Кашубский язык

Распространение кашубского языка и численность кашубов в гминах Поморского воеводства по переписям 2002 и 2011 годов

Основной ареал кашубского языка — историческая область Кашубия на севере Польши — часть Гданьского Поморья (северные и центральные районы Поморского воеводства к западу от Гданьска). Северную границу данного региона образует побережье Балтийского моря от устья реки Пясницы на западе до Хельской косы на востоке (включая территорию косы без города Хели и его окрестностей), на востоке граница проходит с севера на юг по побережью Гданьского залива до города Гданьска (в устье Вислы), затем от Гданьска в юго-западном направлении до города Черска. На юге граница Кашубии проходит в верховьях реки Брды по линии Черск — Сворнигаце, западная граница продвигается в северо-восточном направлении от села Липницы на юге до устья Пясницы на севере, частично включая окрестности Лемборка и Бытува[20]. Небольшое число носителей кашубского отмечается среди потомков кашубских иммигрантов в Канаде[21], США[22], Германии[23] и других странах.

Современная территория Кашубии занимает восточную часть Поморья (в прошлом Поморье было полностью заселено славянами, в XII—XIII веках их ареал достигал на западе реки Парсенты и города Колобжега)[20]. С момента завоевания Поморья немцами в течение нескольких сотен лет область распространения поморских диалектов и численность их носителей постоянно сокращались, к началу XX века единственными оставшимися представителями поморян были кашубы, они составляли большинство только на Гданьском Поморье. На части своей этнической территории, в основном в небольших анклавах среди сплошного ареала с немецкоязычным населением (в Слупском, Бытувском, Лемборкском, Члухувском и Мястецком повятах в Западной Пруссии), кашубы остались как меньшинство; на части — полностью подверглись германизации. Так, например, кашубы (включая словинцев и кабатков), жившие ещё в XIX веке в приморском поясе от озёр Лебско и Гардно до Жарновецкого озера, были онемечены полностью к середине XX века. Лишь только после Второй мировой войны территория расселения кашубов стала расширяться на запад (в Слупский, Бытувский и другие повяты) и на восток (на территорию бывшего Вольного города Гданьска)[24][25][26].

В настоящее время носители кашубского языка живут преимущественно в сельской местности, они населяют полностью или частично несколько повятов Поморского воеводства (по современному административно-территориальному делению Польши): Пуцкий (гмины которого расположены на берегу Балтийского моря), Вейхеровский, Картузский, Косцежский, часть Бытувского, Хойницкого, Гданьского и Лемборкского. Наиболее важными историко-культурными центрами кашубов являются Гданьск, Картузы, Вейхерово и Косцежина[27].

По данным на начало XX века, опубликованным Ф. Лоренцем, общая численность кашубов в Поморье составляла 146,4 тыс. человек[28]. По оценке Зузанны Тополинской, к 1980 году численность говорящих на кашубском языке составляла около 150 тысяч человек[29]. По данным социологического исследования, проведённого Мареком Лятошеком (Marek Latoszek) во второй половине 1980-х годов, в Гданьском Поморье насчитывалось 332 тысячи кашубов и около 184 тысяч так называемых «полукашубов» (к ним относились те представители кашубского общества, которые не говорили по-кашубски, но относили себя к кашубам или знали о своём кашубском происхождении, или являлись потомками смешанных польско-кашубских браков) — таким образом, общая численность кашубов определялась в 0,5 млн человек, из которых около 300 000 человек говорили на кашубском языке[30]. Похожие данные приводил в своих исследованиях 1997—2004 годов Ян Мордавский (Jan Mordawski), по его подсчётам, численность кашубов на Гданьском Поморье составила 390 509 человек, а «полукашубов» — 176 228[~ 2][31]. По данным переписи 2002 года, в Польше, кашубами себя назвали только 5 062 человека, при этом 52 665 человек заявили, что говорят на кашубском языке (из них 49 855 человек — поляки, 2690 — кашубы и 34 — немцы)[32]. По данным переписи 2011 года к кашубам в Польше себя отнесли 228 000 человек, в том числе 16 000 определили принадлежность к кашубам как к единственной нации, 1000 назвалась кашубами как первой нацией при наличии второй, а 211 000 определили кашубскую нацию как вторую (из них все 212 000 человек наряду с кашубской в качестве первой или второй назвали польскую нацию)[33]. Родным языком кашубский назвали в 2011 году уже 106 000 человек[4]. В Канаде численность кашубов определяется по разным данным от 10 000 до 20 000 человек[2]. В XIX веке около 25 тысяч кашубов уехало в Канаду, главным образом, в провинцию Онтарио, около 90 тысяч переселилось в США, около 15 тысяч в Бразилию. Кроме того, кашубы эмигрировали в такие страны, как Германия, Франция, Великобритания, Австралия и Новая Зеландия. Точные данные о сохранении кашубского языка потомками иммигрантов в большинстве из этих стран отсутствуют[19].

Поляки долгое время считали кашубский язык диалектом польского языка. В качестве аргумента им служила не только лингвистическая близость двух языков, но и то, что кашубы в политическом плане всегда были частью Польши. К тому же сыграло роль и то, что кашубский вплоть до сегодняшнего времени на практике ведёт существование диалекта, так как ограничен в основном устным общением и располагает лишь немногими литературными произведениями.

На рубеже XIX и XX веков разгорелась оживлённая научная дискуссия о статусе кашубского[34]. Началась она публикацией в 1893 году кашубского словаря С. Рамулта, во введении к которому автор отрицал существование лехитских языков и предлагал делить западнославянские языки на четыре группы: чехословацкую (моравскую), польскую, сербскую и поморскую (поморско-полабскую, или балтовендийскую (bałtowendyjska grupa)), признавая кашубский отдельным языком[35]. Против взглядов Рамулта выступил И. А. Бодуэн де Куртенэ, который утверждал, что кашубский ближе к польскому, чем чешский к словацкому или украинский к русскому, а также, что в кашубском просматриваются основные черты польской языковой области, и в кашубском они даже ярче представлены, чем в самом польском. В связи с этим И. А. Бодуэн де Куртенэ написал, что «кашубский язык есть во многих отношениях plus polonais que le polonais même», то есть более польский, чем сам польский[36]. Немецкий учёный Ф. Лоренц, как и С. Рамулт, полагал, что кашубский не является польским диалектом и что он ближе к полабскому языку, чем к польскому. Ф. Лоренц также писал, что кашубский сблизился с польским в результате сильного польского влияния, зато южнокашубский диалект, возможно, первоначально был польский, но затем на него сильно повлиял севернокашубский диалект[37]. Таким образом, уже на рубеже XIX—XX веков сложилось два противоположных взгляда на статус кашубского: первый, о котором упоминалось уже в работах Александра Гильфердинга, поддержанный Августом Шлейхером и Луцианом Малиновским, а затем и С. Рамултом и Ф. Лоренцем, допускал деление лехитских на восточную (или польскую) и западную (поморский и полабский языки) ветви, в соответствии с чем кашубский (поморский) рассматривался как самостоятельный язык; сторонники второго взгляда (Адам Крыньский, Леон Бискупский, Густав Поблоцкий и другие) причисляли кашубский к диалектам польского языка[38].

