Перун

Перу́н (др.-рус. Перунъ, укр. Перун, белор. Пярун; польск. piorun «гром»[4]) — бог-громовержец в славянской мифологии, покровитель князя и дружины в древнерусском языческом пантеоне. Имя Перуна возглавляет список богов пантеона князя Владимира в «Повести временных лет». Судя по положению в этом и в других русских списках богов, был высшим богом в пантеоне Киевской Руси[5].

Перун
др.-рус. Перунъ

Утверждение мирного договора с Руси с греками в 907 году; присяга мужей князя Олега оружием и богом Перуном. Миниатюра из Радзивилловской летописи, конец XV века
Мифология славянская
Толкование имени «Ударяющий, Разящий»
Имя на других языках укр. Перун, белор. Пярун, польск. Piorun
Пол мужской
Занятие громовержец, покровитель воинов
Мать предположительно, Мокошь
Супруга предположительно, Мокошь
Характерные черты серебряная голова и золотые усы
Связанные понятия «перуны», то есть молнии; «Пантеон князя Владимира»
Атрибуты громовые стрелы, дуб[1], молот, петух, плеть[2], топор[3]
День недели предположительно, четверг
Упоминания «Повесть временных лет», «Беседа трёх святителей»
В иных культурах Перкунас, Зевс, Юпитер и Тор
 Медиафайлы на Викискладе

Согласно теории основного мифа — одно из центральных божеств славянской мифологии, громовержец, обитающий на небе, антагонист живущего на земле змеевидного Велеса[6].

Этимология

Славянская этимология имени Перун (праслав. *Perunъ) разделяется большинством исследователей. Считается, что оно происходит от глагола *perti, *pьrǫ «ударять, бить» (ср. рус. переть, болг. пера, перем «бью, колочу») и суффикса деятеля -unъ (ср. бегун, прыгун и так далее). Таким образом, имя Перун имеет значение «бьющий, ударяющий, разящий (громом и молнией)»[7][8]. В славянских языках есть идентичные слова, обозначающие гром и молнию — рус. перун «молния» (устар.), укр. перун, белор. пярун, польск. piorun «гром»[9].

Ряд исследователей сопоставляет имя Перуна с именами Громовержца (и прочих богов) у других индоевропейских народов — с лит. Perkūnas, латыш. Pērkons, др.-инд. Parjánya, хетт. Pirwa-[10], инд. Варуна[11] и др.[12][13] Напрямую связывать имя Перуна с именами других индоевропейских громовержцев не вполне правомерно. Эти слова восходят к одному корню *per, однако имя Громовержца у балтов и индоариев имеет суффикс -k-, которого нет в славянском *Perunъ. Поэтому лит. Perkūnas, латыш. Pērkons и др.-инд. Parjánya выводят из праиндоевропейского названия дуба — *perku-, поскольку дуб считался священным деревом Громовержца. В славянских языках это слово не сохранилось, поскольку ещё в древности было табуировано в силу сакральности. Помимо дуба, имя Громовержца в индоевропейской перспективе сравнивают с названием возвышенности — готск. fairguni «гора», хетт. perunas «скала», др.-инд. párvata- «гора»[12]. Это позволяет исследователям реконструировать связь индоевропейского Громовержца с дубовой рощей на вершине горы, куда ударяет молния.

Некоторые исследователи кардинально разделяют праиндоевропейское *perō(ṷ)nos «гром, бог-громовержец» и праиндоевропейское *perūn(V) «гора», возражая против их родства. Сближение между ними, как они считают, могло произойти лишь вторично, в результате народного переосмысления[14].

Источники

Письменные

О культе Громовержца у славян VI веке писал в византийский историк Прокопий Кесарийский:

…Они считают, что один из богов, творец молний, является владыкой над всеми, и ему приносят в жертву быков и совершают другие священные обряды.

Прокопий Кесарийский. 14 // О постройках.. М. : Арктос, 1996. — Кн. VII : Война с готами..

С христианизацией Руси образ Перуна-громовержца был замещён культом пророка Илии, который в воображении народа ассоциировался с со своим предшественником, в частности, ему приписывалась власть над грозой, громом, молнией, дождем, ветром, как и Перуну ранее[15].

Первый русский письменный источник с упоминанием Перуна — «Повесть временных лет» начала XII века, в которой встречаются клятвы Перуном в текстах договоров Руси с Византией, заключённых после русских походов на Византию в X веке.

