Самченко, Георгий Дмитриевич

В совместном с Игорем Шкляревским переводе с туркменского выходили стихи Италмаза Нурыева (1976). Перевод стихов грузинского поэта Симона Чиковани в «Библиотеке поэта» (Большая серия, 1983) Самченко делал один. Несмотря на благосклонность к Егору Самченко литературных мэтров, его творчество нередко становилось предметом критики собратьев по перу. В упрёк ему ставились торопливость и неточность его поэтических переводов. Поэт и журналист Станислав Золотцев откликнулся в журнале «Дружба народов» на совместные поэтические переводы Шкляревского и Самченко. В целом одобрив работу Игоря Шкляревского, критик отметил, что стихи туркменского поэта выглядят как будто написанными двумя разными людьми, и дело не в Нурыеве, а в его переводчиках. «На фоне работы Шкляревского бросается в глаза вяловатость тех страниц, над которыми работал Егор Самченко». Его переводы несут на себе следы поспешности, а отдельные стихотворные строки звучат «с акцентом»[22].

Поэт Илья Дадашидзе весьма нелестно отозвался о переводах Егора Самченко поэзии Симона Чиковани: «Слезами оросил я слёз квартал (?) / И свой аршин отмерил по дороге (?)». Критика возмутило, что в таком виде Самченко перевёл не одно-два, а тридцать пять стихотворений грузинского поэта. Илья Дадашидзе заметил, что если бы такие переводческие опыты смог увидеть сам покойный Симон Иванович, то он вновь повторил бы своё мнение о переводчиках поэзии: «Прошу, чтобы меня не переводили совсем»[23]. В связи с грузинскими переводами Егора Самченко Илья Дадашидзе упомянул заметку в журнале «Литературная Грузия» под красноречивым названием «Как не делать переводы», она принадлежала поэту, литературному критику и литературоведу Татьяне Бек. В ней рецензент писала, что переводы Самченко поэзии Симона Чиковани искажали подлинник до неузнаваемости (например, вместо «нагая красота» — «красота наготы» и так далее), они недобросовестны и неадекватны, они наполняли стихи С. И. Чиковани отсебятиной самого Егора до такой степени, что в конце концов стали досадным эпизодом «в славной истории русских переводов поэзии Симона Чиковани», представленной именами таких выдающихся переводчиков, как Б. Пастернак, Н. Заболоцкий, А. Межиров, А. Тарковский, П. Антокольский, Е. Евтушенко, Б. Ахмадулина[24].

В 1984 году в издательстве «Современник» в переводе Е. Самченко, Н. Кондаковой и И. Бехтерева вышла книга якутского поэта Саввы Тарасова «На берегах Синэ». На её выход в журнале «Полярная звезда» откликнулась переводчик Марина Тищенко. Такие трудно сочетаемые фразы Самченко, как «золотая просинь», «некрепкий неба шов», «восход зари», «страницы лист», «берега стали мелки» и тому подобные примеры его переводческой деятельности она экспрессивно характеризовала как «перлы». По её словам, понимать якутское выражение «сүрэх-быар» как «сердце и печёнку» всё равно, что русское «чувствую нутром» воспринимать буквально. «И уж совсем удивляет „пихание в ворот“ вместо „за ворот“. Что там о предках якутов, если переводчик и с русской грамматикой не в ладах», — восклицает М. Тищенко. «Совершенно беспомощными, — пишет она, — иногда выглядят целые строфы»[25].

Под огонь критики попадала и оригинальная поэзия Егора Самченко. Так, Станислава Рассадина первая книга стихов «Жёсткий вагон» совершенно не впечатлила. Ему не понравилось и «трогательное братание» с М. Ю. Лермонтовым[26]. Затем критик полностью воспроизвёл восьмистишие Самченко, начинающееся строкой «И спросил поэт французский…», сопроводив его ироничной ремаркой: «Это не обрывок, это всё стихотворение. Оставляю любопытным удовлетворение копаться в этой таинственной картинке и гадать, что же на ней изображено». Третье произведение, поставившее в затруднение критика, было стихотворение «Пальто». Оно было посвящено эпизоду с подарком Борисом Слуцким Егору нового пальто, но из текста стихотворения Самченко детали этого события были неясны. В результате критик не нашёл добрых слов по адресу дебютного сборника стихов Самченко: «Упрекать Егора Самченко не за что. Каждый вправе писать, как он может. Но к двум редакторам книги у меня претензия. И к третьему, к автору восхищённого предисловия Игорю Шкляревскому, который, ни много ни мало, пишет вот что: „Книга написана уверенной рукой…“»[26].