Двуязычный знак «Пуцкий повят» на польском и кашубском языках. Пуцк, Польша

Использование кашубского языка как вспомогательного на территории гмин Поморского воеводства с численностью носителей кашубского более 20 % (на 2012 год)[~ 3]

На протяжении почти всего XX века, особенно в польском языкознании, кашубский рассматривался преимущественно как диалект польского языка (при этом подчёркивалась его генетическая самостоятельность)[39], выражением этого взгляда было выступление польского лингвиста Кароля Дейны в 1991 году на конференции в Гданьске на тему «Языковой статус кашубского» (Status językowy kaszubszczyzny), на которой он, опираясь на работы таких диалектологов, как Казимир Нич, Здзислав Штибер и многих других, поддержал традиционную точку зрения о том, что кашубский является одним из польских диалектов. В то же время ряд учёных отстаивали иной взгляд, согласно которому кашубский представляет отдельный от польского лехитский язык[40]. Вопрос языкового статуса кашубского остаётся дискуссионным и до настоящего времени[41], тем не менее, с начала 1990-х годов всё шире начинает распространяться признание кашубского самостоятельным языком[~ 4]. И связано это не только с наличием у кашубского тех или иных лингвистических особенностей, отличающих его от польского языка[~ 5][40], но также и с отражающими процесс становления кашубского регионализма развитием кашубской литературы, распространением средств массовой информации на кашубском, использованием кашубского в школе и в церкви, с переводом на кашубский и изданием религиозной литературы, изданием словарей; появлением кашубских региональных организаций, ставящих целью в том числе и возрождение кашубского самосознания у носителей языка и т. д.[42] Наконец, в Польше кашубский язык получает правовой статус согласно закону от 6 января 2005 года о национальных меньшинствах и этнических группах, который определяет его как региональный язык[43]. Согласно этому закону, для охраны, развития и распространения кашубского языка стали выделяться средства как из государственного бюджета Польши, так и из бюджета Европейского союза, появилась возможность употребления кашубского языка в официальной сфере в качестве вспомогательного (język pomocniczy). Как вспомогательный (который употребляется при обращении в административные учреждения, в образовании, на официальных вывесках, указателях и т. д.) кашубский язык может быть введён в ряде гмин Поморского воеводства, в которых численность населения, продекларировавшего своим родным языком кашубский, согласно переписи населения 2002 года превышает 20 %[44][45]:

• гмина Пшодково Картузского повята — 49,0 %;
• гмина Суленчино Картузского повята — 48,6 %;
• гмина Стенжица Картузского повята — 43,2 %;
• гмина Сераковице Картузского повята — 39,9 %;
• гмина Сомонино Картузского повята — 30,8 %;
• гмина Хмельно Картузского повята — 34,8 %;
• гмина Линя Вейхеровского повята — 35,5 %;
• гмина Пуцк Пуцкого повята — 30,9 %;
• гмина Шемуд Вейхеровского повята — 26,3 %;
• гмина Пархово Бытувского повята — 22,3 %.

Впервые возможностью ввести кашубский язык как вспомогательный воспользовались власти Парховской гмины Бытувского повята, после них кашубский признан вспомогательным в гминах Линя Вейхеровского повята и Сераковице Картузского повята.

1 июня 2009 года в Польше начала действовать Европейская хартия региональных языков или языков меньшинств, закрепившая права кашубов на использование родного языка в официальной сфере[46].

В прошлом кашубы наряду с родным языком также пользовались немецким (в 1772—1918 годах он был языком администрации и школьного образования), на юге Кашубии пользовались и немецким, и польским (как церковным языком), в некоторых районах были распространены нижненемецкие диалекты. В настоящее время кашубы живут в условиях полного кашубско-польского двуязычия, при этом большинство кашубов владеют польским в форме регионального варианта литературного языка[1][47]. Во всех сферах жизни кашубов, кроме бытового общения, употребляется в основном польский язык. Тем не менее, кашубский хоть и незначительно в сравнении с польским, но используется в создании художественной литературы, в издании периодики, в церкви, на радио и телевидении, в образовании[27], что во многом способствует постепенному формированию единых норм кашубского литературного языка, однако литературный стандарт в силу значительного внутреннего диалектного разнообразия и ограниченной области функционирования кашубского до сих пор окончательно не выработан[10][~ 6][48].

Здание в Гданьске, где находится администрация «Кашубско-Поморского объединения» (Zrzeszenie Kaszubsko-Pomorskie)[~ 7][10]

Одной из важнейших составляющих в сохранении и развитии кашубского языка является возможность изучения его в школах. Причинами сложностей в реализации обучения родному языку до недавнего времени были как вопросы, связанные с организацией обучения, отсутствие программ, обучающей литературы, квалифицированных преподавателей, так и скептическое отношение к введению такого предмета со стороны родителей учеников. Кроме того, до 1996 года отсутствовала единая кашубская письменность. Начиная с 1991 года, когда изучение кашубского было введено в программу Кашубского общеобразовательного лицея в Брусах и начальной школы в селе Глодница в гмине Линя, силами общественно-культурной организации Поморья «Кашубско-Поморское объединение» (Zrzeszenie Kaszubsko-Pomorskie) проблемы, препятствующие обучению родному языку, постепенно стали решаться. В 1992 году издаётся первый учебник кашубского языка для студентов, в 1996 году унифицируется кашубская орфография на базе изданных в 1975 году «Основ кашубского правописания»[10]. Число школ (главным образом начальных школ и гимназий), в которых изучается кашубский, стало расти, к 2003/04 учебному году кашубский изучало 4780 детей в 81 школе; в конце 2005 года в около 100 начальных школ кашубский изучали 5196 учеников, в 27 гимназиях — 1345 учеников — и в 3 средних школах — 261 ученик. В 2005 году кашубский впервые сдавался на выпускных экзаменах в лицее села Стшепч гмины Линя[49]. Кашубский язык изучается как факультативный предмет в Гданьском университете. Открыты разного рода курсы для подготовки учителей кашубского языка, в Институте польской филологии Гданьского университета с 2009 года введена специальность учителя польского и кашубского языков и кашубской культуры[50]. Кашубистика является одной из специальностей вместе с английской и германской филологией в Картузском филиале Гуманитарно-экономической академии в Лодзи[51]. Ведутся разработка школьных программ, подготовка и издание учебников. Важнейшее значение для изучения кашубского языка в школах имеет издание в 2005 году кашубского словаря (Słowôrz kaszëbsczi normatywny), подготовленного Эугениушем Голомбеком, а также издание в 2003 году в полной редакции словаря С. Рамулта (Słownik języka pomorskiego, czyli kaszubskiego), подготовленного Ежи Тредером. Координацией работ, связанных с образованием в кашубском регионе, занимается Отдел просвещения (Zespół Oświaty), находящийся в структуре «Кашубско-Поморского объединения»[52].

Широко распространено музыкальное творчество на кашубском языке, помимо десятков фольклорных коллективов, народных хоров и оркестров, существуют также молодёжные группы и исполнители, представляющую современную музыку на кашубском: CHëCZ, Wãdzëbôczi, C.Z.A.D, Дамрока Квидзинская и Damroka, The Rozmish, The Damrockers и т. д., в том числе сочетающие кашубскую поэзию с элементами джаза (группа Kutin)[53][54].

Начиная с середины XIX века, на кашубском языке создаются литературные произведения, так, например, после Второй мировой войны насчитывалось около сотни литераторов, публиковавших свою поэзию и прозу на кашубском. Наиболее известным произведением на кашубском языке является роман Александра Майковского «Żëcé i przigodë Remusa» («Жизнь и приключения Ремуса»), изданный в 1938 году. В современной Кашубии существует традиция проведения литературных конкурсов, в частности, конкурс Рышарда Стрыйевского в Лемборке (konkurs im. Ryszarda Stryjewskiego), конкурс Изабеллы Трояновской (konkurs im. Izabelli Trojanowskiej), организованный редакцией журнала Pomerania, конкурс Яна Джежджона в Вейхерове (konkurs Literacki im. Jana Drzeżdżona) и другие[55]. Пьесы кашубских авторов, а также классиков мировой литературы (например, пьеса «Укрощение строптивой» Уильяма Шекспира, переведённая на кашубский), ставятся в театрах Гдыни, Гданьска, Слупска, Пархова и других городов и сёл[56].

