Волколак

Мотив превращения человека в волка присутствовал в народных верованиях всех славян[7]^:508[8]^:217, но лучше всего он сохранился у украинцев, белорусов[9][10]^:133—135[11]^:44[1]^:418 и восточных[5]^:201[12]^:148 поляков[1]^:418[10]^:133—135. У русских слово волколак зафиксировано только в южных областях[1]^:418[13], на остальной же территории людей, превращающихся в волков, называли просто оборотнями[13], но поверья о них очень схожи с поверьями о волколаках[1]^:418[11]^:44. У словаков и, особенно, у чехов представления о волколаках немногочисленны; у лужичан они также редуцированы и встречаются в основном в Нижней Лужице.[10]^:134—135 Южнославянские представления смешивают волколаков с упырями (вампирами)[1][3][7]^:508—509, в них, кроме словенских[14]^:214[15]^:246, эти образы практически сливаются[8]^:222[15]^:246. Помимо поверий, быличек и бывальщин, волколаки встречались также в небольшом количестве сказок.[16]^:237—238

Говоря о древности представлений о превращениях людей в волков на славянских землях, можно упомянуть племя невров, жившее в VI—V веках до н. э. где-то на территории современных Украины и/или Белоруссии, члены которого, согласно пересказываемым Геродотом (ок. 484(?) — ок. 430/425/420 годы до н. э.) в его «Истории» сообщениям, становились волками на несколько дней в году[5]^:201[17]^:321[18][19]^:676, вероятно, зимой[18][20]^:154: «Эти люди [Невры], по-видимому, колдуны. Скифы и живущие среди них эллины, по крайней мере, утверждают, что каждый невр ежегодно на несколько дней обращается в волка, а затем снова принимает человеческий облик»[комм. 1][21][22]^:9. Возможно, имеется в виду обрядовое «превращение».[13][19]^:676[23][24]^:23 Сопоставление «оборотничества» невров со славянским праздничным ряженьем для некоторых исследователей является одним из аргументов за гипотетичную славянскую природу невров.[25][26]^:730[27] Впрочем, нельзя со всей уверенностью даже утверждать, что речь идёт о представлениях самих невров, а не скифов или греков, при том, что у последних они, по-видимому, не были редкостью.[28]^:56—61

Фрагмент схемы серебряного браслета из клада XII века из городища Галицкого княжества, расположенного около села Городище Деражнянского района Хмельницкой области. По мнению Б. А. Рыбакова, в центральной и правой частях изображён не просто волк, а перекинувшийся с помощью волшебного пояса-науза волхв-волкодлак.[комм. 2][26][29]^:121—122

Самым ранним свидетельством о представлениях о превращении в волков у славян являются, по-видимому, упоминания в итальянских и византийских хрониках[30] сверхъестественных способностей болгарского царевича Бояна (Баяна) Магесника (ок. 910 — ок. 970)[28]^:65[31][32]^:289: «Говорят, что Баян настолько овладел магией, что однажды нечаянно превратился в волка или подобного ему зверя»[комм. 3][28]^:65[30][33]. В «Слове о полку Игореве» (1185) полоцкий князь Всеслав Брячиславич (ум. 1101) превращается по ночам в волка и добегает в таком виде за ночь до Тмутаракани[2][7]^:408[19]^:643[34] (впрочем, вполне возможно, что это всего лишь метафоры)[34]^:89[35][36]: «Вскочив [Всеслав] от них [киевлян] лютым зверем в полночь из Белгорода, когда нависла тёмная мгла… скакнул волком до Немиги с Дудуток… Всеслав-князь людей судил, князьям города раздавал, а сам ночью волком рыскал; из Киева добежал до [пения] петухов до Тмутаракани; великому Хорсу волком путь перебегал.»[34]^:89[комм. 4][34]^:85. Образ волка, наряду с образами других животных, приписывается в поэме также певцу Бояну[17]^:328 и самому князю Игорю Святославичу[29]^:108 (1151—1201). В сербской (Иловицкой) и русской Кормчих книгах 1262 и 1282 годов соответственно упоминаются волкодлаки (первое упоминание слова), гонящие облака и поедающие луну и солнце.[1]^:419[7]^:408[37]^:78 В русских былинах в волка превращается Волх Всеславьевич (Вольга Святославич)[8]^:221—222[19]^:643[38][39][комм. 5]: «Ко другой-та мудрости учился он, Волх, обвертываться серым волком», «Похотелося Вольги много мудрости… серым волком рыскать да по чистыим полям»[комм. 6][39]. В сербском эпосе в волка превращается герой Змей Огненный Волк[2][18] (прототип — деспот Вук Бранкович, ум. 1485[8]^:225). Всё это, по мнению Вяч. Вс. Иванова и В. Н. Топорова, может свидетельствовать о существовании общеславянского мифологического героя-волка[2].

В XV—XVIII веках верования в волколаков на польских землях не раз упоминались в местных и иностранных исторических хрониках и демонологических работах.[5]^:201—202[12]^:149[28]^:52—56[40]^:183—184[41]^:150[42] Польские авторы в своих трудах, в рамках господствовавших в Европе представлений, отрицали возможность реального превращения, указывая на его мнимый, созданный дьявольским обманом характер.[28]^:52—56[40]^:183—184 Одним из наиболее ранних зафиксированных случаев является сообщение о поимке в лесу мазурского крестьянина с обильной растительностью на теле, многочисленными шрамами, якобы от собачьих клыков, и подозрительным поведением, которого обвинили в нападении на скот соседей в волчьем виде, который он постепенно приобретал ко дню Иоанна Крестителя и к Рождеству Христову, его заперли в подвале замка прусского герцога Альбрехта (1490—1568), но ожидавшееся превращение в волка так и не произошло[5]^:201—202[12]^:148—149[22]^:57—59; в дальнейшем его, по-видимому, сожгли заживо[22]^:59. В XVII—XVIII веках превращение в волчиц выступало в качестве одного из обвинений в ходе польских судов над «ведьмами».[12]^:149

Большинство мифологических рассказов и поверий о волколаках, как и о других персонажах славянской низшей мифологии, записаны в XIX—XX веках. В XX веке традиционные представления об оборотничестве угасают[16]^{:238, 250}[43], что связано, возможно, не только с общим упадком традиционных верований, но и с уменьшением численности волков[16]^:250—253, хотя в некоторых регионах рассказы о превращениях в волков всё ещё сохраняют некоторую популярность.[43] В современных городских демонологических представлениях славянские взгляды на волколаков вытесняются образом вервольфов (ликантропов) из западной популярной культуры.[44][45]^{:238, 245}

Слово «волкодлак» общеславянское:

Отсюда же название волка-оборотня у литовцев — лит. vilkólakis[65][73]^:71[87] / vilkakis[88]; заимствованные из болгарского[73]^:75 названия вампиров у балканских неславянских народов[37]^:75[65][73]^:75[89] — греч. βρυκόλακες[73]^:75, арум. vurcolacu, далм. valtudluk[90], рагуз.далм. vukolak[90], транс.рум. vacodlac[90], алб. vurkollák / vurvollák[14]^:51[73]^:75[80][89], тур. vurkolak[15]^:241[31]; заимствованное название пожирающего луну и солнце существа у румын — рум. vârcolác[65][73]^:75; и их диалектные варианты[73]^:75. Неологизм вурдала́к, введённый в русский язык А. С. Пушкиным (стихотворение «Вурдалак» из цикла «Песни западных славян», 1835) и А. К. Толстым (готический рассказ «Семья вурдалака», 1839) и используемый преимущественно по отношению к упырям и вампирам, является совмещением и искажением нескольких балканских форм.[15][50][73]^:76

Первая часть названия происходит от слова волк (праслав. *v^ьl̥kъ)[50][55][56][84]^:216 и изменялась соответственно ему в конкретных языках.

Вторая часть, согласно классической гипотезе[1]^:418[11]^:46, соответствует церк.-слав. длака, сербохорв. дла̏ка, словен. dláka, то есть «волосы», «шкура», «шерсть»[1]^:418[2][50][55][56], «конский или коровий волос»[91], отсюда же русское кудла[92], праславянская лексема в этом случае реконструируется, как *dolka? или *-dolkъ[56][93].

Причина альтернации дл//л в волкодла́к—волкола́к и о//у в волкола́к—волкула́к в упрощении групп согласных и субституции лабиализованных коррелятов[94].