Фрагмент договора 907 года:

Цесари же Леон и Александр заключили мир с Олегом, обязались уплачивать дань и присягали друг другу: сами целовали крест, а Олега с мужами его водили присягать по закону русскому, и клялись те своим оружием и Перуном, своим богом, и Волосом, богом скота, и утвердили мир[16].

Фрагмент договора 944 года:

Кто от страны Русской замыслит разрушить эту любовь, то пусть те из них, которые приняли крещение, получат возмездие от Бога вседержителя, осуждение на погибель в загробной жизни, а те из них, которые не крещены, да не имеют помощи и от Бога, и от Перуна, да не защитятся они собственными щитами, и да погибнут они от мечей своих, от стрел и от иного своего оружия, и да будут рабами в этой и в загробной жизни[16].

Далее описывается, как при заключении договора русь-язычники клянутся, положив свои щиты, обнажённые мечи, обручи и прочее оружие. Ниже сказано:

Если же кто-нибудь из князей или из людей русских, христиан или нехристиан, нарушит то, что написано в хартии этой, — да будет достоин умереть от своего оружия, и да будет проклят от Бога и от Перуна за то, что нарушил свою клятву[16].

Присяга Игоря и его мужей-язычников на холме перед фигурой Перуна, а христиан — у церкви святого Илии. Миниатюра из Радзивилловской летописи, конец XV века

Позже князь Игорь был приведён к присяге греческими послами — он пришёл со своими людьми-язычниками на холм, где стоял Перун, и они сложили своё оружие, щиты и золото, и присягнули:

На следующий день призвал Игорь послов и пришел на холм, где стоял Перун; и сложили оружие свое, и щиты, и золото и присягали Игорь и мужи его — сколько было язычников между русскими. А христиан русских водили в церковь святого Ильи, что стоит над Ручьем в конце Пасынчей беседы, и хазар, — это была соборная церковь, так как много было христиан среди варягов[16].

Фрагмент договора 971 года:

Если же не соблюдем мы чего-либо из сказанного раньше, пусть я и те, кто со мною и подо мною, будем прокляты от бога, в которого веруем, — в Перуна и в Волоса, бога скота, и да будем колоты, как золото (или да будем желты, как золото[17]), и своим оружием посечены будем и умрем[16]

Совместное упоминание Перуна и Волоса в этих клятвах дало почву для многочисленных интерпретаций[18]: некоторые исследователи сопоставляют Перуна с оружием и войной, а Волоса — с золотом и торговлей, некоторые связывают Перуна с правящей верхушкой (или варягами-русью), а Волоса — с простым народом (славянами/словенами и даже финнами)[19], другие противопоставляют Волоса Перуну[20].

Упоминание Перуна в клятвах обусловлено тем, что для варягов-руси он был «своим богом», покровителем князя и дружины. Вполне вероятно, что чисто славянский бог Перун заменил для них скандинавского Тора, тоже громовержца[21].

Княжение Владимира Святославича в Киеве; воздвигнутый по его повелению идол Перуна в окружении бесов. Миниатюра из Радзивилловской летописи, конец XV века

Перун упоминается в летописном рассказе о так называемой «языческой реформе» князя Владимира Святославича, когда он установил в Киеве идолы шести важнейших божеств:

И стал Владимир княжить в Киеве один и поставил кумиры на холме за теремным двором: деревянного Перуна с серебряной головой и золотыми усами, и Хорса и Даждьбога, и Стрибога, и Симаргла и Мокошь. И приносили им жертвы, называя их богами, и приводили своих сыновей, и приносили жертвы бесам, и оскверняли землю жертвоприношениями своими[16].

Усы или борода — атрибут громовержца у индоевропейских народов, а серебряность головы может указывать на возраст[22]. Перун в данном списке упоминается на первом месте, поэтому считается, что он стал во главе общерусского языческого пантеона, установленного Владимиром. Некоторые исследователи полагают, что первоначально в летописи упоминался один лишь Перун, а имена остальных божеств являются позднейшей вставкой[23]. Целью реформы была установка общегосударственного культа верховного божества. Это божество покровительствовало князю и дружине — в молодом формирующемся Древнерусском государстве князь и дружина насущно нуждались в укреплении своих позиций[24].

В рамках этой «языческой реформы» идол Перуна был установлен также в Новгороде дядей Владимира, Добрыней:

Владимир посадил Добрыню, своего дядю, в Новгороде. И, придя в Новгород, Добрыня поставил кумира Перуна над рекою Волховом, и приносили ему жертвы новгородцы как богу[16].