Музей кашубской письменности и музыки в Вейхерове, в котором хранится одна из крупнейших коллекций экспонатов, связанных с кашубским языком[57]

До 1989 года почти все печатные издания на кашубском выпускались издательством «Кашубско-Поморского Общества» (всего было издано 350 книг и другой печатной продукции общим тиражом около 1 млн экземпляров). Основным издательством кашубской литературы после 1990 года также остаётся «Кашубско-Поморское Общество», кроме него, стали печатать книги на кашубском частные издательства (Oficyna Czëc, Wydawnictwo Region z Gdyni, Wydawnictwo ROST, Wydawnictwo BiT, Wydawnictwo Nowator), научные общества, музеи, органы местного самоуправления (краеведческая литература), учебные заведения (Гданьский университет и Слупская Поморская академия), местная пресса (Kurier Bytowski, Gazeta Kartuska и другие газеты), школы, церковные приходы и епархии (Wydawnictwo Bernardinum), библиотеки и т. д.[58]

В настоящее время в периодической печати Поморского воеводства публикуются материалы на кашубском языке[59], в том числе в журнале Pomerania, предшественником которого был журнал Biuletyn Zrzeszenia Kaszubskiego, основанный в 1963 году, а также во множестве местных газет, печатающихся по несколько в каждом кашубском повяте. В одной из самых многотиражных газет региона Dziennik Bałtycki печатается вкладка Norda на кашубском языке[10][60].

На кашубском языке выходят в эфир радио- и телепередачи[61]. Телевидение Гданьска (Telewizja Gdańsk) с 1990 года два раза в неделю транслирует 25-минутную передачу Rôdno Zemia. На Radio Gdańsk еженедельно выходят в эфир 55-минутная передача Na bòtach ë w borach и вечерняя информационная программа Klëka. На Radio Koszalin транслируются ежевечерняя программа Magazyn Kaszubski (15 минут) и еженедельные программы Wiodro na weekend и Serwis kaszubski. Проблематике кашубского региона посвящены передачи местных радиостанций Radio Kaszëbë и Radio Weekend. Кроме того, существуют различного рода интернет-издания на кашубском языке[62].

На кашубском также частично ведётся богослужение со второй половины 1980-х годов (для чего были переведены и изданы религиозные книги, включая и перевод Библии в 1993 году)[10], в Высшей духовной семинарии (Wyższe Seminarium Duchowne) в Пельплине действуют курсы кашубского языка для священников[63].
В некоторых городах (например, Ястарня) используются двуязычные дорожные указатели и вывески.

Вопросами регулирования норм и употребления кашубского языка в различных сферах (образовании, средствах массовой информации и т. д.) с 2006 года занимается Совет кашубского языка (Rada Języka Kaszubskiego) при «Кашубско-Поморском Обществе»[3].

В 2003 году кашубскому языку был дан международный трёхбуквенный код CSB согласно норме ISO 639-2[64].

Карта кашубских диалектов
Ф. Лоренца (первая половина XX века)

Этническая территория и субэтнические группы кашубов

Диалекты кашубского языка представляют основное средство общения кашубов, так как функционирование литературного кашубского языка является ограниченным и его единые нормы до сих пор не сложились. До настоящего времени в письменном языке сохраняется практика ориентации на свои родные говоры[10].

Относительно небольшая территория, на которой распространён кашубский язык, делится на ряд довольно сильно отличающихся друг от друга диалектов[27]. Наиболее известными являются три классификации диалектов кашубского языка[9].
Первая классификация была предложена А. Ф. Гильфердингом в первой половине XIX века, он выделил померанские говоры словинцев и кашубов (говоры словинцев и кабатков), померанские говоры кашубов в районе Лебского озера и к востоку от него (в прусской провинции Померания) и западнопрусские говоры кашубов (в провинции Западная Пруссия).
Следующая классификация кашубских диалектов была составлена Ф. Лоренцем в начале XX века, по наличию или отсутствию долгих гласных он выделил два главных кашубских ареала — севернопоморский (pomorszczyzna północna) и южнопоморский (pomorszczyzna południowa)[65]. Севернопоморский диалект Ф. Лоренц разделил на словинскую (słowińszczyzna) и севернокашубскую (kaszubszczyzna północna) группы говоров[66], а южнопоморский диалект — на южнокашубскую (kaszubszczyzna południowa), переходную кашубско-заборскую (przejściowe narzecza kaszubsko-zaborskie) и заборскую (zaborszczyzna) группы говоров[67]. Всего Ф. Лоренц выделил более 20 групп разного уровня, в состав которых включил свыше 70 говоров[9][27].
В «Атласе кашубского языка и соседних диалектов» (Atlas językowy kaszubszczyzny i dialektów sąsiednich), составленном в 1964—1978 годах, были выделены следующие диалектные зоны, отражающие состояние кашубских говоров на середину XX века[5][9][68]:

1. Севернокашубская, наиболее архаичная среди остальных, она сохраняет ряд древних языковых явлений, которые объединяют её с вымершими поморскими диалектами (включая словинский и кабатский) и полабским языком[69]:
   • северные и северо-восточные говоры в основном в Пуцком повяте — быляцкие (пуцкий городской, сважевско-стшелинские, стажинско-меховские, халупский, кузвельдский, ястарнинский, оксивские), жарновецкие, пуцкие сельские, редские и другие говоры, среди которых особо выделяются архаичными чертами говоры полуострова Хель и говоры в районе Жарновецкого озера; ряд севернокашубских говоров вымер в XIX—XX веках: помимо словинских и кабатских (глувчицких), также цеценовский, харбровско-лебские, гневинско-салинские и другие говоры в районе между озёрами Гардно, Лебско и Жарновецким озером;
   • южные и юго-западные говоры в Вейхеровском и частично Пуцком повятах — люзинско-вейхеровские, лесацкие, келенские, шинвальдские, важенско-клосовские и другие говоры.
2. Центральнокашубская в Картузском, частично Вейхеровском и Косцежском повятах, отличающаяся рядом инноваций, включает стшепские, жуковские, картузско-горенчинские, пшивидзкие, стенжицкие, хмельнинские, пшодковские, свяновско-сераковско-говидлинские, суленчинские, студзеницкие, парховские, бродницкие и другие говоры.
3. Южнокашубская, испытавшая влияние польских диалектов:
   • юго-западные говоры, более архаичные, в Хойницком и частично Бытувском повятах — студзеницкие и божишковские говоры;
   • юго-восточные говоры в Хойницком и частично Косцежском повятах, менее архаичные и подвергшиеся польскому влиянию в наибольшей степени — косцежинские, липушские, грабовские, лесьненско-брусско-велевские, конажинские, своженские и другие говоры.

В трёх диалектных зонах выделяется архаичный западнокашубский ареал и инновационный восточнокашубский ареал[9][27].

К основным диалектным признакам, по которым различаются кашубские диалекты, относят[70][71]: характер и место ударения, наличие или отсутствие метатезы в сочетании *tort; сохранение мягкости перед *ŕ̥; распространение перехода t > c, d > ʒ; утрата беглого e; сохранение или деназализация носовых; наличие или отсутствие изменения u > ë; переходы ń > n и ł > l или ł > u̯; различия во флексиях существительных мужского рода в форме родительного падежа, в форме дательного падежа и в форме творительного падежа единственного числа; наличие или отсутствие реликтов двойственного числа; наличие или отсутствие стяжённых форм глаголов типа gróm / grajã «играю»; формы глаголов прошедшего времени типа jacha / jachała «ехала»; различия в продуктивности некоторых аффиксов и т. д.

