Монашество в Русской православной церкви

Богоматерь Печерская (Свенская) с преподобными Антонием и Феодосием Печерскими

На Руси монастыри стали учреждаться с самого начала официального распространения христианства. Из Константинополя прибыли многочисленные монахи, которые просто не могли прокормиться на родине из-за переизбытка клерикального населения. Сохранилось предание об основании греческими монахами Спасского монастыря близ Вышгорода. Супрасльская летопись упоминает о монастыре при основанной Владимиром Святославичем Десятинной церкви в Киеве. Титмар Мерзебургский упоминает, что во время бывшего в 1017 году пожара в Киеве из-за несчастного случая сгорел «Софийский монастырь» («monasterium Sofhiae»), но слово «monasterium» в тогдашнем языке могло означать не только монастырь, но и кафедральную церковь; в этом случае речь идёт о Соборе Святой Софии (вероятно, ещё деревянной церкви, предшествовавшей построенному при Ярославе каменному храму). О Ярославе Владимировиче под 1037 году Лаврентьевская летопись говорит, что при нём «черноризци почаша множитися и монастыреве починаху быти»[3]. Николай Карамзин склонён был думать, что до Ярослава I на Руси не было монастырей[4], но мнение его не получило господства в науке[5].

В 1051 году при участии вернувшегося с Афона Антония Печерского был основан знаменитый Киево-Печерский монастырь[6]. Согласно Киево-Печерскому патерику, основатели монастыря Антоний и Феодосий уверяли, что всякий, похороненный в монастыре, будет помилован, невзирая на его грехи. Феодосий к этому прибавил: «Се елико же вас в монастыри сем умрет, или игуменом где отослан, аще и грехи будет кто сотворил, аз имам перед Богом за то отвещати». Распространилась вера в то, что судьба души после смерти зависит от молитв живых за умерших, а молитва «непогребенных мертвецов», то есть монахов, многократно действеннее прочих молитв. В результате началась массовая передача имущества монастырям и открытие новых монастырей. Князья и бояре передавали монастырям земли с крестьянами, завещали «всю жизнь свою», то есть все свои имения[7].

В XII веке монастырей в Киеве было до 17, в Чернигове и Переяславе-Хмельницком по четыре, в Галиче и Полоцке по три, в Смоленскe — пять. На юге развитие монастырей задерживали постоянные набеги половцев, печенегов и других кочевых народов; искавшие уединения избирали поэтому более спокойные, безопасные места на севере России. Там, главным образом, и развивается монашество. В Новгороде в XII веке было около 20 монастырей, на территории Новгородской области — около десяти, в Ростове — два, в Суздале — четыре, во Владимире — пять и т. д.

После батыева нашествия русское монашество наряду со всем народом понесло колоссальные потери. Большинство монастырей домонгольской Руси располагались в крупных городах или неподалёку от них, что сделало их добычей захватчиков и стало причиной их разгрома и разорения, повсеместно сопровождавшегося почти полным истреблением насельников. Однако наиболее драматически на дальнейшем состоянии монашеской жизни сказалась не только гибель тысяч русских иноков, но и то, что по этой причине оказалась прерванной внутренняя связь поколений. Почти на столетие были потеряны не только важнейшие навыки аскетической практики, но и преданы забвению сами принципы, лежавшие в основе монашества как особого феномена духовной жизни. Сама эпоха мало располагала к монашеской жизни: большинство монастырей лежало в развалинах, при том, что в любой момент можно было ожидать набега ордынцев, и как следствие, нового разорения обители, гибели или угона в ордынское рабство её насельников. Сведений о русских монастырях и монашествующих 2-й половины XIII — 1-й половины XIV века сохранилось ничтожно мало. Можно утверждать, что в это время на Руси почти исчезли общежительные монастыри, которые всегда являлись основой подвижнической жизни — школой, где новоначальный инок получал базовые понятия о монашестве, формировал основные навыки молитвенно-аскетической практики. В первое столетие после монгольского нашествия на Руси преобладали особножительные обители. Поскольку большинство из них были городскими или пригородными и к тому же являлись ктиторскими по своему характеру (княжескими или боярскими), обстановка в них мало способствовала аскетическим подвигам. Такие монастыри в большей степени рассматривались как родовые некрополи и места, где богатые постриженники могли тихо и мирно провести старость, встретить кончину и в дальнейшем получить место постоянной заупокойной молитвы. Помимо ктиторских, в данную эпоху существовали небольшие особножительные монастыри, которые возникали вокруг приходских храмов, когда рядом с ним строили свои кельи отдельные иноки. Со временем такая стихийно возникшая обитель упорядочивала свою деятельность и начинала принимать черты монастыря. Обитель могла быть «оптиной», то есть монастырём, где жили как женщины, так и мужчины. Это могло возникать в случае, если братия разорённого мужского монастыря находила приют в женской обители или наоборот. В условиях всеобщей разрухи это подчас была единственная возможность сохранить ту или иную монашескую общину при гибели монастыря[8].