Согласно принимаемой ныне большинством исследователей другой версии[54], второй элемент, возможно, происходит от балто-славянского *dlak(i)as — «медведь»[95], ср. прусск. *tlokis / clockis (*klokis), лит. lokỹs, латыш. lâcis[2][54][67][96]^:360—361, латг. lōcś[54][75]^:69; что родственно греч. ἂρκτος, хетт. ḫartagga- (ср. LU ḫartagga — «человек-медведь», «медвежий человек»[75]^:73) , др.-исл. art и др. В данном контексте предлагается праславянская реконструкция второй части, как *dlaka — «медведь», а позиция лингвистов, считающих такую реконструкцию ошибочной — недостаточно обоснованной.[75]^:71 В этой связи отмечается, что термин «волкодлак» может быть одного происхождения с лит. vilktakis[73]^:71 и тождествен по смыслу именам: др.-исл. Ulf-biorn[2][54], Biǫrn-olfr[54], др.-в.-нем. Wulf-bero[2][54], Bero-ulf, вестгот. Ber-ulfus[54][75]^:73—74. Совмещение способностей превращаться в волка и медведя описано в древнерусской книге «Чаровник»[2] и в поверьях Закарпатья[1]^:418. «Волкодлак» могло означать также «мужчина с чертами медведя или волка».[73]^:73

Ряд исследователей совмещают обе вышеозначенные гипотезы, полагая, что второй компонент изначально был древним индоевропейским названием медведя, но в дальнейшем, в связи с табуированием названия этого зверя, сохранился только в качестве обозначения шкуры[54][73]^:71 (или наоборот[73]^:72). М. М. Валенцова, впрочем, сомневается в этой версии, так как оборотничество в волков и медведей в дошедших до нас верованиях совмещалось очень редко.[54]

Альтернативные толкования: «волк с конским, коровьим волосом, шкурой»[13], «волчье кодло, род»[29]^:27[97], отождествление со вторым компонентом фракийских сложных антропонимов -ταλκης[96]^:360—361. Предположение, что звук д во второй части появился в южнославянских языках вторично, вследствие приравнивания её к длаке-шкуре, а в западно- и восточнославянских языках этот звук появляется только в книжных формах[34]^:90—91[65][73]^:71—74, позволяет ряду лингвистов толковать вторую часть или как суффиксы -ol-ъ и -ak-ъ[34]^:91[67], или как *lakъ — «одежда», «кожа» (с праславянской исходной формой *vьlkolakъ)[34]^:90[65], или как *likъ — «лик», «лицо», «внешний вид» (с исходной формой *vьlkolikъ — «имеющий волчий вид, внешность обличие»)[34]^:91, или как *lakati — «подстерегать», или как *lačiti — «медлить», «следить, идя следом»[98].

Украинские карпатские варианты вовколаб, вовкурад и вовкораб[37]^:73 очевидно являются эвфемистичными (в связи с опасением упоминать имена злых сил) контаминациями[34]^:92[37]^:75[56] слова «вовкулак» со словами «лаба» (лапа)[34]^:92, «рад» (радующийся, любящий)[37]^:75—76[56] и «раб»[34]^:92, соответственно. Юго-западноукраинское слово вовкун прозрачно образовано при помощи суффикса -ун.[37]^:76 Смоленское вукула образовано из «волколака» под влиянием имени Вукол.[34]^:92 Вторая часть лужицкого wjelkoraz, возможно, происходит от слова образ[65], либо — производное от *raziti (ср. в.-луж. zarazyć — «убить»)[64][99]. В хорватском диалектном (vu)kozlȁk, zlȁka это местное dlaka.[81]^:1064

Также волкодлака в славянском языке, согласно Вяч. Вс. Иванову и В. Н. Топорову, называли словом, произошедшим от глагола vedati, «знать»: укр. віщун, «волк-оборотень», др.-чеш. vedi, «волчицы-оборотни», словен. vedоmci, vedunci, vedarci, «волки-оборотни». На древность этого слова указывают родственные названия волка: др.-исл. vitnir, хетт. uetna.[2][19]^:644 То есть во главе угла ставилось ведовство как причина превращения.[19]^:644

Волк — один из центральных, наиболее мифологизированных[66], опасных и почитаемых диких животных в славянской народной традиции.[11]^:45—47[12]^:148[32]^:289[100]^:287 Вероятно, у славян некогда существовал его культ.[11]^:45—47[17][23][101] Среди основных характеристик образа волка: жизнь в дикой природе, хищничество, связь с кровью, хтоничность, связь с темнотой, связь с умершими, его брачная, мужская и эротическая символика, связь с нечистой силой (волк может отождествляться с ней, страдать от неё или, наоборот, быть для неё опасным) и некоторые демонические свойства, наличие у волков «хозяина», период разгула волков зимой, совпадающий с периодом активизации нечистой силы, посредническая функция волка между людьми и богом и людьми и нечистью, определение волка как «чужого», связь с пересечением границы и переломными моментами, наибольшая близость образа к образам, с одной стороны, медведя, а с другой — собаки; использование частей тела и имени волка как магических средств «для приобретения отпугивающих свойств, агрессивности, жизненной силы и здоровья». В той или иной степени все эти воззрения были перенесены и на образ волколака.[16]^:238—239[32]^:289—290[40]^{:147, 151}[66][77]^:56—57[102]

Маска волка из Марчелей, использовалась для обряда «звончары». Этнографический музей в Загребе

Распространено мнение, что представление о волколачестве, как и в целом об оборотничестве, восходят к тотемизму[19]^:644[23][24]^:23[32]^:290[54]^:46[103], при котором осуществлялись обряды переодевания в шкуры тотемных животных[103]. У славян был распространён обычай наряжаться в волчьи маски и костюмы на новогодние праздники, на Масленицу и по некоторым другим поводам[8]^:219[25][27][77]^:205[104][105], что может рассматриваться как имитация оборотничества[19]^:652[102]. В ходе разрушения языческих верований и укрепления христианства отношение к волкам изменилось с нейтрального на отрицательное[29]^:162—163, также и оборотничество, рассматривавшееся некогда как знак «приобщения индивида к божественному либо священному животному»[19]^:670, стало рассматриваться негативно[29]^:162—164[77]^:205 и считаться «знаком-символом нечистой силы или её атрибутов»[19]^:670. Соответственно, предполагается, что раньше возникли представления о добровольном превращении в волков, тогда как другие типы оборотничества появились под воздействием христианства.[5]^:203[29]^:162—177 Опираясь на то, что, за исключением превращений целых свадеб, рассказы о волчьем оборотничестве женщин у славян весьма редки[29]^:171[37]^:74[45]^:238[97], выводят, что представления о волколаках являются фольклоризацией сопровождавшихся употреблением изменяющих сознание веществ архаичным обрядам юношеской инициации, которые у древних славян якобы сопровождались ритуальным перерождением в волков[8][19]^:679[40][77]^:55[106], и последующим «волчьим» союзам молодых воинов, которые обособлялись от социума, жили в лесу и занимались разбоем[8]^:221—223[17][29][40][106][107]; отголоски этих явлений видят, например, в польских и украинских обрядах инициации в мужские общины XIX века[8]^{:219—220, 223}[40]^:147—148 и в украинских представлениях о запорожских казаках и благородных разбойниках начала XIX века[29]^:180. Волколачество могло также служить метафорой для военных походов, в которые отправлялись молодые воины-«волки».[6]^:231[108]^:67 Предполагается также, что представления о волколачестве могут быть следом поклонения индоевропейцев богу-волку — богу воинов[17][108], мира мёртвых и плодородия[108]. Представления о превращении свадьбы в волков связываются одними исследователями также с тотемизмом, так как свадебные группы некогда означали родовые группы.[103] В восточнославянском народном творчестве волками могли называть практически всех участников свадьбы.[19]^:681 Другие исследователи связывают эти представления с древней формой брака, так называемым умыканием — похищением невесты.[2][8]^:223—224[13]

Впрочем, есть и скептические мнения относительно этих теорий, отрицающие связь древних обычаев и верований с позднейшими представлениями, которые вполне могли возникнуть и самостоятельно.[28][100]^{:272—279, 287}[105][109][110]^:292 Например, указывается на возможную связь народных взглядов на оборотничество с христианскими литературными источниками: пересказывавшими античные сообщения[28][110]^{:292, 297} нравоучительными повествованиями[110]^:292, демонологическими работами[28], апокрифическими сказаниями[110]^:292, отголосками немецких и французских судов над «оборотнями»[28].

Фёдор Евтихиев (1864—1904), страдавший гипертрихозом, был известен, как «мальчик с пёсьей мордой»

Образ волколака служил демонической персонификацией негативных, тревожных, нарушающих гармонию явлений общественной жизни.[16]^:239 Исследователи объясняли бытование мифов о волколаках психическими расстройствами, приводящими к звероподобному поведению (т. н. клиническая ликантропия и др.)[12]^:149—150[42][100]^:287[111]^:511, рождением детей с атавистическими признаками (волчьей пастью, хвостом[24]^:23, густым оволосением лица[5]^:202) и просто «диким» внешним видом[12]^{:148, 150} и т. п. Слухи об оборотнях могли сознательно распускать люди, воровавшие скот[111]^:511, и бродяги, ходившие по деревням, рассказывая душещипательные истории о том, что они ищут родственников, превращённых в волков, или о том, как они сами долго были волками, и получая подаяние от растроганных селян[16]^:245—246[40]^:144[69][112]^:70[113]. За историями нахождения человеческого тела под волчьей шкурой или превращения волка после гибели в человека могли стоять случаи намеренного или случайного убийства людей охотниками, пытавшихся таким образом избежать наказания.[12]^:151 Представления о страдающих заколдованных волколаках могли возникнуть и в результате наблюдения старых дряхлых волков, которые больше не могли охотиться.[4]^:72 За историями о нетипичном поведении волков могли также стоять случаи бешенства.[12]^:154[100]^:287 Н. А. Криничная отмечает, что, хотя во многих бывальщинах названы имена конкретных, ещё живых людей, как правило из соседнего поселения, но, когда приходишь к ним с расспросами, они как правило подтверждают историю, но утверждают, что она случилась не с ними, а с другими, опять-таки конкретными людьми из другой деревни.[19]^:680—681 Б. Барановский указывал, что чем дальше от места действия была записана история о «волколаках», тем больше в ней появлялось небывалых подробностей.[12]^:154