Нередко свой особый говор был характерен для тот или иной субэтнической группы кашубов: лесацкий говор — у лесяков (кашубск. lesôcë), заборские говоры — у заборяков (крубян) (кашубск. zabòrôcë), быляцкие говоры — у быляков (кашубск. bëlôcë), гоховские говоры — у гохов (кашубск. gôchë, gôchòwie), кабатские говоры — у кабатков (кашубск. kabatcy) и т. д.[9][72] В настоящее время названия субэтнических групп кашубов практически не употребляются, а их этнографические отличия стёрлись[73].

Влияние тех или иных кашубских говоров находит своё отражение в творчестве кашубских литераторов и в работах кашубских языковедов[5]. Так, например, в основе первой кашубской грамматики Ф. Цейновы лежит жарновецкий говор села Славошино севернокашубского диалекта (наряду с чертами говоров других диалектов), в творчестве Я. Джежджона и А. Будзиша прослеживается влияние быляцких говоров севернокашубского диалекта, в основе творчества И. Дердовского лежат южнокашубский велевский и центральнокашубский хмельнинский говоры, в основе произведений А. Майковского прослеживаются говоры Любяны и окрестностей Картуз, в творчестве Я. Карновского отражено влияние южнокашубских говоров окрестностей Брус и Хойнице, в произведениях и работах Б. Сыхты и Я. Ромпского — влияние центральнокашубских говоров, прежде всего западнокартузских, Я. Трепчика и А. Лябуды — влияние как центральнокашубских говоров, так и черт севернокашубских говоров[73].

В кашубском языке система вокализма (wokalëzna) состоит из 11 гласных фонем[103]. До начала XX века сохранялось противопоставление кратких и долгих гласных, в настоящее время не имеющее фонологической значимости. Для кашубского языка характерен звук «шва» — ё [ə], развившийся из древних кратких гласных ŭ, ў и ĭ. Гласные нижнего подъёма ã и õ ведут своё происхождение от краткого и долгого носового гласного заднего ряда: ǫ̆ > ã[~ 8][104], ǭ > õ (на письме ą). Носовой гласный переднего ряда подвергся деназализации — ę > i, ё: sygnąc «потянуться», wzyc «взять», mitczi «мягкий». Гласные фонемы ó, é, ô (чаще всего реализуемая как звук [ɞ]) развились из древних долгих ō, ē, ā[5], гласные a, e, o развились из кратких ă, ĕ, ŏ, а гласные u и i соответственно из долгих ū и ī (частично u и i дали краткие ŭ и ĭ)[105]. Гласные o, u в позиции после лабиализованных, велярных, в начале слова и после гласных подвергаются дифтонгизации — o > [wɛ], u > [wu] / [wʉ] (òkò [wɛkwɛ] «глаз»), mùszec ([mwuʃɛts, mwʉʃɛts], «быть должным»).

Система гласных кашубского языка[103][106]:

Гласные — u, ó, o, õ, ô, ã — лабиализованные; i (y), é, e, ё, a — нелабиализованные. Гласные õ, ã — назализованные.

Система согласных (kònsonatëzna) кашубского языка (в скобки взяты позиционные варианты фонем, в парах согласных слева приведены глухие согласные, справа — звонкие)[103][106]:

В пары звонкий согласный / глухой согласный входят 16 фонем. Для губных согласных характерна оппозиция по твёрдости / мягкости, при этом губные произносятся мягко только перед i, в положении перед другими гласными мягкие губные перешли в сочетания «губной + j»[89]. Неслоговой u̯ [w] фактически выступает вариантом гласной фонемы /u/[103].

Распространение некоторых из согласных может быть ограничено тем или иным регионом, так, например, дрожащий согласный [r̝] распространён только в периферийных районах северной и центральной Кашубии[89].

Ударение (doraznik, przëcësk, przëzwãk) в кашубском языке — динамическое, словесное ударение различается в зависимости от ареала. В севернокашубском диалекте ударение разноместное подвижное ярко выраженного динамического характера: czarˈownica «колдунья», «ведьма», czarownˈicą, czarownˈic, czarownˈicama. Такой тип ударения вызывает отличие ударных гласных от безударных и является причиной сильной редукции последних[107]. В центральнокашубском диалекте ударение так же разноместное, но закреплённое за определённой морфемой: skowrˈonk «жаворонок», skowrˈonka, skowrˈonkama, skowrˈonczëna. В южнокашубском диалекте распространено фиксированное ударение. На юго-западе — инициальное, падающее на первый слог слова или тактовой группы: ˈkapelusz «шляпа», ˈkapelusze «шляпы»; на юго-востоке — парокситоническое, всегда падает на предпоследний слог в слове, как и в польском языке: czarownˈica, czarˈownic, czarownicˈama[108][109][110].

В кашубском языке вокалическое начало и вокалический конец могут характеризовать как слово, так и морфему: a-bo «или»; o-sob-lё-wo «особенно». При возможном совпадении слога и морфемы (znôw «снова», do-kôz «доказательство») чаще всего совпадение отсутствует: nôd-ba и nôd-b-a «мнение», «взгляд» — два слога и три морфемы; po-przed-nёch и po-przed-n-ёch «предыдущих» — три слога и четыре морфемы и т. п.[111]

Для кашубского языка фонологическое противопоставление морфологических единиц и категорий в целом не характерно.

В кашубском отмечаются такие чередования гласных, как:

• /e/ ~ /a/ (sedzelё «сидели» — sedzała «сидела»);
• /e/ ~ /o/ (nieslё «несли» — niosła «несла»);
• /e/, /é/ ~ ø (dzéń «день» — dnia — форма родительного падежа единственного числа «дня»);
• /a/ ~ /ô/ (sedzała «сидела» — sedzôł «сидел»);
• /e/ ~ /é/ (brzegu — форма родительного падежа единственного числа «берега» — brzég «берег»);
• /o/ ~ /ó/ (krowa «корова» — krów — форма родительного падежа множественного числа «коров») и другие.

Из чередований согласных выделяются такие, как:

• /w/ ~ /w’/ (mowa «язык» — mówic «говорить»);
• /b/ ~ /b’/ (dąb «дуб» — dãbina «дубняк»);
• /d/ ~ /ʒ/ (woda «вода» — w wodze «в воде»);
• /t/ ~ /c/ (błoto «болото», «грязь» — błoсёc «пачкать»);
• /r/ ~ /ž/ (wiara «вера» — wierzёc «верить»);
• /k/ ~ /c/ ~ /č/ (rãka «рука» — rãce — форма дательного и местного падежей единственного числа «руке» — rãczi — форма родительного падежа единственного числа «руки» — rãczёc «ручаться») и другие.

Чередования связаны главным образом с процессами словоизменения и словообразования, часто они могут иметь различные формы в тех или иных говорах[112].

В кашубском языке выделяются следующие части речи[113]:

• знаменательные — имя существительное, имя прилагательное, местоимение, имя числительное, глагол, наречие;
• служебные — предлог, союз, частица, междометие.

Для кашубского языка характерна категория рода (мужского, женского, среднего), в разной степени присущая именным частям речи, местоимениям, а также глаголу в отдельных формах прошедшего и будущего времён[114].
Для существительных мужского рода (и согласуемых с ними слов) в единственном числе характерна категория одушевлённости / неодушевлённости, а для существительных мужского рода со значением лица (и согласуемых с ними слов) характерна особая категория личности. Также особые лично-мужские формы имеют некоторые количественные числительные, прилагательные, другие адъективные слова и личное местоимение 3-го лица множественного числа в именительном падеже. Кроме того, данная категория выражается в чередовании l / ł в глаголах прошедшего времени[115].
В кашубском существует два числа (единственное и множественное), сохраняются также остатки двойственного числа.
Выделяется семь падежей (именительный, родительный, дательный, винительный, творительный, местный и звательный), хотя наблюдается тенденция к вытеснению звательного падежа именительным[114]. Значения падежей выражаются преимущественно с помощью флексий, у некоторых падежей значение может оформляться также при помощи предлогов. Часто падежные флексии варьируют в кашубском языке по говорам.
Глаголы имеют категории залога, вида, времени и наклонения, выражаемые как синтетически, так и аналитически[116].
Для местоимений и глаголов характерна категория лица.
Категория определённости / неопределённости наиболее отчётливо выражена в местоимениях.
Отрицание используется практически при любой части речи[117].

