Белорусская мифология

Видимо, славяне не имели собственной письменности до прихода христианства, поэтому сегодня ученые не имеют ни одного письменного свидетельства о языческих богах на территории Белоруссии. Среди самых ранних произведений — христианские «Повесть временных лет», «Слово о полку Игореве», «Радзивилловская летопись», поучения против язычества, которые, однако, чаще всего дают только имена богов и краткие описания культов.

В XIX—XX веках белорусские этнографы и фольклористы (В. Н. Добровольский, А. Г. Киркор, П. М. Шпилевский, В. О. Неверович, А. К. Сержпутовский, Е. Р. Романов, Н. Я. Никифоровский, П. В. Шейн, П. Демидович, К. П. Тышкевич, Я. Борщевский, А. Е. Богданович и др.) собрали значительный материал, который служил им самим и позднейшим ученым фундаментом для реставрации древних языческих верований. Но данные ряда фольклористов сегодня вызывают существенные сомнения.

Так, по мнению А. Топорова, Т. Иванова и Л. Лаптева (работа «Рукописи, которых не было: Подделки в области славянского фольклора»), значительная, если не подавляющая часть из 52 божеств и духов, описанных П. Шпилевским (псевдоним — Древлянский), — плод фантазии автора[1]. Многие названные им персонажи — Паляндра, Меша, Дзявоя, Щедрец, Гарцуки — не встречаются в других источниках[2]. Он безосновательно вычленял имена богов из народных пословиц, песен, проклятий, и методами скорее научного любительства, чем подлинной науки создал целый белорусский «олимп». Российские учёные разделили персонажей П. Шпилевского на 3 группы: реальные, частично настоящие и полностью вымышленные. Получилось, что названия коллективной работы или календарных сроков (коляда, толока, щедрец, купала) или названия природных явлений (жыж, зюзя, падающая звезда) у Шпилевского превратились в богов. Что-то было позаимствовано у предшественников в области мифотворчества (Лада, Ляля, Чур-Бог), что-то выдумано (Кумяльган, Бордзя, Любмел и, возможно, Тетя и Житень). 23-летний Шпилевский относился к фольклористике как к увлечению, а не как к серьезной научной деятельности.

Также невозможно подтвердить существенную долю данных Н. Никифоровского и А. Киркора, но многие сегодняшние словари, научные сборники (работы В. А. Василевича) базируются в том числе на их данных, а также на материале Шпилевского.

Гораздо большее доверие вызывают данные, собранные в ХХ-ХХІ веках («Мифологические представления белорусов» В. С. Новак 2010 года, и др.), созданные в период, когда академические требования к фольклористике существенно выросли. Но значительная часть фольклора в народе на то время уже была забыта или трансформировалась под влиянием художественной и другой литературы. (Когда фольклор собирается в письменном сообществе, трудно говорить о его чистоте и целостности).

Кроме устных преданий, довольно значимый источник представляют образцы народного искусства — домашнего интерьера, народного орнамента на одежде и полотенцах[3][4]. Изображения, расположенные на последних, многими учеными трактуются как «портреты» языческих божеств, рудименты сакрального изобразительного искусства. Типичные фигурки женщин на вышивках, по версии Н. С. Кацара, могут быть изображениями таких духов или богинь как Мать-Радзіцельніца, Веснянка, Купалинка, Радуница, Рай, Богач, Спорыш, Ярило и др. Но другими исследователями неоднократно подчеркивалась слабая фольклорная база, которой пользовался Кацар: кроме прочего, он опирался на любительские работы П. Шпилевского, что существенно снижает научную ценность его исследований.

Археология дает скромные, но более объективные сведения. В большинстве случаев найденные идолы или остатки капищ нельзя точно соотнести с теми или иными божественными персоналиями[5]. В целом по состоянию на 2014 год на территории Белоруссии найдено 16 пригодных для изучения языческих идолов, и ещё 6 дошли до нас в виде сведений и зарисовок. Среди древних культовых находок наиболее известны:

Шкловский идол

• Грабовецкий идол (Жабинковский р-н, Брестская обл.);
• Слонимский идол (датировано приблизительно X в.);
• Шкловский идол (датированный X в.);
• Долгиновский крест-идол;

Сегодня работа с археологическими находками осложняется той бессистемностью, с которой относились к своему делу археологи XIX в., когда была найдена часть идолов: они часто не оставляли точного описания мест, где была сделана находка, игнорировали местную фольклорную традицию.

Гипотетическое главное божество предков белорусов и некоторых других славянских народов. В 1874 году А. Гильферинг предполагал, что у древних славян было верховное небесное божество, которое они называли просто Богом (кстати само слово «бог» является когнатом санскритского «bhaga» — «судьба», «доля»). Митрополит Иларион (Огиенко) обращает внимание на то, что в договоре князя Игоря с византийцами (944-45 гг.) говорится о возможных нарушителях: «Да будет клят от Бога и от Перуна», а в договоре с византийцами Святослава (971 г.) — «Да имеем клятву от Бога, в его же веруем, в Перуна и Велеса, скотья бога»[6].

