129] либо в воскресенье[102]:460, или в полночь[10]:136, или просто в «злую» минуту[7]:412. В данном типе поверий проявляется мотив искупления, которое несёт последующее поколение за грехи предыдущего.[114]:510, 512 Рождение в определённый период также обрекало на превращения в волка: например, во время Святок (центр Северной Болгарии)[20]:155 или под определённой планетой (на Покутье)[37]:78[40]:151—151[102]:460. Волколаками могли стать дети женщины, забеременевшей от волка (Житомирская область[114]:513, Бойковщина[129], Словения[86]:197) или от упыря (Словакия)[70], двоедушники (существа с двумя душами и иногда сердцами[32]:291; Польша[12]:151 и Украинские Карпаты[1]:418[32]:291[130]), проклятые родителями дети[1]:418[13][86]:196[102]:460, те, чьи крёстные во время крещения думали о волколаках[40]:146, а также седьмой ребёнок одного и того же пола подряд в одной семье[10]:136[40]:146. Украинцы[6]:231[37]:78 и словенцы[86][120]:136 считали, что волколаки рождаются ногами вперёд, украинцы также — что с зубами[6]:231[37]:78, а словенцы — что «в сорочке»[86]:196. Впрочем, словенцы считали, что такой ребёнок может избежать судьбы волкодлака, если его соответственно правильно перевернуть при рождении или пришить кусок его «сорочки» к его плечу.[86]:197 Также в волколака могли превратиться после смерти[5]:203[86]:196 некрещёные или неправильно окрещённые младенцы[12]:151[18][19]:678[114]:512, самоубийцы[18], совершившие какой-нибудь особый грех (например, в «Хрониках познаньских бенедиктинок» (польск. Kroniki Benedyktynek Poznańskich) за 1609 год один купец-лютеранин по имени Ридт, живший поблизости от нового женского бенедиктинского монастыря в Познани, сравнил ежедневное пение монахинь с волчьим воем, внезапно скончался, в день смерти превратился в волка, и раскаялся в этом грехе, уже будучи обречённым бродить по лесам в образе волка до Страшного суда[131][132][133])[12]:153[40]:149, 152 и преступники (Гомельская область[1]:418, Польша[12]:152[40]:152) и колдуны с ведьмами[18][19]:682[70]. Чешский источник сохранил легенду о польской семье Ласких из-под Ленчицы: в проклятие за убийство одним из их предков святого Станислава (1030—1079) по приказу короля Болеслава II Смелого, каждый год один из членов рода должен был превращаться в волка и уходить на год в лес, в частности, один из потомков убийцы краковского епископа Зигмунд Лаский (чеш. Zikmund Laski), молодой рыцарь короля Яна III Собеского, участвовавший в 1683 году в Венской битве, и исполнивший обещание вернуться после битвы к Регине Герстенкорновой, дочери каcтеляна черногорского замка «Черная гора» Кристиана Герстенкорна, на которой намерен был жениться и одновременно надеявшийся преодолеть родовое проклятие, все же якобы превратился в волка и был убит 7 мая 1684 года местным лесником-тёзкой святого Станислава, но перед смертью рассказавший свою историю причащавшему его священнику (вероятно, это переложение ирландской легенды об оборотнях из Оссори).[134][135][28]:53[40]:184 Под Познанью рассказывали, что для распознания волколака нужно трижды обойти подозреваемого с хлебом во рту, волколак при этом должен начать превращаться в волка.[40]:155 В Польском Поморье считали, что регулярным превращениям может положить конец отрезание хвоста.[40]:156

Внешний облик

Евразийский волк — подвид волка, распространённый в славянских странах

При превращении руки волколака покрываются шерстью и превращаются в лапы, он встаёт на четвереньки.[1]:418 За очень редким исключением, он больше не может говорить по-человечески, способный только выть.[19]:669[114]:542 Впрочем, подробности превращения указываются редко.[16]:239—240[19]:646

Волколака описывали в основном как абсолютно обычного волка[1]:418[16]:240[29]:170, однако, иногда указывается на определённые странности во внешности и поведении[1]:418[41]:149. По некоторым представлениям у волколаков сохранялись отдельные человеческие признаки, так в Калужской губернии считали, что суставы на задних лапах у волколака повёрнуты вперёд как у человека, а не назад, как у волка[1]:418, в Гомельской области — что у него человеческая тень[1]:418[114]:538, в Смоленской губернии — человеческое отражение[13][114]:538, в Полесье — человеческий запах[114]:538, белорусы — человеческие глаза[136], в Черкасской области — человеческие следы от задних лап[114]:538, у лужичан есть быличка, в которой волколаки способны свистеть, засунув переднюю лапу в рот[10]:134, в Брестской области говорили, что он способен складывать лапы на груди[114]:538, в Закарпатье — что зубами может вырвать у охотника ружьё[32]:291, на Русском Севере считали, что в местах, где не растёт шерсть, у волколака просвечивает одежда или торчат её лоскутки[19]:666. Если охотники убивали волколака, то под его шкурой находили человека и/или одежду или её остатки, украшения, деньги[1]:418[19]:651—652[102]:461, в одной быличке из Гродненской губернии нашли даже скрипку заколдованного музыканта[19]:652[40]:143[53]:257. В Витебской губернии рассказывали, что волколак при ранении мог вскрикнуть «ах», а над его трупом могут собраться и долго выть волки.[53]:255 Из этого, а также из мотивов накидывания на человека волчьей шкуры, чтоб превратить его в волка, и её растрескивания или разрывания при обратном представлении, можно сделать вывод, что волчья шкура мыслилась как внешняя оболочка, в которую заточён волколак, скрывающая и связывающая его человеческую сущность.[114]:518 Во внешнем виде волколаков могли появляться и некоторые новые черты, не характерные ни для волков, ни для людей, так кашубы считали, что глаза волколака выглядят как горящие угли[1]:418, белорусы и поляки — что у волколаков большая голова и два дополнительных глаза на затылке, помогающие им видеть во все четыре стороны[12]:153—154[38][41]:149[100]:287, поляки[5]:203[12]:154[40]:139, белорусы[53]:253 и гуцулы[37]:80 — что волколаки крупнее, сильнее и неуязвимей обычных волков (например, по некоторым представлениям, их не берут неосвящённые пули[12]:154).

Отличительной чертой врождённых волколаков в человеческом облике считались различные зооморфные признаки[16]:241: у поляков и южных славян — волосы, напоминающие волчью шерсть[2][3][5]:202, у западных славян — сросшиеся брови (т. н. «волчий глаз» у южных славян[96]:123) и наличие хвоста[5]:202[10]:135[16]:241, у словенцев — «волчьи» зубы[86]:196[120]:136—137, у поляков — злой взгляд, бледное лицо и чрезмерное оволосение лица, выступающие позвонки[16]:241, дырочка в коже подмышкой, через которую её можно вывернуть на изнанку, то есть на сторону волчьей шкуры[16]:241[40]:153[102]:461. В Закарпатье считали, что вовкун нападает на людской скот и после смерти, а гроб с его телом способны сдвинуть с места только два вола-близнеца.[137]

Когда же заколдованный волколак вновь становится человеком, он, по разным поверьям, оказывается голым (потому что одежда истлела)[1]:418[114]:542, заросшим шерстью (Смоленская губерния)[13], с ободранными (Полесье)[97][114]:484 или мозолистыми (Польша)[5]:204—205 руками, так как ходил на четвереньках, немым (у украинцев)[1]:418, нелюдимым, «диким»[19]:669. В нормальное человеческое состояние он приходит, когда надевает новую одежду[114]:543, пробует человеческую еду, когда слышит звон колокола (у украинцев)[1]:418[114]:532, парится в бане (Смоленская губерния)[13]. Встречались поверья, что у бывшего волколака навсегда остаются[114]:543, особенно если процесс превращения прошёл с помехами[114]:544, шерсть на различных участках тела[114]:543 (даже под языком[18][19]:667), волчьи лапы, хвост[1]:418[19]:667[114]:544, рот, глаза или клыки[114]:543, большие сросшиеся брови и красные глаза (Гродненская губерния)[11]:45[53]:256[114]:543, искривлённые по-волчьи ладони или ступни, дикий взгляд[114]:543. Раны, которые оборотень получал в волчьем состоянии, не исчезали и по превращении в человека.[16]:240[19]:690—691[40]:149 В одной украинской быличке вернувший человеческий вид волколак оказался гораздо старше, чем должен бы быть, так как в волчьем облике каждая неделя шла ему за год.[110]:295

У поляков[1]:418[16]:240, лужичан[10]:134, словенцев[86]:196[120]:137—138 и в Ровненской области[114]:494 изредка встречается представление о волколаке как о получеловеке-полуволке (ср. Бугул-Ноз, Лугару), у которого волчья верхняя часть тела или только голова. Согласно польской легенде, Иисус лишил этих существ двуногости в наказание за попытку съесть человека.[16]:240, 243[40]:140—141

В древнерусской отреченной книге «Чаровник» говорится, что способность превращаться в волка необходима для способности превращаться в медведя.[2][19]:645 В Закарпатье полагали, что волколак превращается один месяц в волка, а следующий — в медведя.[1]:418 Н. А. Криничная предполагает, что такая двойственность обусловлена тем, что при родоплеменном строе род медведя мог входить во фратрию волка.[19]:645 По южнорусским и украинским поверьям, волколаки, помимо волков, превращаются обычно в чёрных собак[8]:217—218[13] и кошек[13]. В народных верованиях собака в некоторой степени приравнивается к волку, но в такой же мере она и противопоставляется ему, например, в народных сказках облик собаки выступает парой облику волка в состязании между способными к превращению героем и его антагонистом.[19]:651

Образ жизни

Альфред Веруш-Ковальский. Одинокий волк. 1913

Представления о поведении волколаков разнятся.[1]:419 В большинстве случаев считалось, что они сохраняют человеческий разум[1]:418[19]:667, но встречаются рассказы, в которых бывший волколак не помнит ничего из того, что с ним происходило в волчьем облике, как будто он был без сознания[19]:668.

Колдуны и ведьмы обычно превращались в волка ночью и возвращались к человеческому виду наутро.[19]:674[111]:506 Цель их превращения в волков не всегда определена рассказчиком, обычно просто говорится, что они «бегают волками»[13], но когда она указывается, то это обычно нападение на скот, запугивание или убийство людей[1][13][16]:242[18] (иногда даже спящих дома[18]). Также «знающие» люди превращались в животных, чтобы быстрее перемещаться по местности. Мать в образе волка может не пускать сына на вечеринку.[123]:469 У украинцев были поверья, что в волков способны превращаться запорожские казаки[8]:222[29]:171—172, особенно характерники[29]:171—172, например такая способность приписывалась Ивану Серко (ок. 1610—1680)[6]:231[101] и другим атаманам[29]:160, 172.