Для существительных (substantiw, jistnik) характерны категории рода, числа и падежа.
Каждое существительное выступает обычно в одном из трёх родов (мужском, женском или среднем), редко могут встречаться двуродовые существительные, например, kaléka «калека», sёrota «сирота» и т. д.
У существительных мужского рода в единственном числе выражается категория одушевлённости / неодушевлённости: у одушевлённых существительных совпадают формы винительного и родительного падежей, в то время как у неодушевлённых существительных совпадают формы винительного и именительного падежей.
У существительных мужского рода со значением лица выражается особая категория личности, при которой лично-мужские формы винительного падежа множественного числа совпадают с формами родительного падежа: drёchów «друзей», а нелично-мужские формы винительного падежа множественного числа совпадают с формами именительного падежа: brzedżi «берега».
Реликты двойственного числа отмечаются в склонении существительных женского рода rãka «рука» и noga «нога» в родительном и местном падежах множественного числа — rãku и nogu, также окончание двойственного числа сохраняется в творительном падеже наряду с исконным окончанием множественного числа: chłop-ami и chłop-ama «мужчинами».

Склонение существительных мужского рода на примере слов chłop «мужчина», lës «лис», brzég «берег», kóń «конь», kosz «корзина»[118][119][120]:

Склонение существительных женского рода на примере слов rëba «рыба», noga «нога», zemia «земля», owca «овца», môłniô «молния»[118][120]:

Склонение существительных среднего рода на примере слов pismo «письмо», sërce «сердце», kôzanié «проповедь», semiã «семя», celã «телёнок»[118][121][122]:

Прилагательные (adiektiw, przëdownik) в кашубском могут быть краткими и полными. Основная форма прилагательных — полная: в единственном числе полные прилагательные выступают в трёх родах, во множественном числе разделяются на лично-мужские и нелично-мужские. Кратких прилагательных относительно немного, и они не склоняются (но изменяются по родам и числам). К кратким прилагательным относятся: głodzén «голоден», godzén «достоин», gotów «готов», nôłożén «обычен», pewién «уверен», pełén «полон», próżén «пуст», rôd «рад», wôrt «достоин», winién «виноват», zdrów «здоров», żiw «жив». В некоторых кашубских говорах застывшая форма мужского рода может выступать во всех родах и числах, например, ona je zdrów «она здорова», oni są zdrów «они здоровы»[123]. Ряд кратких прилагательных заимствован из немецкого языка: apart «особен», gwës «уверен», karsz «горд», fòrsz «приличен», fejn «красив, хорош», klôr «ясен, светел», luz «свободен, волен»[124].

Выделяют два типа склонения относительных и качественных прилагательных — мягкий и твёрдый (в зависимости от согласного, на который заканчивается основа). Во всех случаях звательный падеж совпадает с именительным.

Склонение прилагательных твёрдого типа на примере слова młodi «молодой»[125][126]:

Склонение прилагательных мягкого типа на примере слова tóni «дешёвый»[125]:

Притяжательные прилагательные образуются от названий лиц с помощью суффиксов -ów (-ow) и -in (-ёn) — tatków «отцов», matczin «материн» — и склоняются по твёрдому типу.

Качественные прилагательные в кашубском могут образовывать степени сравнения. Существуют синтетический (при помощи суффиксов и приставки) и аналитический (при помощи наречий barżi «более» и mni «менее») способы образования степеней сравнения. При синтетическом способе сравнительная степень образуется при помощи суффиксов -szi (если основа заканчивается на один согласный) и -é(j)szi (если основа заканчивается на два или более согласных): czёscejszi «чище, более чистый». Превосходная степень образуется путём добавления к форме сравнительной степени приставки nô- «наи-»: nôpustszi «(наи)пустейший». Некоторые прилагательные образуют супплетивные формы сравнения, например, dobri «хороший» — lepszi, nôlepszi; złi «плохой» — gorszi, nôgorszi; môłi «маленький» — mnié(j)szi, nômnié(j)szi; dużi, wieldżi «большой» — wiãkszi, nôwiãkszi[125]. Прилагательные в сравнительной и превосходной степенях изменяются по родам, числам и падежам, как и прилагательные в положительной степени.

В кашубском языке выделяются следующие разряды числительных (wielnik)[127]:

• количественные: jeden, jedén «один», dwa «два», trzë «три»;
• порядковые: pierwszi «первый», drëdżi, drudżi «второй», trzecy «третий»;
• собирательные: dwoje «двое», troje «трое», czwioro, czworo «четверо»;
• кратные: dwojaczi, dwójny, podwójny «двоякий», «двойной» trojaczi, trójny, potrójny «троякий», «тройной»;
• дробные: półtora «полтора», półtrzeca «два с половиной», półczwarta, półczwiarta «три с половиной», czwiôrti dzél «одна четвёртая», «четвёртая часть», ósmi dzél «одна восьмая», «восьмая часть»;
• местоименные числительные: czile «несколько», czilkanôsce, czilkadzesãt «несколько десятков», kulko «сколько»;
• числительные типа po dwóch «по двое», po piãc «по пять», po tësącu «по тысяче».

Числительные изменяются по родам и падежам. В именительном падеже для количественных числительных «два», «оба», «три», «четыре» характерно противопоставление лично-мужских форм — dwaj, obaj, trzej, sztёrzej — и нелично-мужских форм — dwa, oba, женский род dwie, obie, для всех родов trzё, sztёrё. В склонении количественных числительных от «двух» до «четырёх» сохраняются реликты двойственного числа, выраженные формами дательного и творительного падежей типа dwóma, dwuma, dwiema и т. п.[115] Порядковые числительные образуются путём присоединения к количественным родовых, числовых и падежных флексий прилагательных, за исключением порядковых числительных от одного до четырёх, которые образуются супплетивно: jeden — pierwszi «первый», dwa(j) — drёdżi, drudżi «второй» и т. д. Собирательные числительные образуются от количественных с помощью суффиксов -oje и -oro: dwoje «двое», czwioro, czworo «четверо» и т. д.[128]

Числительные от «одного» до «двадцати одного»[127]:

Числительные от «тридцати» до «миллиона»[127]:

Формы числительных pińc «пять», sétmë «семь», osmë «восемь», dzewińc «девять», dzesyńc «десять» и их производные pińcnôsce «пятнадцать», sétmënôsce «семнадцать», osmënôsce «восемнадцать», dzewińcnôsce «девятнадцать», pińcdzesąt «пятьдесят», sétmëdzesąt «семьдесят», osmëdzesąt «восемьдесят», dzewińcdzesąt «девяносто» и т. п. употребляются только в Северной и Центральной Кашубии[127].

Числительное jeden также может выполнять функцию неопределённого артикля: jeden chłop «(один, какой-то) мужчина».

