Терроризм и коммунизм (Троцкий)

«Терроризм и коммунизм» — книга, написанная наркомвоенмором Львом Троцким в вагоне своего бронепоезда и впервые опубликованная во время Гражданской войны, в 1920 году. Являлась ответом на одноимённый труд Карла Каутского, назвавшего в 1919 году советский большевистский режим «казарменным социализмом». В своём ответе Троцкий пытался обосновать Красный террор и отсутствие парламентаризма в РСФСР: приведённые им аргументы позже неоднократно использовались для оправдания политических репрессий. Единственная работа Троцкого, удостоившаяся похвалы Иосифа Сталина. Переведена на многие языки мира.

Терроризм и коммунизм:
Анти-Каутский
нем. Terrorismus und Kommunismus: Anti-Kautsky

Обложка первого издания, 1920
Жанр публицистика, политика
Автор Троцкий Л. Д.
Язык оригинала немецкий
Дата написания 1919—1920
Дата первой публикации 1920
Издательство Государственное издательство (1920)
 Медиафайлы на Викискладе

Предыстория

«Диктатура пролетариата» и начало дискуссии

В августе 1918 года, меньше чем через год после Октябрьских событий в Петрограде, Карл Каутский опубликовал в Вене брошюру «Диктатура пролетариата»: в ней большевики обвинялись в разжигании Гражданской войны в России из-за неспособности соблюдать нормы всеобщего избирательного права[1]. В брошюре также утверждалось, что единственным способом действенно контролировать рост бюрократии и милитаризма в стране является парламентская демократия, основанная на свободных выборах — Владимир Ленин же обвинялся Каутским в отступлении от демократической практики в пользу ограниченного электората[2].

Лев Троцкий (около 1920)

Большевики, стремившиеся в тот период к широкой международной поддержке со стороны социалистов всего мира и началу Мировой революции, резко раскритиковали работу Каутского, расценив её как «предательство»[3]. Ленин спешно отреагировал на заявления Каутского, выпустив свою брошюру «Пролетарская революция и ренегат Каутский», написанную в октябре-ноябре 1918 года[4]. В ней глава СНК говорил о «позорном банкротстве Второго Интернационала»[5] и о лишении Каутским марксизма «революционного живого духа», свойственного данной идеологии[6] — при этом Ленин апеллировал к авторитету Фридриха Энгельса, утверждавшего, что пролетарская революция невозможна без насильственного разрушения «государственной машины»[7]:

Диктатура — это правило, основанное непосредственно на силе и не ограниченное никакими законами.

«Терроризм и коммунизм» Каутского (1919)

Карл Каутский, которого на рубеже XIX—XX века называли «Папой Римским марксизма», ответил на критику Ленина в 1919 году выпуском новой книги, озаглавленной «Терроризм и коммунизм». В ней он писал об ухудшении политической ситуации в Советской России и начале «братоубийственной войны»[8]. Каутский также стремился провести историческую параллель между Русской революцией 1917 года и Великой французской, с последовавшими за ней террором и военной диктатурой Наполеона[9]. Для описания складывавшейся в РСФСР политической системы Каутский впервые использовал термин «казарменный социализм» (нем. Kasernensozialismus)[10].

Каутский К. «Терроризм и коммунизм» (1919)

В заключительном разделе «Терроризма…» — озаглавленном «Коммунисты за работой» — Каутский утверждал, что социальная катастрофа, последовавшая за Первой мировой войной, была непосредственной причиной Русской революции. Большевики же, по его мнению, лишь воспользовались анархией в стране, захватив при помощи пролетариата власть в промышленных городах[11] — подобное мнение разделяло в тот период множество социал-демократов[12]. Последовавшая за этим массовая экспроприация предприятий, продолжал Каутский, не могла привести к успешному построению социализма, поскольку Великая война практически уничтожила «дисциплинированный и высокоинтеллектуальный рабочий класс», сохранив лишь «самых невежественных» его представителей[13][14]. Закономерным результатом всего этого стал экономический крах и «примитивная» жажда мести со стороны рабочих[15]:

Большевизм победил в России, но социализм потерпел там поражение[16].