Аналогично у древних балтов верховный бог носил имя Диевас, что также означает просто «Бог». В балтийских мифах он создает землю из морского ила при помощи Велняса (злого духа). Аналогичные по структуре мифы о создании земли Богом при помощи Черта существовали и у белорусских крестьян. Библейский Бог в этом несомненно архаичном сюжете мог быть позднейшим преемником верховного языческого божества, аналогичного балтскому Диевасу.

Бог Велес в воображении современного белорусского 3D-художника

Впервые упоминается в «Повести временных лет». Так называемый «скотий бог» — отсюда, возможно, бог богатства, хозяйства. Хтоническое божество, которое могло принадлежать к низшему, подземному миру. А. Н. Веселовский на базе балтийских параллелей (welis — лит. — покойник, welci — души умерших) описывает Велеса ещё и как бога умерших[7]. Миф о вражде между Велесом и Перуном, по мнению Б. А. Рыбакова, является ошибкой более поздних исследователей. До возникновения земледелия и скотоводства Велес мог быть богом охоты и отождествляться с духом убитого животного. Существование в древней Белоруссии веры в Велеса фактически доказывается распространённостью культа св. Уласа, св. Николая и св. Стефана, которые после прихода христианства переняли функции этого языческого божества.

Упоминается в «Повести временных лет» как главное божество в киевском пантеоне. Но известно, что этот пантеон был искусственной попыткой создать общую религиозную систему древнерусского государства, между тем как у большинства славянских племен были собственные пантеоны. А. Л. Баркова соглашается с тем, что Перун не был общеславянским божеством. Но существование в русском народном языке слово «перун» (значит, «молния») и расширенный культ Ильи-пророка как его гипотетического христианского преемника[8] свидетельствуют о том, что такое божество как Перун в белорусском язычестве существовало, хотя и нельзя утверждать однозначно, что оно возглавляло местный пантеон. На Мядельщине и Слонимщине он был известен под региональным именем Дундар.

Перун — громовержец, владелец стрел-молний и жерновов, которыми он грохотал, создавая гром. Молнии Ильи-пророка, по народным представлениям, уничтожают нечистую силу. Отсюда вероятно, что Перун выступал борцом с враждебными человеку существами. По А. Л. Барковой он, скорее всего, был змееборцам (как громовержцы других народов — Тор, Зевс и т. д.), но сведения о его противнике-змее утеряны.

По А. Е. Богдановичу, стрелы-молнии Перуна направлены в основном на горы — там чаще всего прячутся бесы. Во время грозы черти часто спасаются на деревьях, и поэтому под ними опасно прятаться: Перун может случайно убить и человека. Он держит в руках два каменных жернова и стучит их друг о друга — от искр образуются гром и молнии. Осколки жерновов, которые отскакивают от ударов, летят на землю, словно стрелы. Каменные топоры и ножи в народе называются «перуновыми стрелами».

По Д. Соболевскому (верификация этого источника проблематична), белорусы будто представляли Перуна величественным, статным, с черными волосами и длинной золотой бородой. Он разъезжает по небу на огненной колеснице.

В древних источниках божество не упоминается, однако его существование фактически доказывает значительный след в более позднем фольклоре. Имя Ярилы часто встречается в народных песнях в связи с образами весны, плодовитости, урожая. Также расширенный культ святого Юрия, который после прихода христианства принял функции языческого бога Ярилы (нередко применяется даже смешанное имя — Юрила). М. С. Кацар считает, что ряд стилизованных фигур красного всадника на лошади в народных вышивках — это именно изображение Ярилы[9].

У А. Киркора (верификация этого источника проблематична)он описывается как красивый юноша, разъезжающий на белом коне; на голове его венец, а ноги босые. Каждую весну он по приказу матери отворяет небесные ворота и спускается на землю, после чего зима уходит.

Предметом культа этого божества считается Давгинский крест[10]. Могла быть богиней рождения, плодовитости и смерти — то есть обладала функцией циркуляции между миром живых и миром умерших. Предполагается, что её культ в Беларуси развивался под влиянием балтской культуры, где существовала богиня Маря с аналогичными функциями. В более позднем белорусском фольклоре Мара постепенно превратилась в женский дух, призрак, привидение.

Бог Ящер в воображении современного белорусского художника

Божество низшего (подземного или подводного) мира, возможно, было наделено змеиными чертами. Как предполагается, впервые упомянут в польских источниках XV в. под именем Іаѕѕе, Iesse[11] (сокращенная форма — jaze — «змей»)[12] . В белорусской культуре XIX века. была зафиксирована народная игра «ящер»: роль «Ящера» брал юноша или мальчик, который должен был выбрать себе девушку. По мнению Б. А. Рыбакова, игра сохранила остатки древнего сюжета о избрании языческим божеством «невесты» — девушки, которую нужно принести ему в жертву[13]. На севере России сохранилась аналогичная игра, в которой главный персонаж, однако, носил имя Яша — результат постепенной эволюции названия божества к христианскому имени (Яков). Именно бог Ящер мог быть мифическим прототипом более позднего фольклорного образа змея-чудовища, с которым борются герои волшебных сказок.