Неприятие поэзии Егора Самченко Станислав Рассадин сохранил на долгие годы. Двенадцать лет спустя критик был столь же неумолим. На этот раз он выбрал для иллюстрации поэтической беспомощности рецензируемого им поэта стихотворение «В субботу, на исходе дня, вселился светлый дух в меня…». Разочарование критика не стало меньше от того, что публикация стихотворения состоялась «в хорошем журнале» (стихотворение Самченко напечатал перестроечный «Огонёк»). Критик восклицал: «„Я помню, вспомнил… И взрослым детям, извините…“ — за голову впору схватиться». Между тем он обошёл молчанием поэму Самченко «Иван Грозный», положительно оценённую Дианой Тевекелян, Михаилом Синельниковым и Александром Межировым[27]. Свои критические суждения о поэзии Самченко высказала Т. Паршина[28], Г. Красухин[29], Е. Калмановский[30], С. Золотцев[31].

Сомнения критика Геннадия Красухина вызвали те же стихи, которые подверг критике Станислав Рассадин: «И спросил поэт французский…», «Тоска по Лермонтову», а также стихотворение «И друг степей калмык», иначе говоря, вновь лермонтовские и пушкинские аллюзии. В первом случае его недовольство вызвала неясность поэтической мысли, автор очевидно перестарался, камуфлируя от читателей свой поэтический лейтмотив. «„Айсберг“ смысла этого стихотворения солнечногорского поэта целиком ушёл под воду», — считал критик. Во втором случае Г. Г. Красухин утверждал, что у Самченко нет элементарной культуры чувства. И чем меньше у поэта культуры, тем больше у него самомнения и упоения собой. Третье стихотворение, как и первое, по мнению критика, страдает толикой бессмыслицы: система разнородных аллюзий, отсылающих к пушкинской поэзии (Молдавия и «друг степей калмык»), никак не связаны в единое целое. В результате вместо собственного цельного поэтического взгляда у рецензируемого поэта критик видит лишь образ поезда в Молдавии, образ льна — в Белоруссии, то есть, по пословице «в огороде — бузина, в Киеве — дядька». Г. Г. Красухин порицал неточность грамматических построений Самченко, глагольную рифму говорю / люблю, его раздражали первые строчки у стихов «На ресницах прилетела, / Очи настежь — я притих» и «В горле моём тишина — / Ни тебе зяблика даже». Вину за допущение несовершенных, с точки зрения критика, стихов Геннадий Красухин, как и Станислав Рассадин, возлагал на редакторов издательства «Современник» Леонида Вьюника и Сергея Сушу[29].

Станислав Золотцев, отрицательно оценивший переводческие опыты Егора Самченко, не смог принять и собственные стихи начинающего поэта. В обзоре поэзии молодых авторов «Свои слова о времени своём» он повторил упрёки советской критики по части вторичности вдохновения поэта, следующего за образцами классической поэзии, отсутствия собственной системы образов: «Хуже, когда выходят книги настолько бесцветные и подражательные по сути своей, что трудно понять — чем, кроме желания печататься, был движим автор». К числу наиболее неудачных явлений этого плана он относил книгу «Жёсткий вагон». Сравнивая творческие дебюты поэта Олега Кочеткова и Егора Самченко, критик приходил к выводу, что если у О. Кочеткова «перепевы и повторы кажутся случайными», то у Е. Самченко «явно высказан и открыто сделан упор на „взятие напрокат“ у классиков их отдельных мыслей, находок и целых строк». «Неужели, чтобы высказать тревогу и грусть по уходящей молодости и несвершённым мечтам, у автора не нашлось ни единого своего словечка?» — задавался вопросом Станислав Золотцев. Однако и другие стихи Самченко не вызвали у него душевного отклика: «Далее идут целые страницы с „текстами“ — стихами не назовешь — не несущими в себе чаще всего ни примет времени, ни размышлений над ним, ни хотя бы каких-нибудь черт духовного бытия современника. Автор, погружённый в узколичное рефлектирование, кажется, и не хочет вовсе представить читателю свои мысли в их должном оформлении»[31].

