Тихон (патриарх Московский)

Василий родился в приходе Воскресенской церкви погоста Клин Торопецкого уезда Псковской губернии (ныне деревня в Куньинском районе Псковской области), в семье потомственного священника Иоанна Тимофеевича Беллавина (1824—1894); позднее родитель был переведён в приход Спасо-Преображенской церкви города Торопца, в Псковской епархии. Фамилия Беллавин была довольно распространена на Псковщине среди лиц духовного звания.

У Василия Беллавина было трое братьев, которые умерли, не дожив до старости. Мать, Анна Гавриловна, скончалась в ночь с 29 на 30 апреля 1904 года [Комм 2], после чего у него не осталось близких родственников. С юных лет Василий отличался религиозной настроенностью, любовью к Церкви, кротостью и смирением.

Девяти лет от роду Василий поступил в Торопецкое духовное училище, а в 1878 году, по окончании училища, покинул родительский дом, чтобы продолжить образование в Псковской духовной семинарии. По словам современника, «Тихон был очень добродушным, кротким и богобоязненным без лукавства и святошества»; среди своих товарищей по Псковской семинарии имел шутливое прозвище «Архиерей». Товарищи уважали его за блестящие успехи в науках и всегдашнюю готовность помочь, особенно в составлении и исправлении многочисленных в семинарии сочинений.

После семинарии поступил в Санкт-Петербургскую духовную академию, где среди товарищей имел прозвище «Патриарх». Среди его однокурсников были Иван Никифоровский, преподаватель Витебской духовной семинарии и миссионер в Самарской губернии, а также протопресвитер Константин Изразцов, миссионер в Южной Америке[7], который вспоминал Василия: «Во всё время академического курса он был светским и ничем особенным не проявлял своих монашеских наклонностей. Его монашество после окончания Академии поэтому для многих его товарищей явилось полной неожиданностью»[8].

В июне 1888 года двадцати трёх лет от роду окончил духовную академию со степенью кандидата богословия и правом получения степени магистра без нового устного испытания[9]. 11 июня 1888 года приказом обер-прокурора Святейшего синода назначен преподавателем основного, догматического и нравственного богословия в Псковскую духовную семинарию[10].

14 (26) декабря 1891 на 26-м году жизни Василий Беллавин был пострижен в монашество с именем Тихон[Комм 3] епископом Псковским и Порховским Гермогеном (Добронравиным). На следующий день, 15 (27) декабря 1891, в кафедральном соборе Пскова инок Тихон был рукоположён в сан иеродиакона. В следующее архиерейское служение, 22 декабря 1891 (3 января 1892), иеродиакон Тихон был удостоен сана иеромонаха[11].

В марте 1892 года определением Святейшего синода назначен инспектором Холмской духовной семинарии; в июне 1892 года — ректором Казанской, а в июле — ректором Холмской семинарии. Состоял председателем Холмско-Варшавского епархиального училищного совета; председателем совета (с 8 сентября 1899 года — почётным членом) Свято-Богородицкого православного братства и цензором братских изданий, награждён знаком Холмского братства 1-й степени.

19 октября 1897 года на 34-м году жизни хиротонисан во епископа Люблинского, викария Холмско-Варшавской епархии. Хиротония была совершена в Троицком соборе Александро-Невской лавры митрополитом Петербургским и Ладожским Палладием при участии других архиереев.

14 сентября 1898 года назначен епископом Алеутским и Аляскинским — вместо назначенного в Симферополь епископа Николая (Зиорова); с 17 января 1900 года — епископ Алеутский и Северо-Американский.

В мае 1900 года отплыл в Аляску с 78-дневным пастырским визитом и стал первым епископом, посетившим отдалённые районы Аляски за 55 лет.

29 ноября 1903 года высочайше утверждён доклад Святейшего синода об учреждении Аляскинского викариатства в Североамериканской епархии; викарием повелено быть наместнику Чудова монастыря архимандриту Иннокентию (Пустынскому).

1 февраля 1904 года власти согласились на возведение архимандрита Рафаила (Хававини) в епископа Бруклинского, 2-го викария, хиротония которого состоялась 29 февраля 1904 года в храме святителя Николая в Бруклине (храм на Pacific Street был приобретён сиро-арабами в 1902 году).

5 мая[12] 1905 года возведён в сан архиепископа (архиепископ Алеутский и Североамериканский).

По предложению владыки Тихона, 1 (14) сентября 1905 года архиерейская кафедра была перенесена из Сан-Франциско в Нью-Йорк[13], где попечением епископа и стараниями протоиерея Александра Хотовицкого к 1903 году был выстроен Николаевский собор в Манхэттене.

В 1905 году в Миннеаполисе была открыта первая в США православная духовная семинария, в 1912 году переведённая в Тенафлай, Нью-Джерси[14]; в 1923 году Свято-Платоновская семинария в Тенафлай была закрыта из-за отсутствия финансовых средств[15][16].

В епископство Тихона имели место случаи перехода ряда американцев из инославия в лоно Российской церкви. Так, бывший священник Епископальной церкви США Нафанаил Ингрэм Ирвин (Ingram N. W. Irvine) был хиротонисан во пресвитера архиепископом Тихоном в Нью-Йорке 23 октября 1905 года.