Возможно, богиня домашнего хозяйства, ткачества. Часть её функций в христианское время переняла святая Параскева.

В «Слове о полку Игореве» ветры названы «стрибожьими внуками». Поэтому предполагается, что Стрибог — бог ветра. По другим мнениям, имя происходит от «стрый бог», значит — «старый бог», и это просто ещё одно имя верховного божества.

Вероятно, бог солнца.

Формирование любой религии начиналось с первобытного обожествления природных стихий. На сегодняшний день сохранились фольклорные персонификации Солнца, Месяца, Зарницы, Вечерницы, Матери-Земли, которые, однако, дают мало существенных сведений о соответствующих языческих культах.

Так, есть фольклорное представление о брачно-половых отношениях Солнца, Луны либо других светил, созвучное с балтской легендой о том, как Месяц изменил Солнцу с Вечерней Звездой, за что был наказан богом Пяркунасом.

В более поздних традициях (почти до XX века) сохранились представления о загадочных и спорных персонажах, которые имели собственные имена, к которым обращались, прося урожай либо богатство. Некоторые исследователи считали, что этим персонажем соответствовали в древности языческие боги, что, однако голословно и чаще всего не имеет никаких убедительных доказательств. Но даже в XIX в. в Белоруссии фактически существовал политеизм: кроме многих нехристианских духов различные функции выполняли и канонические святые. Даже иконы святых в доме часто назывались «боги»[14].

• Спорыш — по Н. С. Кацару, хороший божок плодородия и семейного благополучия. В христианские времена якобы трансформировался в духа. По И.Вуглику, сын Ярилы и Ржаной Бабы. Часто упоминается в народных песнях. У В. Н. Добровольского упоминается Спышка-Супурыжка — женский дух, в которого верили белорусы Смоленского уезда.
• Рай. Загадочный образ. Некоторые ученые считают его древнебелорусским богом урожая и богатства. Упоминается в песнях. По И. Вуглику, сын Ярилы и Ржаной аобы.
• Ох — предлагаемый фольклористом Н. Федоровским хороший божок, который может помогать людям. Достаточно только произнести в отчаянии «Ох…», как старичок появится перед человеком и поможет ему. Такой персонаж существовал в поверьях на самом деле — он упоминается в сказке «Ох и золотая табакерка», но в качестве волшебного старичка. Очень сомнительно, что ему мог соответствовать какой-то древний культ.

Многие языческие боги, описанные фольклористами и другими учеными, упоминаются в единичных источниках и часто являются результатом волюнтаристского отношения к фольклорному, летописному и археологическому материалу. До настоящего времени идут споры, существовали ли такие божества на самом деле, или их ошибочно выделили исследователи.