Николай Рерих. Колдуны. 1905 год

По природе превращений мифологических волколаков можно разделить на три основные группы: превращающиеся сознательно при помощи колдовства, превращённые против своей воли чужими чарами, и превращающиеся самопроизвольно время от времени.[5]^:203[12]^:149[41]^:148[86]^:196[103][110]^:293[114]^:478—479[115][116] В зависимости от природы превращения, различаются и способы.[114]^:479 Большинство из них символизирует приобщение к иному, звериному, хтоническому, миру, пересечение границы между мирами.[1]^:418—419[19]^:693[114]^{:479—480, 523}[117]

Способность колдуна или ведьмы превращаться в волка является частным случаем их способности к оборотничеству. В восточнославянской и польской традициях это центральный мотив представлений о волколаках.[114]^:485 Народ описывал несколько способов добровольного превращения человека в волка: нужно прочитать тайное заклятие[6]^:229[38][53]^:254 и затем выполнить то или иное действие. Часто указывали, что нужно перекувырнуться, перепрыгнуть или перешагнуть[114]^:480 (один раз или трижды, по разным источникам) через или воткнутые в землю остриём вверх (что символизирует смертельную опасность), в пень, в порог или стол несколько (1, 2, 3, 5, 7, 9, 12 или т. п.) ножей или колов[38][53]^{:257, 485}[119][4]^:71[7]^:409[19]^:693 (пять ножей могли символизировать конечности и хвост волка[4]^:71[53]^:257), или через воткнутый топор[13][19]^:693[110]^:294, или через коромысло (Вологодская губерния)[13], ухват[110]^:295, забор[1]^:419[114]^:523, перекрёсток[1]^:419[120]^:134—135, неперекрещённый при рубке осиновый пень — либо ухватившись за него зубами, либо положив на него гребень или щепку[1]^:419[112]^:264, через нагнутую берёзу (Гомельская область)[114]^:523, через колоду[1]^:419 или болотную руду (белорусы)[121], ров[1]^:419, ручей (белорусы)[40]^:146, кротовину (словенцы)[86], или обруч. Среди других способов: набросить на себя кольцо из мочала[3], перебросить через себя корзину (Смоленская губерния)[13], пролезть через хомут (украинцы)[1]^:419[19]^:692[59] или через старое колесо без осей (белорусы)[122]^:40, перешагнуть через лежащий под порогом или под доро́гой пояс ведьмы (Волынская область)[1]^:419, воткнуть заговорённый топор в пень[19]^:694, раздеться донага или (у украинцев) переодеться в ветхую одежду[1]^:419, обежать вокруг семи деревьев по семь раз (поляки)[12]^:150, надеть одну из девяти шкур, которые, якобы, сбрасывал волк (кашубы)[1]^:418—419, перейти в полдень межу между земельными участками (лужичане)[123]^:471, изваляться в навозе (словенцы)[86]^:196, натереться соком ивановской травы (белорусы)[122]^:41. В тех случаях, когда предполагается повторяющееся несколько раз действие, превращение могло происходить постепенно.[12]^:150[114]^{:480, 544} Считалось, что для обратного превращения нужно было совершить те же действия, что и при превращении, но наоборот: перекувырнуться через называвшиеся объекты, перешагнуть через пояс, вынуть топор из пня[1]^:419[19]^:701—702[114]^:523 Однако, если этот предмет будет кем-то украден, в то время как волколак находится в виде волка, то он останется им навсегда.[19]^:702[92][114]^:480 Кроме того, у неопытного человека, обернувшегося в подражание колдуну, могло не получиться обратное превращение.[6]^:230[19]^:702[114]^:483 По отдельным польским представлениям, если ведьма будет убита в образе волчицы, то её труп превратится в человеческий.[114]^:544

Повсеместно считалось, что колдун или ведьма могут превратить человека в волколака (укр. зро́блений[110]^:293 — «сделанный» волколак), в основном из мести, против его воли.[114]^:490[115][123]^:469 Он мог прочитать заклятие[110]^:294 и или наслать на него ворожбу по ветру[1]^:419[13] (Черниговская область), или вылить под ноги отвар из липового лыка (Волынская область)[1]^:419, или накинуть на жертву волчью шкуру[110]^:294[114]^:518, или опоясать поясом, шнурком, верёвкой либо лентой (пояс здесь и медиатор между своим и «иным» миром, и узы, связывающие жертву)[114]^:51—7518, или накинуть на шею ярмо (у украинцев)[110]^:296, или трижды ударив о порог топором, чтобы превратить того, кто пройдёт через дверь[112]^:264, или дать заклятую пищу либо зелье (например, отвар из кручёного лыка — у поляков, вино — у уральских казаков), при этом часто превращаются не те, кто задумано[114]^:515, или плюнуть в глаза (у украинцев)[110]^:295, или вынудить колдовством или хитростью пролезть через хомут[114]^:516—517, или связать вершины двух растущих над дорогой рябин и зарезать на них трёх непоющих от старости петухов, так чтобы кровь капала с рябин на проезжающих под ними людей (Витебская губерния)[53]^:254[114]^:514, или ударить палкой по лицу[114]^:524. Среди сюжетов о насильственном превращении в волка были: отвергнутая женщина превращает мужчину, тёща — нелюбимого зятя, жена — мужа, мачеха — пасынка[1]^:418[13][102]^:460[114]^:490, невестка — деверя[12]^:153, колдун превращает своего сына в качестве наказания[7]^:412, дети колдуна превращаются, нечаянно выпив волшебное зелье, предназначенное их отцом для кого-то (Смоленская губерния)[13][19]^:695[114]^:515. Обычно считалось, что колдун может превратить в волка только на определённый срок (1, 3, 6, 7, 9, 12, 25 дней, недель, месяцев, лет), но обычно не навсегда.[1]^:419[5]^:204[13][19]^:675[112]^:67[114]^:535 Впрочем, украинцы и словаки иногда считали, что заклятие становится необратимым, если колдун умирает[1]^:419[125], хотя в Закарпатье и Полесье, напротив, было представление, что колдун не способен умереть (или умирает трудной смертью), пока жив или не расколдован волколак[1]^:419[114]^:522. У русских встречалось поверье, что колдун, превратившийся в волка в новолуние или на Святки, может укусить человека, посредством чего превратить его в волка на семь лет; тот мог избавиться от чар раньше, если укусит в это же время другого человека, передав образ волка ему.[8]^:217[126] Кроме того, на человека мог набросить волчью шкуру, превратив в волколака, святой Николай по чешским поверьям[1]^:418, или святой Юрий у южных славян[1]^:418[65], а в Полесье встречались истории о превращении в волколака Богом[114]^:524.

Альфред Веруш-Ковальский. Тройка, преследуемая волками

У восточных славян и поляков были широко распространены представления, что колдун или ведьма могут превратить в волколаков целую свадьбу[5]^:204[12]^:152[19]^:680[114]^:496[123]^:467 (это частный случай более общего мотива о колдуне или ведьме, портящих свадьбу, если они против неё или если их не пригласили на торжество[110]^:293[114]^:496). Для этого им нужно было прочитать заклинание и или опоясать всех гостей заговорёнными поясами[1]^:419[111]^:506[114]^:518, или положить такой пояс (иногда указывается, что скрученный из мочала[3]) под порог, через который перешагивают все гости[114]^:518, или закопать на перекрёстке, по которому проедет свадебный поезд[19]^:671, или вырыть на этом перекрёстке небольшую канавку[127], или бросить клубок под копыта лошадей (Новгородская губерния)[123]^:470, или перебежать дорогу свадебному поезду в облике волка (Волынская область)[1]^:419, у белорусов также — или перекинуть через поезжан горошину из стручка, в котором было столько же горошин, как участников поезда, или перетянуть через дорогу нитку[112]^:67. Превращённые обычно сразу убегали в лес.[19]^:644[114]^:481 Таких волколаков можно было распознать по надетой на них праздничной одежде[13], или хотя бы по повязанным на гостях белым и красным рушникам[7]^:411, или по рушникам, превратившимся в белые полосы на шкуре[110]^:296[114]^:497, по лентам на невесте, по букетику цветов у жениха[7]^:411, по бегающим вместе заколдованным жениху и невесте[1]^:418[53]^:254. В Гродненской, Харьковской губерниях и на Урале считали, что, чтобы предотвратить превращение свадьбы в волколаков, старший дружка должен знать специальные отговоры, которыми он бы мог ответить на заговоры ведьмы.[1]^:419[13][40]^:143—144[111]^:507—508 В Архангельской губернии считали, что свадебный поезд не должен отправляться без так называемого отпуска («напутствия») колдуна.[13]