При его деятельном участии продолжился и завершился перевод богослужебных текстов на английский язык: перевод Евхология на английский выполнен Изабель Хэпгуд (Isabel Hapgood) с греческого и церковнославянского языков[17].

При нём были открыты десятки новых храмов, активную роль в строительстве и организации приходов при которых принимало Русское православное кафолическое общество взаимопомощи. По предложению последнего архиепископ Тихон благословил иеромонаха Арсения (Чаговцова) на строительство первого православного монастыря в Северной Америке (Саут-Кейнан, штат Пенсильвания), при котором была устроена школа-приют для сирот[18].

При Тихоне в состав епархии вошли 32 общины, пожелавшие перейти из униатства в православие, что явилось продолжением «движения Товта», приведшего в православие около 250 тысяч русинских грекокатоликов. С 1903 по 1908 год Тихону приходилось преодолевать также последствия серафимитского раскола в Канаде, связанного с деятельностью Степана Уствольского, главы самопровозглашённой Православной церкви всероссийского патриаршества.

Архиепископ Виленский и Литовский Тихон (Беллавин)

25 января 1907 года последовал перевод на кафедру Ярославскую и Ростовскую (13 марта отбыл из Америки).

Прибыл поездом в Ярославль в 2 часа дня 11 апреля 1907 года[19]; был встречен на вокзале, среди прочих лиц, своим викарием — епископом Угличским Евсевием (Гроздовым). Его викариями в Ярославской епархии позднее были: Угличский Иосиф (Петровых) — с 1909 года; Рыбинский Сильвестр (Братановский) — с 1910 года.

Состоял почётным председателем ярославского отделения Союза русского народа[20].

В ходе празднования 300-летия дома Романовых встречал императорскую семью при входе в Успенский собор Ярославля, затем давал императору объяснения в Спасском монастыре, бывшем местом пребывания царя Михаила Фёдоровича в 1613 году[21].

22 декабря 1913 года, вследствие, согласно некоторым свидетельствам[22], конфликта с ярославским губернатором графом Д. Н. Татищевым, был переведён в Вильну (Северо-Западный край). При переводе из Ярославля Городская дума Ярославля почтила его титулом «Почётного гражданина города Ярославля»[23]; Святейший синод в сентябре 1914 года разрешил ему принять звание — «случай избрания епископа почётным гражданином города является чуть ли не единственным в истории Русской Церкви»[24]. Покинул Ярославль 20 января 1914 года после напутственного молебна в соборе Спасского монастыря, провожаемый, среди прочих, губернатором графом Татищевым[25].

В Вильне сменил архиепископа Агафангела (Преображенского). Во время Первой мировой войны был в эвакуации в Москве.

В это время архиепископ Тихон пользуется большой популярностью в народе, по некоторым источникам, для благословения к нему приходили даже католики и староверы.

Высочайший рескрипт, данный ему 6 мая 1916 года, гласил: «<…> Ваши непрестанные святительские заботы о благе паствы вашей <…> снискали Моё Монаршее благоволение, в изъявление коего Всемилостивейше жалую вам препровождаемый при сем бриллиантовый крест для ношения на клобуке»[26].

10 сентября 1916 года посетил прифронтовую Княгининскую церковь на станции Кривичи[27].

Тихон как московский митрополит благословляет 2-й Московский женский батальон смерти перед отправкой на фронт, 1917 год, Москва, Красная площадь (фото из журнала «Искра»)

В мае 1917 года в Российской церкви была введена выборность епархиальных структур церковного управления; летом того же года в ряде епархий прошли выборы правящих архиереев. 19 июня 1917 года в Москве открылся Съезд духовенства и мирян Московской епархии для выборов возглавителя епархии: 21 июня, посредством тайного голосования, правящим архиереем Москвы был избран архиепископ Тихон. Определение Святейшего синода от 23 июня (ст. ст.) 1917 года № 4159 постановляло:

Избранному свободным голосованием клира и мирян московской епархии на кафедру московского епархиального архиерея, архиепископу литовскому и виленскому Тихону — быть архиепископом московским и коломенским, Свято-Троицкия Сергиевы лавры священно-архимандритом без возведения в сан митрополита до решения этого вопроса собором[30].

Определением Святейшего синода от 13 августа 1917 года № 4979, утверждённым Временным правительством 14 августа, был возведён в сан митрополита[31].

15 августа 1917 года, в день Успения Богородицы, литургией, совершённой митрополитом Владимиром (Богоявленским) в кремлёвском Успенском соборе, открылся Всероссийский Поместный собор 1917—1918 годов. Более половины участников Собора были миряне. Согласно уставу Собора, право голоса было даровано священнослужителям и мирянам наравне с архиереями, но архиерейское совещание имело право вето по отношению к решениям, принятым на пленарных заседаниях[32]. На Соборе разгорелась оживлённая дискуссия о потребном высшем церковном управлении. Далеко не все участники высказывались за реставрацию патриаршества; против выступала значительная группа профессоров-богословов. После революции и прихода к власти большевиков в Петрограде 28 октября (10 ноября) прения по вопросу были прекращены, и было принято решение о восстановлении патриаршества.