Если полемический запал С. Б. Рассадина, Г. Г. Красухина и С. А. Золотцева вызвали стихи Самченко, то поэт и литературовед Игорь Волгин подверг критике манеру Егора писать поэтические обзоры, в частности, его внимание обратил на себя очерк «„Остановись, мгновенье, ты — прекрасно“. Заметки о новых книгах молодых поэтов» в альманахе «Поэзия», написанный автором в своеобразной, присущей ему экспрессивной манере: «Когда пульс нашего времени так стремителен, так злободневно взволнован, а время, вцепившись в пылающий хвост стартующей ракеты, уносится, врезываясь в звёзды, когда всех нас так волнуют события на Ближнем Востоке, а общечеловеческая мысль то полубожества, то полузверя с улыбкой вспоминает о кремниевых ружьях и кавалерийских баталиях, когда величье отступает в логарифмы, а живой кристалл информации так парадоксален — сжимается, умопомрачительно расширяясь…», <тогда> «сегодняшний день молодой нашей поэзии волнует меня не только как читателя стихотворений, но и как… гражданина». Рецензент недоумевал: «Что это? Школьное сочинение или неудачная литературная пародия?» Он отказывается верить, что это статья о поэзии. «Скверно, — говорил Маршак, — что наш слух не защищён и уши не имеют ресниц», — резюмирует Игорь Волгин[32]. В рассматриваемой статье «Остановись, мгновенье, ты — прекрасно», вызвавшей негативную реакцию Игоря Волгина, Егор Самченко подверг критике стихи самого Игоря Волгина[33].

К мнению Игоря Волгина присоединился критик Валентин Каменев. В своей рецензии на статью врача из Солнечногорска, говорившего, по характеристике В. Ф. Каменева, ни много ни мало — от имени «культуры русского поэтического слова», но имевшего весьма приблизительное представление о рамках скромности и такта, критик отметил, что Егор Самченко, приняв вальяжно-небрежную позу, снисходительно выговаривал дерзким молодым поэтам «с исчерпывающим наличием отсутствия поэтической судьбы и лица необщим выраженьем», хотя книги этих авторов заслуживали самой серьёзной критики. Валентин Каменев добавил к этому, что Самченко, наверняка, упивался собственным красноречием, однако и его авторский стиль был весьма далёк от идеала, ибо статья Егора была наполнена штампами и оборотами, характерными для эпохи так называемой «разгонной» критики[34]. Критик Л. Г. Баранова-Гонченко в статье «Романтический плащ и куфаечка в заплатах» упрекнула Егора Самченко (наряду с Сергеем Куняевым) в равнодушии к творчеству молодых советских поэтов 1980-х годов: «Предваряя разговор о новой поэтической волне, поэт Е. Самченко и критик С. Куняев проявляют настойчивое единодушие в том, как не замечают „необщее выражение“ лица нового поколения. И напрасно». Статья Барановой-Гонченко была опубликована в третьем номере журнала «Литературная учёба» и касалась статей Самченко «Волна? Да, как неопределённость» и «Хорошо выученный урок» Куняева, опубликованных в предыдущем номере той же «Литературной учёбы» и полемически затрагивавших вопрос о «новой волне» поэзии 1980-х годов[35].

Среди немногих доброжелательных критиков, чьи оценки освещали как положительные, так и отрицательные моменты творчества Егора Самченко, был ленинградский писатель и театровед Евгений Соломонович Калмановский. В отдельной статье «Стихи — слова или поступки?», посвящённой разбору книги Самченко «Жёсткий вагон», он писал, что у книги хорошее название, хотя и не отражающее суть творческих принципов её автора. Название «Жёсткий вагон» вызывает у читателя бытовые, будничные и весьма демократичные ассоциации, тогда как стихи автора по преимуществу — сложные, возвышенные монологи о самом себе. По мнению критика, предпочтительнее было назвать дебютную книгу автора «С небом сердце встречалось…» по одной из строчек опубликованного в книге стихотворения «Падал, вставал, улыбался…»[30].