Те, кто являются волколаками с рождения, превращаются в волков в определённое время дня, чаще по ночам[1]:419[7]:413[138] и/или в определённое время года[66]:129. У украинцев были поверья, что волколак один месяц является волком, а другой человеком[59], или что в волка он превращается в день святого Юрия (23 апреля (6 мая)), а в человека — в день Николы Зимнего (6 (19) декабря)[139][138], или что обратное превращение происходит на Пасху или в рождественский Сочельник (24 декабря (6 января))[114]:535. Поляки считали, что превращение происходит в определённые праздники: День святителя Николая (6 декабря), День святой Люсии (13 декабря), на Рождество Христово (25 декабря), в День трёх царей (6 января), в ночь Пасхи, в Праздник Тела и Крови Христовых, на Рождество Иоанна Крестителя (24 июня), в Праздник Богородицы Ягодной (2 июля).[12]:150[41]:148[114]:535 В некоторых местах (Украинские Карпаты, Словакия, в меньшей степени Полесье) связывали превращения с фазами луны (полнолунием, новолунием, молодым или старым месяцем).[70][114]:535[125] Обычно считалось, что такие волколаки, не контролируя своё поведение, охотятся на домашнюю скотину и людей.[7]:413[59] Они могут нападать даже на своих близких. Так, повсеместно были распространены бывальщины о том, как муж-волколак неудачно атакует свою жену, а потом она узнаёт его по куску её платья, застрявшему у него в зубах.[1]:418[32]:292—293[40]:149—150[70][130] У гурали в Словакии была записана сказка о том, как отец-волколак по очереди съедает всех своих дочерей, кроме одной, которой при помощи хитрости удаётся убежать от него, а после она выходит замуж за короля.[40]:141—142 Украинцы считали, что волколаки, будучи людьми, не ходят в церковь, не соблюдают обычаи и не здороваются.[138] По украинским и словацким поверьям, они имеют половые отношения с ведьмами и у них рождаются упыри.[1]:419[70] Также у восточных славян были представления, что волколак такого типа после смерти сам становился упырём, поэтому рот этого мертвеца зажимали монетой.[2][8]:222

В разных местах считалось, что волки-оборотни активизируются на Святки[1]:419[18][70][86]:197 и в ночь на Ивана Купала[19]:674[70][86]:197. Они смешиваются с остальными гуляющими и свободно заходят в любой дом. В Вологодской губернии говорили, что во время святочных игр они задают девушкам трудные вопросы, однако, что случится с неответившими, не указывается.[18] В Смоленской губернии рассказывали, как волколаки в человеческом виде пришли на вечеринку и загрызли девушек.[13] Также волколаки могли напасть на гадающих девушек.[18] У поляков были представления, что волколаки могут насиловать женщин.[8]:224 В Закарпатье рассказывали, что вовкуны по ночам ходят по селу, страшно воют, заглядывают в окна и ломятся в двери.[32]:293 По некоторым представлениям, волколаки ели человеческое мясо и пили человеческую кровь.[8]:222[16]:243[40]:139 В Полесье встречалось поверье, что они раздевают человека, прежде чем съесть.[114]:539 Польская народная этимология расшифровывала слово «wilkołak» как «волк, жаждущий (łaknący) людской крови» и производила волколаков от проклятых Иисусом любителей есть одно лишь мясо, которым в конце концов захотелось полакомиться человечиной.[16]:243[140] Сохраняя человеческий разум в волчьем обличье, они способны открывать замки, руководить волчьей стаей, разрабатывать сложные планы нападения на людей.[16]:242[102]:461 Украинцы верили, что волколаки могут становиться причиной эпидемий.[13] В Люблинском воеводстве думали, что волколаки раскапывают свежепохороненные трупы.[16]:243[40]:140

«Волколаки» питаются исключительно растительной пищей. Бродя по лесам и дорогам, они тщательно подбирают съестные остатки и крошки, брошенные людьми, не брезгуя и косточками съедобных животных<…> Только в дни разговенья «волколаки» едят мясо, добытое хищничеством, но не в родном и близком селе, а в отдаленных местах<…>

Образ жизни «волколаков» разнится от обыкновенного волчьего. Так, «волколаки» воют на восток или в сторону своих деревень, когда ложатся спать и встают, — это молитвы; утром умываются, проводя мордою по росистой траве, повинуясь привычке, а в первую весеннюю пору они разгребают землю лапами — пашут<….>"[112]:68

Насильно превращённые в волков, согласно одним представлениям, страдают от страха и отчаяния, скучают по человеческой жизни и хотят снова стать людьми. Они не нападают ни на скот, ни на людей, а только на того, кто сотворил с ними это.[1]:419[11]:45[13][16]:245[19]:668—669 Вернуться в человеческое поселение они не могут[114]:537, поэтому живут в берлогах, рыщут по лесам, воют по-волчьи, но сохраняют человеческую сущность[3][110]:294[114]:538, человеческий разум, способность понимать человеческую речь[114]:542, держатся поближе к поселениям и родному дому[10]:134[13][16]:245[19]:669 (мазуры думали, что только волколак может прийти в поселение днём[10]:134), смотрят на человека жалобно и даже плачут, взывая о помощи[19]:668[38][136], однако попытки установить контакт с людьми обычно заканчиваются неудачно[114]:536. Распространён мотив про волколака, обратившегося к человеку за помощью, когда занозил лапу.[13][114]:549[120]:135—136 Согласно другим представлениям, волколаки только убивают скотину, но не едят[37]:79, или они вынуждены служить волкам, по их указанию нападая на скот и отдавая им добычу[1]:419[11]:45[114]:536. Бытовало представление, что волколак не может есть падаль[13][19]:668[114]:539 и/или сырое мясо, последнее он пытается жарить на углях недавно потухших костров. Также такой волколак ест коренья, лесные ягоды, ворует еду у пастухов[16]:245, 247[19]:668[114]:539 и из погребов[13][16]:245[19]:668, ест малосъедобные объекты, такие как упряжь, подошвы (Витебская губерния)[112]:68 или гнилые пни (Гомельская область)[114]:536, или только облизывает деревья или палки, за которые держались люди[114]:539. Иногда его подкармливают люди, особенно его близкие.[19]:668 В некоторых местах, например, на Русском Севере, считали, что, съев сырое мясо, волколак навсегда останется зверем.[1]:419[13][19]:668[114]:481 Но, согласно другим представлениям, волколаки хоть и с трудом, но вынуждены были привыкать к сырому мясу.[1]:419[19]:668 Часто считалось, что волколаки всегда одиночки[1]:418, они не водятся с настоящими волками[1]:419[5]:204[19]:668, так как те издеваются над ними[114]:536 или могут даже напасть на них, если учуют человеческий запах[5]:204[13][19]:669. В Витебской губернии считали, что волколаки умываются росой водя мордой по траве, по крестьянской привычке разгребают весной землю[19]:668[112]:68, сооружают себе подушку из веток и камней, воют-молятся на восток или в сторону родного поселения[112]:68 Есть рассказы, в которых волколак всё-таки сближается с волками, его принимают в стаю, вместе с которой он ходит на охоту[19]:668[97][114]:536, иногда он даже возглавляет её[114]:536. В Полесье считали, что волколак может сразу после превращения понимать волчью речь и общаться с волками[114]:542, а уральские казаки считали, что он приобретает эту способность, поев сырое мясо[13][114]:542. Волки могли обучать неопытного волколака жизни в лесу[114]:529; в одной украинской легенде им приказывает делать это святой Юрий[6]:227, который вообще у украинцев считался покровителем не только настоящих волков, но и волколаков[29]:168. В западнополесской быличке бывший волколак помогает волчьей стае избежать готовящейся облавы.[97] Белорусы считали, что если в волколака превратится беременная женщина, то у неё, волчицы, всё равно родится человеческий ребёнок[112]:69—70[114]:504—505, но если она забеременеет уже будучи в зверином облике, то у неё рождается волколак, который, когда пройдёт срок заклятия над его матерью, также превратится в человека, отличающегося, однако, дурным характером[112]:69—70[114]:499. В Брестской области считали, что рожать такая волчица приходит к людям: ложится на завалинку и просит впустить её через окно в дом, забивается под печь или под лавку.[114]:504 Там же рассказывали о женщине, превращённой в волка, но приходившей домой нянчить своего ребёнка.[114]:538 По южнославянским поверьям, заколдованный оборотень становится волком только на ночь, а днём он сбрасывает с себя волчью шкуру.[3] Гуцулы верили, что колдун может управлять зачарованными им волколаками.[37]:79 Есть редкие бывальщины, в которых волколак ведёт себя полностью как волк.[19]:668 Но в целом можно сказать, что волколаки оказываются между человеческим и звериным мирами, не принадлежа ни тому, ни другому.[16]:245[19]:669[114]:481 В некоторых случаях даже возвращение человеческого вида не приносило им облегчения, ведь их родные могли уже умереть, а друзья забыть их[16]:245[40]:139, 154; в ряде польских историй осознавший свою ненужность людям бывший волколак вновь становится волком[40]:139. Могли произойти и психические изменения — появиться желание съесть своего ребёнка, слабоумие[114]:543, нелюдимость[114]:495, злость и недоброжелательность[5]:205. Есть истории, в которых волколак, вернув себе человеческий вид, сумел при помощи «знающего» отомстить тому, кто с ним это сделал, превратив того самого в зверя.[114]:547

Волк. Прорись из лицевого списка XVIII века «Собрания о неких собствах естества животных» Дамаскина Студита

Народ относился к волколакам по-разному, в зависимости от добровольности их превращения.[4]:71[12]:154[16]:246—247[114]:478—479 К волколакам-колдунам отношение было негативным, их боялись, стремились защититься от них и наказать их за чародейство.[12]:154[16]:241[114]:479 Считалось, что волколаки боятся креста[114]:511, а в некоторых польских местах — вил[40]:140. В Смоленской и Воронежской губерниях для защиты от них молились святому Вуколу.[141] Поляки и украинцы считали, что святой Николай или святой Юрий соответственно разрешает волколакам нападать только на злых, нечестных людей, грешников.[12]:155—156[29]:168 Чтобы волколак не напал ночью, советовали лечь спать с расстёгнутым воротом рубахи, перекрестить подушку и положить около неё какую-нибудь религиозную книгу, трижды перекрестить постель и помолиться. Женщины должны были спать в головном уборе (чепце, повойнике).[18] На Волыни, когда в Яблочный Спас шли в церковь и слышали волчий вой, то считалось, что это воет волколак, чтобы оберечь своё хозяйство от его нападения, сыпали под ноги освящённый мак и говорили: «Пу, пу, Матерь Божья, верни человеческий облик тому, кто плачет-кричит и у тебя помощи просит».[97] Известны случаи, когда над человеком, подозреваемым в волколачестве, учиняли расправу, а также единичные случаи судов над предполагаемыми волколаками.[10]:134[12][40]:150 К заколдованным волколакам отношение было сочувственным, по возможности им старались помочь вернуть человеческий вид.[4]:71—72[12]:154[16]:244—245[114]:479 Врождённость оборотничества также зачастую снимала в народных глазах с волколаков ответственность за совершённые действия.[114]:479 Э. Вильчинская на основе польского материала делает вывод, что чем меньше было волков в регионе, и соответственно, чем меньше был вред от них хозяйству, тем лучше было отношение к волколакам.[16]:247—249

