История Спарты

Цивилизация, существовавшая до дорийского вторжения, по-видимому, пришла в упадок во время катастрофы бронзового века, после этого, согласно Геродоту, племена с севера вторглись на Пелопоннес, где они были прозваны дорийцами, они подчинили себе местные племена, поселились там[25].

Древние греки описывали, что примерно через 60 лет после Троянской войны произошло переселение дорийцев с севера, которое в конечном итоге привело к возникновению классической Спарты[26]. Эти истории, однако, противоречивы и были записаны намного позже после тех событий. Поэтому такие скептики, как Карл Юлиус Белох, отрицают, что подобное событие имело место[27]. Чедвик вообще утверждал, основываясь на незначительных региональных топонимах, что дорийцы ранее жили в своих областях как угнетенное большинство, говоря на своем региональном диалекте, и появились после того, когда они свергли своих хозяев[28].

Археологически сама Спарта начинает проявлять признаки поселения только около 1000 года до нашей эры, примерно через 200 лет после распада Микенской цивилизации[29]. Форрест предполагает, что четыре поселения известные как Месоя, Кеносуры, Питана и Лимны существовавшие до образования города позже объединились и составили единый спартанский полис. Два близлежащих к акрополю поселения были первичными, а два отдалённых поселения были основаны позднее[30]. Одним из последствий микенского коллапса было резкое сокращение численности населения. Однако после этого произошло значительное оживление, и рост населения, вероятно это было более заметено в Спарте, так как она располагалась в самой плодородной части равнины Эвротаса[31].

Между VIII и VII веками до нашей эры спартанцы переживали период беззакония и междоусобиц, о чём впоследствии свидетельствовали как Геродот, так и Фукидид. Это все не могло продолжаться долго и по инициативе Ликурга был проведен ряд политических и социальных реформ. Эти реформы положили начало истории Спарты.

Ликург

В самом деле, спартанцы приписывали свой последующий успех именно Ликургу, который начал свои легендарные реформы в то время, когда Спарта была ослаблена внутренними раздорами и не имела стабильности в единой и хорошо организованной общине. Хотя некоторые учёные сомневаются в его существовании, так как его имя происходит от слова «волк», которое ассоциировалось с Аполлоном, следовательно, Ликург мог быть просто олицетворением бога[32].

Дж. Ф. Лазенби предполагает, что двойная монархия могла возникнуть в этот период в результате слияния четырёх поселений, процесс, который и создал сам город. До этого времени были сформированы две фракции поселений Питана-Месоа против поселений Лимнаи-Коноура. Согласно этой точке зрения, цари, которые, по преданию, правили до этого времени, были либо мифическими, либо фракционными вождями[33]. Лазенби далее выдвигает гипотезу, что другие реформы, такие как учреждение коллегии из 5 эфоров, были более поздними нововведениями, которые приписывались Ликургу[34].

Ликургу приписывали все предписания, касавшиеся общественной и частной жизни Спарты. Из предшествовавшего государственного строя Ликург сохранил только власть двух царей. Он установил совет из 30 (вместе с двумя царями) старейшин (герусия, γεροντία), обсуждавшим и решавшим все дела, ежемесячное народное собрание (апелла άπέλλα) из всех граждан не моложе 30-ти лет, имевшее право только принимать или отвергать решения герусии (причем в случае неблагоприятного решения герусия имела право распустить апеллу), а также избиравшее геронтов и других должностных лиц. Ещё более сужала права апеллы практика принятия ею всех решений путём аккламации. По общему мнению древних греков, Ликург ввёл в общественную жизнь спартанцев военную организацию, обязательное участие в дружествах, являвшихся подразделениями войска, обед за общим столом (φιδίτια , аналог критской сисситии) и суровую дисциплину в воспитании юношей и девушек. Ему же приписывались различные меры против роскоши.

Дорийцы, по-видимому, начали расширять границы своей территории до того, как основали свое собственное государство[35]. Они сражались с аргивянами, дорийцами из Аргоса, на востоке и северо-востоке, а также с аркадскими ахейцами на северо-западе. Данные свидетельствуют о том, что Спарта, относительно недоступная из-за рельефа спартанской равнины, с самого начала была в безопасности: она никогда не была укреплена[35].