Археологи неоднократно пытались найти киевское и новгородское капища Перуна, описанные в летописи. Б. А. Рыбаков реконструировал в Киеве целый пантеон[25]. В. В. Седов, на основании данных раскопок, реконструирует в урочище Перынь[26] цветкообразное «капище Перуна» с идолом в центре и кострами в «лепестках»[27]. Однако выводы и того, и другого исследователя остаются дискуссионными[28]. Раскопками Седова была обнаружена скорее всего обычная группа сопок. С другой стороны, высказываются предположения о том, что сама сопка — ритуально-погребальное сооружение — могла использоваться в качестве языческого святилища[29].

В связи с решением князя крестить Русь, и в Киеве, и в Новгороде идолы Перуна были свержены и «изгнаны». В Новгороде это произошло так:

В год 6497 (989). Крестился Владимир и вся земля Русская. И поставили в Киеве митрополита, а в Новгороде — архиепископа… И пришёл в Новгород архиепископ Аким Корсунянин, и разрушил капища, идол Перуна посёк и велел его волочить к Волхову. Обвязали его верёвками, и поволокли по грязи, избивая палками. И заповедал никому нигде его не принимать.

Свержение Перуна рассматривается исследователями как ритуализованное действо. Ритуал проводов Перуна сравнивают с проводами календарных персонажей типа Костромы или Ярилы[31]. С другой стороны, формулировки летописного рассказа находят параллели в книжной традиции, а именно — в Хронике Георгия Амартола, где есть сходное описание изгнания из Рима Февруария, воплощения зла[32].

С проводами Перуна связаны также два «анекдота», встречающиеся в летописных вставках. Один из них рассказывает о «пидьблянине» — жителе новгородского села Пидьба:

Рано утром пришёл пидьблянин на реку, собираясь везти в город горшки. В это время к берегу подплыл идол Перуна, и пидьблянин оттолкнул его шестом, говоря: «Ты, Перушице, досыта пил и ел, а теперь же плыви прочь», и уплыло со свету нечестивое.

Исследователи подчёркивают обращение к Перуну, как к живому существу, которое может есть и пить. Позже подобным образом русские обращались к чучелу Масленицы — «блинов объелась, обожралась». Пускание по воде в традиционной культуре обозначает отправление на тот свет. Другая история рассказывает о том, как Перун положил начало межкончанской розни в Новгороде (столкновениям между жителями двух частей города)[34]. После того, как идол Перуна свергли,

вошёл бес в (идол) Перуна и начал кричать: «О горе мне! Достался немилостивым сим рукам!». И скинули его в Волхов. Он же, проплывая под большим мостом, бросил палицу на мост и сказал: «На этом да поминают меня новгородцы». Безумные дерутся ею и ныне, творя утеху бесам.

Регулярные драки, случавшиеся между жителями разных концов Новгорода, соотносят с тризной по «умершему» Перуну (драки и состязания во время поминок по «заложным» покойникам[36] (например, в Семик) встречались у русских вплоть до недавнего времени). Упоминается палица, как атрибут Перуна, и то, что она использовалась во время таких драк. Как гласит приписка на полях Степенной книги, в 1652 году митрополит Никон изъял и сжёг последние палицы, таким образом прекратив «бесовское то тризнище». Эти палицы с тяжёлыми оловянными наконечниками хранились в церкви святых Бориса и Глеба[37]. Сигизмунд Герберштейн, в 1517 и 1526 годах побывавший в Русском государстве, оставил сообщение о связи новгородских драк с Перуном:

…в определённые дни в году раздаётся Перунов глас, заслышав который граждане того места тотчас же сбегаются и избивают друг друга палками и кулаками, отчего возникает столь сильное смятение, что начальникам стоит великих усилий усмирить его[38].

О связи Перуна с «заложными», неупокоенными умершими свидетельствует и книжная легенда из «Сказания о Словене и Русе» (XVII век):

