Манилов

Мани́лов — персонаж поэмы Николая Васильевича Гоголя «Мёртвые души». От характера этого образа, одного из интереснейших в поэме, образовалось крылатое выражение «маниловщина» для обозначения безосновательной мечтательности, чрезмерно благодушного и пассивного отношения к действительности[2], само имя Манилова также стало прецедентным[3]. Манилов выделяется не только размахом замыслов в сочетании с полным бездействием (схожие черты есть и у парного ему персонажа, Тентетникова), но и полным пренебрежением к практическим вопросам: Манилов даже не замечает разрухи в своём имении (которая Тентетникова беспокоит)[4].

Манилов
Манилов. Художник П. М. Боклевский
Создатель	Н. В. Гоголь
Произведения	Мёртвые души
Первое упоминание	Глава 1
Пол	мужской
Дети	2 сына, Фемистоклюс и Алкид[1]
Род занятий	помещик

Образы поэмы обычно рассматриваются как сатира на социальные типы современного Гоголю общества. Подобно всем выведенным помещикам, Манилов, по выражению В. Ф. Переверзева, является «пустопорожником», а никчемность придаёт нелепую окраску мягкости его натуры. Безделье превращает положительное свойство — мягкость — в «нравственную слякоть». Несмотря на утрированный образ, бездействие Манилова не служит не только добру, но и злу, и потому не вызывает отвращения, по словам Переверзева, это «далеко не плохой человек». Субъективное отношение к Манилову современных читателей, согласно Н. Чувелевой, зачастую и вовсе основывается на симпатии.

Чувелева также отмечает «душевную пустоту» Манилова. Поскольку «свято место пусто не бывает», пустота, где нет света, заполняется тьмой. В экранизации П. С. Лунгина (Дело о «Мёртвых душах») это заполнение пустоты злом визуализировано: Манилов, разговаривая о Чичикове, перевоплощается и, словно под воздействием гипноза, повторяет слова и манеры махинатора. Сам Манилов не живёт; статичность этого персонажа — это «скука смертельная». С точки зрения Чувелевой, современное сравнительно тёплое отношение к персонажу читателей характеризует состояние сегодняшнего общества, в котором попытки наживы на мёртвых душах не вызывают неприятия, это «ведь реальным ревизским душам никакого ущерба не причинит».