Спарта делила равнину с Амиклами, лежавшим к югу и сохранившихся со времен древних Микен, и, вероятно, они были самым грозным соседом Спарты. Поэтому вполне правдоподобно предание, что Спарта под предводительством своих царей Архелая и Харилая двинулась на север, чтобы захватить верхнюю долину Эврота[31]. Затем были взяты Фарис и Геронтрай, а также, хотя предания немного противоречивы, позже были взяты Амиклы, которые, вероятно, пали примерно в 750 году до нашей эры. Вполне вероятно, что жители Геронтры были изгнаны, а жители Амиклов просто подчинены Спарте[36]. Павсаний изображает это как конфликт между дорийцами и ахейцами[37]. Однако археологические данные ставят под сомнение такое культурное различие[38].

Античная Спарта.

В начале VI века до нашей эры спартанские цари Лев и Агасикл предприняли энергичную атаку на Тегею, самый могущественный из аркадских городов. В течение некоторого времени Спарта не могла одолеть Тегею и потерпела заметное поражение в битве оков, это название отражало намерения спартанцев заставить Тегею признать её гегемоном[44]. Это означало изменение в политике спартанцев не в сторону порабощения, а к политике создания союза, который привел к созданию Пелопоннесского союза. Эти изменения произошли благодаря усилиям эфора Хилону[45]. Создавая свой альянс, Спарта ставила две цели: защиту от завоевания со стороны Месинии и свободу действий против Аргоса[46]. Битва 300 чемпионов, выигранная около 546 года до нашей эры, сделала спартанцев хозяевами Кинурии, пограничной области между Лаконией и Арголидией[46].

В 494 году до нашей эры царь Клеомен I начал то, что должно было стать окончательным сведением счетов с городом Аргос — вторжение, целью которого был захват самого города[47]. Однако Аргос устоял, но его потери в битве при Сепее оказались достаточно тяжелыми и привели к глубокой междоусобице[48]. Спарта стала признаваться ведущим государством Эллады и поборником эллинизма. Крез царь Лидии заключил со Спартой союз, а скифские посланники искали его помощи, чтобы остановить вторжение Дария I; к Спарте обращались греки Анатолии с призывом противостоять персидскому наступлению и помочь восстанию ионийцев; Платеи просили защиты у Спарты; Мегара признавала её верховенство; и во время персидского вторжения армии Ксеркса ни один полис не ставил под сомнение право Спарты руководить греческими войсками на суше или на море.

В конце VI века до нашей эры Спарта предприняла свое первое вторжение к северу от Коринфийского перешейка, когда она помогла свергнуть Афинского тирана Гиппия в 510 году до нашей эры[49]. Раздоры в Афинах сопровождались конфликтом между Клисфеном и Исагором. Царь Клеомен I явился в Аттику с небольшим отрядом, чтобы поддержать более консервативного Исагора, которого Клеомен I успешно поставил у власти. Однако афинянам не понравилось такое положение дел и они изгнали Исагора вместе с Клеоменом из Афин.

Затем Клеомен I предложил организовать экспедицию всего Пелопоннесского союза, в которой он и его соправитель Демарат были бы лидерами, с целью сделать Исагора тираном Афин. Конкретные цели экспедиции держались в секрете. По мере того, как вспыхивали разногласия, секретность привела к катастрофе, раскрылись истинные цели. Сначала ушли коринфяне. Затем между Клеоменом и Демаратом вспыхнула ссора, и Демарат тоже решил вернуться домой[50]. В результате этого фиаско спартанцы решили впредь не посылать армию с обоими царями во главе. Это также, по-видимому, изменило характер Пелопоннесского союза. С этого времени все основные решения стали обсуждаться. Спарта все ещё была во главе союза, но теперь она должна была сплотить своих союзников для продвижения своих целей[51].

Получив просьбу о помощи со стороны афинян, которые столкнулись с персами в битве при Марафоне в 490 году до нашей эры, Спарта решила соблюдать свои законы и дождаться полнолуния, чтобы послать туда армию. В результате армия Спарты прибыла к Марафону уже после того, как битва была выиграна афинянами.