Больший же сын оного князя Словена Волхв бесоугодник и чародей и лют в людех тогда бысть, и бесовскими ухищреньми мечты творя многи, и преобразуяся во образ лютаго зверя коркодила, и залегаше в той реце Волхове путь водный, и не поклоняющих же ся ему овых пожираше, овых же испроверзая и утопляя. Сего же ради людие, тогда невегласи, сущим богом окаяннаго того нарицая и Грома его, или Перуна, рекоша, руским бо языком гром перун именуется. Постави же он, окаянный чародей, нощных ради мечтаний и собирания бесовскаго градок мал на месте некоем, зовомо Перыня, иде же и кумир Перунов стояше. И баснословят о сем волхве невегласи, глаголюще, в боги сел окаяннаго претворяюще. Наше же християнское истинное слово с неложным испытанием многоиспытне извести о сем окаяннем чародеи и Волхове, яко зле разбиен бысть и удавлен от бесов в реце Волхове и мечтаньми бесовскими окаянное тело несено бысть вверх по оной реце Волхову и извержено на брег противу волховнаго его градка, иде же ныне зовется Перыня. И со многим плачем тут от неверных погребен бысть окаянный с великою тризною поганскою, и могилу ссыпаша над ним велми высоку, яко же обычай есть поганым. И по трех убо днех окаяннаго того тризнища проседеся земля и пожре мерзкое тело коркодилово, и могила его просыпася с ним купно во дно адово, иже и доныне, яко ж поведают, знак ямы тоя не наполнися[39].

Рассказ «старика рыболова» о «змеяке-Перуне», записанный П. И. Якушкиным в 1859 году под Новгородом[40], является вторичным по отношению к данной книжной легенде[41], поэтому не содержит никаких новых данных. Книжной в своей основе является и поздняя южнорусская легенда, в которой летописный рассказ о свержении киевского идола Перуна вплетён в классический сказочный сюжет[42].

Таким образом, Перун в произведениях древнерусских книжников превращается в демона, поверженного в момент крещения Руси, поскольку пафос церковных поучений был направлен против языческих пережитков.

Упоминания за пределами Руси

В XV веке в языке части жителей острова Рюген ещё сохранялось слово Перун[43].

В текстах таких средневековых немецких хронистов, как Гельмольд, Конрад Бато, Саксон Грамматик при описании земель балтийских славян упоминаются боги Прове (ему поклонялись в дубовой роще), Проно и Поренут, имена которых иногда сравнивают с именем Перуна.

В Польше около Перемышля, в 1302 году епархиальным документом упомянут Перунов Дуб[44].

Такие авторы, как Адольф Петер Затурецкий («Словацкие пословицы и поговорки»), Ян Колер, Сретен Петрович («Сербская мифология») приводят массу словацких народных поговорок и заклятий, в которых фигурирует Перун. Например: «Хочешь попасть к Перуну?», «На кой Перун это тебе?», «Перун в тебя попал!», «Перун тебя побрал!», «Перун тебя побей!», «Перунова стрела», «Перунова стена», «Перунов гром», «Перунов блеск», «Перунов путь», «Перуново вино», «Если ты Перун, громыхающий Перун, — покажи свои зубы!», «Бог Перун в облаках!» и т. д.

В Червенском районе Минской области Белоруссии есть деревня Перунов Мост.

Фольклор

Додольская песня

Пеперуда летяла,
Над вода се и мятала,
И се Богу молила:
Дай ми, Боже, дребен дъжд…[45]

Определённые реликты, связанные с Перуном, могут быть обнаружены в фольклоре славянских народов. В календарной ритуальной традиции южных славян встречается такой персонаж, как Пеперуда (Додола), которая некоторыми исследователями напрямую связывается с Перуном[46]. Девочка, олицетворявшая Пеперуду, участвовала в летних ритуалах вызова дождя. Упоминается она и в ритуальных песнях, исполнявшихся по этому поводу[47]. В фольклоре восточных славян имя Пеперуды забылось, однако в детских закличках по поводу дождя имеется идентичный с нею образ «сироты», способной вызвать дождь, открыв ключиком ворота[48] (подобный сюжет есть и в додольских песнях).

Огненное восхождение пророка Илии. Новгородская икона конца XV — начала XVI веков

Данные о Перуне обнаруживаются и в восточнославянском фольклоре. В частности, в белорусских сказках имеется сюжет о преследовании чёрта громовержцем. Перун (или его христианский «заместитель») пытается убить чёрта молнией, а тот по очерёдности прячется в человеке, животных, дереве, камне, и наконец уходит в воду («там тебе и место» — говорит Перун)[49]. В аналогичных легендах прибалтийских народов громовержец Перкунас преследует Велняса или Йодаса.

