Саят-Нова

Исследователи указывают разные даты рождения поэта — 1712, 1717, 1722 года[14]. По предположению его первого биографа Геворка Ахвердяна, он родился в 1712. Поэт Ованес Туманян указывал 1713. Паруйр Севак считал, что наиболее вероятный год его рождения — 1722. По доказательным исследованиям редактора-составителя его стихов Генриха Бахчиняна, 4 июля 1722 года считается окончательно доказанной датой рождения Саят-Новы.

Саят-Нова родился в бедной ремесленнической семье[3][8], при крещении получил имя Арутюн Саядян (на тифлисском диалекте армянского языка — Арутин). Его отец, Махтеси Карапет Саадян в молодые годы жил в Алеппо, а мать — Сара, родом из Санаина (село на севере Армении, известно своим средневековым монастырем), жила в армянском квартале Тифлиса — Авлабаре[14], тогдашней армянской окраине города. Там же жила потом семья родителей поэта. Отец был глубоко верующим человеком: приставка Махтеси к его имени означала, что он совершил паломничество в Иерусалим[14].

Единого мнения о месте рождения поэта нет, но считается, что Саят-Нова родился и вырос в Тифлисе[3][15]. Об этом же он сам пишет в своей азербайджанской песне:

«Где ж родился Саят? Сказал тот — Хамадан,
Этот — Инд. Нет, отец мой из дальних был стран:
Жил в Алеппо; а мать — авлабарка; мне дан
Свет в Тбилиси — свою в нём нашёл я судьбу»[15].

(перевод К. Липскерова).

Со временем стали известны свидетельства грузинского царевича, члена Российской академии наук, Теймураза Багратиони (1782—1846): Саят-Нова «был родом из Санаина — села удельного имения царевича Георгия, из армян, проживавших в Грузии». Со слов Теймураза, будущий поэт был крепостным отца Теймураза, Георгия (позднее — грузинского царя Георгия XII). По мнению М. Асратяна, будущий поэт действительно мог родиться в Санаине, откуда, вероятно, происходила его мать, крепостная царевича Георгия. Однако «как личность, как деятель, как певец при грузинском дворе, Саят-Нова с полным правом должен был считать себя тбилисцем, независимо от того, родился он в Тбилиси или же в Санаине»[16].

В одной из своих песен на азербайджанском Саят-Нова пишет:

Саят-Нова в вере тверд, он армянин …[17]

Рукопись «Книги скорбных песнопений» армянского поэта X—XI веков Григора Нарекаци, переписанной Саят-Новой в 1766 году

С детства мальчик проявлял необычайные способности и тягу к музыке и стихосложению. В детстве он начал писать свои первые стихи, учился играть на восточных музыкальных инструментах (особенно на кеманче[11]), сочинял песни на собственные стихи. В авторском примечании к армянской песне «Красавица, певца Шахатаи ты унижать не станешь…» он пишет:

«Я, сын махтеси Арутин, сызмальства до 30-ти лет занят был всякими песнями, а споспешествованием святого Карапета научился играть на каманче, чонгури и амбуре».

Исследователями по-разному толкуется значение, используемого Саят-Новой, слова «Шахатаи» — то как древнеперсидская мелодия, то как символ высшего духа или божества. По мнению некоторых исследователей, возможна этимологическая связь этого слова с именем шаха Хатаи, основоположника династии Сефевидов, которого ашуги XVII—XVIII вв. обожествляли как покровителя ашугской поэзии[18].

Существуют различные, иногда противоречащие мнения по поводу степени грамотности и образования поэта. Однако эти мнения не подкреплены фактами. Не сохранилось каких либо свидетельств по поводу образования Саят-Новы. Единственным основанием для исследований служит рукописный сборник стихов. Орфографические и грамматические ошибки, которые исследователи находили в нём, говорят о том, что, скорее всего, он не получил систематического школьного образования (Г.Асатур, П.Севак). По другой версии (Налбандян В. С.), считается, что начальное образование он получил в раннем детстве в какой-либо армянской или грузинской монастырской школе. Саят-Нова владел закавказскими языками — армянским, грузинским, азербайджанским, их диалектами, а также фарси, и белуджским.

Однако его одарённость не сулила заработков, их семья жила бедно, и Арутюна ещё в детстве отдали учиться ремеслу ткача. По мнению Георга Ахвердяна, и в этом проявилась гениальность Саят-Нова. Он изобрёл портативный ткацкий станок, благодаря которому получил возможность заниматься ремеслом дома. В то время ткачи работали на улице — громоздкие станки занимали много места. В дальнейшем, на протяжении всей своей жизни в миру, он кормил семью именно ткачеством.

Георг Ахвердян считал, что, как и многие ремесленники-ашуги, Арутюн стал интересоваться песнями уже в годы обучения ткацкому ремеслу[14].

