Соцгород

26 октября 1929 года в стенах Госплана прошло рабочее совещание, на котором обсуждалось содержание опубликованных ранее и получивших широкую известность работ[комм. 1] Л. М. Сабсовича, выразивших позицию ВСНХ по индустриализации. Незамедлительно подключились Коммунистическая академия ЦК ВКП(б) и центральная пресса. Обсуждение предложений Л. М. Сабсовича стало в полной мере публичным. И всесоюзным. 31 октября, по инициативе Коммунистической академии, в её помещениях прошло заседание по докладу М. А. Охитовича, который был главным оппонентом Л. М. Сабсовича[21].

Концепция Л. М. Сабсовича и его сторонников («соцгород»; её сторонники наиболее известны как «урбанисты»; по мнению С. О. Хан-Магомедова, более правильно было бы говорить — сторонники компактного расселения) была наиболее проработанной и известной. М. А. Охитович разработал вторую по влиятельности концепцию («новое расселение»; её сторонники наиболее известны как «дезурбанисты»; по мнению С. О. Хан-Магомедова, более правильно было бы говорить — сторонники линейного расселения)[14][22][23]. Третья концепция была связана с воззрениями Н. А. Ладовского и его последователей из АРУ[14]. В дискуссии участвовал государственный деятель Н. А. Милютин[24][25].

В течение нескольких месяцев прошло несколько заседаний, посвящённых градостроительной дискуссии о расселении. Одно лишь заседание 20-21 мая 1930 года посетило более чем тысяча человек. В короткий срок на страницах печати появилось огромное число статей, проблемам градостроительства посвящались отдельные номера журналов, выходили книги, брошюры. Всех волновала проблема города будущего и организации жизни в нём, профессиональному сообществу хотелось иметь научно обоснованный план развития поселений, чтобы с наибольшей эффективностью использовать средства на строительство, государственным управленцам хотелось понять, как в городе будущего будет обеспечиваться социально-политическое управление и регулирование численности населения. В ходе дискуссии обсуждались первые конкурсные проекты[21][14].

Основными, практически не оспариваемыми всеми участниками дискуссии являлись утверждения, что новые пролетарско-индустриальные поселения должны быть совершенно иного вида, нежели существующие, они должны были заменить старые города, воплотить новые формы организации жизни людей в особых обобществлённых формах «нового быта» с регламентацией жизни, быть средой формирования «нового человека». Об отдельных городах аграрного типа преобладало отрицательное мнение: большинство участников считало, что либо новые города должны совмещать аграрное и промышленное производство, либо в качестве придатков города нужно предусматривать окружающие его совхозы[26].

Л. М. Сабсович. «Социалистические города». 1930 г. На обложке — проект жилкомбината ВОПРА для Сталинграда

За экономистом Л. М. Сабсовичем и его единомышленниками закрепилось обозначение «урбанисты», хотя оно довольно условно: на более последовательно-урбанистических позициях стояли, например, члены АРУ. Сам термин «соцгород» в 1929 году применялся в первую очередь к концепции «урбанистов». Концепция сформировалась под влиянием работ Ле Корбюзье, идей фаланстеров и домов-коммун, в том числе идей Н. С. Кузьмина, проектов братьев Весниных и т. д.[22][27][28]

В отличие от многих теоретиков Л. М. Сабсович подходил к проблеме не как сторонний наблюдатель, а как автор просталинской «гипотезы генерального плана построения социализма в СССР». Эта работа многими была встречена как утопическая. Но когда были опубликованы предварительные (завышенные) данные о выполнении первой пятилетки, прогнозы Л. М. Сабсовича стали казаться реалистичными. В такой обстановке всеобщего энтузиазма разрабатывалась концепция соцгорода, детально представленная в книге «Социалистические города»[22][29].

Сторонники этой концепции негативно относились к росту больших городов, считая, что они характерны для капитализма и приводят к ухудшению санитарно-гигиенических условий жизни. А в социалистическом государстве прогресс (развитие транспорта и связи, численное увеличение кадров высококвалифицированных культурных работников) должен был лишить крупные города преимуществ промышленных, торговых и культурных центров. Деревня, наоборот, должна была стремиться к укрупнению ради повышения эффективности сельского хозяйства. Благодаря этим тенденциям (децентрализация городов и укрупнение сельских поселений), различия между городом и деревней, о которых так много говорилось после Революции, постепенно стирались бы. Отсюда Л. М. Сабсович пришёл к необходимости изначально создавать поселения нового типа, в которых эти различия сошли бы на нет: такими ему видились соцгорода на 40-100 тысяч человек при крупных промышленных предприятиях и совхозах[22][29]. Размах строительства в представлениях Л. М. Сабсовича поражает: «снести с лица земли» все существующие города, сёла и деревни страны следовало за 20 лет, возводя им на смену соцгорода[22][29]. Но план Л. М. Сабсовича заключался не просто в строительстве новых городов, а в программе преобразования пространства всей страны и поиске формы новой социально-пространственной организации общества[28].

Стихийности основанных на «мелкобуржуазном индивидуалистичном быте» капиталистических городов противопоставлялось научно обоснованное проектирование и развитие в соответствии с планом. «Искусственно-техническая» организация процессов функционирования соцгорода подразумевала, что труд, быт, отдых следовало организовывать целенаправленно на основе расчётов, чтобы сформировать новые типы межличностных отношений и исключить любые неконтролируемые процессы жизнедеятельности. В эпоху веры в безграничные возможности стремительно развивающейся техники соцгород виделся своего рода «одним большим сложным производством»[30][31].

В соцгороде Л. М. Сабсовича нет улиц и кварталов. Это «единое» утопающее в зелени пространство, где задуманы многоэтажные (до 25 этажей) жилые дома, огромные парки, стадионы, станции водного спорта, удобные пути сообщения с промышленными территориями. В духе утопистов прошлого он предлагал разместить город на «компактной территории, представляющей собой неполные квадрат, круг, прямоугольник». Это замкнутая территория с хорошо ясными границами. Весь город мог состоять из 50-100 крупных зданий[32].

Структурной единицей соцгорода в этой концепции является большой дом-коммуна или жилой комбинат (из домов и корпусов меньших размеров с крытыми переходами) на 2-3 тысячи человек взрослого населения. Квартир, приспособленных для индивидуального хозяйства с собственной кухней, в нём не предусмотрено. Жилая часть — это комнаты на одного человека площадью 5-9 м² с умывальником. Супруги должны проживать каждый в своей комнате, но по их желанию их комнаты могут соединяться между собой дверью. Маленькую площадь комнат Л. М. Сабсович объяснял тем, что жильцы будут большую часть времени проводить в помещениях общественной части, а в комнаты возвращаться для сна, отдыха от коллектива и т. д. Кроме общественной столовой, в каждом доме есть библиотека, читальня, клубные комнаты, кабинеты для занятий, спортзалы и т. д.[22] В концепции Л. М. Сабсовича удельный вес жилищ снижен, как и значение их в обслуживании потребностей. Преобладающую часть строений, не считая строений производственного назначения, составляют здания и корпуса культурно-просветительного и спортивного назначения[22].