Есть мнение[50], что у южных и восточных славян повсеместно в фольклоре и мифологических представлениях Перун заменился христианскими святыми или образом Бога. Воинские функции Перуна во многом перешли Георгию Победоносцу и отчасти Борису и Глебу. Также Илье-пророку приписывают некоторые свойства Перуна. Этому способствовали некоторые события в жизни святого, которые рождают ассоциации с образом Громовержца — например, колесница как транспортное средство, связь с небом и огнём. Впрочем, представления о том, что Илья ездит по небу на колеснице, гремит и пускает молнии, преследуя змея, не являются славянской новацией, а пришли на Русь вместе с христианством. Об их широком бытовании ещё среди византийцев свидетельствует «Житие Андрея Юродивого», написанное не позднее X века[51].

Атрибуты

Перун, как считается, ассоциировался с возвышенностями — к примеру, его идолы, по данным летописей, стояли на холмах[52]. Есть и лингвистические причины для такой привязки, к которым, однако, следует относиться внимательно, поскольку они могут быть позднейшим сближением по созвучию двух совершенно разных корней[14].

Дубовая роща, Михаил Клодт, 1863

Священным деревом Перуна был дуб[1][53]. В славянских языках не сохранилось индоевропейское название дуба — *perku-. Оно было табуировано словом с не вполне ясной этимологией, что могло быть обусловлено сакральностью этого дерева[54].

Константин VII Багрянородный (сер. X века) оставил описание ритуала, связанного с дубом, производившегося на острове Хортица, на пути из варяг в греки. В данном случае речь идёт о варягах:

На этом острове они совершают свои жертвоприношения, так как там стоит громадный дуб: приносят в жертву живых петухов, укрепляют они и стрелы вокруг [дуба], а другие — кусочки хлеба, мясо и что имеет каждый, как велит их обычай.

У южных славян известно поклонение Илье-пророку на холмах с дубравами[55].

В грамоте галицкого князя Льва Даниловича 1302 года, в которой определяются границы владений епископа Перемышльского, упоминается Перунов дуб как одна из границ: «…а отъ той горы до Перунова Дуба горѣ склонъ».

Свидетельствуют о культе дубов и данные археологии. Б. А. Рыбаков пишет:

Дважды наука обогатилась находками подлинных священных дубов языческого времени. Первая находка была сделана в 1909 г. В 8 км от устья Десны близ Никольского монастыря из воды был извлечен ствол дуба около 20 м длины. Дуб погиб сравнительно молодым — судя по годичным кольцам, ему было около 150 лет. В своё время в толщу ствола были врезаны и успели врасти в древесину четыре кабаньих челюсти, расположенные квадратом. Челюсти принадлежали молодым кабанам. Вторая аналогичная находка дубового ствола с кабаньими клыками была сделана в 1975 г., неподалеку от первой в Днепре, ниже устья Десны. На высоте 6 м от корней в ствол дуба были также вживлены 9 кабаньих челюстей, образующих фигуру квадрата со стороной в 34 см. Нижняя часть ствола носит следы огня. Дата по С14 — примерно середина VIII в. н. э.[56]

Из цветов Перуну, видимо, принадлежал ирис. Это предположение делается на том основании, что южнославянские народы называют ирис германский перуника, наряду с богиша «Божий цветок»[57]. С другой стороны, Л. Раденкович приходит к выводу, что оснований для такого предположения нет, поскольку мотивация названия перуника связана с перистой формой листьев этого растения, а слово богиша единично и узко-локально[58].

Кремнёвые орудия, в славянской культуре считавшиеся в «громовыми стрелами»

Оружием Перуна были палица, топор, камни и «громовые стрелы»[59]. Славяне считали, что ископаемые моллюски-белемниты или древние каменные орудия — топоры, наконечники стрел и копий, которые время от времени находили при обработке пашни или при строительстве — это «громовые стрелы» Перуна, уходящие в землю при ударе молнии и со временем выходящие на поверхность. Этим артефактам приписывались магические и целебные свойства. Данные представления о «громовых стрелках» сохранялись в крестьянской среде вплоть до недавнего времени. О палице, как атрибуте идола Перуна и драк в его честь в Новгороде, упоминает летопись (см. выше).

Амулеты-«топорики» двух типов

Важным атрибутом Перуна считался топор. С данным фактом связываются многочисленные амулеты-«топорики», находимые археологами на древнерусских землях и связываемые с дружинной средой (ведь Перун — покровитель князя и дружины). Считается, что амулеты-«топорики» выдавались отрокам во время постригов, и сначала носились ими как обереги, а по мере входа в дружину — как престижный символ принадлежности к ней[60].