• Белбог (Белун) — предложенное фольклористом Адамом Киркором белорусское божество. Якобы почитался всеми белорусскими племенами и, возможно, некоторыми соседними. Упоминается как «Бог богов», «Белун», «Дед» или просто «Небо». Из мифов о нём известно только то, что он дал волшебный молот своему сыну Перуну. По Киркору, Белун — якобы главное божество древних белорусов, старик с белой бородой, в белой одежде, с посохом в руках. Охраняет крестьянские нивы, одаривает людей золотом. В более позднем народном фольклоре представал духом урожая и земледелия. В древних языческих верованиях мог быть одним из создателей мира. Неринг сомневается в существовании Белбога в белорусской мифологии, замечая, что впервые это божество упоминается только в XVII в. в немецкой хронике. Польский ученый Ал. Брукнер утверждает, что «Белбога из пальца себе только потом немцы высосали» (Brückner Al. Mitołogia słowiańska. Krakow 1918. S. 1). Но эти авторы не используют белорусских источников, не приводят никаких белорусских этнографических материалов. Л. Горошко, анализируя их работы, склоняется в сторону достоверности сведений А. Киркора. Но Максим Знак считает, что А. Киркор был склонен к собственному мифотворчеству, особенно в случае с реставрацией мифов о Белуне. Не как божество, а как фольклорный персонаж Белун упоминается у И. И. Носовича. По Носовичу, Белун — седой дед, который живёт во ржи у дороги. Просит людей утереть ему грязный нос. Если человек соглашается, то Белун дарит ему золото из сумки. Скорее всего, «бог» Белун является ошибкой фольклористов, безосновательным смешением черт полевика и скарбника.
• Ржаная Баба — возможно, древнейшая богиня урожая (академик Н. Никольский)[9]. Её «идол» делали из снопа. Позже стала персонажем многочисленных вышивок народной одежды и полотенец. По И. Вуглику, могла быть одним из первых богов, от которых родились все остальные божества. Изначально персонаж предложен П. Шпилевским, который имеет репутацию не досконально профессионального исследователя. Кроме этого исследователя, никто больше не упоминает о таком «божестве». По Шпилевскому, Ржаная Баба — женская пара божка Житеня.
• Житень — предложенный П. Шпилевским бог полевой работы, бог осени и урожая. Имел вид невысокого старика, с тремя глазами и спутанными волосами. Считали, что он живёт в кустах около поля, отсюда и народная пословица: «Поклонись кусту, даст тебе ломоть хлеба». По И. Вуглику и М. С. Кацару, сын Ржаной Бобы, по П. Шпилевскому — её муж. Скорее всего, такое божество никогда не существовало и является ошибочной интерпретацией образа полевика или какого-то другого полевого духа.
• Толока — предложенное П. Шпилевским женское божество, покровительница жатвы и плодородия. Празднества в её честь были очень торжественные и радостные.
• Посвист — предложенный П. Шпилевским божок. Возможно, вызвал плохую погоду и тучи.
• Дзявоя — предложенная П. Шпилевским богиня невинности. Когда девушка выходила замуж, она теряла опекунство Дзявои. В честь богини перед свадьбой праздновался последний день девичьей вольности[15]. Дзявоя почиталась почти по всей Белоруссии, в том числе под именами Калая, Гожня, Сева и т. д.
• Зюзя (Мороз)— восточнославянский бог холода и стужи. Седой бородатый дед, босой, в белом тулупе, с железной булавой в руке. Когда сердится, бьет булавой об пень, и мороз трещит. Как бог зимы упоминается в П. Шпилевского. Как фольклорный персонаж, дух, упоминается под именами Мороз, Ледяной Дед у М. Федоровского, А. Сержпутовского.
• Жижаль — предложенный П. Шпилевским подземный бог огня, который мог вызвать пожары. Якобы один из врагов Перуна. Скорее всего является ошибочным объяснением детской названия огня — «жиж» — и народных пословиц по типу «Жыж унадзіўся» (это значит, началась засуха).
• Чернобог — впервые упоминается у Гермольда в XII в. Н. А. Янчук считал его «кабинетным» богом, который «появился» из-за ошибки и никогда не существовал в реальном белорусском язычестве. Алье Нидэрле замечает, что многие места имеют этимологическую связь с именем Чернобога (Чёрного бога), и приходит к выводу, что такое божество существовало. Но ни одного сюжета о его действиях не сохранилось. Все попытки охарактеризовать Чернобога как «бога зла» носят отпечаток христианского мировоззрения о дуализме Бога и Сатаны. (В язычестве этического деления вселенной на добро и зло не существовало).

В песнях, поверьях встречается много персонажей — главным образом персонифицированных природных явлений или сезонов года, — чей дохристианский статус не выяснен и может быть предметом дискуссий. М. С. Кацар (см. его книгу «Белорусский орнамент. Ткачество, вышивка») идентифицирует некоторые женские изображения на вышивках как Купалинку, Весну-Веснянку, Радуницу. Он же приводит записанное им же со слов мастерицы Е. Мазуркеич предание о том, как Гром-Перунович сватался к Весне-Веснянке. Та легкомысленно улыбнулась и полетела к солнцу. Гром Перунович запугал её молниями. Она согласилась выйти за него, и от их любви расцвели сады. Неизвестно, являются ли эти фигуры просто героями устной народной литературы или остатками настоящих нехристианских культов.

В сказках сохранились остатки персонифицированных образов Счастья и Доли (женские существа, которые могут подарить деньги бедному человеку), а также дней недели (в разных представлениях Среда, Пятница, Воскресенье могут обращаться к человеку, просить его о помощи).

Также встречаются персонификации народных сезонов года в народных песнях.

Гаевый Дед (либо Гаюн) — дух, который наблюдает за порядком в лесу, охраняет красоту нетронутых мест, следит за лесорубами. Упоминается у фольклориста А. У. Лукши.

Дедка^[1] (белор. Дзедка) — белорусский мифологический персонаж. Дедка — это добрый персонаж, символ богатства и достатка.

Жевжик^[1] (белор. Жэўжык) — один из персонажей мифологии Беларуси. Жежвик — это добрый покровитель рек или водяное божество. Жевжик считается опекуном рек и озёр Беларуси.

Озерницы — женские духи водоемов. По поверьям, жили в озере Чёрном (около деревни Брусы, Мядельский район). У них длинные зеленые волосы и ступни в виде плавников. Вместо крови у них была вода, и на ощупь они были очень холодные. Разговаривали на непонятном, как бы птичьем языке. Если человек вдруг увидит озерниц, ему нужно было не выдать себя, иначе духи могли затянуть его в воду. То же самое ждало и того, кто осмеливался искупаться в Чёрном озере[17]. Упоминаются у А. У. Лукши.

Ужалки — дочери Ужиного Царя. Наполовину — красивые девушки, но вместо ног у них — ужиные хвосты. Часто сидели на деревьях и чесали золотыми грабешками свои великолепные волосы. Сами не делали человеку ничего дурного, но вокруг них было много разных опасных гадов — так Ужиный Царь охранял своих дочерей[18]. Упоминаются у А. У. Лукши.