Перечислены многочисленные способы того, как можно было избавиться от заклятия раньше срока его истечения. Большая группа способов обратного превращения связана с соприкосновением с чем-то, относящимся к человеческому миру.[114]^:480 При этом помочь принять обратно человеческий вид волколаку могли другие люди: нужно было или перекинуть через него пояс, собственную разорванную одежду, грабли (Витебская губерния)[112]^:69 или вилы (у белорусов)[1]^:419[112]^:69[114]^:532; или натянуть через дорогу нитку и пропустить под ней волколака, а потом разорвать её (Витебская губерния)[112]^:69; или воткнуть нож в тесто в квашне[53]^:255[114]^:523; или дать ему съесть хлеба (у украинцев[1]^:419[40]^:155 и словенцев[14]^:214[86]^:197[120]^:136—137) либо кусок свадебного каравая (у белорусов)[112]^:69; или назвать его по имени[1]^:419[41]^:149[114]^:530 (зов по имени устанавливает магический контакт с человеком и возвращает его из «иного» мира; если имя не известно, то можно попробовать поперечислять имена[114]^:530); или надеть на волколака снятую с себя одежду (Архангельская губерния[13][19]^:701, Полесье[114]^:530; это своего рода обратное действие накидыванию шкуры[114]^:530) или пояс, на который предварительно навязать узлы, и при навязывании каждый раз говорить: «Господи помилуй»[19]^:701[114]^:530; или разорвать свою одежду и кинуть ему вслед[114]^:529; заколдованным членам свадьбы нужно сыграть на скрипке свадебную песню (у белорусов)[112]^:68—69. В отдельную подгруппу можно выделить контакт волколака с чем-то христианским: или совершить над ним христианский обряд — перекрестить, помолиться, привести в церковь, отслужить над ним молебен, повенчать; или накрыть его поясом либо облачением священника[114]^:532—533; или накинуть на него скатерть, на которой освящали пасхальную еду[128]; или дать ему благословлённую еду (Новгородская область[13], Словения[120]^:137—138); или волколак должен услышать звон пасхальных колоколов[114]^:532; или его мог расколдовать святой Николай (у поляков)[12]^:155[40]^:144. Есть также украинское описание более сложного обряда: нужно постелить рушник, перед ним воткнуть нож, поставить на рушник икону и положить хлеб, зажечь свечу и сказать: «Просим вас до хлеба-соли и до святой иконы. Отверни тебя Господи и очисти тебе тело святыми молитвами».[110]^:296 Быличка из Псковской области рассказывает о том, как волколаков расколдовали, приманив звуками волшебной дудочки и обкурив куском савана попадьи-колдуньи.[13] Другая группа способов предлагает попробовать снять с волколака волчью шкуру: или вытряхнуть его из неё (у украинцев)[19]^:700[59][111]^:509; или привязать волколаков хвостами и испугать, чтобы они побежали в разные стороны, оставив связанные шкуры[19]^:700; или разорвать снятую волколаком на время шкуру (у словенцев)[86]^:197. Сюда же примыкают истории о превращении волколака в человека, если его ударить[114]^:524 или вилами между глаз (Волынская область)[1]^:419[40]^:155 (так как превращение, в том числе и обратное, — это своеобразная смерть[19]^:699), или палкой по пасти (Смоленская губерния)[13], по голове либо по спине; иногда это происходит случайно, например люди бьют волколака, чтобы отогнать, или его кусают собаки[114]^:524 либо волки[112]^:69, или его задевает рогом вол, или он цепляется за колышек в заборе либо за дерево[114]^:524. Отдельно стоят такие способы как: или искупаться в проточной воде; или пробежать между ногами того, кто пустил волком (у украинцев)[6]^:230[114]^:523; или кинуть в волколака навозом (Брестская область; навоз как источник плодородия широко использовался для отгона нечистой силы)[114]^:531; или расколдовать его при помощи заговора[114]^:533; или разрезать заговорённый пояс[114]^:529, также заклятье спадёт, если он сам протрётся и лопнет[18][19]^:701[114]^:528—529; или забить два осиновых клина в углах избы (у белорусов)[40]^:144. Вообще, главной трудностью в помощи волколаку принять прежний вид считалось именно узнать его среди других волков.[13] Однако белорусы считали, что если волколаку помогает принять прежний облик женщина, то она рискует в это время сама превратиться в волколака.[112]^:70 В ряде историй заклятие снимает тот, кто его наслал, либо сам совершая магическое действие, либо указывая, что нужно сделать; есть даже представления о том, что это может сделать только он.[53]^:255[114]^:521 Впрочем, в некоторых местах считали, что заклятье невозможно снять до истечения срока.[114]^:519 Характерным мотивом является, что при обратном превращении на волколаке лопается волчья шкура или заколдовавший его пояс.[1]^:419

Обереги от превращения в волколака были практически не известны.[1]^:419[110]^:293 Украинцы считали, что колдун не сможет превратить человека в волколака, если скрыть от него его настоящее имя.[1]^:419[19]^:698 В Киевской губернии для защиты от превращений молились святому Вуколе (Вакуле).[1]^:419 Украинцы также считали, что тот, кто уже был когда-то волколаком, больше им стать не может.[8]^:217[59]

Помимо этого, встречались поверья, что у некоторых людей есть врождённые (укр. роди́мий[110]^:293 — «врождённый, прирождённый, природный» волколак) или приобретённые своими действиями способности к периодическому оборотничеству.[115] Данный тип превращения распространён в поверьях поляков, на Балканах, в Украинских Карпатах и в меньшей степени в Полесье[114]^{:479, 512} (в русской[114]^:510 и белорусской[4]^:72 традициях он встречается очень редко). Волколаками могли стать дети, родители которых нарушали определённые запреты[114]^:512: так, волколачество угрожало детям женщины, увидевшей во время беременности волка, особенно после захода луны (у украинцев и словенцев)[37]^:78[59][86]^:197, или съевшей мясо убитой волком скотины (у украинцев)[37]^:78[59]; тем, чьи родители работали в праздник[7]^:412[102]^:460; детям, зачатым или в запрещённый для половых отношений день (в церковный праздник либо в пост)[114]^:509, например, под Пасху (Волынская область, Бойковщина)[1]^:418[10]^:136[59][129] либо в воскресенье[102]^:460, или в полночь[10]^:136, или просто в «злую» минуту[7]^:412. В данном типе поверий проявляется мотив искупления, которое несёт последующее поколение за грехи предыдущего.[114]^{:510, 512} Рождение в определённый период также обрекало на превращения в волка: например, во время Святок (центр Северной Болгарии)[20]^:155 или под определённой планетой (на Покутье)[37]^:78[40]^:151—151[102]^:460. Волколаками могли стать дети женщины, забеременевшей от волка (Житомирская область[114]^:513, Бойковщина[129], Словения[86]^:197) или от упыря (Словакия)[70], двоедушники (существа с двумя душами и иногда сердцами[32]^:291; Польша[12]^:151 и Украинские Карпаты[1]^:418[32]^:291[130]), проклятые родителями дети[1]^:418[13][86]^:196[102]^:460, те, чьи крёстные во время крещения думали о волколаках[40]^:146, а также седьмой ребёнок одного и того же пола подряд в одной семье[10]^:136[40]^:146. Украинцы[6]^:231[37]^:78 и словенцы[86][120]^:136 считали, что волколаки рождаются ногами вперёд, украинцы также — что с зубами[6]^:231[37]^:78, а словенцы — что «в сорочке»[86]^:196. Впрочем, словенцы считали, что такой ребёнок может избежать судьбы волкодлака, если его соответственно правильно перевернуть при рождении или пришить кусок его «сорочки» к его плечу.[86]^:197 Также в волколака могли превратиться после смерти[5]^:203[86]^:196 некрещёные или неправильно окрещённые младенцы[12]^:151[18][19]^:678[114]^:512, самоубийцы[18], совершившие какой-нибудь особый грех (например, в «Хрониках познаньских бенедиктинок» (польск. Kroniki Benedyktynek Poznańskich) за 1609 год один купец-лютеранин по имени Ридт, живший поблизости от нового женского бенедиктинского монастыря в Познани, сравнил ежедневное пение монахинь с волчьим воем, внезапно скончался, в день смерти превратился в волка, и раскаялся в этом грехе, уже будучи обречённым бродить по лесам в образе волка до Страшного суда[131][132][133])[12]^:153[40]^{:149, 152} и преступники (Гомельская область[1]^:418, Польша[12]^:152[40]^:152) и колдуны с ведьмами[18][19]^:682[70]. Чешский источник сохранил легенду о польской семье Ласких из-под Ленчицы: в проклятие за убийство одним из их предков святого Станислава (1030—1079) по приказу короля Болеслава II Смелого, каждый год один из членов рода должен был превращаться в волка и уходить на год в лес, в частности, один из потомков убийцы краковского епископа Зигмунд Лаский (чеш. Zikmund Laski), молодой рыцарь короля Яна III Собеского, участвовавший в 1683 году в Венской битве, и исполнивший обещание вернуться после битвы к Регине Герстенкорновой, дочери каcтеляна черногорского замка «Черная гора» Кристиана Герстенкорна, на которой намерен был жениться и одновременно надеявшийся преодолеть родовое проклятие, все же якобы превратился в волка и был убит 7 мая 1684 года местным лесником-тёзкой святого Станислава, но перед смертью рассказавший свою историю причащавшему его священнику (вероятно, это переложение ирландской легенды об оборотнях из Оссори).[134][135][28]^:53[40]^:184 Под Познанью рассказывали, что для распознания волколака нужно трижды обойти подозреваемого с хлебом во рту, волколак при этом должен начать превращаться в волка.[40]^:155 В Польском Поморье считали, что регулярным превращениям может положить конец отрезание хвоста.[40]^:156