Во время второй кампании, проведенной десять лет спустя Ксерксом, Спарта столкнулась с той же дилеммой. Персы решили напасть во время олимпийского перемирия, которое спартанцы считали своим долгом соблюдать. Другие греческие полисы, у которых не было таких угрызений совести, прилагали большие усилия, чтобы собрать флот — как могла Спарта не внести свой вклад на суше, когда другие так много делали на море[52]? В Спарте не было единства по поводу стратегии ведения войны, есть признаки того, что религиозные предрассудки Спарты были лишь прикрытием для того, что не отправлять войска. Часть спартанцев считала, что оборона Фермопил безнадежна, и считала, что лучше закрепиться на перешейке[53], другие же считали, что они должны помочь Афинам и отправиться к Фермопилам поскольку там было намного легче сражаться ввиду очень удачной оборонительной позиции, неотправка войск грозила бы потерей союзников, как Афин с их флотом, так и инициативы, что привело бы к катастрофе[54]. В итоге в поход смог отправился только небольшой отряд из 300 спартанцев под предводительством царя Леонида для защиты Фермопил.

В 480 году до нашей эры отряд 300 спартанцев и других греков во главе с царем Леонидом приняли участие в легендарной битве при Фермопилах против огромной персидской армии, нанеся персам огромные потери, прежде чем греки были преданы, узнав, что их ждет окружение, Леонид приказал отступать греческим силам, а сам со своими спартанцами стал прикрывать отход героически пав в сражении. Подвиг 300 спартанцев вдохновил греков для продолжения борьбы, в Спарте поняли, что нужны самые решительные меры и полностью приняли участие в войне[55]. Спарте было доверено командование объединёнными греческими силами на море и суше. Решительная победа в битве при Саламине не изменила основной дилеммы Спарты. В идеале они хотели бы сражаться на перешейке, где им не грозил бы риск того, что их пехота будет застигнута врасплох персидской кавалерией.

Битва при Фермопилах.

Однако в 479 году до нашей эры оставшиеся персидские войска под командованием Мардония опустошили Аттику, и греки были вынуждены начать наступление[56]. Результатом было противостояние, в котором и персы, и греки пытались сражаться на благоприятной местности, и все было решено, когда персы атаковали греков во время их попытки к отступлению. В результате битвы при Платеях греки под предводительством спартанца Павсания разгромили персов и убили Мардония[57]. Решительная победа греков положила конец греко-персидской войне, а также персидским амбициям экспансии в Европу[58].

В том же году объединённый греческий флот, которым командовали спартанский царь Леотихид II и афинянин Ксантипп, пересёк Эгейское море, чтобы помочь освобождению от персидского владычества греческих городов Ионии. Персы не решились сразиться с врагом на море, и битва произошла на суше. Греки одержали полную победу в битве при Микале. После сражения у эллинов состоялся военный совет. Леотихид II предложил переселить ионийцев на территорию европейской части Греции, так как не считал возможным всё время защищать их от персов[59]. Против этого предложения резко выступили афиняне. По их мнению, Иония должна была стать оплотом против варваров, сохранение этой области было необходимо для контроля над Эгейским морем и морской торговлей. Сами ионийцы слышать не хотели о насильственном переселении. Приняв в общегреческий союз освобождённых самосцев, хиосцев и лесбосцев, флот отплыл к Геллеспонту[60][61]. В 478 году до нашей эры греческий флот под предводительством Павсания, победителя при Платеях, совершил походы на Кипр и Византий. Однако Павсаний своим высокомерием и жестокостью настолько оттолкнул от себя ионийцев, что они его прогнали[62]. Источники дают весьма противоречивые впечатления о реакции спартанцев на растущее могущество Афин, и это может отражать расхождение во мнениях внутри Спарты[63]. Согласно этой точке зрения, одна спартанская фракция была вполне довольна тем, что Афины взяли на себя риск продолжения войны с Персией, в то время как противоположная фракция глубоко возмущалась вызовом Афин их греческому господству[64].

В более поздние времена Спарта наряду с Афинами, Фивами и Персией были главными силами, борющимися за господство друг над другом. В результате Пелопоннесской войны Спарта, традиционно имеющая сильную сухопутною армию, стала морской державой. На пике своего могущества Спарта покорила многие греческие полисы и даже сумела одолеть знаменитый афинский флот. К концу V века до нашей эры она выделилась как полис, который победил Первый Афинский морской союз и вторгся в персидские провинции в Анатолии, период, который знаменует собой спартанскую гегемонию.

Землетрясение в Спарте 464 года до нашей эры разрушило большую часть Спартанского полиса, города-государства Древней Греции. Исторические источники предполагают, что погибших могло быть до 20 000 человек, хотя современные исследователи считают, что эта цифра, скорее всего, преувеличена. Землетрясение вызвало восстание илотов, рабского класса спартанского общества. События, вызванные этим мятежом, привели к росту напряженности между Спартой и их соперником, Афинами и расторжению союзного договора между ними. После того, как вспомогательные войска, отправленные консервативной партией афинян, спартанцы отправили обратно с холодной благодарностью, в Афинах взяли верх реформаторы, которые перешли к более популистской и антиспартанской политике. Таким образом, это землетрясение упоминается в исторических источниках как одно из ключевых событий, приведших к малой Пелопоннесской войне.