Поветрики — злые духи, которые летают над болотами, в глухих местах. Они поднимаются с места вместе с ветром и летят, пока не коснутся случайной жертвы и не остановятся. Разозлившись на жертву (человека или животное) за прерванную забаву, они хватают бедолагу и начинают губить. Закончив чёрное дело, они опять носятся над землей, пока ветер не перенесет их к новой жертве[19]. Упоминаются у Н. Я. Никифоровского.

Зазывка — женский дух, который может заманить человека в глубь леса. Имела вид красивой девушки с такими длинными и густыми волосами, что ей не нужна была одежда[20]. Упоминается у А. У. Лукши.

Пушица (Подвей) — злой дух, который вращается в вихре. Может налететь на человека и наслать болезнь. Упоминается у А. Е. Богдановича.

Лозовик — лесной дух, который живёт в лозе. Представлялся стареньким одноглазым карликом, величиною не больше чем ноготь, однако с аршинной бородой и с длинною, в семь саженей, палкой в руке. Маленький домик Лозовика окружают болота, в нём нет ни окон, ни дверей — только маленькое отверстие в крыше, через которую забирается сам хозяин. Дом Лозовика недоступен для людей: при приближении человека он все время отдаляется от него. Если Лозовик расхаживает по болотам, его сразу можно узнать: единственный его глазок сверкает, как огонек. Называется также Лозовым Дедом. Упоминается у Н. Я. Никифоровского.

Гарцуки — предложенные П. Шпилевским духи, подвластные Перуну. Вызвали грозу. «В время восхода и захода солнца гуляют по горам как дети; в юг стрелою носятся они на лошадях по полям и лесам, а ночью в виде разных хищных птиц летают в воздухе по поручению Перуна. Гарцуков, говорят, великое множество: все они по очереди находятся на службе у Перуна; … возят по небу громовой жернов, на котором разъезжает Перун с огненным луком… Гарцуки образуют ветры, бури, ураганы и другие разрушительные явления природы… Слово „Гарцук“ происходит от гарцевать — играть, бегать наперегонки, отсюда — Гарцук…»[21].

Домовой (белор. хатник) — домашний дух, маленький старичок и длинными седыми волосами и бородой, одетый в кафтан, подпоясанный веревкой. Рано встает, пугает петуха, будит хозяина. Живёт в печи или под печью. Вообще, печь в белорусском фольклоре считалось домом чуть ли не всех домовых и семейных духов, ведь фактически являлась центром хозяйства.

Деды — духи предков, в которых живёт бессмертная душа человека. Живут вместе с потомками, помогают им. В их честь справлялся соответствующий праздник.

Ёвник (Осетник, белор. Ёўнік, Асетнік) — персонаж белорусской мифологии. Живёт Ёвник в овине (белор. ёвня, ёўня, асець) — сарайчике на усадебном дворе, где раньше на селе сушили снопы перед молотьбой. На селе дома строили с баней, и овин часто совмещался с ней.

Печурник — добрый дух, который живёт где-то под печью, помогает хозяевам. Человеку старается не показываться, но любит, когда хозяйка оставляет ради него на печи угощение. Внешне напоминает кота, но ходит на задних лапах. Предчувствует беды, которые должны случиться с хозяевами. Начинает двигать мебель, разбивать посуду, таким образом предупреждая людей[22]. Упоминается у А. У. Лукши.

Волосень — домашний дух, который пугает и тревожит людей во сне. Невысокое, безобразное существо с длинной, густой шерстью, с семипалыми ладонями и длинными ногтями. Может царапать людей когтями, лохматить им волосы, наваливаться своим весом на человека, который спит[23]. Упоминается у А. У. Лукши.

Сербай — злой дух, олицетворение голода. Чтобы прогнать его, необходимо сжать первый сноп и принести его в дом[24]. Упоминается у И. В. Карачанки.

Меша — недобрый дух, который живёт в разрушенных домах. За преступления лишен Кадуком (одним из главных злых духов) силы вредить людям, из-за того может только напугать. Часто предстает в виде косматого чёрного животного. Может пробраться в людской дом, поселиться в за печкой, даже подружиться с домашним псом и спать рядом с ним. Но появление Меши в доме считалось несчастьем[24]. Упоминается у П. Шпилевского.

Сон — представлялся в виде голубка, которого Бог присылает детям, чтобы те уснули. Голубок порхал над ребёнком, касаясь крыльями темечка и глазок, и тот сладко засыпал. Упоминается у А. У. Лукши.

Хут — недобрый дух, который селился в человеческих домах, чьим хозяевам начинал приносить снопы с чужих полей и золото из неизвестных сокровищ. Вечером его можно было увидеть в небе: когда он летит огненный, красный, то несет золото, когда летит чёрный — несет снопы, зерно. Его нужно ценить и угощать, больше всего он любит яичницу. Однажды какой-то хозяин съел яичницу сам, за что Хут сжег его дом. Тогда хозяин в отчаянии увидел деревянное колесо, которое лежало рядом, и бросил его в пожарище. И после этого его хозяйство быстро восстановилось, начались большие урожаи. Оказалось, что в то деревянное колесо превратился сам Хут. Уничтожив злого духа, хозяин вернул себе счастье и благополучие[25]. Упоминается у Л. М. Соловей.