Для Самченко характерно «единство наружной взвинченности с непременным воспарением души», иногда преобладает первое, иногда второе. Поэтический язык его не прост, а почти всегда это какой-то специально вывороченный язык. Смысл некоторых строк понять совершенно невозможно, любовь поэта к искусственному усложнению простых вещей приводит к вычурности, которая может вызывать лишь раздражение. Так, в стихотворении «И друг степей калмык» у Егора есть строчка «Но я не осушал чернила». Осушить можно лишь какую-либо ёмкость: рюмку, бокал и так далее. Если бы автор выразил свою мысль проще, яснее, он избежал бы ненужного раздражения в свой адрес. Как и многих других критиков поэзии Самченко, его стихотворение «И спросил поэт французский…» также повергло Е. С. Калмановского в недоумение[30].

К прочим особенностям творчества Самченко Е. С. Калмановский относил рефрены: «синие взоры», «синь очей»; «земная ось», «ось земная» и т. д. По мнению критика, поэт явно отдаёт предпочтение блестящему словесному оформлению, красивой форме в ущерб глубокому содержанию: «Но когда стихи — слова, а не поступки, то нет знаменитой живой воды, всё сливающей вместе в общем дыхании». Критик отметил важность использования всего объёма духовной жизни автора, чтобы его стихи не были лишь формой его культурного отдыха. В противном случае, когда, например, поэт пишет стихи о дружбе, его любовь к друзьям выглядит декларативной и не вызывающей сопереживания. Стихи Самченко обнаруживают его знакомство с лучшими образцами русской и зарубежной поэзии, но сквозь словесную декларацию Егора не чувствуется личного отношения, личного понимания, сути собственных ассоциаций со стихотворениями классиков, его стихи напоминают коллекцию разных поэтических голосов[30].

Далее критик сделал дежурные критические замечания в адрес стихотворений «Мороз и солнце. Бьют куранты…», «Тоска по Лермонтову», а также не делавшиеся прежде упрёки по адресу стихотворения Самченко «Ответ» — парафраз «Ворона» Эдгара По, «И море. И родные небеса» — на мотив лермонтовского «Паруса». Однако, отмечает критик, помимо перепевов других поэтов, в книге «Жёсткий вагон» встречаются строки, которые воспринимаются как самостоятельный поэтический поступок, а не подражание недосягаемым образцам (стихи «Я так хочу отречься от себя…», «Последнее бабьего лета объятье…» и некоторые другие), и именно они внушают некоторый оптимизм[30].

Весьма положительный отзыв о поэзии Егора Самченко оставил писатель Феликс Медведев. В рецензии на ежегодник «День поэзии 1982», где были помещены стихи поэта «Выбираю злобу дня. Так что не взыщите…»; «Вы, дорогие мои, Вы отвернётесь едва ли…», критик отметил интересные и оригинальные стихи Самченко, написанные им в последнее время: «В его стихах всё чаще ощущается та благородная многозначность, глубина мысли и темперамент, которые отличают настоящего поэта от стихотворца». Рецензент упрекнул хулителей этого своеобразного поэта за то, что они в поисках негатива чаще всего обращаются к ранним поэтическим произведениям Самченко и упускают из виду серьёзность его последних работ, заслуживающих самого серьёзного отношения, «профессионально компетентного анализа да и издательского внимания»[36].

Евгений Евтушенко был безусловным поклонником поэзии Егора Самченко с момента появления последнего в поэтическом семинаре Литературной студии при МГК ВЛКСМ в 1972 году. По воспоминаниям сокурсника Самченко по этому семинару Георгия Елина, признанный мэтр щедро сыпал комплиментами в адрес поэтических метафор из стихотворений Егора Самченко «Дзю-до» и «Ночью кончились чернила»: «„Вода полногруда в стеклянном кувшине“ — отличная строка! „Занавеску зазнобило“ — пятёрка! „Глаза закрыла фотокарточка твоя“ — просто здорово!.. А это вообще гениально: „…и шумел сосновый стол“! Такую смелость мог взять на себя только Заболоцкий!..»[11]. Двадцать три года спустя, в аннотации к стихам Егора Самченко, опубликованным Евтушенко в его поэтической антологии 1995 года «Строфы века», составитель писал: «Обнажён, как поэт, до оголённых нервов. Один из любимых поэтов Александра Межирова»[3].

