Вайнахи

Одним из первых предложил объединить под общим названием чеченцев и ингушей известный учёный-кавказовед, юрист и просветитель конца XIX — начала XX веков Б. К. Далгат. Интересным является утверждение исследователя о том, что самоназвание чеченцев нохчий применительно и к ингушам. Согласно Б. К. Далгату, помимо ингушских эндоэтнонимов галгай и ламур, имя нохчий (транслитерация по Б. К. Далгату — нахчой) «… очень часто применяют к себе и сами ингуши и охотно [это имя] может быть употребляемо как общее племенное название этого народа, наряду со словом „чеченцы“»[2]. Исходя из этого, Б. К. Далгат высказал предложение о создании общего наименования для чеченцев и ингушей — нахчуйцы[3], которое, однако, не прижилось в научно-публицистической литературе.

По мнению В. Шнирельмана, термин «вейнахи/вайнахи» был создан в 1930-х годах. Наиболее активно искусственная «вайнахская идентичность» внедрялась среди чеченцев и ингушей в 1960—1980-е годы[1].

Известный ученый, создатель ингушского алфавита Мальсагов Заурбек в своих трудах в начале XX в. обозначил, что хоть и официального общего названия чеченцы и ингуши не имеют, тем не менее люди в Чечне и Ингушетии единство своих народов выражают сочетанием слов "vejn naxa" то есть "наш народ"[4].

Вайнахи относятся к восточной ветви кавказской этнолингвистической семьи. Но на протяжении истории племена вайнахов постепенно растворялись в других народностях, с которыми проживали на одной территории. Лишь некоторые племена, проживающие в основном на Северо-Восточном Кавказе, сохранили индивидуальность в этническом плане. Именно в этой области и образовался этнос вайнахов, который в наше время составляют в основном чеченцы и ингуши.

В родословной всех коренных вайнахских тайпов есть утверждение об их миграции с юга и расселении затем с запада на восток. Перевальным же пунктом миграции вайнахов, согласно легендам, была историческая область Нашх[5].

Варианты легенд о происхождении вайнахов:

• Вайнахи — один из древнейших коренных народов Кавказа. В грузинской историографической традиции также считается, что Кавказ и его брат Лек, предок лезгин, заселили безлюдные на тот момент территории Северного Кавказа от гор до устья реки Волги[6].
• Часть вайнахов, современные чеченцы, происходили из аула Нашх, которое как бы символизирует их самоназвание — нохчи. Считают, что до начала XX века в этом ауле находился большой котёл, созданный из множества медных пластинок. На нём были нанесены все истинно чеченские тейпы и тукхумы. Так, в случае спора о чистоте рода котёл служил своеобразным доказательством[7].

Последний языческий жрец Ингушетии Элмарз-Хаджи Хаутиев[8][9][10][11][12][13][14] с праправнучкой (село Шоани, Ингушетия, 1921 год)

В представлении вайнахов все народы и народности в их составе произошли от одного корня, однако, имеют свои особые самоназвания и отличительные языковые особенности. Несмотря на этнические различия, в наши дни нередко при общении представителей отдельных групп чеченцев и ингушей встречается выражение: «ты — нашего народа (вайнах)», которое, в некоторой степени, отражает древнее этническое единство этих народов.

Вайнахия — термин, использующийся в отношении территории исторического проживание чеченцев и ингушей (вайнахов). Исторические земли вайнахов - Чеченская республика и Ингушетия, и земли в нескольких районах северного Дагестана и Северной Осетии, а также исторических северных территорий Гарм-аре (Ставропольский край) с общей площадью до 35 000. Так же в источниках встречается термин Страна вайнахов, или Нахская республика[20].

После 1990 гг. термин Вайнахия всё чаще стали использовать в отношении вайнахских республик[21][22].

В 2004 году были неудачные попытки некоторых политиков создать республику Вайнахию путем слияния Чечни и Ингушетии в единый субъект в рамках проекта "укрупнение регионов"[23][24].

Численность вайнахов на Кавказе по муниципальным образованиям по данным переписи 2010 г.

Для вайнахов характерны родоплеменной строй,[25] патриархально-семейная организация общества[26] и следующие общественные институты:

• Кровная месть, распространённая с древности[27] и широко практиковавшаяся даже в советское время[28]. Обычай кровной мести обусловлен традиционными представлениями о мужестве, чести и достоинстве. «Котам а хилла вехачул, нӀаьна а хилла велча тьлу» («Чем жить курицей, лучше умереть петухом») — говорили вайнахи по этому поводу[29].
• Круговая порука, предусматривающая не только коллективную ответственность, но и коллективное же отправление правосудия, и распространяющаяся на различные сферы общественной жизни. В случае некоего деликта обязанность свершения кровной мести и мести вообще падает на весь род пострадавшего и распространяется на род обидчика, если старейшины последнего сами не предпримут какое-либо превентивное наказание провинившегося для урегулирования конфликта и недопущения более масштабного кровопролития, поэтому вайнахи говорят: «Дов — шархудар дац» («Вражда - не каша с пахтаньем»), подразумевая под этим, что такие ситуации лучше не допускать или урегулировать на ранних стадиях. Поэтому сдержанность в поведении при отношениях с соплеменниками является нормой этикета для любого вайнахского мужчины[29].
• Рабовладение как результат набегового способа ведения хозяйства, возникло в древности[30] и просуществовало до распада Российской империи и первых лет становления советской власти на Северном Кавказе (имели место систематические рецидивы в 1990-е и 2000-е гг.).[31] По рассказам стариков в Чечено-Ингушской АССР, зафиксированных собирателями устной истории, рабов клеймили. Сохранившееся в чеченском языке выражение: «Аса оц лергах хӀост даькхкхина дӀахоьцур ву хьо» («Я сделаю тебе метку на ухе») говорит также о возможной метке ушей у рабов (помимо клейма, которое отражало принадлежность раба конкретному владельцу, метка на ушах позволяла визуально идентифицировать раба). Метки были различной формы, х-образные, п-образные, ж-образные, наподобие креста, свастики и др. Форма клейма, как правило, отражала семейный фост (фамильный герб).[32] Рабский труд применялся, главным образом, в сельском хозяйстве[33]. Рабы набирались, в основном, из числа православных, которых угоняли в рабство в ходе набегов[34]. В чеченском языке для обозначения пленника, оставленного для работы в хозяйстве общинника, употреблялся термин «лай», который, как предполагает А. И. Хасбулатов, вероятно, образовался от осетинского «лæг» («человек»), что указывает на источники формирования зависимого сословия. Термин «лай», обозначающий «зависимого», «неблагородного происхождения человека», чеченцам известен давно, отмечает Хасбулатов. Кроме приведенной версии, существует и другая версия происхождения термина «лай» от вайнахского «ла» («терпеть»), «лай» («вытерпел»).[35] И хотя при Кизлярском коменданте князе Оболенском (с 1740 года) во владениях чеченских и кумыкских князей была запрещена продажа пленников-христиан, а в 1834 году последовало запрещение рабства-ясырства во всех российских владениях, фактически же данные законодательные требования на территории Северного Кавказа не выполнялись, царская власть смотрела на них сквозь пальцы[34] (за исключением периода пребывания генерала А. П. Ермолова наместником на Кавказе, когда Ермолов распространил аналогичную практику по отношению к горцам, набирая заложников, проводя политику жестоких репрессий против горцев, беспощадные карательные экспедиции, благословив продажу караногайцам двух тысяч захваченных чеченцев и др.[30]).
• Многожёнство, на которое органично лёг Ислам, узаконив существовавшую на протяжении столетий практику брачевания[36].

• Похищение невесты (но не наоборот) как способ вступления в брачные отношения между супругами[30].

• Калым, сиречь выкуп, который необходимо внести за невесту, есть производное от древнего воззрения на женщину как на вещь, составляющую родовую собственность, что в дальнейшем было сужено рамками семьи[36].

В плане социального устройства для вайнахов характерна цензовая иерархическая структура общества, реализующаяся через

• Имущественный ценз — люди богатые, имеющие более обширные и влиятельные связи, более уважаемы в обществе, их мнение имеет больший вес в различных спорах[37].
• Возрастной ценз — все важные решения принимаются либо непосредственно старейшинами, либо с их ведома и одобрения[38].
• Ценз пола — женская половина населения существенно ограничена в своих правах по сравнению с мужской, существуют определённые роды занятий, заниматься которыми могут только женщины[36][39] (например, пошив одежды[40]). По поводу вмешательства женщин в мужские дела и выполнения традиционно мужских обязанностей говорят: «НӀаънах Ӏаха йоьлла котам яьттӀа» («Курица, начавшая петь по-петушинному, лопнула»).[29] В то же время женщина пользуется некоторыми правами, будучи ограждена обычаем от чрезмерного самовластия мужчины, выполняет функции умиротворения мужчин и некоторые другие[30]. Женщина должна быть покорной и немногословной, ибо многословие для женщины в представлении вайнахов — признак глупости и нескромности[41].

Для вайнахов характерно обычное право в сочетании с шариатом, оказавшим существенное влияние на становление местных устоев[27]. В практику народного образования вайнахов традиционно входило изучение арабской азбуки и письма, чтение религиозных книг, Корана, изучение догматов и др.[42]

Как дань традициям, вайнахи сохраняют и блюдут древние обычаи. Этнические традиции в сфере различных обычаев повседневного поведения людей являются весьма устойчивыми. За этими обычаями, как правило, стоят характерные для данного народа исторически сложившиеся нормы[43].

• Вайнахская мифология
• Вайнахские языки
• Нахские языки

Комментарии

Источники

• Алироев И. Ю. Язык, история и культура вайнахов. — Грозный: «Книга», 1990. — 364 с.
• Далгат Б. К. Родовой быт и обычное право чеченцев и ингушей / Подготовка издания и предисловие У. Б.Далгат, ответ. ред. В. А. Тишков. — РАН. Институт этнологии и антропологии имени Н. Н. Миклухо-Маклая. Институт мировой литературы имени А. М. Горького. — М.: ИМЛИ РАН, 2008 (1892-1894). — 382 с. — 2000 экз. — ISBN 978-5-9208-0307-8. (современное переиздание)
• Тотоев Ф. В. Общественный строй Чечни: вторая половина XVIII в. — 40-е годы XIX века. — Нальчик: ГП КБР РПК, 2009. — 374 с. — ISBN 978-5-88195-977-7.