Из дней недели Перуну был по-видимому посвящён четверг. В качестве аргумента приводят характерную для западноримской провинциальной периферии традицию связывать с громовержцем (аналогом Юпитера) именно этот день недели (ср. нем. Donnerstag «день Донара», англ. Thursday «день Тора» и т. д.)[61][62]. Название четверга у полабов образовано по той же схеме — Peräunedån «день Перуна», хотя вполне вероятно, что это слово может быть калькой от нем. Donnerstag. У восточных славян равным по значимости с Ильиным днём считался четверг перед этим праздником. Четверг в славянской традиции считался днём «мужским» и удачным для начинаний. Наконец, о связи громовержца с четвергом говорит русская пословица «после дождичка в четверг», в которой идёт речь об исполнении желания (скепсис её, видимо, позднего происхождения)[63].

Связи с другими персонажами

Лингвисты и исследователи мифологии В. В. Иванова и В. Н. Топорова, авторы теории основного мифа относили к высшему уровню славянской мифологии два праславянских божества, имена которых достоверно реконструируются как *Реrunъ (Перун) и *Velesъ (Велес), а также увязываемый с ними женский персонаж, праславянское имя которого неизвестно. Эти божества воплощают военную и хозяйственно-природную функции. Согласно реконструкции, они связаны между собой как участники грозового мифа. Причина распри этих богов заключается в похищении Велесом скота, людей, а в некоторых вариантах — жены громовержца Перуна. Бог грозы Перун, обитающий на небе, на вершине горы, преследует своего змеевидного врага, живущего внизу, на земле. Преследуемый Велес прячется последовательно под деревом, камнем, обращается в человека, коня, корову. Во время поединка с Велесом Перун расщепляет дерево, раскалывает камень, мечет стрелы. Победа завершается дождём, приносящим плодородие. Возможно, некоторые из этих мотивов повторяются в связи с другими божествами, выступающими в других, более поздних пантеонах и под другими именами (например, Свентовит)[6].

В. Н. Топоров писал о реконструкции мотива связи Мокоши с мужским божеством. Непосредственно связаны два топографических объекта: Prohn (от *Perunъ) и Миuks/Mukus (от *Mokošъ) на бывших славянских землях Германии, в бывшем округе Штральзунде. В списках богов Перун и Мокошь соседствуют друг с другом. Известна украинская песня о интимных отношениях Мокоши с Посвистачем (Позвизд, Похвист поздних источников), являвшимся воплощением ветров как особой ипостаси громовержца[64]. По предположениям Иванова и Топорова, сопоставленность горы Перуна и, вероятно, самого Перуна, с горой жены Перуна — Перыни или Макоши, является свидетельством определённой стадии развития славянской мифологии, когда Макошь находилась на том же уровне пантеона, что и Перун, и считалась его женой или матерью[65].

«Перунов день»

Согласно гипотезе академика Б. А. Рыбакова, день Перуна совпадал с Ильиным днём — 20 июля[66]. В качестве аргумента он приводит узоры на черняховском кувшине из Ромашковского могильника (IV век н. э), которые интерпретирует как календарь. Изображённое там колесо c шестью спицами он называет «колесом Юпитера» или «громовым знаком», обозначающим якобы «день Перуна или архаичного Рода (позднее — Ильин день)», вскоре после которого начиналась жатва. По мнению историка и археолога Л. С. Клейна, Рыбаков игнорировал полиэтничный, преимущественно германский характер черняховской культуры, так что если знаки на горшках и могут рассматриваться как календарные символы, то только как германские или скифо-сарматские[67].