По мнению М. И. Синельникова, стихотворений, доставивших Егору Самченко славу выдающегося поэта, не могло быть много: это стихи о приближающейся смерти, в них возникает образ могилы, над которой склонилась «жена-иуда»[К 4], о матери, которая мыла полы в сталинской тюрьме (стихотворение «Я славе бью челом…» из книги «Помогаю жить», 1987), об умирающем Александре Блоке (стихотворение «Тайна Блока» из книги «Помогаю жить», 1987, «Лики свободы», 1989), о персидском поэте-суфии Джалаладдине Руми, о несчастном еврее, женившемся на роковой русской бабе. Эти стихотворения Егора Самченко Синельников уподобляет пастернаковскому образу страсти в виде электрических проводов под напряжением, поражающих насмерть: «Мы — провода под током!». Критик так передаёт своё впечатление от поэзии Самченко: «Мне казалось, что такой зверской чувственности, такого темперамента в русской поэзии ещё не бывало. Может быть, у Самченко это и было нерусское — скорей украинское, шевченковское?» Самым выдающимся произведением Егора он считает стихотворение, посвящённое Ивану Грозному даже вопреки тому, что ритмически этот стих был почерпнут автором в поэзии А. К. Толстого, но у Самченко вышло намного мощнее[14].

Обильное употребление Егором знаковых образов классической литературы нередко делало его творчество предметом насмешек пародистов. Пародии на стихи Егора Самченко писали Анатолий Филиппов (пародия «Развивая тему», 1986 — на стихотворение «Воробей» из альманаха «День поэзии», 1986 г.)[38], Владилен Прудовский (пародия «Верните птицу», 1977 — на стихотворение «Ответ», 1975 по мотивам «Ворона» Эдгара По)[39], Виктор Завадский (пародия «Выхожу один я…», 1979 — на стихи «Тоска по Лермонтову», 1975 и «Мороз и солнце. Бьют куранты…», 1975)[40], Алексей Пьянов (пародия «На троих», 1984 — на стихотворение «Тоска по Лермонтову», 1975)[41], Александр Иванов (пародия «Сам себе звезда», 1978 — на стихотворение «Тоска по Лермонтову», 1975)[42]. Пародия Александра Иванова «Сам себе звезда» в авторском исполнении была показана по Центральному телевидению 15 сентября 1978 года в первом выпуске телевизионной передачи «Вокруг смеха»[43]. В этой пародии возникает образ незадачливого поэта, читающего стихи не языком, а руками. Поэт Николай Глазков, в свою очередь, написал стихотворение «Глухонемые», в котором обыграл образ глухонемого поэта[3].

Юмористический журнал «Крокодил» также не преминул возможностью воспользоваться удобным сюжетом для пародии. В 1978 году в очерке писателя-сатирика Владимира Волина «С классиком под ручку» «Крокодил» подверг критике столь полюбившееся пародистам стихотворение Самченко «Тоска по Лермонтову»: «Обратить на себя внимание читателей можно по-разному. Один из способов — взять под ручку классика. Не беда, что будет фамильярно, зато рядом с великим и сам как-то выше становишься. […] Так, молодой поэт Егор Самченко на страницах сборника „День поэзии“ 1975 года вышел на дорогу, взяв под ручку Михаила Юрьевича Лермонтова. И ведь не придерёшься: действительно обоим по 27!» Однако журналист «Крокодила» ошибся: в 1975 году Самченко было не 27, а 35 лет. В этом же очерке высмеивалась и претензия поэта Игоря Волгина (критиковавшего очеркистику Егора Самченко) опереться на классику за счёт пушкинских аллюзий[44].

Обобщить противоречивые стороны характера поэта и врача-психиатра взялся поэт, переводчик и литературовед Михаил Синельников. В отличие от других поэтов, эпизодически вспоминавших Георгия Дмитриевича, сразу же после смерти Самченко он посвятил покойному поэту отдельную статью «Русская стенгазета» в ноябрьском номере российско-еврейского журнала «Лехаим» 2002 года[14][К 7]. По его оценке, Самченко трудно было выносить, многих раздражали его пьяные выходки, его странные беседы и мания величия, от поэта исходило некое «высоковольтное напряжение», то и дело бившее «током искрящейся и тщательно культивируемой душевной болезни». Поэтому мало кто испытывал желание общаться с Самченко в быту продолжительное время. «Да и тип малосимпатичный», — делает вывод мемуарист, поскольку внешне Самченко также выглядел далеко небезупречно: не то немытый, не то неряшливый, от одного вида которого не знавшие его люди сторонились[14].