Персональную ответственность за Октябрьский переворот и последовавший за этим разгул насилия, сопровождавшийся поиском «саботажников», Каутский возложил на лидера большевиков Льва Троцкого. По мнению Каутского РСФСР перешла к построению не социализма, а «государственного капитализма»[17][14]. Теоретик марксизма прогнозировал, что применение силы и диктаторские методы работы, приведут в конечном итоге к некой новой угнетающей общественной системе.

Как ответ на эти суждения (о том, что цель не оправдывает средства[18]) одного из лидеров мирового коммунистического движения, к которому Троцкий до 1917 года относился с почтением, и появилась данная работа Троцкого, ради которой он — несмотря на активно шедшую Гражданскую войну — даже обращался за помощью в поиске статистических данных[19][20][21]:

Поводом к этой книге послужил ученый пасквиль Каутского того же наименования.


Описание

Создание своей «ответной» книги — писавшейся одновременно с серией статей на ту же тему[19] — Троцкий закончил в конце мая 1920 года[22] и уже в августе её немецкий перевод был опубликован в Гамбурге издательством западно-европейского секретариата Коминтерна с подзаголовком «анти-Каутский». По воспоминаниям самого наркома, данный текст создавался им в своём бронепоезде, во время многочисленных поездок по фронтам Гражданской войны (особенно, польской кампании). Ретроспективно Троцкий даже объяснял «суровость тона» данного произведения местом и временем написания[23].

Ответ Карлу Каутскому был разделен на девять глав, с введением и эпилогом. В первом разделе книги, состоявшем из четырёх глав, рассматривались практические вопросы удержания политической власти в Советской России. Следующий раздел, содержащий отсылки к Карлу Марксу, был посвящён сравнению Парижской коммуны и Русской революции. Далее следовали две главы о конкретной политической и экономической политике Советской власти в период продолжающегося на тот момент военного коммунизма, а также прямая полемика с книгой Каутского («Карл Каутский, его школа и его книга»)[24].

В предисловии автор обращал внимание как на условия написания произведения, так и давал общую оценку ситуации в РСФСР к 1920 году:

Как только ослабело военное давление… во всей стране произошел поворот в сторону хозяйства… Несмотря на все политические испытания, физические бедствия и ужасы, трудящиеся массы бесконечно далеки от политического разложения, нравственного распада или апатии. Благодаря режиму, который хотя и наложил на них большие тяготы, но осмыслил их жизнь и дал ей высокую цель, они сохраняют исключительную нравственную упругость и беспримерную в истории способность сосредоточения внимания и воли на коллективных задачах.

Категорически не принимая критику Каутского, которую Троцкий считал «направленной против революционной решительности», нарком всё же вынужден был констатировать общее ухудшение хозяйственной ситуации в стране — хотя и пытался объяснить её с позиций марксизма:

Правда, мы живем в обстановке тяжкого хозяйственного упадка, истощения, бедности, голода… Каждое классовое общество (рабское, феодальное, капиталистическое), исчерпав себя, не просто сходит со сцены, а насильственно сметается путем напряженной внутренней борьбы, которая непосредственно причиняет участникам нередко больше лишений и страданий, чем те, против которых они восстали.

Предисловие заканчивается постскриптумом от мая 1920 года, в котором — в связи с Советско-польской войной — утверждается, что «/Юзеф/ Пилсудский воюет не только за земли польских магнатов на Украине… но и за парламентарную демократию, за эволюционный социализм, за II Интернационал, за право Каутского оставаться критическим приживальщиком буржуазии».

«Вместо послесловия» к книге Троцкий в семи абзацах выступил с критикой тех политиков, которые выразили своё согласие с позицией Каутского (прежде всего Жана Лонге и Филиппо Турати) и обозначил ближайшую политическую цель международного коммунистического движения: под таковой понималось прежде всего изгнание «открытых и замаскированных каутскианцев» из рядов рабочей партии.