Жребий с именем митрополита Тихона

Избрание было решено проводить в два этапа: тайным голосованием и посредством жребия. Наибольшее число голосов получили (по убывающей) архиепископ Харьковский Антоний (Храповицкий), архиепископ Новгородский Арсений (Стадницкий) и Тихон, митрополит Московский. 5 (18) ноября 1917, после литургии и молебна в храме Христа Спасителя, старец Зосимовой пустыни Алексий (Соловьёв) вынул жребий пред Владимирской иконой Божией Матери, перенесённой из расстрелянного незадолго до того Успенского собора; митрополит Киевский Владимир (Богоявленский) огласил имя избранного: «митрополит Тихон»[33]. Таким образом, избранником оказался кандидат, набравший наименьшее количество голосов. В тот же день, в 3 часа пополудни, все архиереи — члены Собора собрались в Троицком подворье на Самотёке (резиденции Московских митрополитов). По пении Тон деспо́тин[34], к наречённому патриарху обратился с речью архиепископ Антоний (Храповицкий) (кандидат, набравший наибольшее число голосов), сказав, в частности:

Сие избрание нужно назвать по преимуществу делом Божественного Промысла по той причине, что оно было бессознательно предсказано друзьями юности, товарищами Вашими по академии. Подобно тому, как полтораста лет тому назад мальчики в Новгородской бурсе, дружески, шутя над благочестием своего товарища Тимофея Соколова, кадили перед ним своими лаптями, воспевая ему величание, как Божиему угоднику, а затем их внуки совершали уже настоящее каждение пред нетленными мощами его, то есть Вашего небесного покровителя Тихона Задонского; так и Ваши собственные товарищи прозвали Вас патриархом, когда Вы были ещё мирянином и когда ни они, ни Вы сами не могли и помышлять о действительном осуществлении такого наименования <…>[35].

7 ноября наречённый патриарх отбыл в Троице-Сергиеву лавру, где пробыл несколько дней, о чём сохранились воспоминания архимандрита Кронида (Любимова), наместника лавры.

Интронизация состоялась 21 ноября 1917 года (4 декабря по н. ст.) в кремлёвском Успенском соборе, в праздник Введения во храм Пресвятой Богородицы.

Панагия патриарха Тихона

Первая сессия собора приняла ряд нормативно-правовых документов для устроения церковной жизни в новых условиях: Определение о правовом положении Церкви в государстве, которое, в частности, предусматривало: первенствующее публично-правовое положение Православной Церкви в Российском государстве; независимость Церкви от государства — при условии согласования церковного и светского законоуложений; обязательность православного исповедания для главы государства, министра исповеданий и министра народного просвещения. Были утверждены Положения о Священном Синоде и Высшем Церковном Совете как высших органах управления в период между созывами поместных соборов.

Патриарх Московский и всея России Тихон.

Вторая сессия открылась 20 января (2 февраля) 1918 года и закончилась в апреле. В условиях крайней политической нестабильности собор поручил Патриарху тайно назначить своих местоблюстителей, что он и исполнил, назначив митрополитов Кирилла (Смирнова), Агафангела (Преображенского) и Петра (Полянского) в качестве возможных своих преемников.

Поток вестей о расправах над духовенством, в особенности убийство митрополита Киевского Владимира (Богоявленского), побудил учредить особое поминовение исповедников и мучеников, «скончавших жизнь свою за православную веру». Были приняты Приходской устав, призванный сплотить прихожан вокруг храмов, а также определения об епархиальном управлении (предполагающем более активное участие в нём мирян), против новых законов о гражданском браке и его расторжении (последнее ни в коей мере не должно было затрагивать церковного брака) и другие документы.

20 сентября 1918 года Поместный Собор вынужденно прекратил свою продолжавшуюся 13 месяцев работу, не завершив её[36].

19 января 1918 года патриарх Тихон издал своё знаменитое «Воззвание», которое, в частности, гласило:

Опомнитесь, безумцы, прекратите ваши кровавые расправы. Ведь то, что творите вы, не только жестокое дело, это поистине дело сатанинское, за которое подлежите вы огню геенскому в жизни будущей — загробной и страшному проклятию потомства в жизни настоящей земной.

Властью, данною Нам от Бога, запрещаем вам приступать к Тайнам Христовым, анафематствуем вас, если только вы носите ещё имена христианские и хотя по рождению своему принадлежите к Церкви Православной.

Заклинаем и всех вас, верных чад Православной Церкви Христовой, не вступать с таковыми извергами рода человеческого в какое-либо общение: «Измите злаго от вас самех» (1Кор. 5:13)[37].

Хотя в общественном сознании закрепилось мнение[38], что анафема была изречена на большевиков, последние не названы явно; патриарх осудил тех, кто:

гонение воздвигли на истину Христову явные и тайные враги сей истины и стремятся к тому, чтобы погубить дело Христово, и вместо любви христианской всюду сеют семена злобы, ненависти и братоубийственной брани. Забыты и попраны заповеди Христовы о любви к ближним: ежедневно доходят до Нас известия об ужасных и зверских избиениях ни в чём не повинных и даже на одре болезни лежащих людей, виновных только разве в том, что честно исполнили свой долг перед Родиной, что все силы свои полагали на служение благу народному. И всё это совершается не только под покровом ночной темноты, но и въявь, при дневном свете, с неслыханной доселе дерзостью и беспощадной жестокостью, без всякого суда и с попранием всякого права и законности совершается в наши дни во всех почти городах и весях нашей отчизны: и в столицах, и на отдалённых окраинах (в Петрограде, Москве, Иркутске, Севастополе и др.).