Много внимания Л. М. Сабсович уделил планируемой перестройке быта в сторону максимального обобществления[29]:

…для построения социалистического общества. Нужна еще культурная революция, — нужно совершенно переделать человека, а для этого необходимо совершенно изменить бытовые условия и формы существования человечества. Условия быта должны быть изменены прежде всего в том направлении, что должно быть уничтожено индивидуальное домашнее хозяйство, тот «домашний очаг», который всегда являлся и является источником рабства женщины.

— Л. М. Сабсович. Культурная революция и обобществление быта // СССР через 15 лет: Гипотеза генерального плана как плана построения социализма в СССР. — М. : «Плановое хозяйство» Госплан СССР, 1929. — 159 с.

Л. 3. Чериковер. План комнаты в 8 м² на одного трудящегося. Из материалов Сталинградстроя

Уничтожение «домашнего очага» выглядело следующим образом[22][29][33]:

• Предусмотрена развитая сеть общественного обслуживания. Приготовление пищи осуществляется на фабриках-кухнях, а питание в общественных столовых. Бани и прачечные тоже общественные. Предусмотрено полное обеспечение нужд трудящихся, выходящих из возраста обязательной трудовой повинности.
• Обобществление жилищ и системы обслуживания изымает из индивидуального распределения почти все предметы мебели, домашнего обихода. Мебель и постельное бельё — принадлежность комнат, предоставляемых трудящимся для жилья, посуда — принадлежность столовых и т. д. На долю индивидуального распределения приходится небольшое количество товаров народного потребления, например, одежда, галантерея, фотоаппараты и т. д.
• Большое внимание уделено «культобслуживанию». Потребности населения в культурном развитии должны были в ближайшие пятилетки возрасти по мере сокращения рабочего дня (до 5 часов, в дальнейшем до 3-4 часов в день), и увеличения продолжительности отпусков. Свободное время жители соцгорода посвящают отдыху, свободным занятиям наукой и искусством, всем видам спорта, разного рода развлечениям. Таким образом, понятие «профессия» перестаёт являться основной чертой, характеризующей трудящегося человека.
• Семья в её традиционном понимании исчезает. Место индивидуальной замкнутой семейной ячейки с обособленной жизнью занимает общий коллектив трудящихся. С ликвидацией семьи отпадает необходимость домашнего воспитания детей их родителями. Дети, ставшие «собственностью» государства, воспитываются коллективом вне всякого влияния традиционной семьи. Единомышленник Л. М. Сабсовича обосновывал это так: человеческий организм и психика — сложный аппарат, а родители далеко не все — врачи и педагоги. Сразу после рождения детей нужно помещать в «дома ребёнка». По мере взросления дети переселяются в «детские городки», затем в «школьные городки», которые могут не быть привязанными к месту проживания родителей, а располагаться в «наиболее здоровых местах», вдали от поселений взрослых. Воспитание школьников наиболее тесно увязано с производственными процессами и с наукой.
• Благодаря обобществлению быта, механизации уборки помещений, уничтожению семьи, становится возможным полное раскрепощение женщины от «домашнего кухонного рабства», от воспитания детей. Женщина — полноправный работник наравне с мужчиной. Раскрепощение женщины несло и экономический смысл. Выполнение грандиозных планов индустриализации требовало привлечения максимального количество трудовых ресурсов. Вовлечение женщин в производство и обслуживание, по подсчётам Ю. Ларина, добавляло стране 75 млн[34] пар рабочих рук.

Концепция оказала существенное влияние на проектирование и строительство на рубеже десятилетий[22]. Архитектурную поддержку Л. М. Сабсовичу оказали В. Н. Семёнов, члены ВОПРА с А. Г. Мордвиновым, ОСА, и особенно — братья Веснины в проектах Кузнецка и Сталинграда[35][36].

С. О. Хан-Магомедов отмечал, что в концепции «урбанистов» проявилось характерное для советского градостроительства 1920-х годов наивное упрощение сложной взаимосвязи социального и планировочного. Неперспективна была сама идея жилкомбината с жёстко закреплённой социальной структурой в пространственно-планировочной структуре; не учитывались социальная мобильность, расширение связей людей по мере развития общества[22]. В. Э. Хазанова отмечала фантастичность планов Л. М. Сабсовича, в том числе его представлений о режиме работы населения будущего города, который напоминал скорее городок отдыха, где работа занимает минимум времени[33]. Д. С. Хмельницкому соцгорода Л. М. Сабсовича напоминают лагерную систему, где личное пространство сведено к минимуму, а казарменный быт позволил бы государству тратить на содержание населения как можно меньше средств[29]. Впрочем, этой экономии помешала бы реализация общественных частей жилкомбинатов. Практика строительства домов-коммун показала, что жилище с сильно развитой общественной частью оказывается дорогим: к 1931 году комиссии по отбору типовых проектов не могли выбрать ни одного в качестве типового, где стоимость строительства по экономическим показателям была бы меньшей или хотя бы равной стоимости обычных квартирных домов[37]. Д. С. Хмельницкий пишет, что Л. М. Сабсович в своих работах интерпретировал и проработал уже реализуемые тогда на практике правительственные установки (отказ от индивидуальных квартир). Концепцию соцгорода он разрабатывал по заказу ВСНХ. Но работа Л. М. Сабсовича не была попыткой ухудшить положение советских рабочих. Они в годы первой пятилетки уже и так жили в коммунальном жилище, но без развитой системы общественного обслуживания быта, а в катастрофических и стеснённых условиях бараков, старых домов, подвалов и т. д.[29]

Если Л. М. Сабсович в архитектурно-градостроительном отношении ещё придерживался традиционных категорий («город», «общественное здание»), то его оппонент социолог М. А. Охитович со своими единомышленниками из Секции типизации Стройкома РСФСР (члены ОСА М. Я. Гинзбург, М. О. Барщ и др.) представляли принципиально новую революционную теорию расселения, в которой полностью отказывались от города и от компактных поселений вообще[38][39]. Слово «город» в докладе М. А. Охитовича наделяется совершенно новым значением — это сам процесс дезурбанизации или «общественное человеческое единство» — «город Красной планеты коммунизма»[39][40].

По мысли «дезурбанистов», новые возможности транспорта, передачи энергии, связи позволили бы рассредоточенно размещать отдельные процессы производства, исчезла бы и необходимость концентрировать в одном месте жилища. Пространство человеческого общения, как и пространство расселения, станет беспредельным. Радио и телефон заменят живое общение, связывая человека со всем миром. А личный автомобиль и мобильное жилище позволят легко менять место проживания в рамках линейного расселения вдоль транспортных путей[23][41].