См. также

Примечания

  1. Левкиевская, 2000, с. 68.
  2. Кондратьева, 1983, с. 62.
  3. Даркевич B. П. Топор как символ Перуна в древнерусском язычестве // Советская археология. — 1961.   4. — С. 99—100.
  4. Brückner A. Słownik etymologiczny języka polskiego. — Warszawa: Wiedza Powszechna, 1985. — S. 414.
  5. Иванов, Топоров. Перун, 1988.
  6. Иванов, Топоров. Славянская мифология, 1988.
  7. Иванов, 2005, с. 7—11.
  8. Трубачев, О. Н. Этногенез и культура древнейших славян. — М.: Наука, 2003. — С. 197.
  9. Перун // Этимологический словарь русского языка = Russisches etymologisches Wörterbuch : в 4 т. / авт.-сост. М. Фасмер ; пер. с нем. и доп. чл.кор. АН СССР О. Н. Трубачёва. — Изд. 2-е, стер. М. : Прогресс, 1987. — Т. III : Муза — Сят. — С. 246.
  10. Zarys dziejów religii. / Józef Keller; Józef Bielawski. — Wyd. 6. — Warszawa: Wydawnictwo ISKRY, 1988. — S.263. — 814, [2] s., [72] s. — ISBN 8-32-071069-3
  11. Юдин А. В. Восточнославянские боги // Русская народная духовная культура: Учеб. пособие для студентов вузов. М.: Высшая школа, 1999. — С. 60. — 331 с. — ISBN 5-06-003346-5.
  12. Иванов Вяч. Вс. К этимологии балтийского и славянского названий бога грома // Вопросы славянского языкознания. Вып. 3. — М.: Изд-во АН СССР, 1958. — С. 101—111.
  13. Гамкрелидзе, Т. В.; Иванов, Вяч. Вс. Индоевропейский язык и индоевропейцы. — Тбилиси: Изд-во ТГУ, 1984. Т. II. — С. 792—793, 798.
  14. Николаев С. Л., Страхов А. Б. К названию бога-громовержца в индоевропейских языках // Балто-славянские исследования. 1985. — М.: Наука, 1987.
  15. Баранова, О. Г. Ильин день : [арх. 20 сентября 2018]. — Российский Этнографический музей.
  16. Повесть временных лет (Подготовка текста, перевод и комментарии О. В. Творогова) // Библиотека литературы Древней Руси / РАН. ИРЛИ; Под ред. Д. С. Лихачёва, Л. А. Дмитриева, А. А. Алексеева, Н. В. Понырко. СПб. : Наука, 1997. Т. 1 : XI—XII века. (Ипатьевский список «Повести временных лет» на языке оригинала и с синхронным переводом). Электронная версия издания, публикация Института русской литературы (Пушкинский Дом) РАН.
  17. Мансикка, 2005, с. 73—74.
  18. См. очерк историографии: Клейн, 2004, с. 142—146.
  19. Бернштам Т. А. «Слово» об оппозиции Перун — Велес/Волос и скотьих богах Руси // Полярность в культуре (Альманах «Канун». Вып. 2). — СПб., 1996. — С. 93-120.
  20. Иванов, Топоров, 1974.
  21. Клятвы именами богов были широко распространены в Скандинавии, но особое место среди них занимали клятвы, подкреплённые именем Тора, см.: Meyer E. H. Mythologie der Germanen. — Strassburg, 1903. — S. 290.
  22. Иванов, Топоров, 1974, с. 15—16.
  23. В. Й. Мансикка считает, что в первоначальном варианте летописи упоминался лишь Перун, а имена остальных богов были позднейшей вставкой, случайным набором известных переписчику имён языческих божеств. Х. Ловмяньский как и Мансикка полагает, что изначально в тексте было имя лишь Перуна, а остальных божеств в летопись приписал Никон Печерский, поскольку представлял себе Владимира идолопоклонником-политеистом. До того Никон жил в Тмутаракани, на юге, поэтому в пантеоне Владимира имеются божества иранского происхождения: Łowmiański H. Religia Słowian i jej upadek (w. VI—XII). — Warszawa: Państwowe Wydawnictwo Naukowe, 1986. — S. 113—118. Клейн считает, что суть реформы заключалась в установлении государственного культа верховного божества, Перуна: см. Клейн, 2004, с. 147—151.
  24. Васильев М. А. Вел. кн. Владимир Святославич: от языческой реформы к крещению Руси // Славяноведение. — 1994. — № 2. — С. 38-55.
  25. Рыбаков Б. А. Язычество Древней Руси. — Гл. 9 : Языческая реформа Владимира.
  26. Вполне возможно, что название урочища Перынь было увязано местными жителями с идолом Перуна благодаря народной этимологии, по сходству звучания.
  27. Седов, В. В. Древнерусское языческое святилище в Перыни // Краткие сообщения Института истории материальной культуры. — Вып. 50. — С. 92—103.
  28. Клейн, 2004, с. 160—164, 152—157.