Всё сие преисполняет сердце Наше глубокою болезненной скорбью и вынуждает Нас обратиться к таковым извергам рода человеческого с грозным словом обличения и прещения по завету св. апостола: «Согрешающих же пред всеми обличай, да и прочии страх имут» (1Тим. 5:20).

Более определёнен адресат его «Обращения к Совету Народных Комиссаров» от 26 октября 1918 года:

«Все, взявшие меч, мечем погибнут» (Мф. 26:52)

Это пророчество Спасителя обращаем Мы к вам, нынешние вершители судеб нашего отечества, называющие себя «народными» комиссарами. Целый год держите вы в руках своих государственную власть и уже собираетесь праздновать годовщину октябрьской революции, но реками пролитая кровь братьев наших, безжалостно убитых по вашему призыву, вопиет к небу и вынуждает Нас сказать вам горькое слово правды.

Захватывая власть и призывая народ довериться вам, какие обещания давали вы ему и как исполнили эти обещания?

По истине вы дали ему камень вместо хлеба и змею вместо рыбы (Мф. 7:9—10). Народу, изнурённому кровопролитной войной, вы обещали дать мир «без аннексий и контрибуций».

От каких завоеваний могли отказаться вы, приведшие Россию к позорному миру, унизительные условия которого даже вы сами не решились обнародовать полностью? Вместо аннексий и контрибуций великая наша родина завоёвана, умалена, расчленена и в уплату наложенной на неё дани вы тайно вывозите в Германию не вами накопленное золото. <…>[39]

21 июля 1918 года в слове, сказанном по Евангелии в Казанском соборе на Красной площади, осудил убийство Николая II и то, что «Исполнительный комитет одобрил это и признал законным»[40].

20 ноября 1920 года патриарх Тихон издал указ № 362 — свод указаний для епархиальных архиереев на случай разобщения епархий с Высшим церковным управлением или прекращения его существования[41]. По этому указу, в случае невозможности для епархиального архиерея осуществлять связь с органами высшей церковной власти или в случае ликвидации органов высшей церковной власти он мог, совместно с архиереями соседних епархий, организовать «высшую инстанцию церковной власти» и даже принимать на себя «всю полноту власти, предоставленной ему церковными канонами» в пределах своей епархии. Найденный патриархом выход из кризиса сохранил управляемость церкви, но не её единство. К этому указу неизменно апеллировали практически все расколы, возникавшие в Русской православной церкви на протяжении ХХ века[42][43].

Урожай 1919 и в особенности 1920 годов во многих регионах страны был плохим; начался голод, усугубившийся политикой большевистского правительства (реквизиция зерна у крестьян по продразвёрстке)[44][45].

Всероссийский центральный исполнительный комитет 23 февраля 1922 года (н. ст.) опубликовал декрет, в котором постановлял местным Советам «изъять из церковных имуществ, переданных в пользование групп верующих всех религий, по описям и договорам все драгоценные предметы из золота, серебра и камней, изъятие коих не может существенно затронуть интересы самого культа, и передать в органы Народного Комиссариата Финансов для помощи голодающим». Декрет предписывал «пересмотр договоров и фактическое изъятие по описям драгоценных вещей производить с обязательным участием представителей групп верующих, в пользование коих указанное имущество было передано»[46]. В тот же день была издана специальная инструкция о порядке изъятия церковных ценностей, предусматривавшая точные условия производства работ по изъятию и гарантировавшая правильность этого изъятия.

В связи с декретом о изъятии ценностей патриарх Тихон обратился к верующим с Воззванием от 15 (28) февраля 1922 года:

<…> Мы нашли возможным разрешить церковно-приходским Советам и общинам жертвовать на нужды голодающих драгоценные церковные украшения и предметы, не имеющие богослужебного употребления, о чём и оповестили Православное население 6 (19) февраля с. г. особым воззванием, которое было разрешено Правительством к напечатанию и распространению среди населения.

Но вслед за этим, после резких выпадов в правительственных газетах по отношению к духовным руководителям Церкви, 10 (23) февраля ВЦИК, для оказания помощи голодающим, постановил изъять из храмов все драгоценные церковные вещи, в том числе и священные сосуды и прочие богослужебные церковные предметы. С точки зрения Церкви подобный акт является актом святотатства, и Мы священным Нашим долгом почли выяснить взгляд Церкви на этот акт, а также оповестить о сем верных духовных чад Наших. Мы допустили, ввиду чрезвычайно тяжких обстоятельств, возможность пожертвования церковных предметов, не освящённых и не имеющих богослужебного употребления. Мы призываем верующих чад Церкви и ныне к таковым пожертвованиям, лишь одного желая, чтобы эти пожертвования были откликом любящего сердца на нужды ближнего, лишь бы они действительно оказывали реальную помощь страждущим братьям нашим. Но Мы не можем одобрить изъятия из храмов, хотя бы и через добровольное пожертвование, священных предметов, употребление коих не для богослужебных целей воспрещается канонами Вселенской Церкви и карается Ею как святотатство — миряне отлучением от Неё, священнослужители — извержением из сана (73-е правило Апостольское, 10-е правило Двукратного Вселенского Собора)[47].