В отличие от концепции города-сада «дезурбанизм» предполагал не коттеджную застройку, а индивидуальные сборные стандартизированные жилые ячейки (компактные и мобильные «кабины для сна»[42]) посреди природы. Ячейки могут блокироваться по согласию товарищества. Предусматривается замена центров обслуживания сетью обслуживания, максимально приближенной к потребителю. Женщина должна быть освобождена от домашнего хозяйства, предусматривается отмирание традиционной семьи, общественное воспитание детей. Однако в отличие от концепции соцгорода, здесь дети проживают рядом с родителями. То есть фрагмент застройки линейного расселения отчасти напоминает жилкомбинат, распавшийся на отдельные ячейки и здания и распластанный по территории, но отвергает принудительную близость между людьми. М. А. Охитович критиковал дома-коммуны именно за скученность и ущемление свободы личности, которое, по его мнению, недопустимо в социализме[23][43]:

Социалистический город, о котором писал тов. Сабсович, строится на основе этого старого способа передвижения [то есть устаревших типов транспорта]… Социалистическое расселение — это и не город, и не деревня… Рабочих новых промышленных комбинатов, заводов, фабрик, так же, как и совхозов, мы расселяем по-новому и на одних и тех же основаниях. На место городской концентрации людей, зданий, вещей — внегородское, безгородское децентрическое расселение. На место принудительной близости людей в городских условиях — максимальная отдаленность жилищ друг от друга, основанная на автотранспорте. На место отдельной комнаты рабочему — отдельное строение. Разумеется, это возможно лишь на основе полного вытеснения социалистической индустрией элементов домашнего хозяйства, это возможно лишь после предоставления всем иждивенцам и членам семьи… работы и, следовательно, отдельного для них жилого строения… Средства социализма — лишь работникам социализма!.. Это средство — автомобиль, а не «социалистическая» толкучка Л. Сабсовича.

— М. А. Охитович. Не город, а новый тип расселения // Экономическая жизнь. — 1929. — № 282

Доклады М. А. Охитовича критиковали за слабое освещение проблем уничтожения противоположностей между городом и деревней и реконструкции быта. «Урбанисты» критиковали «дезурбанистов» за фетишизацию природы, индивидуальное жилище, «перепрыгивание» через реальные условия, но в то же время они признавали, что их с «дезурбанистами» позиции сходятся в главном: ориентации на принципиально новое социалистическое расселение и преодолении противоположностей между городом и деревней, равномерности расселения, в том, что осуществление социализма ведёт к развитию каждой отдельной личности в коллективе, а жилища, резко ограничивающие возможности личного развития, являются вульгаризацией идей социалистического строительства. Оба направления не видели альтернативы основополагающим постулатам социально-политического реформирования страны по программе индустриализации[44]. Помимо единомышленников, М. А. Охитовича поддержали руководители жилищной кооперации, которые не были ригористичны и позитивно относились к идее дешёвого индивидуального мобильного жилья. Среди них — П. М. Кожаный, мечтавший об антитезе проектам казарменного жилья с «клетками» в 5м² — больших домах, пронизанных солнцем и воздухом. Он призывал их строить с учётом того, что через 30 лет благодаря развитию техники их придётся разрушить ради более совершенных зданий[45].

Сторонниками «нового расселения» были разработаны общая схема расселения и конкурсный проект Магнитогорска[46].

На последовательно-урбанистических позициях в первую очередь стояли архитектор Н. А. Ладовский и группа его последователей, которые в 1928 году создали АРУ. Н. А. Ладовский признавал за крупными городами право на существование и развитие как центров науки, культуры и общественной жизни. Но в отличие от Ле Корбюзье он не считал, что процесс урбанизации обязательно приведет к застраиванию городов небоскрёбами[47].

Н. А. Ладовский призывал к проектированию от общего к частному, отдельные здания им рассматривались лишь как «частица целого города». Значительное внимание он уделял не только функционально-техническим и санитарно-гигиеническим проблемам градостроительства, но и художественным вопросам, которые считал «могущественным средством организации психики масс». Новые общественные отношения должны были, по его мнению, найти своё отражение и в архитектурно-художественном облике нового города. Сторонники АРУ, как считал С. О. Хан-Магомедов, ставили проблемы градостроительства более широко, чем последователи Л. М. Сабсовича и М. А. Охитовича, не ограничиваясь одним типом поселения, одним типом жилья. Существенное внимание в проектах Н. А. Ладовского уделено роли центра города[47][48].

Сторонники АРУ активно участвовали в конкурсах на планировку и застройку новых городов[49]. При этом о ситуации конца 1920-х — начала 1930-х годов Н. А. Ладовский высказывался скептически: «жизнь давала заказы — архитекторы выполняли; кто-то высказывался об идеологии городов — архитекторы следовали за „жизнью“, за этими идеологами»[48].

Н. А. Милютин. «Поточно-функциональная схема планировки»

Архитектор и государственный деятель Н. А. Милютин, стремясь избежать крайностей концепций Л. М. Сабсовича и М. А. Охитовича, на основе «города-линии» и многих других идей эпохи советского авангарда создал свою концепцию — ставшую всемирно известной поточно-функциональную схему планировки города. Он изложил её в книге «Соцгород. Проблема строительства социалистических городов». Одним из определяющих факторов планировки стал прогрессивный на тот момент поточный принцип производства. Н. А. Милютин зонировал город параллельными полосами, которые должны были располагаться в следующем порядке[50]:

• территория железнодорожных путей (полоса отчуждения);
• зона производственных и коммунальных предприятий, связанных с ними учебных заведений;
• защитная зелёная полоса с шоссейной магистралью;
• селитебная зона, включающая:

полосу учреждений общественного пользования

полосу жилых зданий

полосу детских учреждений;

• парковая зона;
• сельскохозяйственная зона[51], зона садовых и молочно-огородных завхозов.

Со стороны селитебной зоны желательным было бы примыкание к городу крупного водоёма. Разместив промышленные предприятия параллельно селитебной зоне, он не только сблизил места работы и жильё, но и дал возможность линейному городу развиваться в двух направлениях, не требуя коренной реконструкции[50].

Н. А. Милютин. Проект жилого блока

Н. А. Милютин рассматривал промышленную территорию как одну из важнейших функциональных зон, определяющих всю планировочную структуру города. Главной задачей расселения он считал рациональное размещение промышленности, которую не нужно распылять, но и нельзя концентрировать в немногих поселениях. Отказ от концентрации промышленности и механизация сельского хозяйства должны были стать главными инструментами преодоления разрыва между городом и деревней[50].

Будучи наркомом финансов РСФСР, Н. А. Милютин довольно трезво подходил к вопросу перестройки быта. Он был против принудительного насаждения «нового быта». Понимал, что одновременно развивать сеть бытового обслуживания и улучшать квартирные условия государство не сможет. Поэтому считал правильным сперва сосредоточиться на создании учреждений обобществленного обслуживания бытовых нужд. Он оценивал обобществление быта не только с позиции социальных преобразований, но и в экономическом аспекте. По его мнению, оно дало бы существенную экономию: ликвидация индивидуального семейного хозяйства не просто освободит женщин от домашнего рабства, она увеличит число рабочих рук за счёт женщин и позволит использовать дорогое кухонное и сантехническое оборудование не одной семьёй. В то же время он выступал против, например, общественных читален, считая, что книгу можно читать и дома[50].

Н. А. Милютин. Интерьер жилой ячейки на одного человека

Основная структурная единица жилой зоны — жилой блок. Он состоит из соединённых крытыми переходами жилого корпуса, детских учреждений, коммунального или общественного корпуса. Жилые ячейки дома — на одного человека, но с возможностью блокировки (семья, отмирая как хозяйственная единица, сохранится в новом качестве). В ячейке имеются: убирающаяся на день кровать или трансформируемый диван, рабочее место, стулья или кресло, переносной столик, встроенные шкафы. Для каждых двух смежных комнат предусмотрена кабина с душем и раковиной[50]. Проект жилых ячеек на одного человека реализован в доме Наркомфина на верхнем этаже, в общежитии[52]. Дети малого возраста в этой концепции проживают вблизи от родителей, а с возрастом переселяются ближе к производственным и общественным предприятием, где на них большее влияние оказывает коллектив[50]. Вместо стандартизации домов он предлагал стандартизацию частей жилья, что позволило бы избежать монотонности застройки[53].