Славяне считали волколаков виновными в затмениях. Поедающие луну и солнце и отгоняющие облака волкодлаки упоминаются в Кормчих книгах: сербской (Иловицкой) 1262 года[7]:509[81]:1041[142]:471 и русской 1282 года[7]:408[13][18]: «Облакы гонештеи оть селянь влькодляци нарицаються; егда оубо погыбнеть лоуна, или сльньце, глаголють: влькодляци лоуну изѣдоше или сльньце»[81]:1042[142]:305. Соответствия есть и в древнечешских источниках. Отголоски этого, возможно, сохранились в словенском («sonce jedeno»)[2][86]:197 и русском («серый волк на небе звёзды ловит»)[13] устойчивых выражениях. Аналогичные поверья о пожирании волколаком светил сохранялись на Балканах[7]:509[37]:77—78[77]:204-205[85][143] и в Украинских Карпатах[7]:509[37]:76—77 и в XX веке, правда, под этим названием у южных славян и у румын фигурировало уже змееобразное существо[66]:124[77]:205[85][143], а у последних — иногда просто волк[66]:124[77]:205. При поедании пораненные светила краснеют-кровоточат.[37]:77—78[77]:205[143] У гуцулов была легенда, что вовкуны поедают луну, так как на ней запечатлены лики двух братьев, один из которых убил другого из-за земельного спора, и от которых и происходят вовкуны.[37]:76—77 Словенцы считали, что затмения возникают, когда два волкодлака борются друг с другом.[86]:197 Однако, волкодлаки поедают светила медленно, поэтому те всегда успевают восстановиться.[37]:77—78 Впрочем, в Северо-Западной Болгарии считалось, что от луны остаётся только дырка.[77]:204 Для того чтобы прогнать демона и дать светилам восстановиться, люди должны были создавать громкий шум.[77]:—204—205 Параллели мотиву поедания волком солнца можно найти в германской мифологии.[81]:1043

Волколак, вампир и другие

Южнославянские поверья связывают волколака с упырём (вампиром)[1]:418[3][7]:508—509[11]:46, то есть ходячим покойником, который убивает людей (в некоторых регионах — пьёт их кровь, давит спящих), или вредит им, их скоту и хозяйству[3][77]:203[86]:196. Причём в Боснии и Герцеговине и Хорватии для обозначения такого персонажа названия производные от слова «волкодлак» являются доминирующими, а в Словении, восточной Боснии и восточной Герцеговине употребляются одинаково часто наряду с производными от слова «вампир» (при этом производные от «вампира» в ряде регионов обозначают дьявола).[14]:212—214[144]:66 Впрочем, в некоторых местах значение «волк-оборотень» для производных от «волкодлака» сохраняется.[14]:213—214 В основном считается, что это смешение образов вторично[1]:418[11]:46[14]:213[142]:305, хотя А. А. Потебня в своё время пытался доказать изначальное совмещение образов волка, упыря и змея у славян[37]:78[142]:304—311. В неславянские балканские языки слово волкодлак также было заимствовано в основном в значении вампира.[145] Однако в современных балканских языках оно устойчиво используется для перевода западных названий волков-оборотней.[36]

У словенцев слово volkodlak относится к существу, которое может менять свой облик с человеческого на волчий, причём оно может описываться и как демон, и как человек со сверхъестественными способностями[70][86]:196[146], приобретёнными, например, в результате материнского проклятия или брани[14]:214[120]:134[146] или зачарованный на свадьбе[14]:214; во втором случае обратное превращение затруднено[146]. Живут эти существа в пещерах и ямах.[14]:214 От половых связей волкодлаков с женщинами может рождаться как нормальное с виду потомство, так и косматые, хвостатые и с волчьими зубами дети.[14]:214[86]:196[146] По некоторым источникам, превращение в волка происходит по ночам и в таком виде волкодлак может нападать на людей и пожирать их.[120]:134—135[146]

У болгар слово върколак описывает как вампира, так и человека-оборотня[1]:418[14]:214—215, превращающегося в волка по ночам или в определённое время года[66]:129. Върколаками могли стать люди, которые навлекли на себя злобу и мщение колдуна или ведьмы: ночью к ним являлся злой дух с волчьей шкурой и приказывал её надеть; после этого они начинали по ночам рыскать волками, а с рассветом, сняв с себя волчью шкуру, снова принимали человеческий образ.[3] У болгар есть легенды о превращении в върколаков на свадьбе и об обнаружении человека под шкурой убитого волка.[1]:418[77]:225 Но и самого вампира они могут представлять, помимо прочего, в виде волка.[66]:129—130 Вампиром у болгар в том числе может стать и тот, чья мать ела во время беременности мясо убитых волком животных[66]:130 или тот, чью погребальную одежду сшили в «волчьи дни». Кроме того, у них есть поверья, что в злого духа върколака, посещающего родной дом, может превращаться кровь убитого человека.[66]:130[77]:204

В представлених македонцев «волколак» обозначает «вампира на сороковой день», «мёртвого, но живого, подобного живому человеку». Македонцы полагали, что волколак может вступать в половую связь со своей живой супругой, а также зачинать ребёнка: «од вóлколак си́н, волко́лаче (Од во́лколак си́н. М’жев со же́нава спа́л, и та поро́дила, а м’жет у́мрен, и то т’си претворило ка́ко во́лколак)». А. А. Плотникова отмечает, что искомый термин является типичным, в частности, для деревни Пештани, как центра наиболее удаленной юго-западной части македонского этнического региона, и характерен тем, что имеет свои культурные аналоги в албанском фольклоре, а также на протяжении побережья Адриатики (юг Герцеговины, Далмация), в Боснии и Хорватии.[80]

В сербохорватском языке под словом вукодлак описывается вампир, который обычно не выглядит как волк.[1]:418[84][85][146] Но в его образе представлены и некоторые основные черты волколака.[1]:418 Так у сербов он может превращаться в волка[85][146]племени Кучи считали, что на это способны все вампиры[20]:156[85][146]) или в его внешнем виде присутствуют волчьи черты, например, он может быть покрыт шерстью[66]:129[85] или у него лишь всклоченные, стоящие дыбом волосы[3], напоминающие волчью шерсть[2]. Встречаются былички о превращении мужа в волка и неудачном нападении в таком виде на свою жену, с последующим разоблачением ею по кускам её платья в его зубах.[20]:155[130] Кроме того, вукодлаки особенно активны в то же время в зимние месяцы, когда совершали обряды, связанные с волками.[146] В Боснии и Хорватии фиксируется также понимание вукодлака как похожего на волка мифического существа с функциями вампира.[14]:30 В Черногории, Боке, Герцеговине и Далмации вампира вообще называли просто вук (волк).[20]:156[66]:129[85][144]:66[146]

Связь волколака с вампиром прослеживается и у западных славян. Например, словаки могли называть влколаком, помимо основного значения, несущие вред людям и скоту души ведьм или колдунов и покойников, которых вынесли из дома головой вперёд.[70] Определённое влияние балканской традиции на образ волколака (кровожадность, поедание людей) ощущается и в некоторых местах Украинских Карпат.[114]:538

У славян оборотничество большей частью связывается с волком, но существуют представления и о превращении людей в других животных[8][11]:44[19]:643—644[123]:467, хотя и не столь подробно и красочно переданные, как предания о волколаках[4]:72. Превращение человека в волка является основным типом оборотничества и у других индоевропейцев.[8]:217[19]:643 Верования в оборотней в целом играют выдающуюся роль в народных сказаниях и распространены по всему земному шару[3][8]:217, но в разных странах, в зависимости от состава местной фауны[11]:45[12]:148[19]:643, место волка занимают другие хищные звери[3][11]:45. Много общего с мифологическими представлениями славян о волколаках обнаруживается во взглядах соседних народов, например, литовцев[17][114]:478, эстонцев[40]:144[147], финнов[114]:497 и др.

Образ колдуна в облике волка сближается с образами мифических предводителей или пастухов волков: так называемого волчьего пастыря (у южных славян)[86]:197, часто появлявшегося в виде белого волка лешего (у восточных славян), Георгия Победоносца и других святых, а также пастухов[17][19]:644[40]:151[66]:130—132[98]. Представления о волках-оборотнях близки к представлениям об оборотнях-собаках.[66]:157[114] У словенцев легенды о волколаках близки историям о псоглавцах[120]:152 и о существе ведомец (валяние в незапаханном навозе и борьба с охраняющим дом кресником, вызывание солнечных затмений)[86]. В Полесье образ волколака сближается с образом проклятых: избегание чужой пищи, пребывание за пределами человеческого пространства, «семантика постоянного движения» при описании их состояния («бегают» и т. п.).[114]:482 В украинских сказках есть пример, обратный волколачеству: святой Юрий в качестве наказания превращает волка в человека и обязывает его три года работать на нищего, у которого он съел последний кусок хлеба; бывший волк становится мастерским кузнецом и даже учится перековывать старых людей на молодых.[6]:228

Помимо основного значения волколаком могли называть мифологического предводителя волков — как в виде волка, так и в виде человека.[114]:551 В Гомельской области под волколаком могло также пониматься некое существо, появляющееся на кладбище, не зверь и не человек, с хвостом и горящим фонарём (или одной-двумя свечами на голове); а в других случаях — некое существо с человеческими и звериными чертами.[114]:556 В некоторых местах под словом волколак мог пониматься обычный волк или волк с некоторыми особенностями: гибрид собаки и волка, огромный волк, волк-самец или, наоборот, волчица, одинокий волк, ходящий в село волк, старый волк.[114]:552—553 Также это слово использовалось в качестве ругательства по отношению к нелюдимым, неразговорчивым, угрюмым, злым, жестоким или заросшим волосами людям.[62][114]:553

В художественных произведениях

Волколачество описывают немало художественных произведений славянских авторов в разных жанрах. В них образ волколака приобретает новые черты, не характерные для легендарной традиции. Основными темами являются: раздвоенность формы тела и души волколака, изменения взгляда на мир, приспособление к новому образу жизни, тоска по человеческому состоянию, смешение и противостояние человеческого и звериного в одном существе, агрессивность и страх перед ней, выявляющие кровожадность обстоятельства, опасение людей-одиночек.[45]:239 Многие современные славянские произведения об оборотнях находятся под очевидным влиянием стереотипных образов из западной популярной культуры.[148]

Волколачеству посвящена русскоязычная повесть «Оборотень» (1829) писателя Ореста Сомова, написанная на основе украинских поверий, в которой парень-простак, подражая колдуну, превращается в волка, но его неопытность в этом деле приводит его к неприятностям[45]:244—245[149]; само произведение оставалось забытым на протяжении более полутора веков, но присутствующий в нём так называемый «Заговор оборотня», в котором колдун просит месяц защитить его от волков и людей, с подачи И. П. Сахарова вплоть до начала XXI века приводился в научной литературе как народный[109]. В рождественском рассказе по мотивам полесских преданий «Серебряный волк» (1901) Александра Куприна описывается превращение парня, некогда души компании, в угрюмого, кровожадного волколака, теряющего человеческие черты; причина перемен не описывается, известно только, что превращение произошло на войне, автор таким образом отображает её как фаталистично уничтожающую в человеке человеческое, герой становится чужим в человеческом обществе, так как принадлежит теперь миру хищников.[45]:240—241[150] В рассказе «Проблема верволка в средней полосе» (1991) Виктора Пелевина главный герой делает вывод, что практически нет никакой разницы между людьми и волками: те же проблемы, те же взаимоотношения[45]:245[151]; автор вновь возвращается к теме оборотничества в романе «Священная книга оборотня» (2004), в котором люди-волки символизируют людей, утративших Бога и «ставших жертвой собственных низменных инстинктов»[152][153].

Полоцкий князь Всеслав Брячиславич на реверсе белорусской 20-рублёвой серебряной монеты 2005 года[комм. 7][154]. Дизайн Светланы Заськевич.