Евразийский волк — подвид волка, распространённый в славянских странах

При превращении руки волколака покрываются шерстью и превращаются в лапы, он встаёт на четвереньки.[1]^:418 За очень редким исключением, он больше не может говорить по-человечески, способный только выть.[19]^:669[114]^:542 Впрочем, подробности превращения указываются редко.[16]^:239—240[19]^:646

Волколака описывали в основном как абсолютно обычного волка[1]^:418[16]^:240[29]^:170, однако, иногда указывается на определённые странности во внешности и поведении[1]^:418[41]^:149. По некоторым представлениям у волколаков сохранялись отдельные человеческие признаки, так в Калужской губернии считали, что суставы на задних лапах у волколака повёрнуты вперёд как у человека, а не назад, как у волка[1]^:418, в Гомельской области — что у него человеческая тень[1]^:418[114]^:538, в Смоленской губернии — человеческое отражение[13][114]^:538, в Полесье — человеческий запах[114]^:538, белорусы — человеческие глаза[136], в Черкасской области — человеческие следы от задних лап[114]^:538, у лужичан есть быличка, в которой волколаки способны свистеть, засунув переднюю лапу в рот[10]^:134, в Брестской области говорили, что он способен складывать лапы на груди[114]^:538, в Закарпатье — что зубами может вырвать у охотника ружьё[32]^:291, на Русском Севере считали, что в местах, где не растёт шерсть, у волколака просвечивает одежда или торчат её лоскутки[19]^:666. Если охотники убивали волколака, то под его шкурой находили человека и/или одежду или её остатки, украшения, деньги[1]^:418[19]^:651—652[102]^:461, в одной быличке из Гродненской губернии нашли даже скрипку заколдованного музыканта[19]^:652[40]^:143[53]^:257. В Витебской губернии рассказывали, что волколак при ранении мог вскрикнуть «ах», а над его трупом могут собраться и долго выть волки.[53]^:255 Из этого, а также из мотивов накидывания на человека волчьей шкуры, чтоб превратить его в волка, и её растрескивания или разрывания при обратном представлении, можно сделать вывод, что волчья шкура мыслилась как внешняя оболочка, в которую заточён волколак, скрывающая и связывающая его человеческую сущность.[114]^:518 Во внешнем виде волколаков могли появляться и некоторые новые черты, не характерные ни для волков, ни для людей, так кашубы считали, что глаза волколака выглядят как горящие угли[1]^:418, белорусы и поляки — что у волколаков большая голова и два дополнительных глаза на затылке, помогающие им видеть во все четыре стороны[12]^:153—154[38][41]^:149[100]^:287, поляки[5]^:203[12]^:154[40]^:139, белорусы[53]^:253 и гуцулы[37]^:80 — что волколаки крупнее, сильнее и неуязвимей обычных волков (например, по некоторым представлениям, их не берут неосвящённые пули[12]^:154).

Отличительной чертой врождённых волколаков в человеческом облике считались различные зооморфные признаки[16]^:241: у поляков и южных славян — волосы, напоминающие волчью шерсть[2][3][5]^:202, у западных славян — сросшиеся брови (т. н. «волчий глаз» у южных славян[96]^:123) и наличие хвоста[5]^:202[10]^:135[16]^:241, у словенцев — «волчьи» зубы[86]^:196[120]^:136—137, у поляков — злой взгляд, бледное лицо и чрезмерное оволосение лица, выступающие позвонки[16]^:241, дырочка в коже подмышкой, через которую её можно вывернуть на изнанку, то есть на сторону волчьей шкуры[16]^:241[40]^:153[102]^:461. В Закарпатье считали, что вовкун нападает на людской скот и после смерти, а гроб с его телом способны сдвинуть с места только два вола-близнеца.[137]

Когда же заколдованный волколак вновь становится человеком, он, по разным поверьям, оказывается голым (потому что одежда истлела)[1]^:418[114]^:542, заросшим шерстью (Смоленская губерния)[13], с ободранными (Полесье)[97][114]^:484 или мозолистыми (Польша)[5]^:204—205 руками, так как ходил на четвереньках, немым (у украинцев)[1]^:418, нелюдимым, «диким»[19]^:669. В нормальное человеческое состояние он приходит, когда надевает новую одежду[114]^:543, пробует человеческую еду, когда слышит звон колокола (у украинцев)[1]^:418[114]^:532, парится в бане (Смоленская губерния)[13]. Встречались поверья, что у бывшего волколака навсегда остаются[114]^:543, особенно если процесс превращения прошёл с помехами[114]^:544, шерсть на различных участках тела[114]^:543 (даже под языком[18][19]^:667), волчьи лапы, хвост[1]^:418[19]^:667[114]^:544, рот, глаза или клыки[114]^:543, большие сросшиеся брови и красные глаза (Гродненская губерния)[11]^:45[53]^:256[114]^:543, искривлённые по-волчьи ладони или ступни, дикий взгляд[114]^:543. Раны, которые оборотень получал в волчьем состоянии, не исчезали и по превращении в человека.[16]^:240[19]^:690—691[40]^:149 В одной украинской быличке вернувший человеческий вид волколак оказался гораздо старше, чем должен бы быть, так как в волчьем облике каждая неделя шла ему за год.[110]^:295

У поляков[1]^:418[16]^:240, лужичан[10]^:134, словенцев[86]^:196[120]^:137—138 и в Ровненской области[114]^:494 изредка встречается представление о волколаке как о получеловеке-полуволке (ср. Бугул-Ноз, Лугару), у которого волчья верхняя часть тела или только голова. Согласно польской легенде, Иисус лишил этих существ двуногости в наказание за попытку съесть человека.[16]^{:240, 243}[40]^:140—141

В древнерусской отреченной книге «Чаровник» говорится, что способность превращаться в волка необходима для способности превращаться в медведя.[2][19]^:645 В Закарпатье полагали, что волколак превращается один месяц в волка, а следующий — в медведя.[1]^:418 Н. А. Криничная предполагает, что такая двойственность обусловлена тем, что при родоплеменном строе род медведя мог входить во фратрию волка.[19]^:645 По южнорусским и украинским поверьям, волколаки, помимо волков, превращаются обычно в чёрных собак[8]^:217—218[13] и кошек[13]. В народных верованиях собака в некоторой степени приравнивается к волку, но в такой же мере она и противопоставляется ему, например, в народных сказках облик собаки выступает парой облику волка в состязании между способными к превращению героем и его антагонистом.[19]^:651

Альфред Веруш-Ковальский. Одинокий волк. 1913

Представления о поведении волколаков разнятся.[1]^:419 В большинстве случаев считалось, что они сохраняют человеческий разум[1]^:418[19]^:667, но встречаются рассказы, в которых бывший волколак не помнит ничего из того, что с ним происходило в волчьем облике, как будто он был без сознания[19]^:668.

Колдуны и ведьмы обычно превращались в волка ночью и возвращались к человеческому виду наутро.[19]^:674[111]^:506 Цель их превращения в волков не всегда определена рассказчиком, обычно просто говорится, что они «бегают волками»[13], но когда она указывается, то это обычно нападение на скот, запугивание или убийство людей[1][13][16]^:242[18] (иногда даже спящих дома[18]). Также «знающие» люди превращались в животных, чтобы быстрее перемещаться по местности. Мать в образе волка может не пускать сына на вечеринку.[123]^:469 У украинцев были поверья, что в волков способны превращаться запорожские казаки[8]^:222[29]^:171—172, особенно характерники[29]^:171—172, например такая способность приписывалась Ивану Серко (ок. 1610—1680)[6]^:231[101] и другим атаманам[29]^{:160, 172}.

Те, кто являются волколаками с рождения, превращаются в волков в определённое время дня, чаще по ночам[1]^:419[7]^:413[138] и/или в определённое время года[66]^:129. У украинцев были поверья, что волколак один месяц является волком, а другой человеком[59], или что в волка он превращается в день святого Юрия (23 апреля (6 мая)), а в человека — в день Николы Зимнего (6 (19) декабря)[139][138], или что обратное превращение происходит на Пасху или в рождественский Сочельник (24 декабря (6 января))[114]^:535. Поляки считали, что превращение происходит в определённые праздники: День святителя Николая (6 декабря), День святой Люсии (13 декабря), на Рождество Христово (25 декабря), в День трёх царей (6 января), в ночь Пасхи, в Праздник Тела и Крови Христовых, на Рождество Иоанна Крестителя (24 июня), в Праздник Богородицы Ягодной (2 июля).[12]^:150[41]^:148[114]^:535 В некоторых местах (Украинские Карпаты, Словакия, в меньшей степени Полесье) связывали превращения с фазами луны (полнолунием, новолунием, молодым или старым месяцем).[70][114]^:535[125] Обычно считалось, что такие волколаки, не контролируя своё поведение, охотятся на домашнюю скотину и людей.[7]^:413[59] Они могут нападать даже на своих близких. Так, повсеместно были распространены бывальщины о том, как муж-волколак неудачно атакует свою жену, а потом она узнаёт его по куску её платья, застрявшему у него в зубах.[1]^:418[32]^:292—293[40]^:149—150[70][130] У гурали в Словакии была записана сказка о том, как отец-волколак по очереди съедает всех своих дочерей, кроме одной, которой при помощи хитрости удаётся убежать от него, а после она выходит замуж за короля.[40]^:141—142 Украинцы считали, что волколаки, будучи людьми, не ходят в церковь, не соблюдают обычаи и не здороваются.[138] По украинским и словацким поверьям, они имеют половые отношения с ведьмами и у них рождаются упыри.[1]^:419[70] Также у восточных славян были представления, что волколак такого типа после смерти сам становился упырём, поэтому рот этого мертвеца зажимали монетой.[2][8]^:222