Наработки Н. А. Милютина оказали существенное влияние на советское и зарубежное градостроительство[50].

Архитектор И. И. Леонидов, взяв за исходную основу общую схему расселения «дезурбанистов», вычленил из неё фрагмент, который рассматривал как самостоятельный линейный город, растущий вдоль одной, двух, трёх или четырёх магистралей, отходящих от компактно размещённой промышленной зоны[54]. Затем на основе разработанной им принципиальной схемы планировочной структуры И. И. Леонидов с коллективом из ОСА выполнил конкурсный проект Магнитогорска[54].

Архитектор А. У. Зеленко как бы обобщил наиболее популярные идеи конца 1929 года. Новшество его концепции заключалось в том, что на переходный период он попытался планировочно и структурно разделить социалистические города на два типа: промышленный город и агрогород, хотя на перспективу всё же предсказывал стирание разницы между этими типами. Критически к такому разделению даже на переходном этапе отнёсся С. Г. Струмилин. Он предложил рассматривать промышленный и сельскохозяйственный труд как сменяющие друг друга виды деятельности одних и тех же трудящихся[55].

Сотрудники Госплана говорили прежде всего об общих духовных проблемах строительства городов-идеалов, о необходимости обеспечить в них «приобщение у ценностям природы и ценностям труда», гармоничное развитие. Жизнь этого города противопоставлялась мещанскому уюту с его «кисейными занавесками на окнах, геранью в горшке и канарейкой в клетке». Сотрудники Госплана не отставали в своих смелых прогнозах от архитекторов: вредность производства в будущем будет нейтрализована, что позволит придать промышленности центральное положение в городе («фабричный кремль»); в ближайшем времени обыденностью станет личный автомобиль, а затем их вытеснят «аэропланы, которые смогут подниматься вверх без разбега». Выступавшие и слушатели сошлись во мнении, что обобществлённые быт и обслуживание высвободят миллионы рабочих рук. Однако они предостерегали всех от перегибов: «социализм враждебен индивидуализму, но отнюдь не индивидуальности»[56].

Архитектор А. Г. Мордвинов выдвинул свой идеал расселения, вобравший в себя основные элементы урбанистической концепции, но без крайностей и забегания вперёд в вопросах обобществления. Им вместе со студентами ВОПРА был представлен проект Автостроя[57].

В феврале 1930 года состоялось Всесоюзное совещание плановых и статистических органов, на котором председатель Госплана Г. М. Кржижановский критически высказался о попытках «заглянуть в утопистов», отдельно коснулся Л. М. Сабсовича, заключив, что его концепция технико-экономически необоснованна[58]. Заседание 20-21 мая открылось докладом Н. А. Милютина, тогдашнего председателя правительственной комиссии по строительству новых городов. От имени объединения ВОПРА выступил А. Г. Мордвинов. С критикой он обрушился не только на консерваторов, которые активно не выступали и отстаивали «старинку», но и на утопистов с их «левофразёрством». А. Г. Мордвинов последователей Л. М. Сабсовича, в числе которых совсем недавно был и он сам, упрекал за чрезмерное забегание вперёд, предложения насаждать новый быт административным путём и обобществление воспитания в условиях нехватки кадров. Концепцию «дезурбанистов» он называл «сплошной маниловщиной». А. Г. Мордвинов и другие участники майского диспута призвали активнее привлекать к обсуждению рабочего жилья самих рабочих[59].

29 мая 1930 года, когда уже проводились первые конкурсы на проекты новых городов, было опубликовано постановление ЦК ВКП(б) «О работе по перестройке быта». Постановление принудительно сворачивало публичную градостроительную дискуссию, но не давало однозначных ответов на поднимавшиеся в ней вопросы[60]. Немедленное и радикальное обобществление всех сторон быта перестало поддерживаться властью. Оно было объявлено утопической и вредной попыткой «перескочить через те преграды на пути к социалистическому переустройству быта, которые коренятся, с одной стороны, в экономической и культурной отсталости страны, а с другой — в необходимости в данный момент сосредоточить максимум ресурсов на быстрейшей индустриализации». В постановлении признавалось, что проведение этих начинаний среди неподготовленного населения привело бы к «громадной растрате средств и жестокой дискредитации самой идеи социалистического переустройства быта». В этом документе ЦК также дало постановления[61][62]:

1. Предложить СНК дать указания о правилах постройки рабочих посёлков и отдельных жилых домов для трудящихся. Эти указания должны были предусматривать развёртывание общественного обслуживания быта.
2. При строительстве рабочих посёлков при новых крупных предприятиях обеспечить достаточную зелёную полосу между производственной и жилой зонами, пути и средства сообщения и предусмотреть оборудование этих посёлков необходимой инфраструктурой, принять меры к удешевлению строительства.
3. Обратить внимание всех парторганизаций на необходимость максимальной мобилизации средств самого населения для жилищного строительства через жилищно-строительную кооперацию.
4. Поручить Наркомтруду СССР и ВЦСПС совместно с кооперацией принять срочные меры к упорядочению и усилению финансирования перестройки быта.
5. Поручить комиссии по перестройке быта при ПК РКИ СССР наблюдение за выполнением настоящего постановления.
6. Предложить СНК дать директиву ВСНХ СССР расширить, начиная с этого хозяйственного года, производство оборудования для обслуживания быта трудящихся и рассмотреть вопрос об увеличении финансирования мероприятий по перестройке быта.

М. Г. Меерович считает, что основные положения концепции «соцрасселения» были проработаны и законодательно зафиксированы руководством страны почти за год до дискуссии. Во время которой в широких массах проектировщиков, в государственных ведомствах, в рядах профсоюзной общественности, рабочих и служащих, с участием официальной прессы «распространяется совершенно иная картина ближайшего будущего». По его мнению, это было вызвано неверным пониманием проектировщиками постулатов расселенческой политики программы индустриализации: например, «стирание различий между городом и деревней» вовсе не означало того «сельско-пролетарского» образа жизни, который предлагали некоторые архитекторы[63]. Д. С. Хмельницкий считает, что установки по перестройке быта исходили из недр партгосаппарата, но поскольку в нём в 1929—1930-х годах ещё не оформилась одна линия, это «привело к серии казусов, обогативших историю советской архитектуры»[29]. С. О. Хан-Магомедов отмечал, что выходу постановления предшествовала растерянность партийно-государственного руководства, которое пришло к пониманию, что провозглашённые им грандиозные социальные программы слишком затруднительно, затратно и опасно осуществлять[64]. Несбывшаяся картина будущего могла бы вызвать недовольство трудящихся политикой партии. А постановление заранее назначило виновниками тех, кто занимался проектно-концептуальной разработкой социального заказа[64][63].