Внимание Спарты в то время было полностью занято более близкими проблемами, такими как восстание Тегеи (около 473—471 гг. до н. э.), ставшее ещё более грозным из-за участия Аргоса[65]. Однако самым серьёзным был кризис, вызванный землетрясением, которое в 464 году до нашей эры опустошило Спарту и унесло много жизней. Сразу же после этого илоты увидели возможность восстать. За этим последовала осада Итоми, которую укрепили мятежные илоты[66]. Про-спартанский Кимон сумел убедить Афины послать помощь для подавления восстания, но это в конечном счете привело к обратным последствиям для про-спартанского движения в Афинах[67]. Афинские гоплиты, составлявшие основную часть войска, принадлежали к зажиточной части афинского общества, но тем не менее были откровенно шокированы, обнаружив, что мятежники были такими же греками, как и они сами. Спарта начала опасаться, что афинские войска могут объединиться с восставшими[68]. Впоследствии спартанцы отослали афинян домой. Предоставив официальное оправдание, что поскольку первоначальное нападение на Итоми провалилось, то теперь требовалась блокада города, в которой спартанцы не нуждались в помощи афинян. В Афинах это пренебрежение привело к тому, что Афины разорвали свой союз со Спартой и объединились со своим врагом Аргосом[67]. Дальнейшие трения были вызваны совершенствованием афинской демократии при Эфиалте и Перикле[69].

Пол Картледж считает, что восстание илотов и периоэков побудило спартанцев реорганизовать свою армию и включить периоэков в состав гражданских полков гоплитов. Конечно, система, в которой граждане и неграждане сражались вместе в одних и тех же полках, была необычна для Греции[70]. Ганса Ван Виса, однако, не убедило объяснение нехватки рабочей силы в пользу использования спартанцами неграждан-гоплитов. Он согласен с тем, что интеграция периоэков и граждан произошла где-то между Греко-персидской и Пелопоннесской войнами, но не считает это значительным этапом. Спартанцы использовали неграждан в качестве гоплитов задолго до этого, и их соотношение не изменилось. Он сомневается, что спартанцы когда-либо считали, что идеал силы гоплитов только для граждан, столь любимого такими писателями, как Аристотель[71].

Спарта и её союзники во время Пелопоннесской войны.

Пелопоннесские войны были затяжными вооруженными конфликтами, происходившими на море и на суше в последней половине V века до нашей эры между Делийским союзом, контролируемый Афинами, и Пелопоннесским союзом, в котором Спарта доминировала над другими греческими полисами. Делосский союз ученые часто называют «Афинской империей». Пелопоннесский союз считал, что он защищает себя от афинского возвышения.

Война имела этнический подтекст, который обычно, но не всегда применялся: Делосский союз включал население афинян и ионийцев, в то время как Пелопоннесский союз состоял в основном из дорийцев, за исключением того, что третья сила, беотийцы, предварительно встала на сторону Пелопоннесского союза. Спартанцы никогда не доверяли им полностью. Этническая вражда подпитывалась насильственным включением небольших дорийских полисов в Делосский союз. Мотивы, однако, были сложными, включая местную политику и соображения богатства.

В конце концов Спарта победила, но довольно скоро она пришла в упадок и была поглощена в войны с Беотией и Персией, пока не была окончательно побеждена Македонией.

Весной 404 года до нашей эры условия капитуляции требовали от афинян снести длинные стены между городом и портом Пирей. Когда внутреннее несогласие помешало афинянам восстановить правительство, Лисандр ликвидировал демократическое правление и создал правительство из 30 олигархов, которые впоследствии стали известны как тридцать тиранов. Это были про-спартанские люди. Первоначально избранные к власти собранием с мандатом на кодификацию законов, они немедленно обратились за помощью к спартанскому гарнизону, чтобы арестовать своих врагов[72]. Вместе с ними они убивали сторонников демократии и конфисковывали их имущество[73].