В разных местах считалось, что волки-оборотни активизируются на Святки[1]^:419[18][70][86]^:197 и в ночь на Ивана Купала[19]^:674[70][86]^:197. Они смешиваются с остальными гуляющими и свободно заходят в любой дом. В Вологодской губернии говорили, что во время святочных игр они задают девушкам трудные вопросы, однако, что случится с неответившими, не указывается.[18] В Смоленской губернии рассказывали, как волколаки в человеческом виде пришли на вечеринку и загрызли девушек.[13] Также волколаки могли напасть на гадающих девушек.[18] У поляков были представления, что волколаки могут насиловать женщин.[8]^:224 В Закарпатье рассказывали, что вовкуны по ночам ходят по селу, страшно воют, заглядывают в окна и ломятся в двери.[32]^:293 По некоторым представлениям, волколаки ели человеческое мясо и пили человеческую кровь.[8]^:222[16]^:243[40]^:139 В Полесье встречалось поверье, что они раздевают человека, прежде чем съесть.[114]^:539 Польская народная этимология расшифровывала слово «wilkołak» как «волк, жаждущий (łaknący) людской крови» и производила волколаков от проклятых Иисусом любителей есть одно лишь мясо, которым в конце концов захотелось полакомиться человечиной.[16]^:243[140] Сохраняя человеческий разум в волчьем обличье, они способны открывать замки, руководить волчьей стаей, разрабатывать сложные планы нападения на людей.[16]^:242[102]^:461 Украинцы верили, что волколаки могут становиться причиной эпидемий.[13] В Люблинском воеводстве думали, что волколаки раскапывают свежепохороненные трупы.[16]^:243[40]^:140

Насильно превращённые в волков, согласно одним представлениям, страдают от страха и отчаяния, скучают по человеческой жизни и хотят снова стать людьми. Они не нападают ни на скот, ни на людей, а только на того, кто сотворил с ними это.[1]^:419[11]^:45[13][16]^:245[19]^:668—669 Вернуться в человеческое поселение они не могут[114]^:537, поэтому живут в берлогах, рыщут по лесам, воют по-волчьи, но сохраняют человеческую сущность[3][110]^:294[114]^:538, человеческий разум, способность понимать человеческую речь[114]^:542, держатся поближе к поселениям и родному дому[10]^:134[13][16]^:245[19]^:669 (мазуры думали, что только волколак может прийти в поселение днём[10]^:134), смотрят на человека жалобно и даже плачут, взывая о помощи[19]^:668[38][136], однако попытки установить контакт с людьми обычно заканчиваются неудачно[114]^:536. Распространён мотив про волколака, обратившегося к человеку за помощью, когда занозил лапу.[13][114]^:549[120]^:135—136 Согласно другим представлениям, волколаки только убивают скотину, но не едят[37]^:79, или они вынуждены служить волкам, по их указанию нападая на скот и отдавая им добычу[1]^:419[11]^:45[114]^:536. Бытовало представление, что волколак не может есть падаль[13][19]^:668[114]^:539 и/или сырое мясо, последнее он пытается жарить на углях недавно потухших костров. Также такой волколак ест коренья, лесные ягоды, ворует еду у пастухов[16]^{:245, 247}[19]^:668[114]^:539 и из погребов[13][16]^:245[19]^:668, ест малосъедобные объекты, такие как упряжь, подошвы (Витебская губерния)[112]^:68 или гнилые пни (Гомельская область)[114]^:536, или только облизывает деревья или палки, за которые держались люди[114]^:539. Иногда его подкармливают люди, особенно его близкие.[19]^:668 В некоторых местах, например, на Русском Севере, считали, что, съев сырое мясо, волколак навсегда останется зверем.[1]^:419[13][19]^:668[114]^:481 Но, согласно другим представлениям, волколаки хоть и с трудом, но вынуждены были привыкать к сырому мясу.[1]^:419[19]^:668 Часто считалось, что волколаки всегда одиночки[1]^:418, они не водятся с настоящими волками[1]^:419[5]^:204[19]^:668, так как те издеваются над ними[114]^:536 или могут даже напасть на них, если учуют человеческий запах[5]^:204[13][19]^:669. В Витебской губернии считали, что волколаки умываются росой водя мордой по траве, по крестьянской привычке разгребают весной землю[19]^:668[112]^:68, сооружают себе подушку из веток и камней, воют-молятся на восток или в сторону родного поселения[112]^:68 Есть рассказы, в которых волколак всё-таки сближается с волками, его принимают в стаю, вместе с которой он ходит на охоту[19]^:668[97][114]^:536, иногда он даже возглавляет её[114]^:536. В Полесье считали, что волколак может сразу после превращения понимать волчью речь и общаться с волками[114]^:542, а уральские казаки считали, что он приобретает эту способность, поев сырое мясо[13][114]^:542. Волки могли обучать неопытного волколака жизни в лесу[114]^:529; в одной украинской легенде им приказывает делать это святой Юрий[6]^:227, который вообще у украинцев считался покровителем не только настоящих волков, но и волколаков[29]^:168. В западнополесской быличке бывший волколак помогает волчьей стае избежать готовящейся облавы.[97] Белорусы считали, что если в волколака превратится беременная женщина, то у неё, волчицы, всё равно родится человеческий ребёнок[112]^:69—70[114]^:504—505, но если она забеременеет уже будучи в зверином облике, то у неё рождается волколак, который, когда пройдёт срок заклятия над его матерью, также превратится в человека, отличающегося, однако, дурным характером[112]^:69—70[114]^:499. В Брестской области считали, что рожать такая волчица приходит к людям: ложится на завалинку и просит впустить её через окно в дом, забивается под печь или под лавку.[114]^:504 Там же рассказывали о женщине, превращённой в волка, но приходившей домой нянчить своего ребёнка.[114]^:538 По южнославянским поверьям, заколдованный оборотень становится волком только на ночь, а днём он сбрасывает с себя волчью шкуру.[3] Гуцулы верили, что колдун может управлять зачарованными им волколаками.[37]^:79 Есть редкие бывальщины, в которых волколак ведёт себя полностью как волк.[19]^:668 Но в целом можно сказать, что волколаки оказываются между человеческим и звериным мирами, не принадлежа ни тому, ни другому.[16]^:245[19]^:669[114]^:481 В некоторых случаях даже возвращение человеческого вида не приносило им облегчения, ведь их родные могли уже умереть, а друзья забыть их[16]^:245[40]^{:139, 154}; в ряде польских историй осознавший свою ненужность людям бывший волколак вновь становится волком[40]^:139. Могли произойти и психические изменения — появиться желание съесть своего ребёнка, слабоумие[114]^:543, нелюдимость[114]^:495, злость и недоброжелательность[5]^:205. Есть истории, в которых волколак, вернув себе человеческий вид, сумел при помощи «знающего» отомстить тому, кто с ним это сделал, превратив того самого в зверя.[114]^:547

Волк. Прорись из лицевого списка XVIII века «Собрания о неких собствах естества животных» Дамаскина Студита

Народ относился к волколакам по-разному, в зависимости от добровольности их превращения.[4]^:71[12]^:154[16]^:246—247[114]^:478—479 К волколакам-колдунам отношение было негативным, их боялись, стремились защититься от них и наказать их за чародейство.[12]^:154[16]^:241[114]^:479 Считалось, что волколаки боятся креста[114]^:511, а в некоторых польских местах — вил[40]^:140. В Смоленской и Воронежской губерниях для защиты от них молились святому Вуколу.[141] Поляки и украинцы считали, что святой Николай или святой Юрий соответственно разрешает волколакам нападать только на злых, нечестных людей, грешников.[12]^:155—156[29]^:168 Чтобы волколак не напал ночью, советовали лечь спать с расстёгнутым воротом рубахи, перекрестить подушку и положить около неё какую-нибудь религиозную книгу, трижды перекрестить постель и помолиться. Женщины должны были спать в головном уборе (чепце, повойнике).[18] На Волыни, когда в Яблочный Спас шли в церковь и слышали волчий вой, то считалось, что это воет волколак, чтобы оберечь своё хозяйство от его нападения, сыпали под ноги освящённый мак и говорили: «Пу, пу, Матерь Божья, верни человеческий облик тому, кто плачет-кричит и у тебя помощи просит».[97] Известны случаи, когда над человеком, подозреваемым в волколачестве, учиняли расправу, а также единичные случаи судов над предполагаемыми волколаками.[10]^:134[12][40]^:150 К заколдованным волколакам отношение было сочувственным, по возможности им старались помочь вернуть человеческий вид.[4]^:71—72[12]^:154[16]^:244—245[114]^:479 Врождённость оборотничества также зачастую снимала в народных глазах с волколаков ответственность за совершённые действия.[114]^:479 Э. Вильчинская на основе польского материала делает вывод, что чем меньше было волков в регионе, и соответственно, чем меньше был вред от них хозяйству, тем лучше было отношение к волколакам.[16]^:247—249