«Дезурбанизм» слишком расширительно трактовал лозунг о равномерном расселении. Вместо того, чтобы создавать «опорные пункты диктатуры пролетариата», «дезурбанисты» предлагали, как писал А. Г. Мордвинов, «распылять пролетарские кадры в момент борьбы с мелкобуржуазным окружением». Позиция «урбанистов» была куда ближе к стратегии власти, но она была слишком радикальна в вопросе обобществления быта и предполагала наличие широких прав и свобод у рабочих коммун, что было уже неуместно в 1930-е годы[65].

В начале 1930-х годов проблемой градостроительства занялся Л. М. Каганович. В докладах Л. М. Кагановича, постановлении «О работе по перестройке быта», постановлении «О Московском городском хозяйстве и о развитии городского хозяйства СССР» 1931 года (оно раскритиковало не только «левых фразёров», но и «правых оппортунистов, выступающих против большевистских темпов развития») заметны пренебрежительный тон, политико-идеологические ярлыки, назидательность по отношению к профессионалам, занимавшимся вопросами градостроительства. Им дали понять, что социальные проблемы — прерогатива власти[64].

Постепенно публичное обсуждение проблем перестройки быта и социалистического расселения прекратилось. В 1931 году в прессе говорили об этих проблемах уже в основном в духе комментирования властных директивных указаний[64]. От проектировщиков теперь требовалось сконцентрироваться не на концептуальном проектировании и дискуссиях, а на реальном «рутинном» проектировании и выполнении конкретных требований власти[60].

Типология и количество жилья регулировались властью. Во всех программах 1929—1930 годов сначала, в соответствии с предложениями «урбанистов», предписывалось проектировать жилкоммуны «на основе полного обобществления культурно-просветительной и бытовой жизни». Жилкоммуны понимались как комплекс корпусов, рассчитанный на 1-5 тысяч человек. Эти корпуса включали в себя жилые ячейки — спальные помещения площадью 7-9 м² для одиноких или 2-3 человек, где можно было разместить минимальный набор мебель (в том числе трансформируемой) и умывальник. Для коллективного времяпрепровождения предусматривались спортзалы, помещения для занятий, библиотеки-читальни. Кроме того, необходимы были различные бытовые службы, хозяйственный центр с продажей товаров, информационно-обслуживающий центр, бытовой центр. Воспитание детей на коллективных началах должно было вестись в яслях, детских садах и интернатах[61].

После выхода в 1930—1931 годах постановлений «О работе по перестройке быта» и «О Московском городском хозяйстве и о развитии городского хозяйства СССР» в конкурсных программах на проектирование «жилкоммуны» заменены термином «жилкомбинат» — под ним понимался не комплекс корпусов, соединённых переходами, а отдельные дома, сгруппированные вблизи объектов обслуживания, то есть по сути жилой квартал[61].

Для программ с 1930 года характерно следующее соотношение типов жилья[75][76]:

• 70-80 % — секционные дома для семейных (коммунальное жилище покомнатно-посемейного заселения или дома с посемейно-поквартирным заселением)
• 15-20 % — общежития для одиноких (казармы, бараки, дома-коммуны)
• иногда 2-5 % составляло жильё повышенной повышенной комфортности (коттеджи, блокированные дома)

Нормативно специальные зоны для индивидуального жилища при проектировании городов были запрещены в 1929 году, что было на тот момент уникальным случаем в практике мирового градостроительства[77].

Наиболее благоприятные участки территории отводились для градообразующего предприятия. Развитие технологии к рубежу 1920—1930-х годов уже привело к тому, что создавались целые цепочки производств, образующие многокилометровую промышленную полосу. Расположение и структура селитебной зоны полностью подчинялись промышленной зоне. Отчасти это было вызвано господствующей идеологией. С. Г. Струмилин писал, что «фабрики и заводы — эти вырастающие на смену старых храмин гигантские храмы современности — несомненно являются наиболее естественными центрами повседневного трудового общения в городах будущего». Но были и практические соображения: градостроители стремились разместить жильё в пешеходной доступности от места работы. Промышленная зона от селитьбы отделялась зелёной зоной[78].

Решить проблему недостаточной увязки друг с другом близких поселений, которые имели свои предприятия и проектировались разными организациями, пытались разработкой проектов агломераций. Так появились проекты Большого Свердловска, Большого Запорожья, Большого Харькова, Большого Сталинграда, Большой Перми. В них рассредоточенные соцгорода и соцпосёлки объединены транспортными магистралями, рекреационными зонами, единым административно-культурным центром[79].

К началу 1930-х годов членение на жилой дом, жилой квартал, жилой район было закреплено нормативно[80]. Кварталы следовало воспринимать как функциональную единицу, могли предусматриваться также больничный, культурно-просветительский кварталы и т. д. Жилой квартал имел внутреннюю зелёную зону, внутри него проектировались объекты первичного общественного обслуживания. Типовые формы и размеры кварталов ускоряли проектирование (что было важно в условиях крайне сжатых сроков), позволяли легко расширять селитьбу по мере изменения технического задания в сторону увеличения мощности предприятия и числа рабочих (что в процессе работы над проектами случалось часто). В начале 1930-х годов нормы стали рекомендовать преимущественно прямолинейные улицы и строчную застройку. Некоторые градостроители пытались разнообразить подобную застройку, но в большинстве проектов живописность города-сада окончательно уступила место рационализации и нормализации[81].

Предприятие должно было быть важнейшим композиционным ориентиром соцгорода. Перед заводоуправлением предусматривалась призаводская площадь. По возможности призаводская площадь совмещала функции общественного центра. В общественном центре (административная площадь) предусматривалось располагать органы власти, объекты культуры и т. д. Например, в проекте Большого Запорожья это были горсовет, дом промышленности, дом кооперации, дворец земледелия, дворец труда, библиотека. В качестве вспомогательных следовало предусматривать общественные центры жилых районов[82]. Оптимальной считалась композиция, когда удавалось посадить застроенные крупными зданиями призаводскую площадь, административную, вокзал или пристань на одну ось-магистраль, прорезающую жилую застройку[83].

После 1931 года практика «обобществления быта» была окончательно заменена умеренным понятием «общественное обслуживание», допускавшим как индивидуальные формы самообеспечения, так и коллективное / государственное обслуживание. Сеть питания по проекту Большого Сталинграда предусматривала в каждом поселении центральный пищевой комбинат и фабрику-кухню, снабжающую столовые предприятий и учреждений. Спортивные и клубные учреждения зачастую увязывались с парками в систему, ядро которой получило название центрального парка культуры и отдыха (ЦПКиО). Установка о неразрывной связи производства и образования соцгородов выражалась в размещении вблизи предприятия высших технических учебных заведений (втузы), фабрично-заводских семилеток (ФЗС) и школ фабрично-заводского ученичества (ФЗУ)[84].

Значительная доля новых предприятий располагалась на малообжитых территориях, в том числе на Урале и в Кузбассе. Характерной чертой времени была разработка проектов целых промышленных районов, основанных на кооперации производств. Крайним выражением этого подхода стал т. н. Урало-Кузнецкий комбинат — межрегиональное объединение производственных процессов металлургических предприятий Урала и угольных предприятий Кузбасса.