Послание Патриарха было разослано епархиальным архиереям с предложением довести его до сведения каждого прихода.

В марте в ряде мест произошли события, связанные с изъятием ценностей, особенно в Шуе (Шуйское дело). В связи с последними 19 марта 1922 года председатель Совнаркома Владимир Ленин составил секретное письмо. Письмо квалифицировало события в Шуе как лишь одно из проявлений общего плана сопротивления декрету Советской власти со стороны «влиятельнейшей группы черносотенного духовенства»[48].

На заседании Политбюро 22 марта 1922 года по предложению Ленина[49], был принят план Льва Троцкого[50] по разгрому церковной организации: арест Синода и Патриарха («примерно через 10—15 дней»), печать должна была «взять бешеный тон», надлежало «приступить к изъятию во всей стране, совершенно не занимаясь церквами, не имеющими сколько-нибудь значительных ценностей»[51]. В марте начались допросы патриарха Тихона: его вызвали в ГПУ на Лубянку, где ему дали под расписку прочесть официальное уведомление, что правительство «требует от гражданина Беллавина как от ответственного руководителя всей иерархии определённого и публичного определения своего отношения к контрреволюционному заговору, во главе коего стоит подчинённая ему иерархия».

Тихон

5 мая 1922 года патриарх был вызван в суд на процесс московского духовенства. Суд вынес частное определение о привлечении «гражданина Беллавина» к уголовной ответственности, после чего патриарх находился под домашним арестом в своей резиденции в московском Троицком подворье около Самотёчной площади, а с 19 мая ― в Донском монастыре в келье около Тихвинской надвратной церкви у северных (Святых) ворот монастыря[52].

Судя по многочисленным публикациям в советской прессе весной 1923 года писем от граждан, требовавших сурово покарать патриарха Тихона, которого в этих публикациях называли «людоедом»[53], власти готовились к расправе над ним. В газете «Известия» от 6 апреля 1923 года появилось сообщение: «11 апреля судебная коллегия Верховного суда начинает слушать дело бывш. патриарха Тихона и его ближайших приспешников <…> Процесс будет слушаться в Колонном зале Дома Союзов»[Комм 4][54]. Номер от 11 апреля содержал краткое извещение: «Процесс бывш. патриарха Тихона откладывается на некоторое время. О дне начал процесса будет объявлено особо»[55].

12 апреля Политбюро приняло решение: «Поручить Секретариату ЦК вести дело Тихона со всею строгостью, соответствующей объёму колоссальной вины, совершённой Тихоном», что означало указание суду на необходимость вынесения смертного приговора[56]; 19 апреля Тихон был под стражей препровождён во внутреннюю тюрьму ГПУ, где проходили допросы; 8 мая он был перемещён в ранее занимаемый им дом в Донском монастыре (продолжая находиться под стражей) — для того, чтобы туда могли прибыть делегаты обновленческого Собора, проходившего с конца апреля, с объявлением о лишении его сана и монашества.

Его заявление от 16 июня в Верховный суд РСФСР с ходатайством об изменении принятой в отношении него меры пресечения выражало раскаяние в «поступках против государственного строя»; в газете «Известия» за 1 июля было опубликовано «Факсимиле заявления гр. Белавина (бывш. патриарха Тихона) в Верховный Суд РСФСР» (текст заявления публиковался ранее, 27 июня):

Обращаясь с настоящим заявлением в Верховный Суд РСФСР, я считаю необходимым по долгу своей пастырской совести заявить следующее:

Будучи воспитан в монархическом обществе и находясь до самого ареста под влиянием антисоветских лиц, я действительно был настроен к Советской власти враждебно, причём враждебность из пассивного состояния временами переходила к активным действиям. Как то: обращение по поводу Брестского мира в 1918, анафематствование в том же году власти и наконец воззвание против декрета об изъятии церковных ценностей в 1922. Все мои антисоветские действия за немногими неточностями изложены в обвинительном Заключении Верховного Суда. Признавая правильность решения Суда о привлечении меня к ответственности по указанным в обвинительном заключении статьям уголовного кодекса за антисоветскую деятельность, я раскаиваюсь в этих проступках против государственного строя и прошу Верховный Суд изменить мне меру пресечения, то есть освободить меня изъ под стражи.

При этом я заявляю Верховному Суду, что я отныне Советской власти не враг. Я окончательно и решительно отмежёвываюсь как от зарубежной, так и внутренней монархическо-белогвардейской контрреволюции[57].