Эрнест Лисснер. «Троице-Сергиева лавра»

Лишь в середине — второй половине XIV века начинается стремительное и масштабное возрождение русского монашества, которое стало возможным прежде всего благодаря активной и целенаправленной деятельности митрополита Алексия и исключительному по своей силе и глубине подвигу Сергия Радонежского[8]. До половины XV века, за полтора столетия, было основано до 180 новых монастырей. Увеличению числа монастырей способствовали, с одной стороны, льготы, которыми пользовалось русское духовенство от татар, с другой — усиление религиозного чувства под влиянием недавних ужасов татарского нашествия. Особое значение получает Троицкий монастырь, основанный в середине XIV века Сергием Радонежским. Из него расходились по северу России иноки, которые основывали новые монастыри. В Твери было основано 11 монастырей, в Нижнем Новгороде — 4. Дионисий Суздальский (XIV в.) основал на берегу Волги Печерский монастырь, его ученик Евфимий — Спасо-Евфимиев, а Макарий Унженский, переходя с одного места на другое, основал в костромских пределах 3 монастыря. В Новгороде по-прежнему количество монастырей было больше, чем где-нибудь в другом месте; их строили владыки, иноки и простые люди. Во время защиты города от Дмитрия Донского новгородцы сожгли вокруг города 24 монастыря. Около Пскова возникло 12 новых обителей. На севере России в это время возникли монастыри Спасо-Прилуцкий близ Вологды, Кирилло-Белозерский (1397), Соловецкий (в 1430-х гг.) и т. д. В одних монастырях насчитывалось до 300 иноков, в других было 6, 5 и даже по 2 монаха. Малые монастыри, в основном, не были самостоятельны, но зависели от больших и управлялись их настоятелями.

В некоторых монастырях монахи и монахини жили вместе; иногда женские монастыри приписывались к мужским и управлялись игуменами. Общежительное устройство монастырей не было господствующим; в значительной их части каждый монах имел своё хозяйство, жил отдельно, и только для богослужения они сходились вместе. Таким характером отличались преимущественно северные небольшие монастыри, имевшие от 2 до 10 братий.

В XV—XVI века насчитывают до 300 вновь основанных монастырей. Монах свободно мог уходить из монастыря, не спрашивая ни у кого согласия, избирал себе уединённое место, строил келью, собирал несколько душ братии — и образовывался монастырь, на который не стоило уже большого труда выхлопотать пожертвования от людей благочестивых. Богатые и знатные люди иногда сами основывали свои монастыри, состоявшие в полной от них зависимости. Большие обители высылали от себя как бы монастыри-колонии — приписные монастыри, которые и оставались в их заведовании. Иногда одни монастыри приписывались к другим по распоряжению своего основателя или правительства.

В период с XV по XVII век были основаны, между прочим, следующие монастыри: в Москве и её окрестностях — Новоспасский, Николаевский на Угреши, Новодевичий; в Тверском краю — Калязинский, Троицкий Селижаров; в Смоленском — Святотроицкий Болдинский; под Казанью — Успенский Зилантов; в Новгородско-Псковской земле — Троицкий Александро-Свирский, Тихвинский Успенский, Псково-Печерский; в Двинской области — Антониев Сийский; в Белозерском краю — Нилова пустынь и другие. Почти все более или менее значительные монастыри, кроме северных, были общежительными. Некоторые обители служили как бы приходскими церквями, имели свои приходы. В 1528 году архиепископом Новгородский Макарий, впоследствии митрополит Московский, стремился ввести общежитие в северорусских монастырях, что ему отчасти и удалось. Некоторые основатели монастырей по примеру Феодосия Печерского, Кирилла Белозерского, Евфросина Псковского сами писали уставы для своих монастырей (например, Иосиф Волоцкий, Нил Сорский, Герасим Болдинский и др.), но общие основы древнерусского монастырского быта были выработаны самой жизнью, независимо от этих уставов.