Расположенный на Урале Магнитогорск стал первым опытом строительства соцгорода[85][86]. К 1928—1929 годам подготовлены проекты Магнитогорского металлургического комбината и соцгорода для него. Расположить селитьбу предполагалось на левом берегу Урала вместе с комбинатом. Проект соцгорода С. Е. Чернышёва из Госпроекта в 1929 году был сурово раскритикован. Н. А. Милютин на страницах «Известий» написал о традиционности подхода С. Е. Чернышёва, о необходимости проектировать новые формы быта, он делал вывод, что «наше строительство… пропитано духом мелко-мещанского, пошлейшего из пошлых быта». Из-за пробуксовывания проектных работ было решено объявить всесоюзный конкурс, завершившийся весной 1930 года[87][86].

Жюри конкурса отметило проект Ф. Я. Белостоцкой и 3. М. Розенфельда и проект Р. Е. Бриллинга, Н. И. Гайгарова, В. С. Арманд и М. Н. Семёнова. В них использовались жилкомбинаты в духе «урбанистической» концепции[88]. В конкурсе также приняли участие члены ОСА: бригада под руководством И. И. Леонидова и бригада Стройкома вместе с М. А. Охитовичем. В городе-линии И. И. Леонидова полоса жилых кварталов чередовалась с участками детских учреждений. По обе стороны от этой полосы размещались отдельно стоящие общественные и коммунально-бытовые сооружения, парки, на периферии — транспортные магистрали, связывающие комбинат и совхоз. Жилая застройка включала как малоэтажные дома, так и высотные. И. И. Леонидов отказался от популярных тогда крытых переходов между корпусами, подчёркивая оздоровительный эффект пребывания человека на свежем воздухе, пускай даже под дождём. Типовой квадратный жилой ярус состоял из двухсветного крестообразного холла и жилых ячеек по углам. Нетронутые ландшафты, пронизанные воздухом и светом дома из стекла и дерева, бассейны в зелёных зонах, пешеходные мосты над скоростными магистралями определяли облик, по выражению В. Э. Хазановой, «зелёного города-сада». По её мнению, выразительность объёмно-пространственной композиции города-линии была также важна, как и комфорт жизни в нём. Проблема концепции заключалась в том, что по мере роста города новые кварталы слишком удалялись от места работы[54][89]. Линейное расселение, мобильность и вечность связи человека с природой — характерны и для второго проекта ОСА под названием «Магнитогорье» и лозунгом «Не дом-коммуна, а коммуна домов». В нём от комбината отходило 8 лент, связывающих промышленность с совхозами и рудниками. Ось ленты — шоссе, вдоль него разрастаются защитные зелёные полосы, за ними посреди природы живописно разбросаны компактные домики («кабины для сна»), по краям ленты — спортивные площадки. Через определённое расстояние по шоссе размещены местные культурно-бытовые центры, школы и ясли. Всё необходимое заказывается по каталогу и доставляется на дом. Запроектирован единый для всей системы административно-общественный центр. В. Э. Хазанова писала, что культура в этом проекте преследует человека, «почти насильно пробуждая тягу к сокровищам искусства и науки»[46][90].

Конкурсные проекты так и не смогли решить существовавших проблем Магнитогорска. Проектированием снова занялся С. Е. Чернышёв. Но осенью 1930 года, когда ситуация в городе стала критической, власти решают пригласить иностранных архитекторов под руководством Э. Мая. По мнению исследовательницы И. С. Черединой, причиной постоянных перестановок была межведомственная борьба за государственный заказ. К концу года правительственная комиссия окончательно сделала ставку на иностранцев. Э. Май, бывший главный архитектор Франкфурта-на-Майне, в проекте использовал опробованную ещё на Родине строчную застройку. Дома располагались по оси север-юг. Такая застройка была экономичной, обеспечивала необходимую гигиеничность и инсоляцию. Проект критиковали за монотонный облик. Сам Э. Май на это возражал, что восприятие пешеходом «в натуре даёт совершенно иную игру, чем здесь на плане». Иностранцы, которые не были знакомы со второй градостроительной дискуссией, поначалу слабо прорабатывали ставившиеся ей вопросы, но в ходе работы быстро усвоили новый контекст[74][91][86].

Во время работы группы Э. Мая продолжались споры о том, на каком берегу всё-таки правильнее строить селитьбу. Э. Май считал перспективным левый берег. После долгих колебаний под влиянием микроклиматических условий было решено перенести строительство на правый берег. Проектирование вернулось советским архитекторам[92].

В обсуждениях будущих строек западно-сибирского промышленного района, которые проходили на рубеже десятилетий в ведомствах и местных органах власти, можно выделить два подхода. Часть участников считала необходимой размещать предприятия у существующих городов, где уже есть инфраструктура и рабочая сила; сторонники приоритета эксплуатационных факторов производства настаивали на приближении производства к сырьевой базе. Итогом стало размещение части предприятий в Щегловске (ныне Кемерово) и Новосибирске близ транспортных путей, а металлургического комбината — в малообжитом Южном Кузбассе, на противоположном берегу от Кузнецка (ныне Новокузнецк, также носил название Сталинск)[93].

В 1929 году В. Н. Талепоровский разработал генплан рабочего посёлка Сад-город со сходящимися к заводоуправлению улицами-лучами[94]. Весной 1930 года подведены итоги конкурса на проект соцгорода и типового жилкомбината. Лучшими были названы работы братьев Весниных и архитекторов из Госпроекта (Д. С. Меерсон и др.). Веснины предложили компактную планировку с чётко выявленным общественно-бытовым центром, кварталами-жилкомбинатами, участками школ, больницей, пищевым комбинатом, спортивным комплексом и парками. Жилкомбинаты на 1110—2100 человек состояли из соединённых переходами жилых корпусов, детских, общественного и интерната. В генплане Госпроекта основной осью соцгорода служит магистраль, соединяющая вокзал с заводом. На неё нанизаны три основные площади, к ней примыкают жилые кварталы и зелёная зона. Типовой жилкомбинат включает в себя расположенный в центре развитый общественный центр и соединённые с ним переходами жилые корпуса[35][88].

В 1931 году разработка проекта передана группе Э. Мая. Немецкий градостроитель разместил основную магистраль с общественным центром на торцевой стороне жилой застройки. Однако, согласно официальным установкам, производство должно было быть главным композиционным ориентиром планировки и соединяться с общественным центром и вокзалом так, чтобы минимизировать людские потоки. За несоответствие генплана этим принципам работа Э. Мая критиковалась, как и генпланы некоторых других западно-сибирских городов. Впоследствии данный планировочный недостаток был исправлен[95][96].

Нижневолжский крайисполком считал необходимым создать в районе Сталинграда пять соцгородов возле строящихся предприятий. В начале 1930-х годов В. Н. Семёнов, В. С. Попов, Д. М. Соболев разработали проект Большого Сталинграда. Каждый из его расположенных вдоль Волги соцгородов рассчитывался на 50 тыс. человек. В центре каждого соцгорода размещались парк и культурно-общественные здания. В центре Большого Сталинграда предусматривался центральный соцгород с издалека видимой группой небоскрёбов: дома советов, трестов, банков, профсоюзов. На периферии располагались городские совхозы. Наиболее ценную историческую часть от Пионерки до улицы Гоголя В. Н. Семёнов предлагал сохранить[35][79][36]. Проекты жилкомбинатов разрабатывались братьями Весниными, членами ВОПРА, АСНОВА, И. А. Голосовым, Л. З. Чериковером[88][97].