Славяне считали волколаков виновными в затмениях. Поедающие луну и солнце и отгоняющие облака волкодлаки упоминаются в Кормчих книгах: сербской (Иловицкой) 1262 года[7]^:509[81]^:1041[142]^:471 и русской 1282 года[7]^:408[13][18]: «Облакы гонештеи оть селянь влькодляци нарицаються; егда оубо погыбнеть лоуна, или сльньце, глаголють: влькодляци лоуну изѣдоше или сльньце»[81]^:1042[142]^:305. Соответствия есть и в древнечешских источниках. Отголоски этого, возможно, сохранились в словенском («sonce jedeno»)[2][86]^:197 и русском («серый волк на небе звёзды ловит»)[13] устойчивых выражениях. Аналогичные поверья о пожирании волколаком светил сохранялись на Балканах[7]^:509[37]^:77—78[77]^:204-205[85][143] и в Украинских Карпатах[7]^:509[37]^:76—77 и в XX веке, правда, под этим названием у южных славян и у румын фигурировало уже змееобразное существо[66]^:124[77]^:205[85][143], а у последних — иногда просто волк[66]^:124[77]^:205. При поедании пораненные светила краснеют-кровоточат.[37]^:77—78[77]^:205[143] У гуцулов была легенда, что вовкуны поедают луну, так как на ней запечатлены лики двух братьев, один из которых убил другого из-за земельного спора, и от которых и происходят вовкуны.[37]^:76—77 Словенцы считали, что затмения возникают, когда два волкодлака борются друг с другом.[86]^:197 Однако, волкодлаки поедают светила медленно, поэтому те всегда успевают восстановиться.[37]^:77—78 Впрочем, в Северо-Западной Болгарии считалось, что от луны остаётся только дырка.[77]^:204 Для того чтобы прогнать демона и дать светилам восстановиться, люди должны были создавать громкий шум.[77]^{:—204—205} Параллели мотиву поедания волком солнца можно найти в германской мифологии.[81]^:1043

Южнославянские поверья связывают волколака с упырём (вампиром)[1]^:418[3][7]^:508—509[11]^:46, то есть ходячим покойником, который убивает людей (в некоторых регионах — пьёт их кровь, давит спящих), или вредит им, их скоту и хозяйству[3][77]^:203[86]^:196. Причём в Боснии и Герцеговине и Хорватии для обозначения такого персонажа названия производные от слова «волкодлак» являются доминирующими, а в Словении, восточной Боснии и восточной Герцеговине употребляются одинаково часто наряду с производными от слова «вампир» (при этом производные от «вампира» в ряде регионов обозначают дьявола).[14]^:212—214[144]^:66 Впрочем, в некоторых местах значение «волк-оборотень» для производных от «волкодлака» сохраняется.[14]^:213—214 В основном считается, что это смешение образов вторично[1]^:418[11]^:46[14]^:213[142]^:305, хотя А. А. Потебня в своё время пытался доказать изначальное совмещение образов волка, упыря и змея у славян[37]^:78[142]^:304—311. В неславянские балканские языки слово волкодлак также было заимствовано в основном в значении вампира.[145] Однако в современных балканских языках оно устойчиво используется для перевода западных названий волков-оборотней.[36]

У словенцев слово volkodlak относится к существу, которое может менять свой облик с человеческого на волчий, причём оно может описываться и как демон, и как человек со сверхъестественными способностями[70][86]^:196[146], приобретёнными, например, в результате материнского проклятия или брани[14]^:214[120]^:134[146] или зачарованный на свадьбе[14]^:214; во втором случае обратное превращение затруднено[146]. Живут эти существа в пещерах и ямах.[14]^:214 От половых связей волкодлаков с женщинами может рождаться как нормальное с виду потомство, так и косматые, хвостатые и с волчьими зубами дети.[14]^:214[86]^:196[146] По некоторым источникам, превращение в волка происходит по ночам и в таком виде волкодлак может нападать на людей и пожирать их.[120]^:134—135[146]

У болгар слово върколак описывает как вампира, так и человека-оборотня[1]^:418[14]^:214—215, превращающегося в волка по ночам или в определённое время года[66]^:129. Върколаками могли стать люди, которые навлекли на себя злобу и мщение колдуна или ведьмы: ночью к ним являлся злой дух с волчьей шкурой и приказывал её надеть; после этого они начинали по ночам рыскать волками, а с рассветом, сняв с себя волчью шкуру, снова принимали человеческий образ.[3] У болгар есть легенды о превращении в върколаков на свадьбе и об обнаружении человека под шкурой убитого волка.[1]^:418[77]^:225 Но и самого вампира они могут представлять, помимо прочего, в виде волка.[66]^:129—130 Вампиром у болгар в том числе может стать и тот, чья мать ела во время беременности мясо убитых волком животных[66]^:130 или тот, чью погребальную одежду сшили в «волчьи дни». Кроме того, у них есть поверья, что в злого духа върколака, посещающего родной дом, может превращаться кровь убитого человека.[66]^:130[77]^:204

В представлених македонцев «волколак» обозначает «вампира на сороковой день», «мёртвого, но живого, подобного живому человеку». Македонцы полагали, что волколак может вступать в половую связь со своей живой супругой, а также зачинать ребёнка: «од вóлколак си́н, волко́лаче (Од во́лколак си́н. М’жев со же́нава спа́л, и та поро́дила, а м’жет у́мрен, и то т’си претворило ка́ко во́лколак)». А. А. Плотникова отмечает, что искомый термин является типичным, в частности, для деревни Пештани, как центра наиболее удаленной юго-западной части македонского этнического региона, и характерен тем, что имеет свои культурные аналоги в албанском фольклоре, а также на протяжении побережья Адриатики (юг Герцеговины, Далмация), в Боснии и Хорватии.[80]

В сербохорватском языке под словом вукодлак описывается вампир, который обычно не выглядит как волк.[1]^:418[84][85][146] Но в его образе представлены и некоторые основные черты волколака.[1]^:418 Так у сербов он может превращаться в волка[85][146] (в племени Кучи считали, что на это способны все вампиры[20]^:156[85][146]) или в его внешнем виде присутствуют волчьи черты, например, он может быть покрыт шерстью[66]^:129[85] или у него лишь всклоченные, стоящие дыбом волосы[3], напоминающие волчью шерсть[2]. Встречаются былички о превращении мужа в волка и неудачном нападении в таком виде на свою жену, с последующим разоблачением ею по кускам её платья в его зубах.[20]^:155[130] Кроме того, вукодлаки особенно активны в то же время в зимние месяцы, когда совершали обряды, связанные с волками.[146] В Боснии и Хорватии фиксируется также понимание вукодлака как похожего на волка мифического существа с функциями вампира.[14]^:30 В Черногории, Боке, Герцеговине и Далмации вампира вообще называли просто вук (волк).[20]^:156[66]^:129[85][144]^:66[146]

Связь волколака с вампиром прослеживается и у западных славян. Например, словаки могли называть влколаком, помимо основного значения, несущие вред людям и скоту души ведьм или колдунов и покойников, которых вынесли из дома головой вперёд.[70] Определённое влияние балканской традиции на образ волколака (кровожадность, поедание людей) ощущается и в некоторых местах Украинских Карпат.[114]^:538

У славян оборотничество большей частью связывается с волком, но существуют представления и о превращении людей в других животных[8][11]^:44[19]^:643—644[123]^:467, хотя и не столь подробно и красочно переданные, как предания о волколаках[4]^:72. Превращение человека в волка является основным типом оборотничества и у других индоевропейцев.[8]^:217[19]^:643 Верования в оборотней в целом играют выдающуюся роль в народных сказаниях и распространены по всему земному шару[3][8]^:217, но в разных странах, в зависимости от состава местной фауны[11]^:45[12]^:148[19]^:643, место волка занимают другие хищные звери[3][11]^:45. Много общего с мифологическими представлениями славян о волколаках обнаруживается во взглядах соседних народов, например, литовцев[17][114]^:478, эстонцев[40]^:144[147], финнов[114]^:497 и др.