Во главе монастырской общины стоял настоятель (строитель, игумен, архимандрит; в женских монастырях — строительница, игуменья) и собор из лучших братий. Настоятели обыкновенно избирались монастырским собором, но могли назначаться и епархиальным архиереем, если монастырь от него зависел. Настоятели знатнейших монастырей утверждались в своей должности, а иногда и назначались самим царём. Без благословения настоятеля ничего не могло быть предпринято монастырём, но он должен был совещаться с собором. Хозяйственная часть была сосредоточена в руках келаря, который ведал монастырские вотчины, все доходы, расходы и сборы и для этого имел многих помощников; казной монастыря заведовал казначей. Для управления сёлами посылались особые лица. Все должностные лица выбирались монастырской общиной. Письменные дела монастыря ведал дьяк или подьячий, по судебным делам монастыря ходатайствовал его стряпчий. Приём в монастыри был свободный, но от поступающего требовалось внесение известной суммы «вклада» деньгами или же другим имуществом. Только лица, внёсшие вклад, считались действительными членами монастырской общины; принятые без вклада, «Бога ради», не принимали участия в монастырской жизни и составляли тот бродячий монашеский элемент, который был так силён в древней Руси и с которым так упорно и напрасно боролась духовная иерархия. Стоглав предписал принимать в монастыри и без вклада «приходящих с верой и страхом Божиим». Тот же Стоглав уничтожил было несудимые грамоты монастырей, освобождавшие последние от суда епархиального архиерея; но на практике это уничтожение не имело значения. Подчиняясь в духовных делах своему архиерею, большая часть привилегированных монастырей находилась под покровительством князей, царя, митрополита Московского или архиереев из других епархий. Покровительство это доходило иногда до злоупотреблений, так как патроны смотрели на монастыри как на доходную статью. Монастыри, находившиеся под покровительством царя, ведались в Приказе Большого дворца, где давался им суд и велась опись их имуществу. Цари, митрополиты и архиереи, как патроны, наблюдали иногда за благочинием монастырей, писали им послания (например, послание Ивана Грозного в Кириллов Белозерский монастырь), требовали соблюдения уставов и т. п. Такой приблизительно строй жизни русских монастырей существовал и в XVII в., когда вновь возникло свыше 220 обителей.

Монастыри имели большое значение в древнерусской жизни, как экономическое, так и религиозно-просветительное. Основание монастырей служило одним из лучших средств для колонизации незаселённых местностей. Пустынножители избирали обыкновенно для своего поселения места, удалённые от человеческого жилья; возле них селился народ, и таким образом возникал посёлок, разраставшийся впоследствии в крупное поселение. Город Устюг, например, возник возле Гледенского монастыря, Ветлуга — около Варнавинского, Кашин — около Калязинского. Расширение монастырских земельных владений также способствовало колонизационной деятельности монастырей: они разрабатывали пустыри, сзывали на них жителей и заводили новые поселения. Увеличение богатств в руках монастырей способствовало их благотворительной деятельности во времена народных бедствий. В один из голодных годов Кириллов-Белозерский, например, монастырь кормил ежедневно до 600 душ, Пафнутьев — до 1000. Возле монастырей были устроены богадельни, гостиницы, больницы. Некоторые из обителей окружали себя каменными стенами и служили надёжным оплотом против неприятелей, как, например, монастыри Псково-Печерский, Соловецкий, Калязин, Тихвинский и Троицко-Сергиевская лавра.

Из монастырей выходили проповедники, которые, рискуя жизнью, шли в среду язычников и сеяли там семена христианской веры (Исаия и Авраамий в земле Ростовской, Кукша у вятичей, Герасим Вологодский в Вологодской земле, Авраамий Болгарский у булгар, Стефан Пермский, Исаак, Герасим — у пермяков и др.). Многих из них постигла мученическая смерть. Основанные некоторыми из них монастыри служили оплотом для распространения и укрепления христианства среди язычников. Коневский, например, монастырь содействовал обращению чудских племён в христианство, Мурманский — лопарей, в обращении которых позднее принимал деятельное участие и Соловецкий монастырь, и т. п.