Автомобильный завод (будущий ГАЗ) и соцгород Автострой для него было решено разместить вблизи Нижнего Новгорода. В программе проведённого в 1930 году конкурса говорилось, что будущий «город-коммуна» должен быть рассчитан на 50 тыс. жителей и будет строится в две очереди. Программа не была детализированна, что позволило проектировщикам предложить широкий спектр размеров, этажностей и конфигураций жилкомбинатов[88].

В проекте МАО (Г. П. Гольц, С. Н. Кожин, И. Н. Соболев) 24 жилкомбината на 2000 человек каждый сгруппированы в шесть однотипных кварталов. Замкнутость жилкомбинатов в нём преодолена сочетанием корпусов разной этажности. Однако проект был далёк от требований реальной жизни. Замкнутая центральная площадь была непригодна для уже традиционных на тот момент массовых шествий и митингов. По мнению, В. Э. Хазановой, в проекте не было композиционного единства, традиционность структуры застройки не могла обеспечить МАО успех на конкурсе[88][98].

В работе бригады ОСА (М. С. Жиров, М. И. Синявский, Л. К. Комарова, Н. А. Красильников, Ф. И. Яловкин) задуманы две группы линейно расположенных зданий, динамично расположенные в планировочной структуре города. В первой — 6-этажные спальные корпуса, связанные с торцов общественными помещениями, на других торцах размещаются ясли. Во второй — 16-этажные корпуса, состоящие полностью из жилых комнат. Они предусматривались на более отдалённое будущее, когда вся общественная часть вынесется в «культурную зону»[88][99].

«Мастерским воплощением манифеста всех градостроителей 1920—1930-х годов, мечтавших о создании идеальных промышленных городов по формуле „работа — отдых“», по мнению В. Э. Хазановой, был проект АРУ (Г. Т. Крутиков, В. А. Лавров и В. С. Попов). В отличие от функционалистов, они не скрывали своего стремления к художественной выразительности композиции. Три стадии общения жителей предопределили планировочную структуру: 6-этажные спальные корпуса, между которыми — ясли («групповое общение рядом живущих»); кольцевые общественные корпуса («общение значительных коллективов, объединяемых общественно-жилищными комплексами»); «пространственные плацдармы» центрального общественного центра города («массовое общение всего городского коллектива»). Замкнуто-статичные объёмы кольцевых корпусов противопоставлены динамичной композиции жилых корпусов разной длины. Немногие высотные объёмы примыкают к парку культуры и отдыха. В этом месте расположена обширная площадь. Общественная зона, спускающаяся от ней к Оке, ориентировала весь город на реку. Этот проект АРУ стал популярным не только в СССР, но и на зарубежных выставках[88][100].

В проекте студентов МВТУ (членов ВОПРА) под руководством А. Г. Мордвинова выделены три магистрали: парадная улица демонстраций и две транспортных, связывающие Автострой с окружающими поселениями и Окой. В центра соцгорода — парк культуры и отдыха. Жилая зона соцгорода разбита на прямоугольные участки, в каждом из которых по два жилкомбината. Короткие, выстроенные в строчки торцами к улице, жилые корпуса соединены лёгкими переходами. В центре — корпус школьников пионерского возраста, связанный переходами с детским садом и культурно-хозяйственным центром. Сбоку от него — корпуса комсомольской молодёжи, далее — корпуса взрослых, связанные с яслями. В культурно-хозяйственном центре помещались вестибюль, холл, почта-телеграф, киоски, столовая, библиотека, помещения для индивидуальных и групповых занятий, зал собраний, физкультурный зал. Этот конкурсный проект был оценён настолько высоко, что на его основе в марте 1930 года выработаны «Основные положения по проектированию города при Автозаводе в Нижнем Новгороде»[88][101].

Несколько проектов Автостроя в 1929/30 учебном году выполнили студенты ВХУТЕИНа под руководством председателя АРУ Н. А. Ладовского. Главное в замыслах этих соцгородов — личность рабочего, его «социально-политическая роль как строителя нового строя». Селитьба связывается с производством рядом общих культурных учреждений и общественным центром — парком культуры и отдыха. Один и тот же соцальный тип жилья (будь то индивидуальное жилище или общежитие) может решаться в различных строительных типах (небоскрёб, строчка корпусов, «павильон-куст»). В проекте студента В. П. Калмыкова в центральной части размещаются жилкомбинаты-небоскрёбы и жилкомбинаты из ступенчатых корпусов с коридорами-лестницами, далее — криволинейные жилкомбинаты-кварталы, а на периферии — павильонная кустовая застройка из домов на два человека с переходами. Студент А. И. Каплун запроектировал жилкомбинат в виде протяженного десятиэтажного жилого корпуса к торцам которого примыкают общественные корпуса[88][102].

В условиях ускоренной индустриализации однозначный приоритет отдавался промышленному строительству, а жилищное и культурно-бытовое строительство получало минимальные инвестиции. Результатом этого стало возведение капитального жилья, которое было предусмотрено планом соцгорода, лишь спустя какое-то время после начала строительства промышленного предприятия. Осуществлялась предельная экономия на материалах, удешевление и упрощение проектов. Переориентация с романтических конкурсных проектов социалистических городов будущего на реальные практические решения проходила тяжело для профессионального менталитета архитектора[77]. Неожиданным столкновение с реальностью стало и для ведомственного начальства, полагавшего, что для труженников новых предприятий будут возводится комфортные поселения-сады. Оказалось, что ни денег, ни ресурсов, ни времени на подобное строительство у них нет. Действия тех руководителей, которые пытались вести жилищное строительство с опережением промышленного, пресекались сотрудниками ОГПУ.

Приезжающие на стройки новых предприятий селились в бараках, а при нехватке мест в них в различного вида самострое: балаганах, шатрах, юртах, хижинах, палатках, полуземлянках, землянках. Самовольно и беспорядочно возводившиеся посёлки из таких жилищ называли «нахаловками». В советской историографии эти постройки представлены как «кратковременные». Однако в условиях катастрофической нехватки жилья они могли существовать годами[105]. Так, в Магнитогорске первые жилища были возведены в 1929 году, среди них были и палатки. Однако палаточные городки существовали и в начале 1930-х годов. На зиму их утепляли. Тяжёлые условия жизни вызвали повышенную смертность[106].

Одни из первых бараков спецпереселенцев в Магнитогорске. 1932 г.

Внутри одного из бараков в Магнитогорске. 1933 г.

Бараки — самый распространённый тип жилища новых поселений в 1930-е годы. Они были соломитовыми (камышитовыми), «дуковыми» (что это такое, не выяснено), деревянными (дощатыми, фанерными, щитовыми), каменными. Как правило, это были одноэтажные здания коридорного типа. Отличившиеся труженники с семьями получали места в семейных бараках с изолированными помещениями, порой имевшими отдельные входы. В отдельных строениях между бараками располагались туалеты с выгребными ямами, будки для хранения дров, углей, разведения птицы. Питались рабочие за длинными деревянными столами в столовых при бараках. Мылись в общественных банях. Бараки размещались параллельно друг другу и формировали обособленные участки. Их возводили дирекции промышленных предприятий, заселяя туда своих рабочих. В дальнейшем основная часть жилого фонда этих городов находилась в руках предприятий[105].