К образу волколака немало обращались белорусские писатели.[148] Павлюк Багрим в стихотворении «Зайграй, зайграй, хлопча малы…» (1820-е) и Ольгерд Обухович в басне «Ваўкалака» (1861) говорят, что лучше быть «вольным волколаком», чем жить в неволе.[27][155][156]:29, 59 В стихах Янки Купалы «Люлі, люлі, мужычок!» (1907), «Забытая карчма» (1907), «Ваўкалак» (1911) и «Хохлік» (1911) образ волколака «подаётся как инфернальный, несущий с собой смерть, страх»[4]:72[156]:29, 59[157], это человек, который забыл свои корни[158]. В рассказе «Ваўкалакі» Алеся Кожедуба образ волколака полон трагизма — заколдованный волколак лишний в мире людей.[156]:29, 59, 77 В повести «Цкаванне вялікага звера» Алеся Наварыча мифологема волколака использована в психологическом ракурсе — «это человек с поведением зверя»: скрываясь от властей, главный герой уходит в лес жить с волками и становится их вожаком.[148][156]:77—78 Также волколаки встречаются в стихотворении «Ваўкалакі» Алеся Гаруна[156]:55, рассказе «Ноч, калі папараць цвіце» Якуба Коласа[156]:55, рассказе «Апошні ваўкалак» Алеся Каско[156]:163, рассказе «Нашчадкi неўраў» (2003) Алеся Бычковского[148], произведениях Ольги Ипатовой, Владимира Орлова[24]:23, Александра Рязанова[24]:23[156]:29. Немало белорусских произведений, затрагивающих тему волколачества, посвящены полоцкому князю Всеславу[155], например, роман «След ваўкалака» (1988) Леонида Дайнеко[23][24]:23[155][156]:59. Бесчинства насильно превращённого в волкодлака селянина описаны в рассказе «Послушай как падают листья» (2003) (опубликован в сборнике «Никого над нами» (2006) под названием «Листопад») белорусской писательницы-фантаста Ольги Громыко, работающей в поджанре славянского фэнтези[159].

В украинской литературе также создано немало образов волколаков. В драме Леси Украинки «Лесная песня» (1911) Лесовик превращает парня в волколака в наказание за то, что тот предаёт свою возлюбленную МавкуТепер він вовкулака дикий! Хай скавучить, нехай голосить, виє, хай прагне крові людської — не вгасить своєї муки злої!»), однако Мавка, видя его страдания, жертвуя собой, возвращает ему человеческий вид.[160]:295[161][162][163][164] В историческом романе «Гетьман Кирило Розумовський» (1961) Николая Лазорского в волка может превращаться доблестный казачий полковник Семён Неживой (1744—?).[165] В романе «Сповідь» (1970) Валерия Шевчука зачарованный герой вынужден пройти тяжёлый путь борьбы со своей тёмной стороной, искушением избавиться от волколачества, передав его другому, сохранить человеческое, оказавшись в зверином теле, прежде чем вновь обрести человеческий облик.[45]:242—243[165] В романе «Одинокий волк» (1971) Владимира Дрозда[160]:295[165][166] мотив превращения в волка используется, чтобы показать дегуманизацию современного автору общества, отчуждённость в нём людей, для которых приоритетными стали мещанские ценности[167][168][169]. В историческом романе «Орда» (1992) Романа Иванычука[160]:295 в волков под воздействием проклятья превращаются предатели; образ волколака в романе символизирует зло, которое, разрастаясь в душе человека, парализует его волю и толкает на позорные поступки[165]. В повести «Заклятый клад» (2001) Владимира Аренева изображён волколак-двоедушник, который после смерти человеческого тела оказывается под угрозой потерять и людскую душу, полностью превратившись в волка, но благодаря своей вере в Бога, добрым поступкам и самопожертвованию он сохраняет её.[45]:243—244[166] Также волколаки встречаются в произведениях Степана Александрова (рассказ в стихах «Вовкулака», 1842)[59]:266[170], Тараса Шевченка, Николая Винграновского, Василия Слапчука, Тани Малярчук[160]:295, Владислава Ивченко (рассказ «Фатальна красуня та найбільший вовк у світі», 2013), Вячеслава Васильченко (роман «Дворушники, або Євангеліє від вовкулаки», 2012), Андрея Кокотюхи (роман «Повний місяць», 2014)[160].

В польской литературе волколаки упоминались в произведениях Берната из ЛюблинаЖизнь Эзопа — фригийца, мудреца, с его притчами», 1522)[69], Миколая Рея (фрашка «O Wilkołku» из сборника «Фиглики», 1570)[40]:182[69], Януария Совизралия (1612), Бальтызера из Калишского повята (1615), Станислава Трембецкого (1774)[69], Францишека Дионизы Князьнина (1787)[40]:184[69], Яна Непомука Каминского (1821)[40]:184, Игнатия ГоловинскогоПисьма Жеготы Костровца», 1848)[28]:67—68, Каэтана Козьмяна (1858)[69], Мацея Богуша Стенчинского (1860)[40]:185 и др. О волколаках писал Ян Барщевский в романе «Шляхтич Завальня» на основе белорусских народных поверий (1846)[24]:234[45]:241[148][156]:29, 59: в повести «Корона змеи» герои не решаются стрелять в волков, узнав в них заколдованных людей[171]; в повести «Волколак» главный герой превращается в волка, выпив зелье, которое ему дал музыкант, на свадьбе его любимой, выданной за более богатого человека, однако ему удаётся преодолеть в себе звериные инстинкты, добрые намерения побеждают в нём и в конце концов он обратно становится человеком[45]:241—242[171]. В романе «Krzyżowcy» (1935) Зофьи Коссак-Щуцкой крестоносцы рассказывают друг другу страшные истории о встречах в пути с волколаками.[40]:189—190 В романе «Jedwiżka i jej zalotnicy» (1962) Марека Садзевича ужасный волколак-людоед является во снах героям, символизируя дикость и жестокость.[40]:188—189 Среди современных польских произведений, в которых присутствуют волки-оборотни, например, цикл о Ведьмаке (с 1980-х) и Сага о Рейневане (2002—2006) Анджея Сапковского[172][173], рассказ «Wiedźma i wilk» (2003) Ярослава Гжендовича, рассказ «Bestie» (2007) Магды Парус, повесть «Bestia» (2007) Марека Шверчека, рассказ «Krótka ballada o przemienieniu» (2009) Павла Палинского.[174]

Комментарии

  1. Геродот. История. Книга IV, 105.
  2. Изображение якобы передаёт символику и ритуалы культа урожая и плодородия, на что указывают помимо прочего растениеобразный хвост волка, его расположение на засеянном льном поле (не отображено на схеме) и отождествление правой части с ритуалом XIX века катания женщинами попа по полю, который, возможно, является рудиментом ритуального коитуса на поле. Возможно, волк считался земледельцами полезным весной, так как уничтожал на поле животных, вредящих посевам.
  3. Лиутпранд Кремонский. Антаподосис. 3, XXIX.
  4. Цитата оригинала приводится по фотокопии издания поэмы 1800 года. Большая буква в слове «Куръ» в связи с тем, что первые издатели считали, что речь здесь идёт о городе Курске.
  5. Не все исследователи согласны с тем, что под этими именами Волх Всеславьевич и Вольга Святославич выступает один и тот же персонаж.
  6. Цитируется в соответствие с: Волх Всеславьевич; Вольга и Микула Селянинович // Былины / Подготовка текстов, вступительная статья и примечания С. Н. Азбелева. Л.: Лениздат, 1984. — С. 217, 222. — 398 с. — (Библиотека народно-поэтического творчества). 100 000 экз.
  7. «Слева от него стилизованное изображение волка на фоне диска солнца, символизирующее сверхъестественные возможности» князя.