Монастыри были также деятельными распространителями религиозного просвещения в древней Руси. На чтение и списывание книг монахи смотрели как на богоугодное дело. При монастырях рано стали заводиться библиотеки, а также и школы для обучения грамоте: грамотные люди были нужны, между прочим, для совершения богослужения. При Андреевском женском монастыре в Киеве княгиня Янка Всеволодовна завела училище для обучения грамоте девиц. В первое время в монастырях занимались главным образом переводами с греческого языка и перепиской книг с болгарских переводов. Оригинальными русскими произведениями являются по преимуществу проповедь и поучения, встречаются сказания и в повествовательном духе, а с начала XII века — и летописание.

Влияли монастыри и своим примером, как проводники в жизнь без компромиссов известных нравственных требований. Далеко не все иноки были, однако, таковы. Уже Феодосий Печерский в своих поучениях обличает иноков в лености к богослужению, в несоблюдении правил воздержания, в собирании имения, в недовольстве одеждой и пищей, в ропоте на игумена за то, что он на монастырские средства содержал сирот и бедных. С увеличением числа монастырей и с ростом их льгот увеличивалось и количество монахов, шедших в монастырь не по призванию, искавших в нём лишь более спокойной, беззаботной жизни. Само стремление к отшельничеству вело иногда к бродяжничеству и подрывало монастырскую дисциплину. Вотчинные владения монастырей также немало способствовали порче монастырских нравов: монахи становились во враждебные отношения с крестьянами, тягались по судам и т. п. Существование рядом мужских и женских монастырей, а также и общих мужско-женских обителей не могло не отражаться на целомудрии монахов и монахинь. Обычай насильственного пострижения, развившийся на Руси в XIV и в особенности в XV вв., противоречил самой идее монастыря и ещё более способствовал упадку монастырской жизни.

В XVI век жалобы на упадок нравов в монастырях, на шатанье, пьянство и разврат раздавались все сильнее и сильнее. Стоглавый собор разрешил монастырским властям ездить по сёлам только по воскресеньям, со святой водой, или для важных земских дел. Запрещая монахам держать хмельное питьё и вести особое хозяйство, собор допустил исключение из этого правила для более знаменитых иноков и тем подорвал в корне своё распоряжение. Иноки, постриженные поневоле или из знатных фамилий, продолжали вести чисто светскую жизнь, к соблазну монастырской братии. В XVII веке было замечено, что многие монастыри возникали без видимой в них нужды и были малолюдны; их стали приписывать к архиерейским домам. Когда во второй половине XVII веке некоторые из малолюдных монастырей стали делаться притонами раскола, собор 1681 года запретил строить вновь монастыри и стремился уменьшить число существующих, закрывая их и сводя в большие, общежительные. Соборы 1667 и 1681 годов, чтобы уменьшить число тунеядцев и вообще постригающихся в монастыри ради материальных выгод, постановили совершать пострижение только в монастырях и после законного искуса (раньше нередки были пострижения в частных домах от разных бродячих монахов, нередко даже самозванцев); запрещено было постригать супругов без взаимного их согласия; бродячих монахов велено было ловить и заключать в монастыри для исправления. Чтобы уединить женские монастыри от мира, собор 1681 года запретил монахиням вступаться в управление своими вотчинами: они должны были держать для этого особых доверенных людей.

Братия Кирилло-Челмогорского монастыря, около 1932 года

После октябрьской революции 1917 года для монашества наступили тяжёлые времена[12]. Именно монастыри первыми среди религиозных общин столкнулись с лишением легального статуса в новом государстве. Они изначально рассматривались советскими властями только как хозяйственные организации. Провозглашенная в начале 1918 года национализация церковного имущества послужила юридическим основанием для ликвидации обителей. Сохранение некоторых монашеских общин через формальное преобразование в сельскохозяйственные артели лишь на время задержало их ликвидацию. В инструкции Наркомзема и Наркомюста РСФСР от 30 октября 1919 года говорилось, что монахи и священнослужители не могут являться членами трудовых земледельческих артелей, как лица, лишенные избирательных прав («лишенцы»). Основная часть монастырей, сохранявшихся в виде легальных земледельческих товариществ, была закрыта в 1919—1921 годы[13].

Ещё одним ударом для монашества был обновленческий раскол, идеологи которого высказывались за ликвидацию монастырей. В итоге к началу 1930-х годов монастырей в СССР практически не осталось.