В том же номере газеты рядом с факсимиле заявления Тихона были опубликованы комментарии в иностранной прессе «об освобождении Тихона» и карикатура на «эмигрантских „литераторов“» (центральная фигура изображала Александра Керенского), оторвавшихся от чтения эмигрантских газет с сообщениями о гонениях на Патриарха и злобно глядящих на свинью с надписью «Заявление б. патриарха Тихона» — с возгласами: «Подложил свинью!» Там же был напечатан материал под заголовком «Религиозные гонения в Польше» — о притеснениях православных в восточных регионах страны (Ровно, Луцке и другие).

25 июня 1923 года было принято постановление об освобождении Тихона, и 26 июня ему была предоставлена свобода в организации деятельности «Патриаршей» церкви (власти на тот момент поддерживали и признавали обновленческие структуры, созданные при помощи ГПУ в мае 1922 года). Большинство исследователей склонны видеть основную причину отмены готовившегося судебного процесса в уступке правительства в ответ на ноту Керзона (известна как ультиматум Керзона), вручённую НКИД 8 мая от имени правительства Великобритании[58]. Нота содержала угрозу полного разрыва сношений с СССР и требовала, среди прочего, прекращения репрессий против Церкви и духовенства (пункты 21 и 22[59]).

Редакционная статья в партийной газете «Правда» от 27 июня завершалась так:

<…> Пусть же пролетарии и крестьяне всего мира, до которых докатилась провокационная кампания политических архиепископов[60] и благочестивых империалистов, — пусть же они узнают, каким плевком наградил их бывший патриарх, которого они хотели использовать, чтобы вонзить свои гнилые зубы в живое тело трудовой советской страны[61].

4 июля «Известия» опубликовали материал «„Обращение“ патр. Тихона к „архипастырям, пастырям и пасомым православной церкви российской“» от 28 июня, в котором патриарх Тихон ставил под вопрос легитимность Собора 1923 года (обновленческого) и пояснял:

Из постановлений его можно одобрить и благословить введение нового стиля календарного и в практику церковную. Что касается моего отношения к Советской власти в настоящее время, то я уже определил его в своём заявлении на имя Верховного Суда, который я прошу изменить меру пресечения, то есть освободить из-под стражи. В том преступлении, в котором я признаю себя виновным, по существу виновно то общество, которое Меня, как Главу Православной Церкви, постоянно подбивало на активные выступления тем или иным путём против Советской власти. Отныне Я определённо заявляю всем тем, что их усердие будет совершенно напрасным и бесплодным, ибо Я решительно осуждаю всякое посягательство на Советскую власть, откуда бы оно ни исходило. Пусть все заграничные и внутренние монархисты и белогвардейцы поймут, что я Советской власти не враг. Я понял всю ту неправду и клевету, которой подвергается Советская власть со стороны её соотечественных и иностранных врагов и которую они устно и письменно распространяют по всему свету. Не минули в этом обойти и меня; в газетах[sic] «Новое Время» от 5 мая за № 606 появилось сообщение, что будто бы ко мне при допросах чекистами была применена пытка электричеством. Я заявляю, что это сплошная ложь и очередная клевета на Советскую власть[62].

Тем не менее он оставался под следствием, и легализации (то есть регистрации в органах власти) Патриархии как органа управления не произошло; решение о прекращении следствия и закрытии дела было принято Политбюро ЦК РКП(б) 13 марта 1924 года, а затем и Президиумом ЦИК СССР 21 марта[58].

В начале 1925 года под руководством начальника 6-го отделения СО ГПУ Евгения Тучкова началась разработка «шпионской организации церковников», которую, по замыслу следствия, возглавлял патриарх Тихон; 21 марта Патриарх был допрошен на Лубянке. Из постановления Особого совещания при коллегии ОГПУ от 19 июня о прекращении и сдаче в архив дела ввиду смерти подследственного явствует, что существовало «дело № 32530 по обвинению гр. Белавина Василия Ивановича по 59 и 73 ст. ст. УК»[63]; состав преступления по 59-й статье Уголовного кодекса РСФСР включал в себя «сношение с иностранными государствами или их отдельными представителями с целью склонения их к вооружённому вмешательству в дела Республики, объявлению ей войны или организации военной экспедиции», что предусматривало высшую меру наказания с конфискацией имущества.

К началу 1921 года в заседаниях Синода могло участвовать лишь весьма ограниченное количество епархиальных архиереев: многие были в эмиграции, другие не могли прибыть в Москву из-за внешних обстоятельств. Другой высший орган церковного управления — Высший церковный совет — распался за убылью своих членов. Вследствие такого положения высшая церковная власть на территории РСФСР практически осуществлялась единолично Патриархом; на территориях же Российского государства с ноября 1918 года создавались временные церковные управления[64].

В начале декабря 1921 года в Сремских Карловцах (Королевство сербов, хорватов и словенцев) завершил работу Первый Всезарубежный собор (Русское заграничное церковное собрание), который оформил де-факто независимое церковное образование русских беженцев (номинально признававшее патриарха Тихона), впоследствии именуемое как Русская православная церковь заграницей. 5 мая 1922 года в Москве в соединённом присутствии Священного синода и Высшего церковного совета под председательством патриарха Тихона было вынесено постановление, которым Патриархия отмежевалась от решений и заявлений Собора в Сремских Карловцах и требовала «упразднить Высшее Церковное Управление за-границей»[65]. Карловчане исполнили распоряжение чисто формально: 2 сентября 1922 года Собор зарубежных архиереев упразднил ВЦУЗ и образовал Временный заграничный Священный синод.