Это вызвало беспокойство союзников Спарты в Пелопоннесской лиги, Беотия, Элида и Коринф выступили против правления тридцать тиранов. Лисандр покинул Афины, чтобы установить декархии, управляющие советы из 10 человек, в других частях бывшего Афинского союза, оставив спартанский гарнизон под командованием афинских тиранов. Воспользовавшись общей антиспартанской реакцией и сменой режима в Беотии на антиспартанское правительство, изгнанники и жители Афин неграждане (которым было обещано гражданство) предприняли атаку из Беотии на Афины под командованием Фрасибула и в битве при Филе, за которой последовали битва при Мунихии и битва при Пирее, разгромили тиранов, гарнизон спартанцев восстановил частичный контроль над Афинами. Они установили декархию[74].

Афины были на грани гражданской войны. Обе стороны послали делегатов, чтобы представить свое дело царю Павсанию. Тираны были услышаны первыми. Они жаловались, что Пирей был оккупирован беотийским марионеточным правительством. Павсаний немедленно назначил Лисандра гармостом (наместником), что требовало согласия эфоров, и приказал ему отправиться в Спарту вместе со своим братом, который был поставлен навархом более чем на 40 кораблях. Они должны были подавить восстание и изгнать мятежниов.

Павсаний, получив согласие трех из пяти эфоров, сам отправился в Афины с войском, включавшим людей из всех союзников, кроме Беотии и Коринфа. По дороге он встретил и заменил Лисандра. Последовала битва с Фрасибулом, чьи войска убили двух спартанских полемархов, но в конце концов были загнаны в болото. Затем по его инициативе начались переговоры между пирейскими демократами и афинскими умеренными олигархами. Стороны пришли к соглашению о примирении на условиях обоюдной амнистии. Окончательное примирение восстановило демократию в Афинах. Тридцать тиранов удерживали Элевсин, так как ранее они вырезали все население города. Он был сделан независимым от Афин в качестве убежища для сторонников тиранов. Была объявлена всеобщая амнистия. Спартанцы прекратили свою оккупацию[75].

Бывшие олигархи отреклись от мира. После того как им не удалось собрать силы для своего дела среди других полисов Греции, они предприняли попытку государственного переворота в Афинах. Но проиграли и были схвачены и казнены. Элевсин вернулся Афинам[76]. Спарта отказалась от дальнейшего участия. Тем временем Лисандр, который был отозван в Спарту после того, как его сменил Павсаний, с помощью царя Агиса (второго царя) обвинил Павсания в излишней снисходительности к афинянам. Он не только был оправдан подавляющим большинством присяжных (за исключением сторонников Агиса), включая всех пятерых эфоров, но спартанское правительство отреклось от всех декархов, которые были установлены Лисандром в полисах бывшего Афинского союза, и приказало восстановить прежние правительства[77].

Тесные отношения Спарты с Киром Младшим продолжались и тогда, когда она тайно поддержала его попытку захватить персидский трон. После того как Кир был убит в битве при Кунаксе, Спарта ненадолго попыталась примириться с Артаксерксом, персидским царем. Однако в конце 401 года до нашей эры Спарта решила ответить на призыв нескольких ионийских городов и отправила экспедицию в Анатолию[78]. Хотя война велась под знаменем греческой свободы, поражение спартанцев в битве при Книде в 394 году до нашей эры было широко приветствовалось греческими городами региона. Хотя персидское правление означало для городов Анатолии уплату дани, это, по-видимому, считалось меньшим злом, чем спартанское правление[78]

Гитион, спартанский порт.

В конце 397 года до нашей эры Персия послала родосского агента с подарками противникам Спарты на материковой части Греции. Однако эти побуждения служили главным образом ободрением для тех, кто уже был обижен на Спарту. В этом случае именно Спарта сделала первый агрессивный шаг, используя в качестве предлога поддержку Беотии её союзника Локрида против союзника Спарты Фокида. Была послана армия под командованием Лисандра и Павсания. Поскольку Павсаний был несколько равнодушен ко всему этому предприятию, Лисандр пошел вперед. Отделив Орхоменос от Беотийской Лиги, Лисандр был убит в битве при Галиарте. Когда Павсаний прибыл, вместо того чтобы отомстить за поражение, он просто попросил перемирия, чтобы похоронить тела. За это Павсаний был подвергнут судебному преследованию и отправлен в ссылку[79].