Морис Фаббри. Обложка первого издания поэмы Бориса Серебрякова «Саят-Нова» (Баку, 1928)

Саят-Нова оставил ткацкое ремесло и стал ашугом, несмотря на то, что заработок у представителей этой профессии был очень нестабильным. Всё больше времени он посвящал народному просвещению, как певец-поэт. В стихотворной форме на трёх языках он воспевал начала жизненной мудрости, морали, осуждал распущенность и спесивость «сильных мира сего», осуждал социальную несправедливость[12], однако главная тема его поэзии — любовь[4][8]. Интересно то, что его песни на разных языках ни смыслом, ни формой никогда не повторяли, а лишь дополняли друг друга. Для творчества Саят-Новы характерны самобытность музыкального языка, синтез армянского мелоса с ритмическими элементами музыкальных традиции других народов Востока[11]. Творчество Саят-Новы было тесно связано со средневековой азербайджанской ашугской поэзией[19].

«Я — Саят-Нова!» — так он назвал сам себя. Значение этого имени стало поводом для споров, исследователями было предложено множество вариантов: «Знаменитый охотник», «Новый учитель», «Царь песнопений», «Владыка музыки», «Похититель сердец песней», «Ловец мелодий»[20]. Все они были отвергнуты, и наиболее верным и приемлемым стала считаться этимология «Внук Саяда» или «Саядян». Однако народ и сейчас называет Саят-Нову «Царь песнопений».

Саят-Нова, по единодушным свидетельствам современников, был несравненным музыкантом и певцом с чарующим голосом. По мнению поэта Паруйра Севака, который получил сразу докторскую степень за кандидатскую диссертацию «Саят-Нова», его талантов хватило бы на шестерых — композитора, музыканта, певца и трёх поэтов.

В дошедшем до нас Давтаре (рукописном сборнике стихов) поэта самая ранняя его песня «Дитя океана! Мой перл! Для тебя…» на азербайджанском языке и датирована 1742 годом[20]. К ней сделана приписка: «Эту гафию сочинил Арутин, кто её выучит, тому будет отпущение грехов. Аминь. 1 июня 430 г. по хроникону»[20]. А самая первая песня написанная по-армянски «Как соловей, томилась ты…» 1752 года[16].

Уровень мастерства ашуга выявлялся на соревнованиях. Соревновательным инструментом ашуга была эрудиция, загадки и языковые каверзы. Победой считалось нанести удар своему конкуренту каверзным вопросом в людном месте. Саят-Нова был мастером словесной эквилибристики. Существует предание, будто один чужеземный ашуг спросил поэта по-азербайджански, знает ли он такого известного ашуга — Саят-Нову, с которым он приехал соревноваться. Саят-Нова ответил ему на том же языке: «Не знаю, не видел, не знаком» («Бильманам, горманам, танманам»). Те слова с другим ударением означали совсем иное: «Знай, это я; посмотри, это я; узнай, это я». Но чужеземец не понял ответа и сказал: «Я не верю твоим ответам, ибо все его знают и прославляют». Тогда Саят-Нова отвечает: «Инан-манам» («Верь, это я»). Постигнув смысл, догадавшись, что перед ним Саят-Нова, соперник пристыженный, убрался восвояси[16].

Мастер-ашуг, каким, безусловно, был Саят-Нова, использовал при записи своих произведений все известные ему азбуки. В вопросах терминов он позволял себе вольности, которые были понятны современникам Саят-Новы, но стали загадкой для потомков, так как были выдуманы самим мастером.

Грампластинка с армянской мелодией «Эшхемед» (От любви к тебе) ашуга Саят-Новы в исполнении Семёна Каспарова (соло на таре), 1937 год

В правление царя Ираклия II[8] Саят-Нова был крепостным у царевича Георгия и входил в его свиту. Существует версии знакомства поэта и царя. По одной из них, Саят-Нову выкрали дагестанцы во время набега на Тифлис, а Ираклий II смог его выкупить в Турции, на традиционном работорговом рынке, или же по пути туда. Тогда Саят-Нова либо был уже известным ашугом, либо Ираклий II стал первым, кто оценил его талант надлежащим образом и ввёл в свой двор. По другой версии, Саят-Нова мог участвовать в восточном походе Надир-шаха в свите Ираклия II, так как в стихах поэт говорит про Афганистан и Белуджистан как очевидец (И. Степанян). Существует также предание, согласно которому грузинский царь призвал музыкантов в меджлис на состязание. Был приглашён и Саят-Нова[21].

После знакомства Царь пригласил Саят-Нову к себе придворным поэтом и сазандаром. Именно с него началась традиция грузинского ашугства, так как до этого времени при дворе было принято петь на фарси — наиболее распространённом языке персидской ашугской школы.