Критика

Одобрение Сталина и Зиновьева

И. Сталин читает (1920—1930-е)

Иосиф Сталин, внимательно ознакомившись с книгой, похвалил её — несмотря на имевшие место уже в тот период сложные отношения с автором (см. Царицынский конфликт). Причём это была единственная книга Троцкого, которая вызвала позитивный отклик Сталина: его личный экземпляр был испещрён одобрительными пометками: «так», «метко» и «в этом вся суть»[25]. По мнению Жореса и Роя Медведевых, слова о безграничном господстве и непререкаемой дисциплине, встречавшиеся в книге, «одинаково ласкали тогда слух как Троцкого, так и Сталина»[26][27]. Особенно Сталину понравился вывод о том, что партия может осуществить революционное господство пролетариата без блоков с другими социалистическими партиями[28][25][29].

В ноябре 1924 года, несмотря на уже начавшуюся «литературную дискуссию с троцкизмом», оппонент Троцкого Григорий Зиновьев продолжал называть работу «Терроризм и коммунизм» — обозначая её как «книгу о Каутском» — «блистательной». Значительно меньшее впечатление на председателя Ленсовета произвели две последующие работы Троцкого: «Новый курс» и «Уроки Октября»[30].

Мнение Шахтмана

По мнению троцкиста Макса Шахтмана, Троцкий в данной работе отвечал на два основных вопроса о политической тактике большевиков: на вопрос о революционном захвате власти и на вопрос о «методах построения социализма»[3]. Шахтман считал, что Троцкий последовательно обосновывал факт, что «особые обстоятельства» сделали Россию достаточно зрелой для социалистической революции — в то же время нарком признавал, что «отсталая аграрная нация… не созрела для построения социалистического общества»[31]. Для строительства социализма в России Троцкий рассчитывал на помощь со стороны соседних развитых индустриальных стран и потому революция в Европе рассматривалась всеми большевиками «как единственное спасение русской революции». Для ускорения европейской революции нарком предлагал скорейшую реорганизацию социалистических партий континента по большевистской модели — то есть с отделением радикального левого крыла от либерально-пацифистского центра и правого фланга[31].

Трудовые армии: пахотные работы на танке Mark V

В вопросе о социалистической реорганизации российской экономики Троцкий обобщил опыт военного коммунизма с его «трудовыми армиями» и призвал европейцев последовать примеру РСФСР[32][33]. В связи с установлением в 1921 году в Советской России «Новой экономической политики» (НЭПа) эта часть книги была признана Шахтманом «анахронизмом», связанным с Гражданской войной [34].

Анализ Кней-Паца

Профессор Барух Кней-Пац утверждал, что Троцкий в данной работе защищал использование Советским правительством террора против врагов революции: в принципе Троцкий не отвергал «святости человеческой жизни», но она не была для него «абсолютной ценностью, которая бы затмевала все остальные». По мнению Кней-Паца, нарком рассматривал «взятие человеческой жизни» не только как необходимое зло, но и как «целесообразный, во время революции, акт»[21].

Кроме того, Троцкий оправдывал использование методов террора против врагов революции тем, что подобная практика направлялась и контролировалась «рабочим классом», а не небольшой группой лиц, стоявших во главе партии. Использование же парламентской демократии было отвергнуто Троцким, назвавшим призывы к ней «фетишизмом»: по его мнению, парламентаризм был не более чем вымыслом, используемым в капиталистических обществах для маскировки власти буржуазии. Только диктатура пролетариата могла направить государственную власть на подавление своих оппонентов и тем самым проложить путь для социальных преобразований[35][18].

В итоге для Троцкого, согласно Кней-Пацу, применение насилия и террора было как необходимым, так и неизбежным в период революционного перехода от капитализма к социализму[36]. Эта мысль из книги революционера уже в XXI века была использована немецким политологом Хансом Майером как доказательство установление в постмонархической России — наряду со многими другими странами Европы — авторитарного режима[37]:

Человек, отвергающий диктатуру пролетариата и социалистическую революцию, ставит крест на социализме.

Мнение биографов Троцкого

В целом разделяя суждения профессора Кней-Паца, биографы Троцкого Юрий Фельштинский и Георгий Чернявский называли обвинения в адрес наркома со стороны «осторожного и непредвзятого» Каутского вполне справедливыми. Троцкий же, по их версии, прибегал в ответ к «псевдотеоретическим разглагольствованиям», которые они сводили к четырём пунктам:

  1. цели и средства не связаны нераздельно друг с другом — различные классы общества могут использовать одни и те же практические средства (например, террор) для достижения совершенно разных целей;
  2. социализм не может быть построен без революционного насилия;
  3. все правительства прибегают к насилию для удержания власти;
  4. террор в России был развязан не большевиками, а контрреволюционерами[19].