В битве при Коронее Агесилай I, новый царь Спарты, немного превосходил беотийцев, а в Коринфе спартанцы сохранили свои позиции, но все же сочли необходимым избавиться от враждебности персов и по возможности использовать персидскую мощь для укрепления своих собственных позиций у себя дома; поэтому они заключили с Артаксерксом II унизительный Анталкидов мир в 387 году до нашей эры, по которому они сдали персидскому царю греческие города на побережье Малой Азии и Кипра и оговорили автономию всех других греческих городов. Наконец, Спарта и Персия получили право вести войну с теми, кто не соблюдал условия договора[80]. Это должно было быть очень одностороннее толкование автономии, которое навязывала Спарта. Беотийский союз был распущен, с одной стороны, в то время как спартанский Пелопоннесский союз доминировал. Кроме того, Спарта не считала, что автономия включает в себя право города выбирать демократию вместо предпочитаемой Спартой формы правления[81]. В 383 году до нашей эры обращение двух городов Халкидики и македонского царя дало Спарте повод ля разрушения Халкидчкого союза во главе с Олинфом. После нескольких лет борьбы Олинф потерпел поражение, и города Халкидики были включены в Пелопоннесский союз. Истинным бенефициаром этого конфликта была Македония, хотя Поль Картледж считает, что это было бы потворством, чтобы обвинить Спарту в том, что она способствовала возвышению Филиппа II[82].

Во время Коринфской войны Спарта столкнулась с коалицией ведущих греческих государств: Фив, Афин, Коринфа и Аргоса. Первоначально этот союз поддерживала Персия, чьи земли в Анатолии были захвачены Спартой и которая опасалась дальнейшей экспансии спартанцев в Азию. Спарта одержала ряд сухопутных побед, но многие её корабли были уничтожены в битве при Книде греко-финикийским флотом наемников, который Персия предоставила Афинам. Это событие серьёзно подорвало военно-морскую мощь Спарты, но не положило конец её стремлениям к дальнейшему вторжению в Персию, пока афинянин Конон не опустошил спартанское побережье и не спровоцировал старый спартанский страх перед восстанием илотов[83].

После ещё нескольких лет борьбы в 387 году до нашей эры был заключен Анталкидов мир, согласно которому все греческие города Ионии должны были вернуться под контроль персов, а азиатская граница Персии была бы свободна от спартанской угрозы[83]. Последствия войны должны были подтвердить способность Персии успешно вмешиваться в греческую политику и укрепить ослабленное гегемоническое положение Спарты в греческой политической системе[84].

В 382 году до нашей эры Фебид, ведя спартанскую армию на север против Олинфа, сделал крюк к Фивам и захватил Кадмею, цитадель Фив. Лидер антиспартанской фракции был казнен после показательного суда, и узкая клика проспартанских сторонников была поставлена у власти в Фивах и других беотийских городах. Это было вопиющее нарушение Анталкидова мира[85]. Именно захват Кадмеи привел к фиванскому восстанию и, следовательно, к началу Беотийской войны. Спарта начала эту войну со стратегической инициативой, однако Спарта не смогла достичь своих целей[86]. В самом начале неудачная атака спартанского полководца Сподрия на Пирей подорвала позиции Спарты, загнав Афины в союз с Фивами[87]. Затем Спарта потерпела поражение на море (Битва при Наксосе) и на суше (Битва при Наксосе) и не смогла предотвратить восстановление Беотийского союза и создание второго Афинского союза[88].

В 371 году до нашей эры в Спарте был созван новый мирный конгресс для ратификации Каллиева мира. И снова фиванцы отказались отречься от своей беотийской гегемонии, и спартанцы послали войска под командованием короля Клеомброта, пытаясь принудить фиванцев. Когда фиванцы устроили битву при Левктрах, это было скорее от храброго отчаяния, чем от надежды[89]. Тем не менее, именно Спарта была побеждена, и это, наряду со смертью царя Клеомброта, нанесло сокрушительный удар по спартанскому военному престижу[90]. Результатом битвы стало отнятие гегемонии Фивами у Спарты.

Поскольку спартанское гражданство наследовалось по крови, Спарта теперь всё чаще сталкивалась с населением илотов, которое значительно превосходило её граждан. Тревожная убыль спартанских граждан был прокомментирован Аристотелем, который рассматривал это как внезапное событие. В то время как некоторые исследователи рассматривают это как результат военных потерь, похоже, что число граждан, после определённого момента, начало неуклонно сокращаться со скоростью 50 % сокращения каждые пятьдесят лет независимо от масштабов сражений. Скорее всего, это было результатом постоянного перераспределения богатства между гражданами, которое просто не было столь очевидным, пока не были приняты законы, разрешающие гражданам отдавать свои земельные участки[91].