Образ колдуна в облике волка сближается с образами мифических предводителей или пастухов волков: так называемого волчьего пастыря (у южных славян)[86]^:197, часто появлявшегося в виде белого волка лешего (у восточных славян), Георгия Победоносца и других святых, а также пастухов[17][19]^:644[40]^:151[66]^:130—132[98]. Представления о волках-оборотнях близки к представлениям об оборотнях-собаках.[66]^:157[114] У словенцев легенды о волколаках близки историям о псоглавцах[120]^:152 и о существе ведомец (валяние в незапаханном навозе и борьба с охраняющим дом кресником, вызывание солнечных затмений)[86]. В Полесье образ волколака сближается с образом проклятых: избегание чужой пищи, пребывание за пределами человеческого пространства, «семантика постоянного движения» при описании их состояния («бегают» и т. п.).[114]^:482 В украинских сказках есть пример, обратный волколачеству: святой Юрий в качестве наказания превращает волка в человека и обязывает его три года работать на нищего, у которого он съел последний кусок хлеба; бывший волк становится мастерским кузнецом и даже учится перековывать старых людей на молодых.[6]^:228

Помимо основного значения волколаком могли называть мифологического предводителя волков — как в виде волка, так и в виде человека.[114]^:551 В Гомельской области под волколаком могло также пониматься некое существо, появляющееся на кладбище, не зверь и не человек, с хвостом и горящим фонарём (или одной-двумя свечами на голове); а в других случаях — некое существо с человеческими и звериными чертами.[114]^:556 В некоторых местах под словом волколак мог пониматься обычный волк или волк с некоторыми особенностями: гибрид собаки и волка, огромный волк, волк-самец или, наоборот, волчица, одинокий волк, ходящий в село волк, старый волк.[114]^:552—553 Также это слово использовалось в качестве ругательства по отношению к нелюдимым, неразговорчивым, угрюмым, злым, жестоким или заросшим волосами людям.[62][114]^:553

Волколачество описывают немало художественных произведений славянских авторов в разных жанрах. В них образ волколака приобретает новые черты, не характерные для легендарной традиции. Основными темами являются: раздвоенность формы тела и души волколака, изменения взгляда на мир, приспособление к новому образу жизни, тоска по человеческому состоянию, смешение и противостояние человеческого и звериного в одном существе, агрессивность и страх перед ней, выявляющие кровожадность обстоятельства, опасение людей-одиночек.[45]^:239 Многие современные славянские произведения об оборотнях находятся под очевидным влиянием стереотипных образов из западной популярной культуры.[148]

Волколачеству посвящена русскоязычная повесть «Оборотень» (1829) писателя Ореста Сомова, написанная на основе украинских поверий, в которой парень-простак, подражая колдуну, превращается в волка, но его неопытность в этом деле приводит его к неприятностям[45]^:244—245[149]; само произведение оставалось забытым на протяжении более полутора веков, но присутствующий в нём так называемый «Заговор оборотня», в котором колдун просит месяц защитить его от волков и людей, с подачи И. П. Сахарова вплоть до начала XXI века приводился в научной литературе как народный[109]. В рождественском рассказе по мотивам полесских преданий «Серебряный волк» (1901) Александра Куприна описывается превращение парня, некогда души компании, в угрюмого, кровожадного волколака, теряющего человеческие черты; причина перемен не описывается, известно только, что превращение произошло на войне, автор таким образом отображает её как фаталистично уничтожающую в человеке человеческое, герой становится чужим в человеческом обществе, так как принадлежит теперь миру хищников.[45]^:240—241[150] В рассказе «Проблема верволка в средней полосе» (1991) Виктора Пелевина главный герой делает вывод, что практически нет никакой разницы между людьми и волками: те же проблемы, те же взаимоотношения[45]^:245[151]; автор вновь возвращается к теме оборотничества в романе «Священная книга оборотня» (2004), в котором люди-волки символизируют людей, утративших Бога и «ставших жертвой собственных низменных инстинктов»[152][153].

Полоцкий князь Всеслав Брячиславич на реверсе белорусской 20-рублёвой серебряной монеты 2005 года[комм. 7][154]. Дизайн Светланы Заськевич.

К образу волколака немало обращались белорусские писатели.[148] Павлюк Багрим в стихотворении «Зайграй, зайграй, хлопча малы…» (1820-е) и Ольгерд Обухович в басне «Ваўкалака» (1861) говорят, что лучше быть «вольным волколаком», чем жить в неволе.[27][155][156]^{:29, 59} В стихах Янки Купалы «Люлі, люлі, мужычок!» (1907), «Забытая карчма» (1907), «Ваўкалак» (1911) и «Хохлік» (1911) образ волколака «подаётся как инфернальный, несущий с собой смерть, страх»[4]^:72[156]^{:29, 59}[157], это человек, который забыл свои корни[158]. В рассказе «Ваўкалакі» Алеся Кожедуба образ волколака полон трагизма — заколдованный волколак лишний в мире людей.[156]^{:29, 59, 77} В повести «Цкаванне вялікага звера» Алеся Наварыча мифологема волколака использована в психологическом ракурсе — «это человек с поведением зверя»: скрываясь от властей, главный герой уходит в лес жить с волками и становится их вожаком.[148][156]^:77—78 Также волколаки встречаются в стихотворении «Ваўкалакі» Алеся Гаруна[156]^:55, рассказе «Ноч, калі папараць цвіце» Якуба Коласа[156]^:55, рассказе «Апошні ваўкалак» Алеся Каско[156]^:163, рассказе «Нашчадкi неўраў» (2003) Алеся Бычковского[148], произведениях Ольги Ипатовой, Владимира Орлова[24]^:23, Александра Рязанова[24]^:23[156]^:29. Немало белорусских произведений, затрагивающих тему волколачества, посвящены полоцкому князю Всеславу[155], например, роман «След ваўкалака» (1988) Леонида Дайнеко[23][24]^:23[155][156]^:59. Бесчинства насильно превращённого в волкодлака селянина описаны в рассказе «Послушай как падают листья» (2003) (опубликован в сборнике «Никого над нами» (2006) под названием «Листопад») белорусской писательницы-фантаста Ольги Громыко, работающей в поджанре славянского фэнтези[159].

В украинской литературе также создано немало образов волколаков. В драме Леси Украинки «Лесная песня» (1911) Лесовик превращает парня в волколака в наказание за то, что тот предаёт свою возлюбленную Мавку («Тепер він вовкулака дикий! Хай скавучить, нехай голосить, виє, хай прагне крові людської — не вгасить своєї муки злої!»), однако Мавка, видя его страдания, жертвуя собой, возвращает ему человеческий вид.[160]^:295[161][162][163][164] В историческом романе «Гетьман Кирило Розумовський» (1961) Николая Лазорского в волка может превращаться доблестный казачий полковник Семён Неживой (1744—?).[165] В романе «Сповідь» (1970) Валерия Шевчука зачарованный герой вынужден пройти тяжёлый путь борьбы со своей тёмной стороной, искушением избавиться от волколачества, передав его другому, сохранить человеческое, оказавшись в зверином теле, прежде чем вновь обрести человеческий облик.[45]^:242—243[165] В романе «Одинокий волк» (1971) Владимира Дрозда[160]^:295[165][166] мотив превращения в волка используется, чтобы показать дегуманизацию современного автору общества, отчуждённость в нём людей, для которых приоритетными стали мещанские ценности[167][168][169]. В историческом романе «Орда» (1992) Романа Иванычука[160]^:295 в волков под воздействием проклятья превращаются предатели; образ волколака в романе символизирует зло, которое, разрастаясь в душе человека, парализует его волю и толкает на позорные поступки[165]. В повести «Заклятый клад» (2001) Владимира Аренева изображён волколак-двоедушник, который после смерти человеческого тела оказывается под угрозой потерять и людскую душу, полностью превратившись в волка, но благодаря своей вере в Бога, добрым поступкам и самопожертвованию он сохраняет её.[45]^:243—244[166] Также волколаки встречаются в произведениях Степана Александрова (рассказ в стихах «Вовкулака», 1842)[59]^:266[170], Тараса Шевченка, Николая Винграновского, Василия Слапчука, Тани Малярчук[160]^:295, Владислава Ивченко (рассказ «Фатальна красуня та найбільший вовк у світі», 2013), Вячеслава Васильченко (роман «Дворушники, або Євангеліє від вовкулаки», 2012), Андрея Кокотюхи (роман «Повний місяць», 2014)[160].

В польской литературе волколаки упоминались в произведениях Берната из Люблина («Жизнь Эзопа — фригийца, мудреца, с его притчами», 1522)[69], Миколая Рея (фрашка «O Wilkołku» из сборника «Фиглики», 1570)[40]^:182[69], Януария Совизралия (1612), Бальтызера из Калишского повята (1615), Станислава Трембецкого (1774)[69], Францишека Дионизы Князьнина (1787)[40]^:184[69], Яна Непомука Каминского (1821)[40]^:184, Игнатия Головинского («Письма Жеготы Костровца», 1848)[28]^:67—68, Каэтана Козьмяна (1858)[69], Мацея Богуша Стенчинского (1860)[40]^:185 и др. О волколаках писал Ян Барщевский в романе «Шляхтич Завальня» на основе белорусских народных поверий (1846)[24]^:234[45]^:241[148][156]^{:29, 59}: в повести «Корона змеи» герои не решаются стрелять в волков, узнав в них заколдованных людей[171]; в повести «Волколак» главный герой превращается в волка, выпив зелье, которое ему дал музыкант, на свадьбе его любимой, выданной за более богатого человека, однако ему удаётся преодолеть в себе звериные инстинкты, добрые намерения побеждают в нём и в конце концов он обратно становится человеком[45]^:241—242[171]. В романе «Krzyżowcy» (1935) Зофьи Коссак-Щуцкой крестоносцы рассказывают друг другу страшные истории о встречах в пути с волколаками.[40]^:189—190 В романе «Jedwiżka i jej zalotnicy» (1962) Марека Садзевича ужасный волколак-людоед является во снах героям, символизируя дикость и жестокость.[40]^:188—189 Среди современных польских произведений, в которых присутствуют волки-оборотни, например, цикл о Ведьмаке (с 1980-х) и Сага о Рейневане (2002—2006) Анджея Сапковского[172][173], рассказ «Wiedźma i wilk» (2003) Ярослава Гжендовича, рассказ «Bestie» (2007) Магды Парус, повесть «Bestia» (2007) Марека Шверчека, рассказ «Krótka ballada o przemienieniu» (2009) Павла Палинского.[174]