Примечания

  1. Волколак / А. В. Гура, Е. Е. Левкиевская // Славянские древности: Этнолингвистический словарь : в 5 т. / под общ. ред. Н. И. Толстого; Институт славяноведения РАН. М. : Межд. отношения, 1995. — Т. 1: А (Август) — Г (Гусь). — С. 418—420. — ISBN 5-7133-0704-2.
  2. Волкодлак, волколак / Вяч. Вс. Иванов, В. Н. Топоров // Мифы народов мира : Энцикл. в 2 т. / гл. ред. С. А. Токарев. — 2-е изд. М. : Советская энциклопедия, 1987. — Т. 1 : А—К. — С. 242—243.
  3. Волкулак // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). СПб., 1890—1907. — Т. 7. — С. 42—43.
  4. Ваўкалак / Л. М. Салавей // Беларуская міфалогія: Энцыклапедычны слоўнік. Мн.: Беларусь, 2004. — С. 70—72. — 592 с. — ISBN 985-01-0473-2. (белор.)
  5. Pełka L. Wilkołaki // Polska demonologia ludowa. — Warszawa: Iskry, 1987. — S. 201—205, 213—214. — 236 S. — ISBN 83-207-0610-6. (польск.)
  6. Вовкулака / О. І. Шалак // 100 найвідоміших образів української міфології / Під заг. ред. О. М. Таланчук. К.: Орфей, 2002. — С. 225—231. — 448 с. — (100 найвідоміших). — ISBN 966-96200-0-7. (укр.)
  7. Левкиевская Е. Е. Волколак // Мифы русского народа. М.: Астрель, АСТ, 2000. — С. 408—414, 508—509. — 528 с. 10 000 экз. — ISBN 5-271-00676-X, ISBN 5-17-002811-3.
  8. Балушок В. Г. Волк и волколак в славянской традиции в связи с архаическим ритуалом // Etnolingwistyka: problemy języka i kultury. — 2001. Т. 13. — S. 215—226. ISSN 0860-8032.
  9. Максимов С. В. Оборотни // Нечистая, неведомая и крестная сила / Этнографическое бюро князя В. Н. Тенишева. СПб.: Товарищество Р. Голике и А. Вильборг, 1903. — С. 105—108. — 530 с.
  10. Wollman F. Vampyrické pověsti v oblasti středoevropské // Národopisný Věstník Českoslovanský. — 1926. № 18. — S. 133—156. (чешск.)
  11. Токарев С. А. Поверья о животных // Религиозные верования восточнославянских народов XIX — начала XX века / Отв. ред. С. И. Ковалев. — 2-е изд. М.: Либроком, 2012. — С. 43—47. — 168 с. — (Академия фундаментальных исследований: этнология). — ISBN 978-5-397-02283-5.
  12. Baranowski B. Wilkołaki // W kręgu upiorów i wilkołaków. — Łódź: Wydawnictwo Łódzkie, 1981. — S. 147—156. — 326 S. — ISBN 83-218-0072-6. (польск.)
  13. Власова М. Н. Волкодлак // Энциклопедия русских суеверий = Новая абевега русских суеверий = Русские суеверия: Энциклопедический словарь. СПб.: Азбука-классика, 2008. — 622 с. 15 000 экз. — ISBN 978-5-91181-705-3.
  14. Плотникова А. А. Этнолингвистическая география Южной Славии. М.: «Индрик», 2004. — С. 30, 51, 212—217, 634—637. — 768 с. — (Традиционная духовная культура славян. Современные исследования). 1000 экз. — ISBN 5-85759-287-9.
  15. Butler F. Russian «vurdalak» 'vampire' and Related Forms in Slavic // Journal of Slavic Linguistics. — Slavica Publishers, 2005. — Vol. 13, № 2. — P. 237—250. ISSN 1068-2090. (англ.)
  16. Wilczyńska E. Przemiany wilkołaka w folklorze polskim // Wilki i ludzie. Małe kompendium wilkologii. — Katowice: gk Grupakulturalna.pl, 2014. — S. 237—254. 250 экз. — ISBN 978-83-934011-4-7. (польск.)
  17. Ridley R. A. Wolf and Werewolf in Baltic and Slavic Tradition // The Journal of Indo-European Studies. — 1976. № 4. — P. 321—331. ISSN 0092-2323. (англ.)
  18. Новичкова Т. А. Волкодлак // Русский демонологический словарь. СПб.: Петербургский писатель, 1995. — С. 114—117. — 640 с. 4100 экз. — ISBN 5-265-02803-X.
  19. Криничная Н. А. Оборотни // Русская мифология: Мир образов фольклора. М.: Академический проект; Гаудеамус, 2004. — С. 640—704. — 1008 с. — (Summa). — ISBN 5-8291-0388-5, ISBN 5-98426-022-0.
  20. Fol V. The wolf / the dog and the North as the direction of wisdom // Studia archeologiae et historiae antiquae: Doctissimo viro Scientiarum Archeologiae et Historiae Ion Niculiţă, anno septuagesimo aetatis suae, dedicatur / Aurel Zanoci, Tudor Arnăut, Mihail Băţ; Univ. de Stat din Moldova. — Chișinău: Bons Offices, 2009. — P. 149—158. — 420 p. — ISBN 978-9975-80-239-0. (англ.)
  21. Геродот. История / Пер. с греч. и комм. Г. А. Стратановского. М.: ОЛМА-ПРЕСС Инвест, 2004. — С. 242—243. — 640 с. 3000 экз. — ISBN 5-94848-181-6.
  22. Baring-Gould S. The Were-Wolf in the Middle-Ages // The Book of Werewolves: Being an Account of a Terrible Superstition. L.: Smith, Elder & Co., 1865. — P. 9, 57—59. — 266 p. (англ.) Русский перевод: Бэринг-Гулд С. Оборотни в Средневековье // Книга оборотней / Пер. Т. Казаковой и Е. Третьяковой. СПб.: Азбука, 2010. — 256 с. — (Азбука-классика). 5000 экз. — ISBN 978-5-389-01025-3.
  23. Расадзін С. Я. Ваўкалак i царык-воўк // Беларуская мова i літаратура ў школе. — 1991. № 1. С. 54—56. ISSN 0234-1360. (белор.)
  24. Шамякіна Т. І. Міфалогія і беларуская літаратура. Мн.: Мастацкая літаратура, 2008. — С. 22—25, 234—235. — 391 с. — (Бібліятэка школьніка). — ISBN 978-985-02-0925-2. (белор.)
  25. Рыбаков Б. А. Мифы, предания, сказки: Иван Сучич (Быкович) и его братья // Язычество древних славян / Институт археологии РАН. — 2-е изд. М.: Наука, 1994. — С. 583—584. — 608 с. 15 000 экз. — ISBN 5-02-009585-0.
  26. Рыбаков Б. А. Языческие обряды и празднества XI—XIII вв. // Язычество Древней Руси / Институт археологии АН СССР. М.: Наука, 1987. — С. 722—736. — 784 с. 95 000 экз.
  27. Сіцько 3. Ваўкі. Ваўкалакі. Неўры // Беларуская мова i літаратура ў школе. — 1991. № 1. С. 56—59. ISSN 0234-1360. (белор.)
  28. Berwiński R. W. Studia o literaturze ludowej ze stanowiska historycznej i naukowej krytyki. — Poznań: Nakładem autora, 1854. — S. 50—68. — 224 S. (польск.)
  29. Бондаренко А. О. Культ воїна-звіра у мілітарних традиціях на території України : дис. ... канд. іст. наук : 07.00.05 / Київський національний університет ім. Т. Шевченка. К., 2015. — 209 с. (укр.)
  30. Бешевлиев В. Гръцки и латински извори за вярата на прабългарите // Известия на Народния етнографски музей в София = Bulletin du Musée National d'Ethnographie de Sofia. — 1929. № 8—9. С. 165. (болг.)
  31. Máchal J. H. Názory o duši v národním podáni slovanském: Duše za živa // Bájesloví slovanské. — Praha: Nákl. J. Otto, 1907. — S. 18—20. — IV, 176 S. (чешск.)
  32. Потушняк Ф. М. Вовкунъ // Ворожкы осüйськых босоркань / Ушорив И. Ю. Петровцій. — Осüй: Народна бібліотека, 2011. — С. 289—294. — 523 с. Архивированная копия (недоступная ссылка). Дата обращения: 2021-13-27. Архивировано 3 декабря 2019 года. (русин.)
  33. Лиутпранд Кремонский. Антаподосис, кн. III // Антаподосис; Книга об Оттоне; Отчет о посольстве в Константинополь / Пер. с лат. и комм. И. В. Дьяконова. М.: «SPSL» — «Русская панорама», 2006. — С. 65. — 192 с. — (MEDIÆVALIA: средневековые литературные памятники и источники). 1200 экз. — ISBN 5-93165-160-8.
  34. Німчук В. В. Нове про видатну вітчизняну писемну пам’ятку XII ст // Українська мова. — 2009. № 4. С. 85, 89—93. ISSN 1682-3540. (укр.)
  35. Шелемова А. О. Современные интерпретации образа Всеслава Полоцкого в «Слове о полку Игореве»: полемический аспект // Русская и белорусская литературы на рубеже XX—XXI вв.: сборник научных статей. В 2 ч. Ч. 2 / БГУ, Фонд фундамент. исслед.; Отв. ред. С. Я. Гончарова-Грабовская. Мн.: РИВШ, 2007. — С. 91—96. — 241, 1 с. — ISBN 978-985-500-094-6.
  36. Geoff Husic. Vampire by Any Other Name: Vampires, Werewolves and Witches of the Slavs, Balkan Peoples and Other Lands: A Linguistic and Cultural Adventure. Catalog of exhibit held in Watson Library, University of Kansas, May-June 2010 . — P. 6—7. KU ScholarWorks. University of Kansas Libraries, Slavic Dept (18 мая 2010). Дата обращения: 27 июля 2016. Архивировано 19 сентября 2015 года. (англ.)
  37. Хобзей Н. В. Вовкун // Гуцульська міфологія : Етнолінгвістичний словник / Інститут українознавства ім. І. Крип'якевича НАН України. — Львів, 2002. — С. 72—81. — 216 с. — ISBN 966-02-2299-8. (укр.)
  38. Богданович А. Е. Сообщники нечистой силы // Пережитки древнего миросозерцания у белорусов. Этнографический очерк. — Гродна: Губернская типография, 1895. — С. 145—146. — 186 с. Архивированная копия (недоступная ссылка). Дата обращения: 6 апреля 2016. Архивировано 5 марта 2016 года.
  39. Носов Н. Н. О происхождении былинных имен Волха и Вольги // Русская речь. — 2011. № 2. С. 78—88. ISSN 0131-6117.
  40. Słupecki L. P. Wojownicy i wilkołaki = Wilkołactwo. — Wyd. 3 popr. i rozsz. — Warszawa: Wydawnictwo Naukowe PWN, 2011. — 257, [3] S. — ISBN 978-83-01-16590-1. (польск.)
  41. Kowalewska D. Wilkołaki powinowaci wampirów // Magia i astrologia w literaturze polskiego oświecenia. — Toruń: Wydawnictwo Naukowe Uniwersytetu Mikołaja Kopernika, 2009. — С. 148—160. — 393 с. — ISBN 978-83-231-2331-6. (польск.)
  42. Osiński Z. Zabobon, przesąd, diabły, czarownice i wilkołaki w pamiętnikach polskich z XVI i XVII wieku // Annales Universitatis Mariae Curie-Skłodowska. Sectio F, Historia. — Lublin: Wydawnictwo Uniwersytetu Marii Curie-Skłodowskiej, 2003. — Vol. 58. — S. 65—67. ISSN 0239-4251. (польск.)
  43. Власова М. Н. Оборотень // Энциклопедия русских суеверий = Новая абевега русских суеверий = Русские суеверия: Энциклопедический словарь. СПб.: Азбука-классика, 2008. — 622 с. 15 000 экз. — ISBN 978-5-91181-705-3.
  44. Байдуж М. И. Оборотни и оборотничество в демонологических представлениях современного города // Оборотни и оборотничество: стратегии описания и интерпретации. Материалы международной конференции (Москва, РАНХиГС, 11—12 декабря 2015) / Отв. ред. и сост. Д. И. Антонов. М.: Издательский дом «Дело» РАНХиГС, 2015. — С. 135—143. — 156 с. 100 экз. — ISBN 978-5-7749-1103-5.
  45. Айдачич Д. Перевертень (вовк) у східнослов’янських літературах // Мова і культура. — 2011. Т. IV (150), вып. 14. С. 237—246. (укр.)