Сфера влияния Спарты в 362 году до нашей эры показана жёлтым цветом.

Спарта так и не смогла полностью оправиться от потерь, которые она понесла битве при Левктрах в 371 году до нашей эры и последующих восстаниях илотов. Тем не менее, она была способна оставаться региональной державой на протяжении более двух столетий. Ни Филипп II, ни его сын Александр Македонский не пытались завоевать саму Спарту.

К зиме конца 370 года до нашей эры царь Агесилай II выступил в поход, но не против Фив, а в попытке сохранить хотя бы часть влияния Спарты в Аркадии. Это привело к обратному результату, когда в ответ аркадяне послали в Беотию призыв о помощи. Беотия ответила тем, что послала большую армию во главе с Эпаминондом, которая сначала двинулась на саму Спарту, а затем двинулась в Месинию, где уже восстали илоты. Эпаминонд освободил илотов в Месинии и помог укрепить город Мессену[92].

Последняя схватка произошла в 362 году до нашей эры, когда несколько бывших союзников Беотии, таких как Мантинея и Элида, присоединились к Спарте. Афины тоже воевали вместе со Спартой. В результате Битва при Мантинее фактически закончилась ничьёй, в ней пал фиванский полководец Эпаминонд[93]. После этого сражения и враги Спарты, и её союзники поклялись в общем мире. Только сама Спарта отказалась от мира, потому что не хотела признавать независимость Месинии[94].

Битва при Херонее.

У Спарты не было ни людей, ни денег, чтобы вернуть утраченное положение, и продолжающееся существование на её границах независимой Месинии и Аркадии держало её в постоянном страхе за собственную безопасность. Она действительно присоединилась к Афинам и Ахее в 353 году до нашей эры, чтобы помешать Филиппу II Македонскому пройти Фермопилы и войти в Фокиду, но кроме этого она не принимала никакого участия в борьбе Греции с новой силой, возникшей на её северных границах. В финальной схватке Филипп сражался с Афинами и Фивами в битве при Херонее. Спарта была зажата у себя дома македонскими союзниками, такими как Мессена и Аргос, и не принимала в битве никакого участия[95].

После победы при Херонее Филипп II Македонский вступил в Пелопоннес. Только Спарта отказалась присоединиться к Коринфскому союзу, но Филипп организовал передачу некоторых пограничных районов соседним полисам Аргосу, Аркадии и Мессении[96].

Во время походов Александра на восток спартанский царь Агис III отправил войска на Крит в 333 году до нашей эры с целью закрепления острова за Спартой[97]. Затем Агис принял командование союзными греческими войсками против Македонии, добившись первых успехов, прежде чем осадить Мегаполис в 331 году до нашей эры. Большая македонская армия под командованием полководца Антипатра выступила ей на помощь и разгромила возглавляемые спартанцами войска в решительной битае при Мегаполисе[98]. Более 5300 спартанцев и их союзников были убиты в сражении, а также 3500 солдат Антипатра[99]. Агис, теперь уже раненый и не способный стоять, приказал своим людям оставить его позади, чтобы он мог встретить наступающую македонскую армию, дабы выиграть им время для отступления. Стоя на коленях, спартанский царь убил нескольких вражеских солдат, прежде чем был окончательно убит копьем[100]. Александр был милостив и только вынудил спартанцев присоединиться к Коринфскому союзу, в который они ранее отказались вступить[101].

Память об этом поражении была ещё свежа в спартанских умах, когда вспыхнуло всеобщее восстание против македонского владычества, известное как Ламийская война, поэтому Спарта оставалась нейтральной[102].

Даже во время своего упадка Спарта никогда не забывала своих притязаний на роль «защитника эллинизма» и своего лаконского остроумия. Анекдот гласит, что когда Филипп II отправил в Спарту послание, в котором говорилось: «если я войду в Лаконию, то уничтожу Спарту», спартанцы ответили ему одним кратким ответом: «если»[103].

Когда Филипп создал Коринфский союз под предлогом объединения Греции против Персии, спартанцы решили не присоединяться к нему. Они не были заинтересованы в присоединении к пангреческой экспедиции, если она не была под руководством спартанцев. Так, после завоевания Персии Александр Македонский послал в Афины 300 доспехов персов со следующей надписью: «Александр, сын Филиппа, и все греки, кроме спартанцев, отдают эти подношения, взятые у иностранцев, живущих в Азии».