Из количественных числительных склоняются следующие: jeden «один», dwa «два», trzë «три», sztërë «четыре», sto «сто», tësąc «тысяча», mëlion «миллион».
Склонение числительного jeden «один»[129]:

Склонение числительных dwa(j) «два», trzej, trzё «три», sztёrzej, sztёrё «четыре»[127]:

В кашубском языке по своим грамматическим свойствам выделяют следующие разряды местоимений (zamiona, pronoma)[130][131]:

• субстантивные:
  • личные (òsobné, òsobisté): jô «я»; tё «ты»; mё, ma «мы»; wë, wa «вы»; on «он»; ona, na «она»; ono, no «оно»; oni, ni «они» — лично-мужская форма; onë, në «они» — нелично-мужская форма;
  • возвратное (nôwrotny, zwrotny);
• адъективные:
  • указательные (pòkazowné, wskazëjącé): ten «этот», ta «эта», to «это»; nen «тот», na «та», no «то»; tamten «(вон) тот», tamta «(вон) та», tamto «(вон) то»; tuten «(вот) этот», tuta «(вот) эта», tuto «(вот) это»;
  • притяжательные (dosebné, dzedzëczné): mój «мой», moja «моя», moje «моё»; twój «твой», twoja «твоя», twoje «твоё»; nasz «наш», nasza «наша», nasze «наше»; wasz «ваш», wasza «ваша», wasze «ваше»;
  • определительные: kożdi «каждый», kożda «каждая», kożdé «каждый»; sóm «сам», «самый», sama «сама», «самая», samo «само», «самое».

Вопросительно-относительные, неопределённые и отрицательные могут относиться как к субстантивным, так и к адъективным местоимениям:

• вопросительно-относительные (pëtowno-relatiwné): chto «кто», co «что»; chtórny «который», chtórna «которая», chtórno «которое»; jaczi «какой», jakô «какая», jaczié «какое»; czij «чей», czija «чья», czije «чьё»;
• отрицательные: nicht «никто», nick «ничто», żóden «никакой», «ни один», nijaczi «никакой» и неопределённые (nieòpisowné, nieòkreslonné): niechto «некто», nieco «нечто», chto le «кто-то», chtokolwiek «кто угодно», bёle chto «хоть бы кто», bёle co «хоть бы что» и другие.

У личных местоимений сохраняется праславянское различение полных и кратких (энклитических) неударных форм в родительном, дательном и винительном падежах. Склонение личных местоимений супплетивное. Возвратное местоимение не имеет формы именительного падежа[130]. В склонении личных местоимений 1-го и 2-го лица множественного числа встречаются реликты двойственного числа: в именительном падеже ma «мы», wa «вы» (наряду с исконными формами множественного числа mё и wё), в дательном и творительном падежах nama, wama (наряду с nóm, nami и wóm, wami). Если в общекашубском данные формы приобрели значение множественного числа, то в говорах севернокашубского диалекта они сохраняют дуальное значение: ma «мы двое», wa «вы двое» и т. д.[93][115]

Указательные местоимения используются для передачи определённости. В фольклоре и в разговорной речи местоимения ten и nen «этот», «тот» могут выполнять функцию артикля: ten kupc «(этот) покупатель», ta białka «(эта) женщина».

Склонение личных (первого и второго лиц) и возвратного местоимений[129][132]:

Склонение личных местоимений третьего лица[132]:

Форма местоимения женского рода в родительном падеже jé употребляется только в севернокашубских говорах. Архаичная форма мужского рода в винительном падеже jen в настоящее время употребляется редко. На севере и частично на юге Кашубии встречается также форма женского рода в винительном падеже ją, nią.

Склонение указательных местоимений ten, tén «этот», to «это», ta «эта», ti, tё, té «эти»[129][132]:

Система глагола (czasnik, werbum) кашубского языка является сравнительно сложной[133], во многом способы образования кашубских глагольных форм схожи с польскими. Нередко формы глаголов варьируют по говорам.

Среди особенностей кашубского глагола отмечается сохранение некоторых архаичных форм. В их числе нестяжённые формы настоящего времени III спряжения и формы глаголов с архаичными флексиями двойственного числа наряду с флексиями множественного числа (исконная флексия множественного числа во 2-м лице употребляется реже и в основном в формах вежливости (pluralis maiestaticus) в сочетании с местоимением Wё)[126][134]. Также для кашубского глагола характерны процессы выравнивания по аналогии и некоторые инновации, в числе которых отмечается модель формы прошедшего времени jô żem béł «я был», используемая в Южной Кашубии[115][135]. Глаголам в формах простого и сложного прошедшего и сложного будущего времени присуща категория рода. Чередованием l / ł [u̯] в окончаниях глаголов прошедшего времени выражается категория личности[115].

Время

Спряжение глаголов в настоящем времени (по четырём типам)[136]:

Формы прошедшего времени образуются аналитически тремя способами[137]:

• соединением форм l-причастия с настоящим временем вспомогательного глагола bëc «быть» (архаичный способ): jô jem robił(a) «я делал (делала)», mё jesmё robilё / -łё «мы делали», tё jes robił(a) «ты делал (делала)» и т. д.;
• соединением форм l-причастия с личными местоимениями (новый, или простой, способ): jô robił(a) «я делал (делала)», mё robilё / -łё «мы делали», tё robił(a) «ты делал (делала)» и т. д.;
• соединением глагола miec «иметь» с пассивными причастиями прошедшего времени (описательный способ): on mô to wszёtko zrobioné / zrobiony «он всё это сделал», jô môm to widzałé «я это видел».

Изредка используются формы плюсквамперфекта (давнопрошедшего времени), которые состоят из форм настоящего времени вспомогательного глагола bëc «быть», l-причастия глагола bëc и l-причастия основного глагола: jem béł pisôł «я писал»[138].

Будущее время глаголов совершенного вида (простое) образуется синтетически идентично настоящему совершенному: robiã «делаю» — zrobiã «сделаю», zrobisz «сделаешь», zrobi «сделает» и т. д. Будущее от глаголов несовершенного вида (составное, сложное) образуется аналитически двумя способами — присоединением к форме будущего времени глагола bëc «быть» инфинитива либо l-причастия: bãdą / bądą robilë / robiłë или bãdã / bądã robic «будут делать»[135][136].

Залог

В кашубском языке различают формы действительного и страдательного залогов. При образовании страдательного залога вспомогательный глагол bёc «быть» сочетается со страдательными причастиями от переходных глаголов несовершенного и совершенного видов: Konie bёłё zaprzęgłé «Лошадей запрягли» (буквально «Лошади были запряжены»). Также распространены страдательно-возвратные формы (Zboże sã mloło «Зерно мололось») и бессубъектные конструкции типа Przez całą noc bёło spiéwané / sã spiéwało «Всю ночь пели», а также калькированные с немецкого перфектные конструкции типа On je wёjechóny «Он уехал» и On mô zeżniwiony / zeżniwioné «Он сжал (поле)»[116].

Вид

Глаголы в кашубском языке бывают двух видов: совершенного и несовершенного. Глаголы могут быть как двувидовыми, так и не образующими видовых пар. При образовании видовых пар используются суффиксы (zapisac «записать» — zapis-owa-c «записывать», kupic «купить» — kup-a-c «покупать» и т. п.) и приставки (z-rzeszёc «связать, объединить», u-grãdzёc «придавить», wё-jachac «выехать» и т. п.)[116].