  46. Волкола́к и Волкула́к // Словарь русских народных говоров. Вып. 5. Военство — Выростковый / Под. ред. Ф. П. Сороколетова. Л.: Наука, Ленинградское отделение, 1970. — С. 42. — 342, [3] с.
  47. Волк // Толковый словарь живого великорусского языка : в 4 т. / авт.-сост. В. И. Даль. — 2-е изд. СПб. : Типография М. О. Вольфа, 1880—1882. — Т. 1. — С. 237.
  48. Волкодла́к // Словарь русских народных говоров. Вып. 5. Военство — Выростковый / Под. ред. Ф. П. Сороколетова. Л.: Наука, Ленинградское отделение, 1970. — С. 41—42. — 342, [3] с.
  49. Bypдaлáκ // Этимологический словарь русского языка / Под рук. и ред. Н. М. Шанского. М.: Издательство Московского университета, 1968. — Т. I, вып. III.: В. — С. 216. — 284 с.
  50. Волкола́к // Этимологический словарь русского языка = Russisches etymologisches Wörterbuch : в 4 т. / авт.-сост. М. Фасмер ; пер. с нем. и доп. чл.кор. АН СССР О. Н. Трубачёва, под ред. и с предисл. проф. Б. А. Ларина. — Изд. 2-е, стер. М. : Прогресс, 1986. — Т. I : А—Д. — С. 338—339.
  51. Вукула // Толковый словарь живого великорусского языка : в 4 т. / авт.-сост. В. И. Даль. — 2-е изд. СПб. : Типография М. О. Вольфа, 1880—1882. — Т. 1. — С. 281.
  52. Вуку́ла // Словарь русских народных говоров. Вып. 5. Военство — Выростковый / Под. ред. Ф. П. Сороколетова. Л.: Наука, Ленинградское отделение, 1970. — С. 238. — 342, [3] с.
  53. Воўколаки // Материалы для изучения быта и языка русского населения Северо-Западного края: [в 3 т.] / Cобранные и приведенные в порядок П. В. Шейном. СПб.: Типография Императорской академии наук, 1902. — Т. III: Описание жилища, одежды, пищи, занятий; препровождение времени, игры, верования, обычное право; чародейство, колдовство, знахарство, лечение болезней, средства от напастей, поверья, суеверья, приметы и т. д.. — С. 253—257, 485, 488. — IV, 535 с. — (Сборник Отделения русского языка и словесности Императорской академии наук. Том LXXII, № 4).
  54. Валенцова М. М. Этнолингвистический комментарий к этимологии слав. *vlkodlak // Этнолингвистика. Ономастика. Этимология: Материалы III Междунар. науч. конф. Екатеринбург, 7—11 сентября 2015 г / Отв. ред. Е. Л. Березович. — Екатеринбург: Изд-во Урал. ун-та, 2015. — С. 45—48. — 318 с. — ISBN 978-5-7996-1524-6.
  55. Ваўкала́к // Этымалагічны слоўнік беларускай мовы / А. Я. Міхневіч [і інш.]; рэдактар В. У. Мартынаў. Мн.: Навука і тэхніка, 1980. — Т. 2. В. — С. 76. — 344 с. (белор.)
  56. Вовкула́к; [Вовкура́д] // Етимологічний словник української мови: В 7 т / АН УРСР. Ін-т мовознавства ім. О. О. Потебні; Редкол. О. С. Мельничук (головний ред.) та ін.. К.: Наукова думка, 1982. — Т. 1: А — Г / Укл.: Р. В. Болдирєв та ін.. — С. 412. — 632 с. (укр.)
  57. Гринченко Б. Д. Вовку́н // Словарь української мови. Украинско-русскій словарь. — Берлін: Українске Слово, 1924. — Т. 1. А—Н. — С. 287. — 1111 с.
  58. Неґрич М. ВОВКУ́Н, ВОВКУНИ́ЦІ, ВОВКУ́НКА // Скарби гуцульського говору: Березови́. — Львів: Інститут українознавства ім. І.Крип'якевича НАН України, 2008. — С. 43. — 224 с. — (Діалектологічна скриня). — ISBN 978-966-02-4681-2. (укр.)
  59. Гнатюк В. М. Останки передхристіянського релігійного світогляду наших предків: Вовкулаки (вовколаби, вовкуни) // Етнографічний збірник. Т. XXXIV. Знадоби до української демонології, т. II, випуск 2. — Львів: Друкарня Наукового товариства ім. Т. Шевченка, 1912. — С. XIII—XIV, 266—267. (укр.)
  60. Брус М. Міфологічність гуцульського фемінікону // Науковий вісник Ужгородського університету. Серія : Філологія. Соціальні комунікації. — 2010. Вып. 23. С. 43. (укр.)
  61. Федака П. П. Дослідження народної культури українців Закарпаття на сторінках наукового збірника товариства «Просвіта» (1922—1938) // Науковий вісник Ужгородського національного університету. Серія: Історія. — 2008. Вып. 20. С. 223. (укр.)
  62. Кузнецова И. В. Персонажи демонологии в славянских устойчивых сравнениях // Вестник Орловского государственного университета. Сер.: Новые гуманитарные исследования. — 2011. № 6 (20). С. 143. ISSN 1997-9878.
  63. Аркушин Г. Л. ВОВКУЛАК, ВОВКУЛАКА, ВОВКУЛАЧ. // Словник західнополіських говірок. У 2-х т. — Луцьк: Ред.-вид. відд. «Вежа» Волин. держ. ун-ту ім. Лесі Українки, 2000. — Т. 1. А—Н. — С. 67—68. — XXIV, 354 с. — ISBN 966-600-010-5. (укр.)
  64. Schuster-Šewc H. wjelkoraz // Historisch-etymologisches Wörterbuch der ober- und niedersorbischen Sprache. 5 Bn. (Lfg. 1—24). — Bautzen: VEB Domowina-Verlag, 1988. — Bd. 3. (Lfg. 15—21) Płoń—wołma. — S. 1613. — ISBN 3-7420-0012-8. (нем.)
  65. Snoj M. Kaj se skriva v besedi volkodlak? // Jezik in slovstvo. — 1984. № 4(29). — S. 123—126. (словенск.)
  66. Гура А. В. Волк // Символика животных в славянской народной традиции. М.: Индрик, 1997. — С. 122—159. — 910 с. — (Традиционная духовная культура славян. Современные исследования). — ISBN 5-85759-056-6.
  67. Brückner A. Wilkołak // Słownik etymologiczny języka polskiego. — Kraków: Nakład i własność Krakowskiej Spółki Wydawniczej, 1927. — S. 622. — XIV, [2], 805, [1] S. (польск.)
  68. Wilkołak; Wilkolek // Słownik staropolski / red. nacz. Stanisław Urbańczyk. — Wlocław — Warszawa — Kraków — Gdańsk — Łódź: Wydawnictwo Polskiej akademii nauk, 1990. — Bd. 10. Zeszyt 3 (63). Wieli — Wjechać. — S. 223—224. — ISBN 83-04-03342-9. (польск.)
  69. Łuczyński M. Sarmata i demony. Obraz demonologii ludowej w polskiej literaturze przedromantycznej // Pamiętnik Literacki. — 2011. № 4. — S. 235—237. ISSN 0031-0514. (польск.)
  70. Валенцова М. М. Словацкая мифологическая лексика на общеславянском фоне (этнолингвистический аспект) // Славянское языкознание: XV Международный съезд славистов. (Минск, 21–27 августа 2013 г.): Доклады российской делегации / Российская акад. наук, Отд-ние ист.-филологических наук, Нац. ком. славистов Российской Федерации; редкол.: А. М. Молдован (отв. ред.), С. М. Толстая и др.. М.: Индрик, 2013. — С. 191—192. — 670, [2] с. — ISBN 978-5-91674-257-2.
  71. вълкола̀к // Български етимологичен речник / cъст. Георгиев Вл., Гълъбов Ив., Дуриданов И., Заимов Й., Илчев Ст.; ред.: Вл. И. Георгиев. — София: Издателство на Българската академия на науките, 1971. — Т. I. А—З. — С. 206. — XCV, 679 с.
  72. Machek V. vlkodlak // Etymologický slovník jazyka českého a slovenského. — 2 vyd. — Praha: Academia, Nakladatelství Československé akademie věd, 1957. — S. 695. — 867 S. (чешск.)
  73. Иванов Вяч. Вс. Балканские имена «вурдалака» и их происхождение // Балканские чтения 9. Terra balkanica. Terra slavica. К юбилею Татьяны Владимировны Цивьян. (Москва, 6 февраля 2007) / Отв. ред. Т. М. Николаева; Институт славяноведения РАН. М., 2007. — С. 70—79. — 206, [8] с. — ISBN 978-5-7576-0198-4.
  74. Иванов В. В., Топоров В. Н. К реконструкции праславянского текста // Славянское языкознание: доклады советской делегации: V Международный съезд славистов (София, сентябрь 1963) / Под ред. Б. В. Горнунга. М.: Изд-во Академии наук СССР, 1963. — С. 139. — 557 с.
  75. Топоров В. Н. clokis // Прусский язык. Словарь / Отв. ред. Вяч. Вс. Иванов. М.: Издательство «Наука», 1984. — Т. 4. K—L (*kirk — *laid-ik-). — 441 с.
  76. Попов P. За върколака в българските народни вярвания (исторически корени и място в народната култура) // Известия на Националния исторически музей: cборник. — София: Наука и изкуство, 1985. — Т. 5. — С. 215—227. — 340 с. (болг.)
  77. Георгиева И. П. Българска народна митология. — 2 прераб. и доп. изд. — София: Наука и изкуство, 1993. — 260 с. 1070 экз. — ISBN 954-02-0077-6. (болг.)
  78. въркола́к // Нов правописен речник на българския език / Валентин Станков; Българска академия на науките, Институт за български език. — София: Хейзъл, 2002. — С. 234. — 1069 с. — ISBN 954-8283-61-1. (болг.)
  79. врколак // Македонско-руски речник=Македонско-русский словарь: 30000 слов / Сост.: Д. Толовски, В. М. Иллич-Свитыч; под ред. Н. И. Толстого. С приложением краткого грамматического справочника, составленного В. М. Иллич-Свитычем. М.: Государственное издательство иностранных и национальных словарей, 1963. — С. 65. — 576 с. 3500 экз.
  80. Плотникова А. А. Ethnological — linguistic program in the Macedonian center of «Miniature Dialectal atlas of the Balkanik languages» = Етнолингвстичката програма во македонскиот пункт на «Милиот дијалектолошки атлас на Балканските јазици» // EthnoAnthropoZoom/ЕтноАнтропоЗум. — 2000. № 1. С. 12. ISSN 1857-968X. (макед.)
  81. Лома А. Свети Сава и облакогонци // Зборник радова Византолошког института. — 2013. Т. 50(2). С. 1041—1079. ISSN 0584-9888. doi:10.2298/ZRVI1350041L. (серб.)
  82. Skok P. vuk // Etimologijski rječnik hrvatskoga ili srpskoga jezika. Kn. 1—4 / Uredili Mirko Deanović i Ljudevit Jonke; surađivao u predradnjama i priredio za tisak Valentin Putanec. — Zagreb: Jugoslavenska akademija znatosti i umjetnosti, 1973. — S. 636. — 703 S. — ISBN 86-407-0064-8. (хорв.)
  83. Gluhak A. vȕkodlak // Hrvatski etimologijski rječnik. — Zagreb: August Cesarec, 1993. — S. 689—690. — 832 S. — (Biblioteka Vocabula). — ISBN 9-531-62000-8. (хорв.)
  84. Pasarić M. The Body, the Soul and the Animal Other: Werewolves and animality // Croatian Journal of Ethnology & Folklore Research=Narodna umjetnost: hrvatski časopis za etnologiju i folkloristiku. — June, 2014. Т. 51, № 1. — P. 209—221. ISSN 1848-865X. doi:10.15176/vol51no110. (англ.)
  85. Врколак; Вук; Вукодлак // Српски митолошки речник / Ш. Кулишић, П. Ж. Петровић, Н. Пантелић. — Београд: Издавачко предузеће «Нолит», 1970. — С. 91—94. — 328 с. (серб.)
  86. Kropej M. Volkodlak; Werewolf // Supernatural Beings from Slovenian Myth and Folktales / Transl. by N. S. Dular and V. Batagelj. — Ljubljana: ZRC Publishing in association with the Institute of Slovenian Ethnology at ZRC SAZU, 2012. — P. 196—198, 245. — 284 p. — (Studia mythologica Slavica. Supplementa, ISSN 1581-9744 ; suppl. 6). — ISBN 978-961-254-428-7. (англ.)