Хлевник — дух хлева. По В. Н. Добровольскому, это чужой («наброжы») домовой (домовой), который одолел местного хатника и выжил его из хлева. Считается вредным и опасным. Добровольский выделяет ещё и хлевницу — аналогичного духа, только женского. По А. Е. Богдановичу, вредный дух. Как только люди узнают, что он у них поселился, то сразу стараются его выжить. Он портит скотину: та худеет, слабеет и может даже околеть. Может за ночь заездить коня. Почему-то боится сороки. По Н. Я. Никифоровскому, если лошадь утром потная — значит, на ней ночью ездил хлевник. Нужно прийти ночью в сарай со свечкой — тогда хлевник (как бес) не сможет войти в сарай, а будет ужасно шуметь на улице. Тогда нужно перекрестить месяц, сказать: «Приходил он и видел меня, да позлился и вернулся», и пристыженный хлевник больше не подойдет к лошади.

Домовуха — женский домашний дух в виде невысокой женщины, которая смотрела за хозяйством, укачивала детей, а хозяева за то оставляли ей картошку или молоко. Упоминается у А. В. Лукши.

Лён и Льняница — персонифицированный урожай льна и его мифическая жена. Их «приглашали» во время посева[26].

Хапун — небольшой старичок, которым пугали детей. Летал над землею с огромным мехом, в который сажал непослушных детей. Затем он относил детишек в свой дом, и, когда они вырастали, то превращались в таких же ужасных хапунов[27]. Упоминается у А. В. Лукши.

Змей (белор. Цмок, Змей) — чудовище, древнейший зверь в мире. Имел три, шесть, девять или двенадцать голов. Где живёт, неизвестно — или в лесу, или на облаках, ибо он и по воздуху летает. Мудрый, предусмотрительный. Упоминается в М. Федоровского и Н. Я. Никифоровский.

Опивень — бес, который склоняет людей к пьянству. Не пропускает ни одного застолья. Пристраивается где-нибудь на конце стола и подговаривает людей, чтобы как можно больше выпили. Пьяных дразнил, сбрасывал под стол. Увидеть опивня можно только в хорошем подпитии. Он небольшой, с темной шерстью и маленькими рожками там, где должны быть брови. Кроме того никто не может перепить самого Опивня: сколько бы он не выпил, пьяным никогда не будет[28]. Упоминается у А. В. Лукши.

Железная Баба — злой дух, который ловит и убивает детей, оставленных в поле без присмотра. Живёт в полях и огородах[29]. Упоминается у Е. Р. Романова и Н. Шаховича.

Злыдни[30] — в беларуской и восточнославянской мифологии вредные персонажы, которые часто живут под печкой.

Хихитун — маленький злой бес, который живёт за спиной у человека. Если с людьми, близкими этому человеку, случается несчастье, хихитун тоненько смеется: «Хи-хи, хи-хи, хи-хи…». Если резко обернуться в этот момент, можно увидеть небольшое создание, которое напоминает обезьянку, но с рожками. Упоминается у А. В. Лукши.

Прахи — бесы-новички. Служат на побегушках у других чертей, но часто неверно выполняют их приказы, за что терпят наказание. Упоминаются у Н. Я. Никифоровскога.

Варгин — демонический король кошек (ср. Кот Баюн).

Валатовны — хтонические девы-великанши.

Упырь в интерпретации современного белорусского художника

Упырь — мертвый человек, который поднимался ночью из могилы и приносил вред живым (убивал или съедал их, наводил засуху на целые регионы, «высасывая» всю воду).

Краснолюдки — в деревне Кончицы Пинского района какой-то таинственный маленький народ. В Островецком районе краснолюдками пугали детей[31][32].

Кадук — старейший злой дух. Живёт в самом темном лесу, в самом болотистым болоте. Ему подчиняются меньшие злые духи, над которыми он вершит суд, которых направляет вредить людям. Горе тому человеку, который попадет в Кадуково болото — гибель неизбежна. На человека нападает дурман: ему кажется, словно он ходит, а на самом деле он стоит на одном месте. Кадук ест детей, которых ему приносят духи. Снаружи он напоминает копну сена или кучу мха, которая может напугать разве только непривычным для людей движением. По другим сведениям, подобен зверю с косматой головой и широким горлом до ушей. Часто говорили: «Чтоб тебя взял Кадук!». Но Кадук редко брал, он появлялся только в недобрый час: на рассвете либо в полночь. Так ему позволил Бог. И поэтому он ждал, когда кто-то скажет «Чтобы тебя взял Кадук» именно в такой момент: тогда «пожелание» сразу исполнялось[33]. Упоминается у Сержпутовского, Никифоровского, Шпилевского.