Дмитрий Волкогонов обращал внимание на использование Троцким в адрес Каутского «личных оскорблений»: «лицемерный соглашатель», «недостойный фальсификатор», «пачкун», «круглый нуль» и так далее — которыми большевистские руководители (особенно Ленин) часто «награждали» своих политических оппонентов[38][39]. Волкогонов также фокусировал внимание читателей на существенном различии в позициях Троцкого и Каутского по вопросу об однопартийности в РСФСР, а также — по крестьянскому вопросу[27]. Волкогонов считал данную работу интересной с точки зрения выявления «взглядов радикального большевика на пути и задачи революции»[40] — нашедшие в дальнейшем своё практическое воплощение в создании трудовых армий[41]. В его интерпретации, в дискуссии Каутского и Троцкого выразилась «борьба двух начал — классового и общечеловеческого», которая позволяла глубже понять как эволюцию, так и «историческую неудачу» большевизма[42].

Автор многочисленных публикаций в социалистической прессе Эсме Чунара отмечала в 2008 году, что в своей книге Троцкий противопоставлял парламентскую систему, в которой «пассивные избиратели» иногда ходят на выборы и систему Советов, в которой «креативные» рабочие активно и непрерывно участвуют в политической жизни страны. Кроме того, она обращала внимание на то, что термин «терроризм» в понимании XXI века не имеет отношения к тому «государственному террору», о котором писал Троцкий — индивидуальные насильственные акты небольших групп как раз критиковались наркомом[43]; термин «терроризм»/«террор» скорее использовался как синоним «насилия» в целом[44].

Мнение Жижека

Философ С. Жижек (2015)

Философ Славой Жижек — в своём пространном[43] предисловии к одному из изданий книги, которую он считал «ключевой»[45] среди работ революционера, — писал, что Троцкий знал, как «быть твёрдым, как реализовывать террор и был в полной мере готов полностью перестроить жизнь» страны[46][47][48]. Комментируя теоретическую и практическую работу наркома, он приходил к выводу, что Троцкий и троцкизм как бы разрушали ложную дилемму: либо демократический социализм, либо сталинский тоталитаризм — создавая третий, альтернативный, путь в котором террор и однопартийность отличались от таковых при сталинизме[49]. «Настойчивость» же большевиков, отказавшихся признать поражение в начале Гражданской войны, Жижек относил к «основе их величия»[50][51]. Подобная интерпретация вызвала ответную критику уже в отношении позиции самого Жижека[47][48].

Влияние на другие работы

«Терроризм и коммунизм» Троцкого вызвал публичную реакцию Каутского: уже в августе 1921 году им была написана ещё одна брошюра «От демократии к государственному рабству: ответ Троцкому». В своём ответе Каутский обращал внимание на голод в Советской России, высокую смертность её населения, а также и на транспортные проблемы страны (разрушение железнодорожной сети). Каутский вновь вернулся к теме о «безрассудстве» большевиков — и Троцкого, в частности — спровоцировавших социалистическую революцию в стране, не приспособленной для этого ни экономически, ни интеллектуально[52]. Знакомство с этим ответом, возможно, предостерегло некоторых западных левых от вступления в коммунистические партии своих стран[25].

В защиту позиции Каутского в 1927 году выступил и социал-демократ Александр Потресов[20]. Его работа «В плену иллюзий» содержала суждение, что Каутскому в его заочной дискуссии с Троцким удалось доказать тот факт, что «диктатура пролетариата… изжила себя»[53]. Обвиняя большевиков в разгоне Всероссийского Учредительного собрания и «повальном уничтожении свобод», Потресов заключал, что большевизм показал свою враждебность «демократической гражданственности»[54] и тем самым встал на путь деспотии[55].

Аргументы Троцкого из «Терроризма и коммунизма» позже множество раз использовались большевистскими теоретиками и практиками для оправдания «кровавых репрессий» в отношении не разделявших их взглядов — включая и Большой террор[19].