Ответом Церкви на это стало распространение монашества в миру. После закрытия монастырей большая часть иноков так или иначе продолжала вести монашескую жизнь[14]. Нелегальные «домашние монастыри» появлялись обычно недалеко от закрытых обителей, в окрестных сёлах и городах[13]. Некоторые покупали в складчину дома в городах и сёлах и жили общинками в четыре-пять человек, продолжая соблюдать монашеские обеты. Вместо одного большого монастыря создавались как бы раздробленные монашеские общины, которые сохраняли принципы общежительного жития[15]. Примером могут служить монахи и монахини Зосимовой пустыни, Дивеева и других. Помимо нелегальных общин, основанных насельниками и насельницами закрытых монастырей, существовали новые общины, которые возникали благодаря стремлению к духовному аскетическому опыту молодых людей, не имевших до революции практики монашеской жизни. Уже изначально такие общины образовывались как тайные[13]. Максимальное количество «мирских монахов» наблюдалось в 1937—1941 годах, когда в СССР сама Православная церковь была под угрозой полного исчезновения, чему помешала только Великая Отечественная война.

Власть стремилась ликвидировать не только легальные, но и тайные монастыри. Насельники и насельницы выявленных тайных монастырей подвергались арестам и ссылкам. По окончании сроков заключения многие из них возрождали свои общины, поэтому традиции закрытых обителей не были прерваны[13].

По словами игумена Феофилакта (Безукладникова), «…монашеская жизнь не угасала. <…> иноки подвизались и на приходах, а также существовало монашество в миру, когда человек тайно принимал постриг, и никто даже из его ближних об этом не знал. Человек ходил на работу, и хотя внешне не мог носить монашескую одежду, он жил по монашеским принципам. Порой он только оставлял записку о своём монашестве для родных, которую находили после его смерти, а часто и записки не было. И сколько было таких тайных монашествующих, знает только один Бог»[16].

Сохранились в этот период те монастыри, которые оказались вне СССР: Почаевская лавра и Яблочинский монастырь в Польше, Псково-Печерский монастырь и Пюхтицкий монастырь в Эстонии, Валаамский, Коневский и Линтульский монастыри в Финляндии, Виленский Свято-Духов монастырь в Литве, Свято-Тихоновский монастырь в США, русские монастыри на Святой Земле (хотя для последних в связи с прекращением паломничества настали суровые времена) и многие другие. Вместе с тем представители белой эмиграции основывали и новые монастыри. Как правило, это были небольшие обители. Среди наиболее известных следует отметить Казанско-Богородицкий монастырь в Харбине (1922—1960-е), монастырь Преподобного Иова Почаевского в Ладомировой (1924—1946), Свято-Троицкий монастырь в Джорданвилле (1930), Покровский монастырь в Бюсси-ан-От (1938). Значительное число русских монахов в межвоенный период жили в Югославии и Болгарии, пополнив тамошние монастыри, а монахини бывшей Ленсинской обители способствовали возрождению женского монашества в Сербии.

Согласно Договору о ненападении между Германией и Советским Союзом к СССР были присоединены территория Прибалтики, Западной Украины, Западной Белоруссии, Галиции, Северной Буковины и Молдавии. Благодаря этому в СССР появились действующие монастыри. К началу Великой Отечественной войны Русская церковь имела всего около 3021 прихода и 46 монастырей, священнослужителей насчитывалось 6376 человек, но почти все они были на Западе страны.

В сентябре 1943 года Совнарком разрешил избрание патриарха, открытие приходов, духовных школ и монастырей. Стали возвращать священнослужителей из лагерей и ссылок. С февраля 1944 года началась массовая передача Церкви ранее реквизированных культовых зданий. На октябрь 1945 года на территории СССР было зафиксировано 75 монастырей, из которых 42 женских и 33 мужских, большинство из которых были общежительные и только пять — своекоштные. По возрастному составу две трети монашествующих были старше 60 лет. Из справки совета по делам РПЦ к правительству: «Пострижение в большинстве монастырей происходит по достижении зрелого возраста — не моложе 30 лет. Но в Молдавии из 1159 монашествующих 57 не достигли 18-летнего возраста и 81 — 25-летнего»[17].