Кумельган — предлагаемый фольклористом П. Шпилевским злой дух с телом человека, покрытым лошадиной шерстью, и с головою коня (по другим сведениям, на руках и ногах были копыта). Иногда он ходит на четвереньках, как лошадь, иногда — на двух ногах, как человек. Он ненавидит лошадей и старается повредить им: убить или покалечить. Люди говорили, хорошо, что Кумельган слабый, а иначе перевёл бы всех лошадей в мире. Мог спрятаться в сарае и, дождавшись ночи, вскочить на коня и загнать его. Мог принять вид лошади любой масти, пробиться в табун и навредить многим коням[34].

Ночницы — злые духи ночи, в виде демонических женщин. Давали детям сосать молоко из груди, но то было не молоко, а отрава, от которой ребёнку становилось противно. По ночам ночницы лазили на деревьях, крали птичьи яйца и птенцов. Могла влезть в колыбель к ребёнку, и тот плакал по ночам. Чтобы защититься от них, нужно было наделать из старой ткани кукол и поставить на каждом окне по 2-3, чтобы они стерегли дитя от ночниц. Упоминаются у Н. Федоровского.

Лойма — злой дух в виде ужасной женщины с распущенными волосами. Жили в болотах, привязывались к мужчинам, могли украсть ребёнка у матери, а вместо него подбросить своего неуклюду. Считалось, что в таком случае нужно принести прутьев и начать бить ребёнка Лоймы. Тогда Лойма вернется за своим ребёнком, вернет человеческое и скажет: «Я твое так пеленала, а ты мое бьешь». Упоминается у М. Федоровского.

Ядрышки — девушки, морские королевны, которые живут на дне морском. Всего их три. Очень дикие: если к ним подступиться менее чем на милю — сразу начинают кричать. А их подданные схватят человека и уничтожают. Упоминаются у Н. Федоровского.

Кладники — духи, которые стерегли клады. Владели несметными богатствами. Одевались в серебряные кафтаны, сапоги с золотыми мысами; их конические шапки были из литого золота, пояса были литыми узами с громадным замком. Носили дорожные посохи из чистого серебра с золотыми набалдашниками. Но при этом они — несчастные бедняки, потому что всегда голодные, и сказочное богатство не спасает их от голода. Вступали в сделки с людьми: за золото те отдавали бесам свою душу, но быстро приобретенное богатство не приносило счастье. Наоборот люди становились жадными и скупыми. Вообще скупые люди привлекали кладников. Только такой человек закапывал в землю свой клад, как кладник утаскивал его на глубину. Иногда кладники выносят часть своих богатств на поверхность земли, чтобы проветрить. Для людей это наилучший шанс, чтобы украсть золото. Но удается это очень редко, а озлобленные кладники быстры на расправу. Упоминаются у Н. Я. Никифоровского.

Цыгра — какое-то мифическое существо, которой крестьянские матери часто пугали своих детей. Упоминается у И. В. Карачанки.

Змора — злой дух, который мучил сонных людей.

Копша — могильный дух. Сохранилась пословица: «С деньгами и Копшы угодишь»[35].

Треска-шухна — дух, который насылает лихорадку.

Белая Баба  — смерть. Женщина с молодым телом, в белом одеянии, похожем на свадебное. Возникает перед человеком неожиданно, столбом вставая с земли, отбрасывает назад вуаль и открывает лицо покойницы. Человеку эта встреча предсказывает скорую смерть. Упоминается у А. В. Лукши.

Касны — злые духи, которые целой стаей нападают на человека и присасываются, словно пиявки, пока не доведут до смерти. Наваливаются только скопом. По отдельности никогда не представляют опасности. Упоминаются у Н. Я. Никифоровского.

Шатаны (белор. Шатаны) — белорусские мифологические персонажи, зафиксированные лишь Николаем Никифоровским. Шатаны — нейтральные персонажи, которые не несут зла, но и не славятся добрыми делами.

Рыбий Царь — господин всех рыб. По его приказу рыба переплывал большими стаями из одного озера в другое, из одной реки в другую, в результате чего одни места пустеют, другие переполняются рыбой. Ни один человек ещё не поймал Рыбьего Царя, и поэтому никто не знает, как он выглядит: похож ли на рыбу или на другое существо. Упоминается у Н. Я. Никифоровского.

Кук — птичий хозяин. Большая птица, которая когда-то давно разгоняла волков, лисиц и змей, чтобы те не нападали на птичье царство. Однажды Кук исчез, и с тех пор его ищет кукушка, плача «Ку-ку!». А другие птицы за это выхаживают её птенцов.

Король Ужей — змеиный хозяин. Большая змея с короной на голове и золотыми серьгами. Каждую осень ведет всех ужей в теплые края. Упоминается у М. Федоровского.