Наклонение

Для глаголов кашубского языка характерна категория наклонения. Различают формы изъявительного, повелительного и сослагательного наклонения. Глаголы в изъявительном наклонении выражают реальное действие в прошедшем, настоящем и будущем временах[139]. Глаголы в повелительном наклонении образуются синтетически от основы настоящего времени при помощи окончаний -ё, -i во 2-м лице единственного числа: prosë «проси», rwi «рви», окончаний -emё, -imё в 1-м лице и -ëta, -ita во 2-м лице множественного числа (-ëce, -ice в формах вежливости): prosëmë «попросим», rwimë «порвём»; prosëta «просите», rwita «рвите», при вежливом обращении prosëce «(Вы) просите», rwice «(Вы) рвите». Имеются особые формы на -j: stój «стой», stójmë «постоим», stójta «стойте», при вежливом обращении stójce «(Вы) стойте». Существует также форма, образуемая аналитически сочетанием частицы niech «пусть» с формами глагола 3-го лица: niech sądze «пусть он сядет» и т. п.[135] Глаголы в сослагательном наклонении образуются путём прибавления к l-причастию несклоняемой частицы bë «бы» (jô bё chcôł «я бы хотел») или спрягаемых форм глагола «быть» bëc: jô bëm przëszedł / przëszła «я бы пришёл, пришла», të bës przëszedł / przëszła «ты бы пришёл, пришла» и т. д.[135][139]

Неличные формы

Инфинитив у кашубских глаголов образуется при помощи суффикса -c: niesc «нести», robic «делать», grac «играть», widzec «видеть» и т. п.[135]
Действительные причастия образуются от основы настоящего времени при помощи суффикса -ąc-: sedzący «сидящий», sedzącô «сидящая», sedzącé «сидящее» и т. п.
Формы прошедшего времени на -ł (l-причастия) используются при образовании сложных форм времён (прошедшего и будущего), при имени выступают как прилагательные: umarłi chłop «умерший мужчина»[133].
Страдательные причастия образуются с помощью суффиксов -t(i), -n(y) и родовых окончаний: podarti / podzarti «разорванный, разодранный», rozerwóny «разорванный».
Деепричастие (в прошедшем времени — rzekłszё «сказав», в настоящем времени — robiąсё «работая») характерно только для литературного языка, в разговорной речи практически не употребляется[133].

Основами наречий (przësłówk, adwerbium) в кашубском языке могут быть существительные, прилагательные, а также другие части речи или их сочетания. Так, например, наречие zёmą «зимой» образовано от существительного zёma «зима»; наречия spokojnie / spokojno «спокойно», dalek наряду с daleko «далеко» образованы от прилагательных spokójny «спокойный» и daleczi «далёкий»; наречие terôz / terёz / terôzku «сейчас» образовано от сочетания ten rôz «этот раз»[133].

Предлоги (przëmiono, przëmión(k)) осуществляют подчинительную синтаксическую связь внутри словосочетания и предложения. Относятся к неизменяемым служебным частям речи. Предлоги делятся на[133]:

• первичные: na «на»; òb «через, в течение»; bez «без»; dlô «для»; z / ze «с»; za «за» и т. д.;
• производные от других частей речи: òkóm(a) «у, при, около»; strzód / postrzód / westrzód «среди»; òbòk «около, мимо» и т. д.

Одни предлоги могут сочетаться только с одним падежом, другие — с двумя и, реже, с тремя падежами (с разным значением).

Различают старые и новые предлоги[140]. К старым относятся такие, как liczi «до, по»; ò / òb «через, в течение»; òkóm(a) «у, при, около»; (ò)króm «кроме»; pòle «под» и т. д. К новым предлогам относят среди прочих заимствования, например, из немецкого: bùten, ruten «за», «наружу»; или из литературного польского: gwòli «ради, для» и т. д.

Союзы (wiązniczi, wiążënë) выполняют функцию связи между собой частей сложного предложения или однородных членов предложения. В кашубском языке союзы делятся на[133]:

• простые: a, i, ё «и»; czё «или» и т. д.;
• сложные: dlôcz / dlôcze / dlôczego «зачем, с какой целью»; pokąd «пока, покуда» и т. д.

Различают сочинительные и подчинительные союзы, в отличие от польского языка, они менее специализированы и поэтому более многофункциональны, как, например, союзы a, i «и»; bò «потому что, так как, а то» и т. д.[141]

Частица — неизменяемая часть речи, служащая в кашубском языке для выполнения различных функций[133]: введения вопросительных предложений — czё; выражения отрицания — nie «не»; усиления — że «же»; ограничения или выделения — le «только», jino «единственно, только»; побуждения — ko «ну-ка» и т. д. Частицы могут выполнять формообразующую функцию: в повелительном наклонении — niech «пусть»; в сослагательном наклонении — bё «бы»; при возвратных глаголах — so, sã «-ся» и т. д.

Междометия (krzikniczi) в кашубском языке служат для выражения различного рода эмоций: радости — ju-cha, didlum daj, tra la la, la la; грусти — ach ò jé; удивления — wéjta le, wéj le; презрения и отвращения — be be, fùj, tfùj, tfi и т. п. Особую группу междометий составляют слова, служащие для подзывания животных, например: hiszka hisz hisz (для коней); kruszka krusz krusz или mùża mùża (для коров); mac mac (для коз); baszka basz basz (для овец); bùczka bùcz bùcz (для свиней); miska mis mis или pùjka pùj pùj (для кошек); tipka tip tip (для кур) и т. д.[142]

Порядок слов в кашубском языке свободный при наличии некоторых ограничений. Так, например, определение чаще всего находится перед определяемым словом: kaszёbsczi jãzёk «кашубский язык», kaszёbskô porcelana «кашубский фарфор» (под влиянием польского языка позиция определения может изменяться: jãzёk kaszёbsczi, porcelana kaszёbskô), а энклитические формы местоимений никогда не размещаются в начале предложения.
Использование личного местоимения при глаголе по существу является обязательным, также является обязательной связка в именном составном сказуемом (имя при этом находится в форме именительного падежа): On je poéta «Он поэт»[143].

Простое предложение

Среди простых предложений в кашубском языке выделяют повествовательные, вопросительные, восклицательные; односоставные и двусоставные и т. д.
Наиболее распространённая форма, по которой строятся предложения, — SVO (подлежащее — сказуемое — прямое дополнение)[144].

Сложное предложение

Сложные предложения делятся на сложносочинённые и сложноподчинённые. Связь между составными частями сложного предложения осуществляется с помощью сочинительных союзов и союзных слов. В сложноподчинённых предложениях союз нередко может опускаться. Отмечается многофункциональность союзов и союзных слов. Например, союз co «что» может вводить различные типы придаточных предложений: дополнительное (Jô sã ceszã, co jô to zrobił «Я рад, что я это сделал»), сказуемостное (On je taczi sóm, co jego białka «Он сам такой (же), что и (как и) его жена»), обстоятельственное причины (On sã redowôł, co on to dostôł tak tónie «Он радовался, что купил это так дёшево») и т. д.[144]

В кашубском языке наиболее типичными схемами словоформ являются: корень + нулевая флексия; корень + флексия; корень + суффикс / суффиксы + флексия; префикс + корень + флексия; префикс / префиксы + корень + суффикс / суффиксы + флексия[145].

Одной из особенностей словообразования в кашубском языке является сохранение сильного варьирования слов, образованных по одной модели.
К словообразовательным способам относятся: префиксальный (с помощью приставок), семантический и наиболее продуктивный суффиксальный (с помощью суффиксов). Среди наиболее специфичных кашубских суффиксов отмечаются[145][146]: -ёszcze / -iszcze и производные -czёszcze / -cziszcze, -owiszcze / -awiszcze (szёplёszcze «черенок лопаты»; mrowiszcze «муравейник»), данный суффикс чаще всего распространён среди носителей севернокашубского диалекта, в речи кашубов молодого поколения заменяется польским эквивалентом — суффиксом -isko; -ô (grёbiô / grubiô «полнота»; szёrzô «ширина»); -ota (сёchota «тишина», bёlnota «мужество, сила»); -iczé (brzozowiczé «ветвь берёзы», grochowiczé «стебли гороха»); -ajk(a), используемый для образования существительных, производных от глаголов (lizajk «льстец» — от lizac «лизать», nalinajk «назойливый человек» — от nalёnac «настаивать»), характерен прежде всего для носителей центральнокашубского диалекта; -aw(a) (burzawa «метель»), -ёc(a) (wróblёca «воробьиха») и другие. Среди специфичных кашубских префиксов отмечаеся архаичный префикс są со значением беременности у животных: sąkocô / sąkotnô «сукотная, суягная».