  87. Balys J. 3676—3680 Vilkolakiai // Lietuvių pasakojamosios tautosakos motyvų katalogas // Tautosakos darbai II. — Kaune: Spindulys, 1936. — С. 242—243. — XXXVIII, 298 с. 1000 экз. (лит.)
  88. Máchal J. H. Slavic mythology: Chapter I. Belief in Soul and genii // The Mythology of all races in thirteen volumes / Auth.: J. A. MacCulloch and J. Máchal; edit. by L. H. Gray. — Boston: Marshall Jones Company, 1918. — Vol. III. Celtic and Slavic. — P. 228—229. — X, 398 p. (англ.)
  89. Плотникова А. А. Южнославянская народная демонология в балканском контексте // Studia mythologiсa Slavica 1. — 1998. — S. 127. ISSN 1581-128X.
  90. Афанасьев А. Н. Ведуны, ведьмы, упыри и оборотни // Славянские колдуны и их свита. М.: РИПОЛ классик, 2009. — С. 301. — 480 с. — (Сокровенные знания славян). 5000 экз. — ISBN 978-5-386-01590-9.
  91. Волкодла́к // Словарь русских народных говоров. Вып. 5. Военство — Выростковый / Под. ред. Ф. П. Сороколетова. Л.: Наука, Ленинградское отделение, 1970. — С. 41—42. — 342, [3] с.
  92. Волк // Толковый словарь живого великорусского языка : в 4 т. / авт.-сост. В. И. Даль. — 2-е изд. СПб. : Типография М. О. Вольфа, 1880—1882. — Т. 1. — С. 569—572.
  93. *dolka? / *d(ь)laka? // Этимологический словарь славянских языков. Праславянский лексический фон. Выпуск 5 (*dělo—*dьržьlь) / Под. ред. О. Н. Трубачёва. М.: Наука, 1978. — С. 63. — 233 с. 6000 экз.
  94. Кирилова И. В. Особенности вариантных отношений в семантическом поле «нечистая сила» // Филология и человек. — 2017. № 2. С. 9. ISSN 1992-7940.
  95. Николаев С. Л. Один из типов названий хищных млекопитающих в северокавказских и индоевропейских языках // Балто-славянские отношения в историческом и ареальном плане: Тезисы докладов второй балто-славянской конференции (Москва, 29 ноября — 2 декабря 1983 г.) / Ред. колл.: К. К. Богатырев, Вяч. Вс. Иванов, Л. Г. Невская, Т. М. Судник, В. Н. Топоров. М.: Наука, 1983. — С. 42. — 73 с. 400 экз.
  96. Журавлёв А. Ф. Язык и миф. Лингвистический комментарий к труду А. Н. Афанасьева «Поэтические воззрения славян на природу» / Отв. ред. С. М. Толстая. М.: Индрик, 2005. — 1004 с. — (Традиционная духовная культура славян. Современные исследования). 1200 экз. — ISBN 5-85759-318-2.
  97. Давидюк В. Ф. Культ вовка на Поліссі // Берегиня. — 1995. № 1—2 (4—5). С. 51—61. (укр.)
  98. Іванов С. Л. Ваўкалак — правобраз… пастуха? // Роднае слова. — 1993. № 1. С. 39—41. ISSN 0234-1360. (белор.)
  99. Аникин А. Е. волколáк // Русский этимологический словарь. М.: Ин-т рус. яз. им. В. В. Виноградова РАН; Ин-т филологии Сибирского отделения РАН, 2014. — Т. Выпуск 8 (во I — вран). — С. 140. — 352 с. — ISBN 978-5-88744-087-3.
  100. Brückner A. Dzisiejsze wierzenia ludowe; Upiory i wilkołaki // Mitologia słowiańska i polska. — Warszawa: Państwowe Wydawnictwo Naukowe, 1985. — S. 272—279, 284—288. — 383 S. — ISBN 83-01-06245-2. (польск.)
  101. Пилипчук Я. В. Ментальность и идеология кыпчаков // Archivum Eurasiae Medii Aevi. — 2014. — Vol. 20 (2013). — P. 133. ISSN 0724-8822.
  102. Manugiewicz J. Wilk i wilkołactwo // Ziemia. — 1930. № 22. — S. 459—463. (польск.)
  103. Ваўкалак / М. Ф. Піліпенка // Этнаграфія Беларусі: Энцыклапедыя / Галоўн. рэд. П. I. Шамякін. Мн.: Беларуская Савецкая Энцыклапедыя, 1989. — С. 104—105. — 575 с. — ISBN 5-85700-014-9. (белор.)
  104. Иванов Вяч. Вс. Реконструкция индоевропейских слов и текстов, отражающих культ волка // Известия АН СССР. Серия литературы и языка. М., 1975. Т. 34, № 5. С. 406—407.
  105. Pluskowski A. Before the Werewolf Trials: Contextualising Shape-Changers and Animal Identities in Medieval North-Western Europe // Werewolf Histories / Ed. by W. de Blécourt. — Palgrave Macmillan, 2015. — P. 118. — 280 p. — (Palgrave Historical Studies in Witchcraft and Magic). — ISBN 1137526343, ISBN 9781137526342. (англ.)
  106. Gieysztor A. Duchy leśne i zwierzęce // Mitologia Słowian. — Warszawa: Wydawnictwa Artystyczne i Filmowe, 1982. — S. 230—231. — 271, [1] S. — ISBN 83-221-0152-X. (польск.)
  107. Шувалов П. В. Волкодлаки, заложные покойники и великая экспансия славян // Миграции и оседлость от Дуная до Ладоги в I тысячелетии христианской эры. V чтения памяти Анны Мачинской (Старая Ладога, 21—22 декабря 2000 г.) : материалы к чтениям / Науч. ред. Д. А. Мачинский, А. А. Селин. СПб.: Староладожский историко-архитектурный и археологический музей-заповедник, 2001. — С. 8—10. — 152 с.
  108. Король Д. О. Культ вовка в слов'янській традиції та його генеза // Наукові записки / Голов. ред. О. І. Погорілий. К.: Академія, 2002. — Т. 20—21: Теорія та історія культури. — С. 66—71. — ISBN 966-518-104-1. (укр.)
  109. Топорков А. Л. Русский волк-оборотень и его английские жертвы // Новое литературное обозрение. — 2010. № 103. С. 140—151. ISSN 0869-6365.
  110. Иванов П. В. Вовкулаки (материалы для характеристики мировоззрения крестьян-малорусов) // Юбилейный сборник в честь Всеволода Фёдоровича Миллера, изданный его учениками и почитателями / Под ред. Н. А. Янчука. М.: Типо-литография А. В. Васильева, 1900. — С. 292—297. — XXII, 369, [3] с. — (Известия общества любителей естествознания, антропологии и этнографии, Т. XCVII; Труды этнографического отдела, Т. XIV).
  111. Иванов П. В. Кое-что о вовкулаках и по поводу их // Українці: народні вірування, повір'я, демонологія. — 2-е вид. К.: Либідь, 1992. — С. 505—511. — (Пам'ятки історичної думки України). — ISBN 5-325-00371-2.
  112. Простонародные приметы и поверья, суеверные обряды и обычаи, легендарные сказания о лицах и местах / Cобр. в Витебской Белоруссии Н. Я. Никифоровский. — Витебск: Губернская Типо-Литография, 1897. — С. 67—70, 264. — X, 307, [27] с.
  113. Gloger Z. Wilkołak // Encyklopedja staropolska ilustrowana. — Warszawa: Druk P. Laskauera i S-ki, 1903. — S. 437. (польск.)
  114. Волколак / Е. Е. Левкиевская // Народная демонология Полесья: Публикации текстов в записях 80—90-х гг. XX века / Сост. Л. Н. Виноградова, Е. Е. Левкиевская. М.: Языки славянских культур, 2010. — Т. I: Люди со сверхъестественными свойствами. — С. 478—558, 622—624. — 648 с. — (Studia philologica). — ISBN 978-5-9551-0446-1.
  115. Коваль В. И. Волколак // Мифологические верования восточных славян : Пособие по курсу «Славянская мифология» / М-во образования Республики Беларусь, Гомельский гос. ун-т им. Ф. Скорины. — Гомель: ГГУ им. Ф. Скорины, 2016. — С. 174. — 270 с. — ISBN 978-985-577-.
  116. Жайворонок В. В. вовкула́к = вовкула́ка = вовку́н = люди́на-вовк // Знаки української етнокультури: Словник-довідник. К.: Видавництво «Довіра», 2006. — С. 103—104. — 1, 703 с. — ISBN 966-507-195-5. (укр.)
  117. Тиховська О. Персоніфікація архетипу тіні у міфологічному світогляді українців // Сучасні проблеми мовознавства та літературознавства. — 2015. Вып. 20. С. 132—133. (укр.)
  118. 222. [Вядзьмак-ваўкалак] // Легенды i паданнi / Склад. М. Я. Грынблат i А. I. Гурскi; Рэд. тома А. С. Фядосік; АН БССР,І-т мастацтвазнаўства,этнаграфіі і фальклору. Мн.: Навука i тэхніка, 1983. — С. 180. — 544 с. — (Беларуская народная творчасць). 5100 экз. (белор.)
  119. Никифоровский Н. Я. Оборотни // Нечистики. Свод простонародных в Витебской Белоруссии сказаний о нечистой силе. — Вильна: Н. Мац и Ко, 1907. — С. 102. — 103 с.
  120. Češarek D. Izročilo o psoglavcih, volkodlakih, volčjem pastirju in Atili v mitski krajini Sodražice // Studia mythologica Slavica. — 2015. № XVIII. — S. 134—138, 146, 152. ISSN 1581-128X. (словенск.)
  121. Коваль У. І. Ваўкалак // Народныя ўяўленні, павер'і і прыкметы. Даведнік па ўсходнеславянскай міфалогіі. — Гомель: Беларускае агенцтва навукова-тэхнічнай і дзелавой інфармацыі, 1995. — С. 30—32. — 180 с. — ISBN 985-415-005-4. (белор.)
  122. Новак В. С. Ваўкалак // Славянская міфалогія (на матэрыялах Гомельскай вобласці). Мн.: Право и экономика, 2009. — С. 39—49. — 324 с. — (Гуманітарныя навукі). — ISBN 978-985-442-716-4. Архивированная копия (недоступная ссылка). Дата обращения: 26 июня 2016. Архивировано 13 августа 2016 года. (белор.)
  123. Оборотничество / Л. Н. Виноградова // Славянские древности: Этнолингвистический словарь : в 5 т. / под общ. ред. Н. И. Толстого; Институт славяноведения РАН. М. : Межд. отношения, 2004. — Т. 3: К (Круг) — П (Перепёлка). — С. 466—471. — ISBN 5-7133-1207-0.
  124. Ляцкий Е. А. Представления белоруса о нечистой силе // Этнографическое обозрение. — 1890. № 4. С. 19.
  125. Валенцова М. М. Демонологические представления Оравы // Славянский и балканский фольклор: Виноградье. К юбилею Людмилы Николаевны Виноградовой / Отв. ред. А. В. Гура. М.: Индрик, 2011. — С. 162—163. — 376 с. — ISBN 978-5-91674-165-0.
  126. Новичкова Т. А. Оборотень // Русский демонологический словарь. СПб.: Петербургский писатель, 1995. — С. 447. — 640 с. 4100 экз. — ISBN 5-265-02803-X.
  127. Мадлевская Е. Л. Оборотни и обменыши // Русская мифология. Энциклопедия. М.: Эксмо, Мидгард, 2005. — С. 533. — 784 с. 5000 экз. — ISBN 5-699-13535-6.
  128. Янчук Н. А. Этнографический очерк Белоруссии // Курс белоруссоведения: лекции, читанные в Белорусском народном университете в Москве летом 1918 года / Белорусский п/отдел отдела просвещения национальных меньшинств НКП. М.: Друкарня А. П. Яроцкого, 1918—1920. — С. 175. — 305 с.
  129. Левкович Н. М. Традиційні уявлення бойків про душі померлих дітей (За польовими матеріалами) // Вісник Львівського університету. Серія історична. — 2012. Вып. 47. С. 237. ISSN 2078-6107. (укр.)
  130. Плотникова А. А. Народная мифология в закарпатской Верховине // Славянский и балканский фольклор: Виноградье. К юбилею Людмилы Николаевны Виноградовой / Отв. ред. А. В. Гура. М.: Индрик, 2011. — С. 145. — 376 с. — ISBN 978-5-91674-165-0.