Однако, вопреки такой неблагоприятной оценке личных качеств поэта, Синельников считает творчество Самченко несправедливо забытым в XXI столетии. Он ссылается на мнение литературного наставника Самченко — поэта Бориса Слуцкого, видевшего в Егоре будущее российской поэзии. Это предсказание Слуцкого Синельников считает оправданным: без гениальных стихов Самченко об Иване Грозном трудно представить полную версию русской поэзии двадцатого столетия. И если бы предстояла задача составить антологию из незаслуженно забытых советских поэтов, то первым, кого бы Синельников включил в неё, он называет Самченко. К творческим особенностям Егора относилось то, что он мог писать или очень сильные, или, наоборот, очень слабые стихи, но никогда не посредственные, которые быстро забываются, тогда как великие стихи часто рождаются из плохих[14].

Драматической страницей биографии Егора Самченко Михаил Синельников называет сближение поэта с антисемитским крылом русской литературы и редакцией журнала «Наш современник». Между тем наиболее ценившим Егора Самченко был Б. А. Слуцкий, который прокладывал ему дорогу в поэзии, по-отечески опекал его, хотя это и не входило в обязанность литературного наставника, ссужал деньгами и даже покупал одежду и обувь. В благодарность за то, что Слуцкий купил для Самченко новое зимнее пальто, тот посвятил Слуцкому одноимённое стихотворение в первом сборнике «Жёсткий вагон», правда, раскритикованное Станиславом Рассадиным. Тем не менее, однажды Самченко, поблагодарив Слуцкого за заботу, заявил своему наставнику: «Но больше я не буду дружить с вами, Борис Абрамович, теперь я — антисемит». Подобная выходка своего любимца больно ранила поэта-фронтовика. Однако причина антисемитизма Самченко, по мнению М. И. Синельникова, крылась не в идеологических предустановках, а была результатом алкогольной деморализации. Автор опять цитирует мнение Александра Межирова: «Да, здесь безумие Ивана Грозного совпало с безумием ресторана ЦДЛ!»[14].

Несмотря на подобный поступок, Самченко не стал отпетым антисемитом, он сохранил уважение к своему учителю и любовь к его стихам, преклонялся перед поэзией Осипа Мандельштама и его «Разговором о Данте». Этому моменту, в частности, посвящено стихотворение Самченко «К „Разговору о Данте“». По этой причине правые литераторы не торопились принять его в свои ряды: «Не совсем-то Самченко был и „наш“, какой-то „и нашим и вашим“! […] Самченко, даже двуликий и податливый, не годился для вечевой сходки. Он был всё-таки слишком поэтом, чтобы стать „активным штыком“ и войти, например, в бюро секции поэзии…». Невыносимый характер Самченко и меру его таланта М. И. Синельников пытается сравнить с задиристостью и талантом М. Ю. Лермонтова: «Но, Боже мой, разве можно было выносить Лермонтова! […] Сравнение кажется невозможным и всё же, и всё-таки…»[14].

• Самченко Г. Д. Жёсткий вагон : Стихи. — М. : Современник, 1975. — 79 с. — (Первая книга в столице). — 10 000 экз.
• Самченко Г. Д. Помогаю жить : Стихи. — М. : Советский писатель, 1987. — 176 с. — 8000 экз.
• Самченко Г. Д. Лики свободы : Стихи. — М. : Современник, 1989. — 125 с. — (Новинки «Современника»). — 6500 экз. — ISBN 5-270-00552-2.
• Самченко Г. Д. В октябре и т. д. : Стихи. — М. : Рекламная библиотечка поэзии, 1994. — 7 с.