Издания на русском языке

Оригинал на русском языке был выпущен в 1920 году отдельной книгой, распространявшийся среди красноармейцев и местного населения в местах стоянок бронепоезда Троцкого. Текст также появился и в двух выпусках (№ 10 и № 11) журнала Коммунистического Интернационала[56][57]:

Обложка американского издания (1922)

Переводы

«Терроризм и коммунизм» был переведён на множество языков. Уже в 1920 году были напечатаны и французский, латышский и испанский переводы. В следующем году книга появилась на английском в Великобритании (англ. The Defence of Terrorism: Terrorism and Communism. A Reply to K. Kautsky), болгарском, итальянском, финском и шведском языках. В 1922 году состоялось её первое американское издание — а также увидели свет переводы на идиш и литовский язык; украинское издание последовало в 1923 году. К 1989 году появились арабский, китайский, чешский, датский, греческий, японский, сербскохорватский и турецкий переводы[56]. В случае с китайской версией достоверно неизвестно был ли напечатан тираж[58].

Текст книги

Примечания

  1. J. H. Kautsky, K. Kautsky, 1964, с. xv—xvii.
  2. J. H. Kautsky, K. Kautsky, 1964, с. xvii—xviii.
  3. Shachtman, Trotsky, 1961, с. vii.
  4. Lenin, 1965, с. 227.
  5. Lenin, 1965, с. 229.
  6. Lenin, 1965, с. 227—231.
  7. Lenin, 1965, с. 237.
  8. Kautsky, 1921a, с. iv.
  9. Kautsky, 1921a, с. iii.
  10. Пайпс, 2005, с. [251].
  11. Kautsky, 1921a, с. 163.
  12. Отт, 1994, с. 158.
  13. Kautsky, 1921a, с. 167.
  14. Отт, 1994, с. 148.
  15. Kautsky, 1921a, с. 171.
  16. Каутский, 1991, с. 148.
  17. Kautsky, 1921a, с. 202.
  18. Gregor, 1982, p. 155.
  19. Фельштинский, Чернявский, 2012, с. [111].
  20. Волкогонов, 1998, с. 343.
  21. Knei-Paz, 1978, с. 248.
  22. Shachtman, Trotsky, 1961, с. 11.
  23. Shachtman, Trotsky, 1961, с. xxxvii.
  24. Shachtman, Trotsky, 1961, с. 3.
  25. Фельштинский, Чернявский, 2012, с. [112].
  26. Р. Медведев, Ж. Медведев, 2007, с. 601.
  27. Волкогонов, 1998, с. 347.
  28. Урилов, 2000, с. 46.
  29. Борев, 1991.
  30. Corney, 2015, с. 322, 340.
  31. Shachtman, Trotsky, 1961, с. viii.
  32. Shachtman, Trotsky, 1961, с. xiv.
  33. Service, 2009, с. 267—268.
  34. Shachtman, Trotsky, 1961, с. xv.
  35. Knei-Paz, 1978, с. 250.
  36. Knei-Paz, 1978, с. 251.
  37. Maier, 2004, с. 200, 211.
  38. Волкогонов, 1998, с. 342.
  39. Service, 2009, с. 267.
  40. Волкогонов, 1998, с. 347—348.
  41. Волкогонов, 1998, с. 350.
  42. Волкогонов, 1998, с. 352.
  43. Choonara, 2008.
  44. Gregor, 1982, p. 153.
  45. Žižek, 2007, с. ix.
  46. Žižek, 2007, с. viii.
  47. Saleth, 2009, с. 158.
  48. Blackledge, 2012, с. 12—13.
  49. Žižek, 2007, с. xxv.
  50. Žižek, 2007, с. ix—xii.
  51. Saleth, 2009, с. 155—156.
  52. Kautsky, 1921b, с. 5—6.
  53. Потресов, 1927, с. 12—13.
  54. Потресов, 1927, с. 50.
  55. Потресов, 1927, с. 45.
  56. Sinclair, 1989, с. 248—249.
  57. Фельштинский, Чернявский, 2012, с. [94].
  58. Pantsov, 2013, p. 30.

Литература

Книги
Статьи
This article is issued from Wikipedia. The text is licensed under Creative Commons - Attribution - Sharealike. Additional terms may apply for the media files.