Поначалу царь Ираклий был очень доброжелателен и благосклонен с Саят-Новой. Сам ашуг рассказывал, что перед ним не только были открыты все двери, его не только приглашали ради острословия, он также принимал участие в мирских делах. В каких точно — доподлинно не известно, хотя есть сведения, что Ираклий II отправлял его в Турцию с дипломатической миссией (И.Степанян). По свидетельствам известного литературоведа 2-й половины XIX и 1-й четверти XX столетия Мтацминдели (литературный псевдоним Захария Чичинадзе), царь оставил без внимания жалобу князей на едкий стих Саят-Новы про крепостничество и их просьбу запретить ему писать.

Но несмотря на ум и талант поэта, на благосклонное отношение царя, его жизнь не была беззаботной. Завистливые и напыщенные придворные, бездарные поэты, часто из знатных родов, высмеивали происхождение простолюдина, старались принизить, оговорить его, лишь бы только избавиться от талантливого, но дерзкого крепостного. Слово было его ремеслом, и спровоцировать его на соответствующую реакцию едкой сатирой было очень легко. В конце концов из-за столкновения со знатью Саят-Нова был изгнан из царского дворца[3].

Также, изгнание поэта связывают с любовью к сестре Ираклия II царевне Анне (Г.Асатур, П.Севак, Г.Бахчинян). Будто бы об этом свидетельствует обилие любовной лирики, которая, как считается, воспевает любовь поэта именно к этой женщине (сам поэт указывает на неё в поэзии). Но свидетельств современников нет, потому как никто из них не знал об этом романе. Эта версия кажется некоторым учёным сомнительной[22], похожей на месть простолюдина аристократу. Но Саят-Нова, будучи человеком высоконравственным, едва ли мог отблагодарить своего покровителя недостойным и пренебрежительным для Востока поведением (И.Степанян). По другой версии (А.Асланян), этой женщиной была дочь Ираклия II. Существует версия, что ею была некая армянка-католичка Талита[22]. Но в любом случае, кем бы ни была эта таинственная женщина, большинство исследователей склоняются к тому, что трагическая любовь наложила отпечаток на его судьбу.

Версия об изгнании ашуга только из-за любви к женщине не всём учёным кажется правдивой, ведь через 2-3 года Ираклий ІІ снова вернул его ко двору. Скорее всего, эта история стала известна царю через годы и, возможно, стала главной причиной окончательного отдаления Саят-Новы от двора и последующих преследований. После изгнания душевные мучения поэта усиливаются, он драматически переживает разлуку с любимой.

Могила Саят-Новы справа от входа в собор Св. Геворга в Тбилиси

В отношениях между придворными и Саят-Новой, беспощадно критиковавшем их, ничего не изменилось и после возвращения ашуга к двору. Но в этот раз Ираклий II, попавшись на крючок интриг, не дал поэту даже оправдаться и окончательно изгнал его. Враги Саят-Новы добились большего — они убедили Ираклия силой постричь поэта в монахи. Его выслали в армянскую церковь Анзали, в Персидской провинции Гилян, где он принял духовное имя Степанос.

Могила

Спустя некоторое время Саят-Нове позволили вернуться в Грузию. Он продолжил службу в храме святого Карапета приходским священником в посёлке Закаталы. Но его несчастья не закончились. В 1768 году умерла любимая жена Мармар Шахвердян[23], подарившая ему двух сыновей, Огана и Меликсета, и дочерей — Сару и Мариам[23]. Ему был пожалован сан вардапета (учёного монаха), но в том же году[3] он был выслан в Ахпатский монастырь в Лори, в северную Армению. Согласно другой версии, поэт сам отказался от светской жизни и постригся в монахи после траурных дней[23].

Несмотря на строгие правила монашеской жизни Саят-Нова продолжил свою творческую деятельность. Не прекратил он и контактов с внешним миром и своими слушателями, продолжая соревноваться в ашугском мастерстве.

В сентябре 1795 года, узнав о наступлении персидского шаха Ага Мохаммед Шаха Каджара на Грузию и его приближение к Тифлису, Саят-Нова спешно отправился из монастыря в столицу, где находились его дети, и успел отправить их на Северный Кавказ, в Моздок. Сам он остался в Тифлисе. Персидские войска ворвались в город, грабя и убивая жителей. Вместе со многими другими христианами Саят-Нова искал приют в церкви святого Геворга под Мец Бердо. Солдаты Ага-Мохаммед Шаха застали его там во время молитвы, когда по легендам потребовали выйти из церкви и отречься от своей веры. Но Саят-Нова отказался и погиб[3] под ударами персидских сабель[16][24]. Согласно другой версии поэт был убит не в Тифлисе[3], а в монастыре Ахпата[23].