• Тема; «Глупая ты, темноты не страшись…»; «Под вечер выбираю…» Стихи. — Кубань, 1968, № 5, стр. 33.
• «Тихо в поле Куликовом…»; «А под вечер…»; Снег. Стихи. — Комсомольская правда, 1971, 1 декабря.
• И в начале. Стихотворение. — Альманах «День поэзии». 1971. — С. 98.
• «Пора вдохновений. Скворечник покинут…»; «Вольно так, легко отчего-то!..»; 21. Январь; «Под незатейливый мотив…» Стихи. — Альманах «День поэзии». 1972. — С. 229—230.
• «Работа — душа народа». Цикл стихотворений. — Знамя, 1973, октябрь. — С. 117—119.
• Баллада о рабочих розах; Баллада о войне и мире. Стихи. — Юность, 1973, апрель. — С. 50.
• Ещё о войне. — Альманах «День поэзии». 1973. — С. 223.
• «Остановись, мгновенье, ты — прекрасно». Заметки о новых книгах молодых поэтов. — Альманах «Поэзия». 1974. № 11. — С. 157—166.
• «Гроза гуляет по Днепру…»; Тоска по Лермонтову. Стихи — Альманах «День поэзии». 1975. — С. 109.
• «Мороз и солнце. Бьют куранты…» Стихотворение. — Сборник «Москва лирическая». Антология одного стихотворения. — М.: Московский рабочий, 1976. — С. 333.
• Детство; Верблюд после стрижки. Стихи. — Юность, 1979, ноябрь. — С. 13.
• Красота и польза. (Ст. Куняев, «Свободная стихия». М., «Современник», 1979. 320 с.; Ст. Куняев, «Избранное». М., Худож. лит., 1979. 381 с. [Рецензии]). — Огонёк, 1980, № 31 (2768), 2 августа. — С. 14.
• Солнечные кольца; «Новоселье Москвою идёт!..»; «Я люблю эти тихие зори…»; «Через время бежит человек…». Стихи. — Литературная газета, 1980, 23 июля. — С. 7.
• Из лирики: Капель; Утренняя охота в степи; В пустыне; Жажда; «Молчи, ни слова о себе!…» Стихи. — Октябрь, 1980, ноябрь. — С. 160—161.
• «Выбираю злобу дня. Так что не взыщите…»; «Вы, дорогие мои, Вы отвернётесь едва ли…» Стихи. — Альманах «День поэзии». 1980. — С. 146.
• «Лишь мысль о параде…»; Сварщик. Стихи. — «Сердце России». Поэтический сборник. Выпуск 2. — М.: Молодая гвардия, 1981. — С. 452—453.
• Одиночество Дмитрия Донского. — Альманах «Поэзия» № 33, 1982. — С. 99—100.
• «Траве не больно? Больно ей…»; Жена; Прохожий. Стихи. — Альманах «День поэзии». 1982. — С. 143.
• Волна? Да, как неопределённость. Очерк. — Литературная учёба, 1983, март — апрель. С. 215.
• «Там заглушал меня ручей…» Стихотворение. — Альманах «День поэзии». 1983. — С. 41.
• Село Каменный Брод. Стихотворение. — Альманах «День поэзии». 1984. — С. 119.
• Чистота идёт на всех. [Размышления над страницами «Слова о полку Игореве»]. Очерк. — Литературная учёба, 1985, март — апрель. — С. 184—190.
• Овлур; Снег генерала Карбышева. Стихи. — Альманах «День поэзии». 1985. — С. 93.
• «Я бессильно лежал на спине…»; Герой КНДР Яков Новиченко. Стихи. — Юность, 1986, сентябрь. — С. 75.
• Воробей; Василёк во ржи. Стихи. — Альманах «День поэзии». 1986. — С. 235.
• Телефон; Вдова Кедрина; «В субботу, на исходе дня…». Стихи. — Огонёк, 1987, 25 июля, № 30. — С. 24.
• «Я сыт закрытыми фактами…»; «Сотни птицами летят…» Стихи. — Альманах «День поэзии». 1988. — С. 143.
• «Словно Божий ветер дунул…»; «Всюду этот, сердитый…» Стихи. — Наш современник. 1994. № 6. — С. 98—99.
• Маленькое послесловие; «Я славлю сон Обломова…». Стихи. — «Строфы века»: Антология русской поэзии. — М.: Полифакт, 1995. — С. 868—869.

• Нурыев, Италмаз. Спасибо за соль : Стихи. — М. : Советский писатель, 1976. — 110 с. — Пер. с туркм. Е. Самченко, И. Шкляревского.
• Поэты Киргизии / Байзакова Т., Ватагина М. Редакция стихотворных переводов Цыбин В. — Л. : Советский писатель. Ленинградское отделение, 1980. — 670 с. — (Библиотека поэта. Малая серия). — 100 000 экз.
• Тарасов С. И. На берегах Синэ : стихи : перевод с якутского. — М. : Современник, 1984. — 77 с. — (Новинки «Современника»).
• Чиковани С. И. Стихотворения и поэмы : Стихи / Квитаишвили Э. Д. — Л. : Советский писатель, 1983. — С. 240. — 367 с. — (Библиотека поэта. Большая серия). — Пер. с груз. Б. Пастернака, А. Тарковского, Е. Самченко и др.