Возникала ситуация двойного строительства города: на смену баракам и самострою нужно было создавать настоящий город. Промежуточным решением были попытки путём перестроек преобразовать бараки в полноценное жильё или общественные помещения[107].

На деле частное индивидуальное жилищное строительство в соцгородах-новостройках и на перефирии старых городов никуда не исчезло. В условиях острейшего жилищного кризиса власть была вынуждена закрывать на него глаза. Кроме того, власти сами предусматривали строительство для иностранных специалистов и советского партийно-административного начальства коттеджей и кирпичных или деревянных квартирных домов улучшенной планировки. Обычно они группировались в отдельные зоны[77].

Постепенно жители соцгородов переселялись в более комфортное и капитальное жильё. Прежде всего в него заселяли передовиков производства[108]. На качестве этих домов тоже сказалась экономия. Изначально многие проекты секционных домов предусматривали посемейно-поквартирное заселение. Но под нажимом администраций градообразующих предприятий их проекты сдвигалась в сторону коммунального быта с преобладающим покомнатно-посемейным заселением[76]. В 1930 году Президиум ВСНХ СССР запретил использование в жилых и общественных зданиях профилированного железа, стальных и железобетонных каркасов и перекрытий. Каркасы в проектах заменяли на несущие стены из кирпича. Жильё в соцгороде ЧТЗ в Челябинске пришлось строить из местных материалов, 2-этажные дома были облегчённой конструкции, с печным отоплением и уличным водопроводом с водоколонками. В Магнитогорске велось строительство глиняно-деревянных и глинобитных 1-2-этажных домов[109]. А капитальные дома там, предполагавшие наличие санузлов и кухонь, нередко сдавались в эксплуатацию без ванн, унитазов, кухонь, а в некоторых случаях даже без перегородок и труб отопления[110]:

Поднявшись по деревянной (своеобразное облегчение строительства) лестнице, люди попадали в огромные залы, занимавшие целый этаж. Там они ставили свои топчаны, привезённые из бараков, складывали «буржуйки», выводили трубы в окно, и начинали жить…

— ГАРФ. Ф. Р-7952. Оп. 5. «Документы по истории фабрик и заводов Урала и Сибири». Д. 361. «Ивич: „Строительство города“»

Экономия на материалах привела к постоянным протечкам крыш и водопроводных труб, просадкам фундаментов[108]. Затягивалось строительство объектов соцкультбыта[109].

Таким образом, фактически созданная типология жилья соцгородов оказалась сильно отличной от предложений конкурсных проектов. Например, в Магнитогорске в конце 1930-х годов она представляла собой следующее[103]:

• 50 % — «временное жильё» (бараки)
• 25 % — землянки
• 15 % — трёх-, пятиэтажные дома с покомнатно-посемейными коммуналками (по 3-4 человека в комнате)
• 8 % — самострой «нахаловок»
• 2 % — коттеджи обособленного посёлка Берёзки для высшего начальства и крупных специалистов, а также центральная гостиница

Таким образом, соцгорода нигде так и не были реализованы в полной мере[111]. Не только из-за нехватки средств, ошибок планирования, но и из-за вмешательства в работу проектировщиков со стороны партийно-государственного руководства.

• Охитович М.А. К проблеме города // Современная архитектура. — 1929. — № 4.
• Кожаный П.М. Рабочее жилище и быт. — М. : ВЦСПС, 1924. — 80 с.
• Мещеряков Н.Л. О социалистических городах. — М. : Огиз : Молодая гвардия, 1931. — 108 с.
• Милютин Н.А. Соцгород : Проблема строительства социалистических городов. — М., Ленинград : Государственное издательство, 1930. — 82 с.
• Покшишевский С. Н. Промышленный город, его расчет и проектирование. — М., Ленинград : Гос. науч.-тех. изд-во строит. индуст. и судостроения, 1932. — 112 с.
• Реконструкция городов СССР. 1933—1937 : В 2-х томах / Госплан СССР. — М. : Стандартизация и рационализация, 1933.
• Сабсович Л.М. Социалистические города. — М. : Госиздат РСФСР «Московский рабочий», 1930. — 124 с.
• Сабсович Л.М. СССР через 15 лет. Гипотеза построения социализма в СССР. — М. : Плановое хозяйство, 1929. — 163 с.
• Сабсович Л.М. Города будущего и организация социалистического быта. — М. : Государственное техническое издательство, 1929. — 64 с.

• Алёшин В. Э. Развитие представления о социалистическом поселении в градостроительстве Украины в 1920-х — начале 1930-х годов. — 1987. — Диссертация на соискание учёной степени кандидата архитектуры
• Алёшин В.Э. Социалистический город в представлениях первых градостроителей Украины // Строительство и архитектура. — 1984. — № 7.
• Глава I. 1917—1932 гг. // Всеобщая история архитектуры в 12 томах / Под редакцией Н. В. Баранова (ответственный редактор), Н. П. Былинкина, А. В. Иконникова, Л. И. Кирилловой, Г. М. Орлова, Б. Р. Рубаненко, Ю. Ю. Савицкого, И. Е. Рожина, Ю. С. Яралова (зам. отв. редактора). — 1975. — Т. Том 12 (первая книга) : Архитектура СССР. — 755 с.
• Хазанова В. Э. Советская архитектура первой пятилетки : Проблемы города будущего. — М. : Наука, 1980. — 373 с.

• Бугров К. Д. Соцгорода Большого Урала. — Екатеринбург : Изд-во Урал. ун-та, 2018. — 472 с.
• Ефремова Е. Н. «Здесь будет город-сад»: утопический образ города в заводской газете Уралмаша // Quaestio Rossica. — 2015. — № 4.
• Меерович М. Г. Наказание жилищем: жилищная политика в СССР как средство управления людьми (1917—1937 годы). — М. : Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН); Фонд Первого Президента России Б. Н. Ельцина, 2008. — 303 с.
• Меерович М. Г., Конышева Е. В., Хмельницкий Д. С. Кладбище соцгородов: градостроительная политика в СССР (1928—1932 гг.). — М. : Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН); Фонд Первого Президента России Б. Н. Ельцина, 2011.
• Социалистический город / Под ред. А.А. Гордина. — Нижний Новгород : ННГАСУ, 2012. — 115 с.
• Советское градостроительство. 1917-1941: в 2 кн. / отв. ред. Ю. Л. Косенкова. — М. : Прогресс-Традиция, 2018. — Кн. 1.
• Советское градостроительство. 1917-1941: в 2 кн. / отв. ред. Ю. Л. Косенкова. — М. : Прогресс-Традиция, 2018. — Кн. 2.
• Фицпатрик Ш. Повседневный сталинизм. Социальная история Советской России в 30-е годы: город. — 2-е. — М. : РОССПЭН, 2008. — 336 с.
• Хан-Магомедов С. О. Архитектура советского авангарда: В 2 кн.. — М. : Стройиздат, 1996. — Кн.1: Проблемы формообразования. Мастера и течения.
• Хан-Магомедов С. О. Архитектура советского авангарда: В 2 кн.. — М. : Стройиздат, 2001. — Кн.2: Социальные проблемы.
• Хмельницкий Д.С. Леонид Сабсович или Кто придумал обобществление быта? // Уваровские чтения - VII: семья в традиционной культуре и современном мире: материалы всероссийской научной конференции. — 2011.