Для кашубского языка характерно образование большого числа деминутивов: gołąbk (от gołąb «голубь»), daleczczi (от daleczi «далёкий»), szёroczk (от szёrok / szёroko «широко») и т. п.[145]

Развитие публицистического и научного стилей, отмечаемое в современном кашубском языке, создаёт условия для активизации слово- и основосложения.

Страница из кашубского словаря Стефана Рамулта

Для лексики кашубского языка характерно сохранение большого числа общеславянских архаизмов, утраченных в других областях славянского ареала, а также сохранение ряда общелехитских архаизмов. Наиболее архаичной является лексика севера и северо-запада Кашубии, где целый ряд слов находит свои параллели в полабском и лужицких языках, включая как общность лексем, так и одинаковые структуры номинаций: stari tatk «дедушка» при полабск. stóre l’ólə и в.-луж. stary nan[147]. Среди общеславянских архаизмов, отмечаемых в кашубском языке, представлены архаизмы, которые сохранились на периферии славянского ареала, помимо кашубского, они также известны в полабском, лужицких и южнославянских языках, например, кашубско-лужицко-южнославянская изолекса káłp, kałṕ «морской лебедь», восходящая к периоду балто-славянской общности. Некоторые лексические архаизмы объединяют кашубские диалекты с восточнославянскими языками: czôrmësłë «коромысло»; rzëbina «рябина»; radiska «редиска»; môłniô «молния без грома» — последнее слово известно и в других славянских языках[148].

Языковые контакты с балтами обусловили появление в кашубском языке таких заимствований, как: kadik «можжевельник»; jô(p)sc «барсук», возможно, из прус. obsidis и т. д.[149]

В результате продолжительных контактов с немецким языком в кашубском появилось довольно много (около 5 % всего словарного состава) немецких заимствований, большая часть из которых пришла в кашубский из нижненемецких диалектов колонистов[150]. Германизмы стали проникать в славянские диалекты Поморья в сравнительно раннее время — ещё до принятия христианства (до X века). К немецким заимствованиям в кашубском относят такие слова, как brutka «невеста» (нем. Braut); kątor, kątornica «жаба» (др.-нем. Kunter, Kunder, Konter «чудовище, дьявол»); dana «сосна» (нем. Tanne); gbur «хозяин»; draszowac «молотить»; knôp «мальчик»; krëp «кормушка»; ridowac «ехать верхом»; wancka «клоп» (нем. Wanze) и многие другие[149]. Нередко слова немецкого происхождения становились объектом словообразования: flёszer «мясник» (нем. Fleischer) — flёszerka «жена мясника» — flёszerski «относящийся к мяснику» — flёszerstwo «мясная лавка»; flaba «рот, морда» (нем. Flabbe, Flabb) — flabotac «говорить беспрестанно» и т. п.[144] Среди кашубских литераторов отмечается разное отношение к немецким заимствованиям: от частого употребления германизмов (А. Будиш (A. Budzisz), Я. Билот (J. Bilot) и Я. Джежджон) до их неприятия, выражающегося в поиске кашубских соответствий германизмам, создании вместо них неологизмов или в замене германизмов заимствованиями из других славянских языков (богемизмами, русизмами и т. д.), которое встречается, например, в творчестве А. Лябуды и в переводах Евангелия Ф. Гручи[151]. В распространении германизмов отмечаются ареальные различия: на севере и западе Кашубии шире представлены заимствования из нижненемецких диалектов, а на остальной территории сильнее проявилось влияние немецкого литературного языка. Со второй половины XX века германизмы (особенно те, которые отражают реалии, связанные с административным устройством, общественно-культурной жизнью и т. п.) стали вытесняться заимствованиями из польского языка[149].

В кашубском языке представлено большое число полонизмов, не имеющее ограничений ни по частям речи, ни по семантике[144]: stosunek «отношение» (при кашубск. uproсёmnienié); znamię «признак, знак» (при кашубск. znanka); niedola «горькая доля» (при наличии кашубск. biéda); racja «правота, истина» (при кашубск. prôwda); również «также» (при кашубск. téż); szczególnie «особенно» (при кашубск. osoblёwie) и т. д. Заимствования из польских диалектов начинают проникать в диалекты Поморья уже на ранних этапах их формирования (приблизительно с XI века), позднее заимствовалась лексика из польского литературного языка[16].

Также в кашубском имеется некоторое число заимствований из русского языка[144]: drёch (рус. друг); bies «злой дух» (рус. бес); sobaka «колдунья, ведьма» (при рус. собака); barachło (рус. барахло) и т. д.

Из архаизмов, ранее известных и польскому, и кашубскому языкам, но сохранившимся только в кашубском, отмечаются: bora «силач»; długosz «дылда, человек высокого роста»; kórzcziew / kórzczwia / kórzcziewka «большая деревянная ложка» и другие. К словам собственно кашубской лексики относятся: moklëzna / zmoklëzna «пот»; sënówc «зять»; przëdôcô «приданое» и т. д. Кроме того, среди особенностей кашубской лексики отмечаются слова, связанные с традиционными занятиями кашубов, с природными условиями Кашубии и т. п., например, множество производных от слова morzé «море»: morztwo «рыбаки»; mòrzëszcze «песчаная территория, которая некогда была занята морем»; mórka «ветер с моря»; morzëca «морская русалка»; morzawa, morzawica «сильный ветер с моря»; деминутивы от morzé — mórko, morzkô, morzëczko, morzuszko и многие другие слова[152].

В кашубском языке отмечается ряд слов-интернационализмов: teater «театр»; telefón «телефон»; tëlpa, tëlpón «тюльпан»; policëjô «полиция»; szport «спорт» и т. д. Отмечаются случаи, когда некоторые кашубские писатели (например, Я. Трепчик) заменяют интернационализмы словами, созданными на основе исконной кашубской лексики: jistnota «абсолют»; òdsek «абзац»; òstrowina «архипелаг»; nowiôrz «инноватор» и т. д. Нередко интернациональная лексика усваивается путём добавления к её основам кашубских аффиксов, например, суффикса ‑ëzna в таких словах, как egiptolodżëzna «египтология»; elektromagnétëzna «электромагнетизм»; feùdalëzna «феодализм»; либо формируются кальки: полностью — wiodroùstôw «аэростатика»; samòzarwanié «автоинфекция, заражение» — или частично — òczny doktór «офтальмолог»[153].

Собирание кашубской лексики началось в XIX веке. Первыми, кто собрал по несколько десятков кашубских слов, были польский священник К. Ц. Мронговиуш и российский учёный П. И. Прейс. Первый кашубский словарь, включавший около 1200 слов, был составлен А. Ф. Гильфердингом. Небольшой словарик составил И. Дердовский. Словарь Г. Поблоцкого (G. Pobłocki), изданный в 1887 году, содержал около 1700 слов. В 1891 году вышел компилятивный словарь Л. Бискупского (L. Biskupski) на 3000 слов, а в 1893 году в Кракове был издан сравнительно большой словарь С. Рамулта в 14 000 слов (Słownik języka pomorskiego czyli kaszubskiego). Перед Второй мировой войной над кашубским словарём работал Ф. Лоренц, который, однако, не успел его издать сам, публикация этого словаря произошла в Германии уже после его смерти. В 1960 году в Польше был издан маленький кашубско-польский словарь А. Лябуды, а в 1967—1973 годах вышел шеститомный словарь кашуба Б. Сыхты (B. Sychta)[154].

В конце XX века были изданы двухтомный польско-кашубский словарь Я. Трепчика под редакцией Е. Тредера (J. Treder) и шеститомный этимологический словарь кашубского языка (Słownik etymologiczny kaszubszczyzny) под редакцией Х. Поповской-Таборской (H. Popowska-Taborska) и В. Борыся[155].