12 мая 1922 года протоиерей Александр Введенский вместе со священниками Калиновским, Красницким, Белковым и псаломщиком Стадником прибыл в Троицкое подворье на Самотёке, где тогда находился под домашним арестом патриарх Тихон. Обвинив Патриарха в необдуманной политике, приведшей к конфронтации Церкви с государством и к анархии в церковном управлении, группа потребовала, чтобы он временно отказался от своих полномочий[66]. По некотором размышлении Тихон подписал резолюцию о временной передаче церковной власти с 16 мая митрополиту Ярославскому Агафангелу. 14 мая в «Известиях» было напечатано подписанное епископом Антонином Грановским и рядом священников воззвание «Верующим сынам православной церкви России», говорившее о необходимости проведения нового Поместного собора для преодоления церковной разрухи, вина за которую всецело возлагалась на патриарха Тихона: «Верхи священноначалия держали сторону врагов народа. <…> Руководимая высшими иерархами гражданская война церкви против государства должна быть прекращена»[67]. Воззвание Антонина и иже с ним было опубликовано также в большевистской газете «Правда», где его сопровождала статья от редакции «Церковная демократия против церковного феодализма», заканчивавшаяся словами: «<…> нужно приветствовать шаг церковной демократии, срывающей все личины с жадных святейших персон»[68].

15 мая депутация обновленцев была принята председателем ВЦИК Михаилом Калининым, и на следующий день было объявлено об учреждении нового Высшего церковного управления (ВЦУ). Последнее полностью состояло из сторонников обновленчества; первым его руководителем стал епископ Антонин (Грановский), возведённый в сан митрополита. На следующий день власти, чтобы облегчить обновленцам задачу овладения властью, перевезли патриарха Тихона в Донской монастырь в Москве, где он находился в строгой изоляции. К концу 1922 года обновленцы смогли занять две трети из 30 тысяч действовавших в то время храмов. Так начался так называемый обновленческий раскол, который до определённого времени поддерживался органами государственной власти РСФСР и СССР. Церковная структура («староцерковники»), возглавляемая патриархом Тихоном, оказалась вне закона.

Второй Поместный всероссийский собор (первый обновленческий), открывшийся 29 апреля 1923 года в Москве, в храме Христа Спасителя, высказался в поддержку советской власти и 3 мая вынес решение о лишении сана «бывшего патриарха Тихона», а также лишении его монашества:

<…> Священный Собор Православной Церкви 1923 года осуждает контр-революционную борьбу и её методы — методы человеконенавистничества. В особенности Собор 1923 года скорбит об анафематствовании Советской власти и всех, её признающих. Собор объявляет анафематствование не имеющим никакой силы. 2. Собор 1923 года осуждает всех тех, кто шёл этим путём и других вёл за собой. И прежде всего это касается ответственного руководителя всей церковной жизнию — Патриарха Тихона, так как патриарх Тихон вместо подлинного служения Христу служил контрреволюции и этим, как лицо, которое должно правильно вести всю церковную жизнь, ввёл в заблуждение широкие церковные массы, то Собор считает Тихона отступником от подлинных заветов Христа и предателем Церкви. На основании церковных канонов сим объявляет его лишённым сана и монашества и возвращённым в первобытное мирское положение. Отныне патриарх Тихон — мирянин Василий Беллавин[69][70].

4 мая 1923 года, согласно сообщению «Известий»[71], постановление Собора было вручено лично Тихону.

По своём освобождении 26 июня 1923 года принял участие в похоронах настоятеля храма святителя Николая в Клённиках Алексия Мечёва.

1 июля Тихон издал специальное послание, а 15 июля того же года сделал с амвона собора Донского монастыря публичное заявление о своём возвращении к церковному управлению всею Российскою церковью и признании ничтожными всех действий обновленческого ВЦУ и ВЦС[72].

Бывший тогда председателем Московского епархиального совета Василий Виноградов (впоследствии протопресвитер РПЦЗ), будучи в эмиграции, свидетельствовал в своей книге:

«Покаянное заявление» Патриарха, напечатанное в советских газетах, не произвело на верующий народ ни малейшего впечатления. Без малейшей пропаганды весь верующий народ, как один человек, каким-то чудом Божиим, так формулировал своё отношение к этому «покаянному заявлению»: «Это Патриарх написал не для нас, а для большевиков». «Собор» же 1923 г. ни на один момент не имел для верующего народа ни малейшего авторитета: все хорошо понимали, что вся затея этого «собора» просто проделка Советской власти, никакой церковной значимости не имеющая. В результате своего просчёта Советская власть очутилась перед совершенно неожиданным для неё фактом: подавляющая масса верующего народа открыто приняла освобождённого Патриарха как своего единственного законного главу и руководителя, и Патриарх предстал пред глазами Советской власти не как возглавитель какой-то незначительной кучки верующих, а в полном ореоле фактического духовного вождя верующих народных масс[73].