  29. Свирин К. М. Языческие святилища Северо-Запада Древней Руси в VIII — начале XI вв. // История и археология Новгорода. — 2006. — Вып. 2.
  30. Новгородская I летопись, цит. по Мансикка В. Й. Религия восточных славян. — М.: ИМЛИ им. А. М. Горького РАН, 2005. — С. 87—88.
  31. Проводы Перуна
  32. Петрухин В. Я. «Проводы Перуна»: древнерусский «фольклор» и византийская традиция.
  33. Новгородская I летопись, цит. по Мансикка В. Й. Религия восточных славян. — М.: ИМЛИ им. А. М. Горького РАН, 2005. — С. 88.
  34. Об этом см. Петров А. В. От язычества к Святой Руси. Новгородские усобицы (к изучению древнерусского вечевого уклада). — СПб., 2003.
  35. Новгородская IV и Софийская I летописи, цит. по Мансикка В. Й. Религия восточных славян. — М.: ИМЛИ им. А. М. Горького РАН, 2005. — С. 88.
  36. Об этом см. Зеленин Д. К. Умершие неестественной смертью и русалки
  37. Янин В. Л. Церковь Бориса и Глеба в Новгородском детинце: (О новгород. источнике жития Александра Невского) // Культура средневековой Руси. — Л., 1974. — С. 91.
  38. Герберштейн, Сигизмунд фон. Записки о Московии
  39. Сказание о Словене и Русе и городе Словенске (недоступная ссылка). Дата обращения: 30 июля 2011. Архивировано 28 сентября 2007 года.
  40. Якушкин, П. И. Путевые письма из Новгородской и Псковской губерний. — СПб., 1860. — С. 118.
  41. Васильев М. А. Язычество восточных славян накануне крещения Руси. — М.: Индрик, 1999. — С. 311.
  42. Украинские сказки. — М., 1993. — Кн. 2 : Чародейная криница. — С. 50—51. — Сказка записана Д. И. Яворницким в 1905 году в Екатеринославской губернии.
  43. Любавский, М. К. История западных славян. — М., 1918. — С. 83. Сам Любавский ссылается на поморского историка Томаса Канцова.
  44. Агапкина, 1999, с. 143.
  45. Иванов, Топоров, 1974, с. 109.
  46. Иванов, Топоров, 1974, с. 104—114.
  47. Имя Перуна в этих песнях, как правило, заменяется словом Бог.
  48. См., например, закличку: Дождик-дождик, припусти, / Я поеду меж кусты / Богу молиться, / Христу поклониться. / Богова сирота, / Отворяю ворота / Ключиком, замочком, / Золотым платочком. — Мудрость народная. Жизнь человека в русском фольлоре. Вып. I. Младенчество. Детство. — М.: Худож. лит., 1991. — С. 242.
  49. Белорусский сборник. Вып. 4. Сказки космогонические и культурные. — Витебск, 1891. — № 1, № 3 и комм.; Иванов, Топоров, 1974, с. 5 и др.
  50. Иванов, Топоров, 1974, с. 164 и след..
  51. Веселовский А. Н. Избранное: традиционная духовная культура. — М.: РОССПЭН, 2009. — С. 207—208.
  52. Иванов, Топоров, 1974, с. 7 и след..
  53. Иванов, Топоров, 1974, с. 12 и след..
  54. Гамкрелидзе Т. В., Иванов В. В. Индоевропейский язык и индоевропейцы. — Тбилиси, 1984. Т. 2. — С. 618.
  55. Иванов, Топоров, 1974, с. 31—32.
  56. Рыбаков, Б. А. Язычество Древней Руси. — Гл. 5 : На пороге государственности.
  57. Иванов, 2005, с. 21—22.
  58. Раденковић Љ. Перуника — цвет небеског или хтонског света // Studia mythologica Slavica XVI. Ljubljana, 2013. С. 105—116.
  59. Иванов, Топоров, 1974, с. 89—92.
  60. Макаров, Н. А. Древнерусские амулеты-топорики // Российская археология. — 1992. — № 2. — С. 41—56. Варяжским аналогом амулетов-«топориков» были «молоточки Тора».
  61. Клейн, 2004, с. 233.
  62. Carl Edlund Anderson. Scandinavian Days: Old or New?, paper presented at the 35th International Medieval Congress on Medieval Studies, Western Michigan University, Kalamazoo, MI, USA (05 May 2000).
  63. Иванов, Топоров, 1974, с. 24—25.
  64. Топоров, 1995, с. 209.
  65. Иванов, Топоров, 1983, с. 190.
  66. Рыбаков Б. А. Язычество Древней Руси. М.: Наука, 1987. — С. 178.
  67. Клейн, 2004, с. 98.

Литература

Справочные издания
Исследования

Иванов В. В., Топоров В. Н. К реконструкции Мокоши как женского персонажа в славянской версии основного мифа // Балто-славянские исследования. 1982. М.: Индрик, 1983. С. 175—187. Архивировано 6 сентября 2013 года.

Ссылки

This article is issued from Wikipedia. The text is licensed under Creative Commons - Attribution - Sharealike. Additional terms may apply for the media files.