  131. Łukaszewicz J. Rozdział XIV. Kronika. // Obraz historyczno-statystyczny miasta Poznania w dawniejszych czasach. — Poznań: Czcionkami C.A. Pompjusza, 1838. — Vol. II. — S. 309. — viii, 437 S. (польск.)
  132. 143. Kupiec poznański wilkołakiem. Z kron. Benedyktynek poznańskich // Podania i legendy polskie, ruskie i litewskie / zebrał L. Siemieński. — Poznań: Księgarnia J. K. Żupańskiego, Czcionkami N. Kamieńskiego i Spółki, 1845. — S. 138. — xx, 163, [1] S. (польск.)
  133. Kolberg O. Powiat Poznański // Dzieła wszystkie. — Wrocław — Poznań: Polsce towarzystwo ludoznawcze, 1982. — S. 14. — 319 S. (польск.)
  134. Pan Laski. Pověst // J. B. Malého sebrané báchorky a pověsti národní. Swazek III. — V Praze: Tisk a Sklad Jar. Pospíšila, 1845. — S. 85—101. — 101, [3] S. (чешск.)
  135. Pilnáček J. Paměti městyse Černé Hory. — Černá Hora: Tiskl Ant. Odehnal v Brně — nákladem vlastním, 1926. — S. 203—204. — 503 S. (чешск.)
  136. Ляцкий Е. А. Представления белоруса о нечистой силе // Этнографическое обозрение. — Год 2-й, Кн. VII. — 1890. № 4. С. 40.
  137. Юрій Шипович. Карпаторусинська готика у «Народных вірованях» Ф. Потушняка, «Нашому родному крайови» Александера Маркуша и «Свалявщині у переказах и легендах» Л. Андрелы (русин.). Закарпаття / Новини по нашому. Новини Закарпаття : інформаційний портал (2 мая 2014). Дата обращения: 8 сентября 2016. Архивировано 9 июля 2014 года.
  138. Демонології української символіка: Вовкулака / Л. Е. Довбня // Енциклопедичний словник символів культури України / За заг. ред. В. П. Коцура, О. І. Потапенка, В. В. Куйбіди. — 5-е вид. — Корсунь-Шевченківський: ФОП В. М. Гавришенко, 2015. — С. 209—210. — 912 с. — ISBN 978-966-2464-48-1. (укр.)
  139. Воропай О. I. Звичаї — скарб українського народу // Звичаї нашого народу : етнографічний нарис : [у 2 т.]. — репр. (@print), 2010. — Мюнхен: Українське видавництво, 1958. — Т. 1. — С. 11. — 308, [1] с. (укр.)
  140. Сапковский А. Бестиарий Анджея Сапковского: Волколак // Нет золота в Серых Горах / Пер. Е. Вайсброта. М.: АСТ, 2002. — ISBN 5-17-011011-1.
  141. Коринфский А. А. Февраль-бокогрей // Народная Русь : Круглый год сказаний, поверий, обычаев и пословиц русского народа. М.: Издание книгопродавца М. В. Клюкина, 1901. — С. 131.
  142. Потебня А. А. Символ и миф в народной культуре / Сост., подг. текстов, ст. и коммент. А. Л. Топоркова. М.: Лабиринт, 2000. — 480 с. — (Собрание трудов). — ISBN 5-87604-107-6.
  143. Голант Н. Г. Мифологические представления влахов Восточной Сербии (по материалам экспедиций 2013—2014 гг.) // Материалы полевых исследований МАЭ РАН / Музей антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера) РАН; [отв. ред. Е. Г. Федорова]. СПб.: МАЭ РАН, 2015. — С. 130—131. — ISBN 978-5-88431-287-6.
  144. Петровић С. Српска митологија. I књига. Систем српске митологије [e-book]. — Ниш: Просвета, 1999. — 280 с. (серб.)
  145. Новикова Т. К вопросу об этимологии номинаций образа вампира и его семантике // Studia Neofilologiczne. — 2013. № 3. С. 230—231. ISSN 1897-4244.
  146. Мороз А. Б. Волк в южнославянской народной культуре: Человеческое и демоническое // Миф в культуре: Человек — не-человек / Ред. Л. А. Софронова, Л. Н. Титова. М.: Индрик, 2000. — С. 81—82. — 320 с. — (Библиотека Института славяноведения РАН, 14). — ISBN 5-85759-106-6.
  147. Blécourt W. de. The Differentiated Werewolf: An Introduction to Cluster Methodology // Werewolf Histories / Ed. by W. de Blécourt. — Basingstoke, Hampshire; New York, NY: Palgrave Macmillan, 2015. — P. 11. — xii, 260 p. — (Palgrave Historical Studies in Witchcraft and Magic). — ISBN 978-1-137-52634-2. (англ.)
  148. Аммон М. Беларуская фантастычная літаратура ў кантэксце сучаснай міфатворчасці // Науковий вісник Східноєвропейського національного університету імені Лесі Українки. Філологічні науки. Літературознавство. — 2013. № 3. С. 4. (белор.)
  149. Мусий В. Б. Миф в художественном освоении мировосприятия человека литературой эпохи предромантизма и романтизма. — Одесса: Астропринт, 2006. — С. 143—146. — 432 с. — ISBN 966-318-557-0.
  150. Корякина О. В. Мистическая фантастика в рассказе А. И. Куприна «Серебряный волк»: поэтика и проблематика // Вестник Тамбовского университета. Серия: Гуманитарные науки. — 2013. № 8 (124). С. 210—215. ISSN 1810-0201.
  151. Попов М. Бестиарий. Оборотни и вервольфы // Мир фантастики. — 2004. — Апрель (№ 4 (08)). С. 54—59. ISSN 1810-2247.
  152. Касьянов А. В. Образ «волка» в романе В. Пелевина «Священная книга оборотня» // Новый филологический вестник. — 2008. Т. 7, № 2. ISSN 2072-9316.
  153. Колмакова О. А. Мифологическая метаморфоза как культурный код в русской прозе рубежа XX—XXI вв // Вестник Бурятского государственного университета. — 2013. № 10. С. 123—124. ISSN 1994-0866.
  154. Памятные монеты «Усяслаў Полацкі» («Всеслав Полоцкий»). Национальный банк Республики Беларусь. Дата обращения: 23 июля 2016. Архивировано 23 июля 2016 года.
  155. Шамякіна Т. І. Міфалогія Беларусі (нарысы). Мн.: Мастацкая літаратура, 2000. — С. 16. — 400 с. — ISBN 985-02-0419-2. (белор.)
  156. Дуктава Л. Г. Мастацкая анімалістыка ў беларускай літаратуры другой паловы XX ст. — Магілёў: МДУ імя А. А. Куляшова, 2009. — 184 с. — ISBN 978-985-480-546-7. (белор.)
  157. Бараноўская Л. Г. Сэнсавая аб’ёмнасць вобразаў ваўка і ваўкалака ў творчасці Янкі Купалы // Актуальныя праблемы выкладання мовы і літаратуры ў сярэдняй і вышэйшай школе: матэрыялы рэспубліканскай навуковай канферэнцыі, 30 кастрычніка 2002 г / Пад рэд. У. І. Каялы, Т. І. Тамашэвіча; Гродзен. дзярж. ун-т. — Гродна, 2003. — С. 156—160. (белор.)
  158. Міхась Скобла. Лія Салавей: «Энцыкляпэдыя фальклёру — адбітак душы беларуса» (эфір 18 чэрвеня 2006, перадача «Вольная студыя») (белор.). Радыё Свабода (22 июня 2006). Дата обращения: 1 апреля 2016. Архивировано 22 апреля 2016 года.
  159. Валитова В. А. Репрезентация славянской мифологии в творчестве О. Громыко // Вестник Ленинградского государственного университета им. А.С. Пушкина. — 2015. Т. 1. Филология, № 1. С. 33. ISSN 1818-6653.
  160. Філоненко С. О. Вовкулаки починають і програють: мотив перевертня в сучасній українській белетристиці // Наукові записки Бердянського державного педагогічного університету. Сер.: Філологічні науки. — 2014. Вып. ІV. С. 295—301. (укр.)
  161. Вільчинська Т. Демонолексика у поетичній картині світу І. Франка й Лесі Українки (семантико-стилістичний аспект) // Наукові записки: у 5 ч.. — Кіровоград: КДПУ ім. В. Винниченка, 2008. — Вип. 75 (1). С. 28—29. Архивировано 22 декабря 2015 года. (укр.)
  162. Шевченко І. Сакральний художньомовний світ у драмі-феєрії «Лісова пісня» // Леся Українка і сучасність: Зб. наук. пр / Редкол.: М. Г. Жулинський [та ін.]; Волин. нац. ун-т ім. Лесі Українки [та ін.]. — Луцьк: РВВ «Вежа», 2008. — Т. 4, кн. 2 / Упоряд. Н. Г. Сташенко. — С. 262—264. — 560 с. 300 экз. — ISBN 978-966-600-359-4. (укр.)
  163. Турган О. Код звіра в семіозисі драм Лесі Українки // Сучасні літературознавчі студії. Поетикальні виміри топосу тварини. Випуск 8. — 2011. Ч. ІІ. С. 594. (укр.)
  164. Кобченко К. А. Два жіночі образи української літератури: від ґендерного до символічного тлумачення (Мавка Лесі Українки та Маруся Чурай Ліни Костенко) // Українознавчий альманах. — 2011. Вып. 6. С. 109—110. ISBN 978-966-2213-81-2. (укр.)
  165. Ромащенко Л. Фольклорний компонент в українській історичній прозі // Літературознавство. Фольклористика. Культурологія. — 2015. Вып. 18—20. С. 229—230. (укр.)
  166. Фенько Н. М. Герой-вовкулака: сучасна інтерпретація міфу (Типологічний аналіз повісті Вал. Шевчука «Сповідь» і роману В. Дрозда «Вовкулака (Самотній вовк)») // Наукові записки. Серія: Філологічні науки (літературознавство). — Кіровоград: РВГ ІЦ КДПУ ім. В. Винниченка, 1998. Вып. XV. С. 128—137. (укр.)
  167. Манюх Н. Б. Особливості перекладів роману «Вовкулака (Самотній вовк)» В. Дрозда російською та польською мовами // Вісник Житомирського державного університету імені Івана Франка. № 76. С. 214—219. ISSN 2076-6173. (укр.)
  168. Терещенко С. О. Система мотивів роману В. Дрозда «Вовкулака» («Самотній вовк») // Матеріали доповідей V Регіональної студентської наукової конференції «Мова та література як об’єкти філологічного дослідження» 21 березня 2012 р., м. Харків. — Харків: ХНУ ім. В. Н. Каразіна, 2012. С. 19—21. (укр.)
  169. Дашко Н. С. Місто як світ абсурду в романі «Вовкулака» В. Дрозда // Актуальні проблеми слов’янської філології. Серія: Лінгвістика і літературознавство: Міжвуз. зб. наук. ст. — 2010. Вып. XXIII, ч. 3. С. 275—282. (укр.)
  170. Франко И. Я. Южнорусская литература // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). СПб., 1904. — Т. XLI. — С. 300—326.
  171. Шамякіна Т. І. Элементы міфалагізму ў літаратуры Беларусі XIX ст // Веснік Беларускага дзяржаўнага універсітэта. Серыя 4, Філалогія. Журналістыка. Педагогіка. — 2009. № 2 (жнівень). С. 48. ISSN 0372-5375. (белор.)
  172. Тихомирова Е. Мотив оборотничества в литературе фэнтези // Сучасні літературознавчі студії: Збірник наукових праць. — 2011. Вып. 8. Топос тварини як антропологічне дзеркало. С. 578. ISSN 2411-3883.
  173. Волколак. Ведьмак Вики. Викия. Дата обращения: 6 апреля 2016.
  174. Olkusz K. Zwierzęta jako monstra we współczesnej polskiej fantastyce grozy // Literatura Ludowa. — lipiec—październik, 2010. № 4—5. С. 92—93. ISSN 0024-4708. (польск.)

Литература

Обзорная литература на русском языке

This article is issued from Wikipedia. The text is licensed under Creative Commons - Attribution - Sharealike. Additional terms may apply for the media files.