Некоторые исследователи (Н. Антрапов, Т. Володина) на основе народного фольклора допускают существование у древних белорусов языческого мифа о Мировом Дереве, на кроне которого расположен небесный купол, на среднем уровне — Земля, а в корнях — подземный мир. В ветвях Мирового дерева зимуют птицы: там расположен Вырай. Аналогичный статус имело скандинавское космическое древо Игдрасиль. В частности, некоторые народные песни, по мнению исследователей, содержат остатки языческой космологии:

Этот архаичный сюжет, вероятно, передает следующую модель мира: среди воды стоит камень, на нём растет Мировое Дерево, а на его вершине пчелы, которым, как известно, мифология придавала функцию отпирания и запирания небесного Юга. Интересно, что ласточка традиционно общалась в народных поверьях с нижним, хтоническим миром.

Некоторые народные песни дают намек на существование в прежние времена альтернативной космологической версии: представления мира как дома, который находится на «золотой горе»:

Эта модель созвучна с поздним христианским народным представлением о солнце как окне, через которое Бог смотрит на людей. Мотив «композиции-дома» часто встречается в народных песнях, где птицы строят церковь (вселенная) с тремя этажами (вероятно, подземным, земным и небесным миром соответственно) и тремя оконцами — солнцем, луной и ясной звездой.

По Сержпутовскому, белорусы верили, что Земля стоит на рыбе. Если бы та рыба встрепенулась, то мир затонул бы в воде или сгорел бы, ведь в середине Земли горит убийственное пламя[36]. В Ивацевичском районе рассказывали, якобы Землю («…старые бабы говорили…») держит гигантская черепаха[37]. Край Земли — где-то далеко за морем, там, где Земля соприкасается с Небом. По П. П. Демидовичу, белорусы считали, будто Земля — это кожа, которая покрывает огромный слой воды. Именно в этом космическом первозданном океане, который находится под Землей, находится Ад. Небольшие глубокие ямы, которые встречаются в поле, белорус называет «чертовыми окнами», и дети боятся бросать что-либо в эти ямы или мерить их глубину, чтобы не дразнить черта.

Белорусы, по Сержпутовскому, также считали, якобы существует семь небес, а люди видят только самое низшее. Раньше небо находилось так близко к Земле, что можно было взойти на него. По Словам В. Н. Добровольского, Небо — твердая оболочка. Душа умершего проходит несколько небес, пока не достигает седьмого неба.

Сержпутовский также упоминает о Подземном Мире. Там якобы живут люди, но маленькие и хилые, поскольку они не видят солнца. Под землей есть реки и озера — так много воды, что, если бы она выступила на землю, то затопило бы весь мир.

Солнце — большое огненное колесо, которое каждый вечер опускается за горизонт и купается в воде. По другим сведениям, ночью оно отдыхает в своём дворце за морем[38]. Представлялось, будто Солнце и Луна — это муж и жена, идеальная супружеская пара, которая воплощает мировой порядок. Звёзды — их дети. Полещук Л. Лебедзик рассказал этнографу А. Сержпутовскому легенду, как Солнце вместе с Ветром и Морозом ходило по земле. Они встретили крестьянина, который сеял зерно. В споре о том, кто сильнее, Солнце побеждает[39]. В народных песнях Солнце часто разговаривает со жнеёй, которая жалуется, якобы оно очень рано встаёт и очень поздно ложится, заставляя бедную девушку много работать. Солнце отвечает:

Чым жа я таму вінавата,
Што твая гаспадынька
Цябе рана пабуджаіць
І на поле высалаіць?

Стилизованное изображение солнца часто присутствует в народных вышивках полотенец и одежды. На одной из них женская фигура, определённая М. С. Кацаром как символическое изображение Масленицы, держит солнце в руке. Б. А. Рыбаков делает попытку реконструкции наиболее архаического славянского мифа, в котором Солнце — это лось, который бежит по небу, и которого каждый вечер проглатывает подземный Змей. А. Л. Баркова отождествляет этого змея с богом Ящером.

Представлялась как живое существо, нередко как огромный небесный Змей или Дракон (Сеннещина, фольклорист Е. Романов)[40], который пьет воду из озера одним из своих концов.

Представлялся уродливым толстым человеком с ртом, похожим на гусиный клюв.

В отличие от вертикальной структуры вселенной, горизонтальная представлено более скромно. Где-то на дальнем юге, у самого ясного солнца, была волшебная земля — Вырай. Туда уползали змеи, улетали птицы и души умерших. При жизни вход в Рай был открыт только для птиц и змей. Каждую весну Вырай открывался, каждую осень — закрывался. В соответствии с народными песнями, ключи от Вырая находились в жаваронка или в пчелы.

Где-то далеко, на краю Земли, жили чудовищные существа — люди с собачьими головами, с одной ногой, с одним глазом, с лицом на груди. На краю мира происходили разные чудеса, нарушались законы природы. В разных сказках там могла стоять гора с живой водой или чудесным артефактом, который должен добыть герой. Обычно такую гору отождествляют с Золотой горой, что находится в центре Вселенной, но мифологии в принципе характерно отождествление центра и окраины.