Вскоре после войны правительство занялось монастырями вплотную. Серьёзной проблемой было юридическое оформление открывшихся во время войны обителей. В 1944—1945 годах местные власти начали выселение монахов и конфискацию монастырских земель, что вызвало недовольство центра. В результате вышло постановление Совнаркома от 22 августа 1945 года, предписывающее местным органам власти «впредь до особых указаний не препятствовать деятельности мужских и женских монастырей», сохранять их здания, земли, инвентарь и скот. Постановлением от 29 сентября 1945 года обители освобождались от земельной ренты и уплаты налогов со строений, а монашествующие — от налога на холостяков, одиноких и малосемейных граждан[17].

Секретным постановлением Совнаркома № 2137—546 «О православных монастырях» от 26 августа 1945 года совету по делам РПЦ дано было задание произвести в кратчайшие сроки обследование правового и хозяйственного положения монастырей, действующих на территории СССР. Было обследовано 75 обителей. Советом были даны соответствующие рекомендации, в которых говорилось, что для улучшения хозяйственной деятельности монастырей и извлечения из неё максимальной пользы для государства необходимо: вернуть монастырям изъятые у них земли, а малоземельные монастыри наделить недостающим количеством пахотных земель и вывести с монастырских территорий государственные учреждения и предприятия. Все указанные пожелания были учтены в постановлении Совета министров СССР «О православных монастырях» от 29 мая 1946 года, которое окончательно определило их правовое и хозяйственное положение. Для монастырей установили жёсткие нормы поставок продовольствия государству. Этот порядок просуществовал до середины 1950-х годов[17].

православная паломница в Киево-Печерской лавре

С 1988 года в СССР начинается массовое открытие новых монастырей. Но стремительный рост числа монастырей и монашествующих имел и свою оборотную сторону. Так, по словам митрополита Варсонофия (Судакова)[18]:

У нас в России за годы богоборчества и атеизма традиция монашества была утрачена, были разрушены практически все монастыри. А когда начался процесс возрождения монашеской жизни и стали открываться сотни обителей, они наполнились несколькими тысячами монашествующих. Если говорить в цифрах, то только официально у нас числятся порядка 7 тысяч монашествующих по мужским и женским монастырям [на начало 2014 года]. Это без учёта послушников и трудников.

А вот традиционного воспитания для монашествующих у нас нет. Раньше как было? Приходит послушник — и только через определённые годы может стать монахом. Сейчас же как? Где-то в монастыре нужен срочно батюшка, и полгода не прошло, а на послушника уже надевают мантию, его рукополагают, вот он уже иеромонах, хотя ни одной ступеньки не прошёл. То же самое и в женских монастырях. А потом через полгода человек понимает, что это совсем не его. Мы же в семь лет ребёнка не пошлем в университет? Он сначала идет в школу, потом только в университет. А у нас в монастырях зачастую человек, ещё не поняв наш быт, тут же получает постриг. Чтобы такого не было, надо наладить правильную духовную жизнь. Поэтому мы и разрабатываем такой документ — нужны какие-то ориентиры.

• Список ставропигиальных монастырей Русской православной церкви
• Список монастырей Украинской православной церкви (Московского патриархата)
• Список монастырей России
• Право завещания монашествующих Русской православной церкви

• Зверинский В. В. Монастыри в Российской империи. СПб., 1887.
• Василенко Н. П., Ловягин А. М., Смирнов Ф. А. Монашество // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1896. — Т. XIXa. — С. 714—733.
• Смолич И. К. Русское монашество, 988—1917 Русское Монашество: Возникновение. Развитие. Сущность (988—1917). — М.: Церковно-научный центр «Православная Энциклопедия», 1997.
• Монастыри Русской Православной Церкви: Аннотированный указатель фондов гос. арх. РФ / Сост. Кельдова М. В., Ларина В. Г., Воробьева Ю. С. и др. — М.: ВНИИДАД. — 1996
• Монашество и монастыри в России. XI—XX века. Исторические очерки. — М.: Наука, 2002. — 352 с. — ISBN 5-02-008779-3.
• Леонид (Хмыров), иером. К истории монашества Русской Православной Церкви за границей в XX в. // Христианское чтение. 2016 — № 4, стр. 284—302
• Православный монастырь в России в XXI веке: Социальные и хозяйственно-экономические практики / [отв. ред. И. П. Рязанцев, А. М. Смулов; ред.-сост. М. А. Подлесная]. — М.: Изд-во ПСТГУ, 2021. — 392 с. — (Серия «Социо логия Православия»). — ISBN 978-5-7429-1379-5

• Сайт Синодального отдела по монастырям и монашеству