Освобождение из-под стражи и в особенности то обстоятельство, что Тихон начал совершать богослужения, на которые стекались большие массы народа, вызвали обеспокоенность в среде обновленческого руководства. Под опубликованным 6 июля 1923 года материалом «Новое воззвание Тихона» (содержал извлечение из послания мирянам, якобы выпущенного «бывшим патриархом Тихоном», в котором вновь выражалась его «провинность перед народом и Советской властью» и осуждались действия «проживающих в России и за границей злоумных противников» её[74]) была помещена подборка мнений обновленческих деятелей[75], которые выражали мысль, что теперь Тихон должен признать также и законность постановления «II-го поместного всеросс. собора» (то есть своё низложение), а новый председатель ВЦС митрополит Одесский Евдоким (Мещерский) комментировал:

В бытность мою в Москве на всероссийском церковном соборе в кулуарах высказывалось предположение о том, что Тихон после того, когда карты его оказались раскрытыми, в значительной мере обезврежен. Однако мы не полагали, что Верховный суд проявит такое гуманное отношение к ярому врагу Советской власти. Для «Живой церкви» освобождённый Тихон также не страшен, так как контр-революционная часть духовенства после отречения Тихона от контр-революционных идей также поспешит от него отмежеваться. Для остатков «тихоновщины» освобождение Тихона, в смысле усиления реакционной части церкви, значения иметь не может. <…>[75]

Бывший же ранее председателем ВЦС митрополит Антонин (Грановский) в своём «разъяснении тихоновского обращения»[76] характеризовал поведение Тихона после освобождения как «бесцерковную, гордую, чванную, самолюбовательную, раздорническую, спесивую манифестацию».

Основываясь лишь на устном обещании свободы действий, не имея канцелярии, Патриарх пытался организовать общецерковное управление: был созван Временный Священный синод из трёх архиереев: архиепископа Тверского Серафима (Александрова), архиепископа Уральского Тихона (Оболенского) и викарного епископа Илариона (Троицкого); восстановлена деятельность прежнего состава московского Епархиального совета под председательством профессора протоиерея Василия Виноградова, принимавшего также участие и в некоторых заседаниях Синода.

Проходившее в Москве 10—18 июня 1924 года «Великое предсоборное совещание» обновленцев, которое избрало своим почётным председателем Вселенского патриарха Григория VII (тогда склонялся на сторону обновленцев под давлением кемалистов и был представлен в Москве архимандритом Василием Димопуло), на основании признания обновленческого Синода восточными патриархами вынесло заключение: «Отныне бывший Патриарх Тихон — глава секты»[77].

Патриарх Тихон и митрополит Пётр (Полянский) (слева)

9 декабря 1924 года при попытке разбойного нападения на дом патриарха в Донском монастыре был убит Яков Полозов — весьма близкий патриарху человек, бывший его келейником с 1902 года. Это произвело на патриарха гнетущее впечатление; он настоял, несмотря на сопротивление властей, на том, чтобы Полозов был похоронен на территории Нового Донского кладбища (могила вскоре была перенесена по инициативе родственников с территории Нового Донского кладбища к внешней стороне южной стены Малого Донского собора ввиду начавшегося строительства Донского крематория).

13 января 1925 года переехал в клинику Бакуниных (Остоженка, 19); но продолжал регулярно совершать богослужения в московских храмах. Последнее богослужение — хиротония епископа Сергия (Никольского) в храме Большое Вознесение 23 марта (5 апреля) 1925 года, за два дня до смерти.

28 февраля 1925 года патриарх Тихон обратился в НКВД с новым ходатайством о регистрации Священного синода в составе: патриарх Московский и всея России Тихон — председатель, митрополит Нижегородский Сергий (Страгородский), митрополит Уральский и Николаевский Тихон (Оболенский), митрополит Тверской и Кашинский Серафим (Александров), митрополит Крутицкий Пётр (Полянский), епископ Херсонский и Одесский Прокопий (Титов), временно управлявший Самарской епархией епископ Мелитопольский, викарий Таврической епархии Сергий (Зверев). Ходатайство удовлетворено не было[78].

25 марта (7 апреля) 1925 года, в праздник Благовещения, патриарх скончался на 61-м году жизни — по официальным данным, от сердечной недостаточности[79] (мнение, что он мог быть отравлен, не имеет официального подтверждения[80]).

Характерно, что за семь лет своего патриаршества он совершил 777 литургий и около 400 вечерних богослужений. То есть получается, что он служил примерно каждые два-три дня…[81]

Чин погребения был совершён 30 марта (12 апреля) 1925 года, в Вербное воскресенье, в Донском монастыре; участвовали 56 архиереев и до 500 священников, пели хоры Чеснокова и Астафьева. Был похоронен с внутренней стороны южной стены трапезной Малого Донского собора. В день погребения патриарха Тихона состоялось совещание собравшихся на его отпевание архипастырей, на котором обязанности патриаршего местоблюстителя возложены были на митрополита Крутицкого Петра (Полянского).

15 апреля «Правда» и «Известия» опубликовали «Предсмертное завещание» от имени покойного патриарха[82], якобы подписанное им в день своей смерти (существует в разных редакциях, которые готовились в ведомстве Евгения Тучкова); вопрос о его подлинности, которая сразу же была поставлена под сомнение[83], до конца не разрешён[84].