В XVIII веке Российская империя рассчитывала расширить свои владения в Северном Причерноморье и на Кавказе. Для этого необходимо было отобрать земли принадлежавшие и зависимые от Турции. Для облегчения задачи было предложено отвлечь силы Османской империи от главного театра военных действий, поэтому был разработан план по поднятию восстания со стороны православных греков, которые испытывали всяческие лишения от османских властей. Английский историк Дуглас Дакин пишет, что до французской революции и наполеоновских войн надежды греков на помощь в освобождении были обращены к единоверной России. Это способствовало деятельности российских агентов, которые вели пропаганду среди греков о возрождении Ромейской империи. Среди них был Георгиос Папазолис, русский офицер от артиллерии, родом из городка Сьятиста, Западная Македония. Именно он, с братьями Орловыми, разработал оптимистический план восстания на Пелопоннесе, для содействия военных операций России против Турции в 1769 году[182]. Российские агенты всячески подбивали православное население на восстание. Для поддержки восстания было решено отправить российскую эскадру во главе с Алексеем Орловым. 17 (28) февраля 1770 года эскадра адмирала Г. А. Спиридова в составе трёх линейных кораблей («Евстафий», «Три святителя» и «Иануарий»), и двух фрегатов («Соломбал» и «Летучий») прибыла к берегам Мореи. 18 февраля эскадра бросила якорь в порту Витула, где его встретили маниоты. 20 февраля Фёдор Орлов освятил в местном монастыре греческие знамёна и привёл к присяге на верность союзу с Россией греческих добровольцев. Греки были разделены на два легиона (Спартанские легионы): Восточный и Западный, которые незамедлительно приступили к боевым действиям. Восточный легион под командованием Баркова, Григоракиса и Псароса состоял из 500 маниотов и 6 русских. Западный легион под командованием Иоанна Мавромихалиса (по прозвищу Пес), Петра Долгорукова и Панайотиса Кумундуроса состоял из 200 маниотов и 12 русских[181].

27 февраля отряд Баркова, десант высадившийся 17 февраля в бухте Итилона (Виттуло), совместно с греческими повстанцами блокировал крепость Мистра и лишил осаждённый турецкий гарнизон доступа к воде. После 9 дней блокады турки капитулировали. Барков и русская часть десанта рассчитывали сохранить им жизнь, но восставшие греки и арнауты были настолько разъярены, что растерзали всех сдавшихся турков. Это деяние серьёзно осложнило положение русских на всём полуострове и стало причиной неудачи десанта. Многие слабые турецкие гарнизоны в Морее, уже готовые сдаться, предпочли сражаться до конца, а не капитулировать, опасаясь быть растерзанными греческими повстанцами.

В течение трёх недель Барков укреплял крепость и массово вербовал добровольцев из местных жителей в свой отряд, достигший к концу марта 8000 человек. С этим отрядом Барков 26 марта выступил и овладел без боя городом Леонтари. Но в районе Триполицы в Аркадии совместный отряд из 600 русских и более 7 тысяч греческих повстанцев потерпел поражение и вынужден был отойти к Мистре.

План военных действий на Пелопоннесе.

Тем временем русский флот осаждал Корони с помощью Западного легиона. Осада оказалась трудной, и вскоре Орлов вступил в спор с Иоанном. Мавромихалис заявил Орлову, что если они хотят начать настоящую войну, то должны занять Корони, а если не хотят, то не должны напрасно волновать греков. Орлов ответил, назвав маниотов «оборванцами» и «грубыми бандитами»[181]. На это Мавромихалис ответил: «последний из этих оборванных и грубых бандитов защищает свою свободу своим собственным мечом и заслуживает большего, чем ты, раб блудницы!»[183] В итоге русские ушли и проводили свои собственные операции до конца года, когда они в конечном счете отплыли обратно в Россию[184]. Вскоре, после ухода русских, город был захвачен и разорён албанскими отрядами.

Восточный легион продолжал сражаться и добился успеха, разгромив армию из 3500 турок[181]. В ответ на это османы послали 8-тысячную армию для вторжения на Пелопоннес. Османская армия сначала разграбила Аттику, прежде чем войти в Пелопоннес. При Ризомилосе в Месинии они были блокированы Иоанном Мавромихалисом и 400 его бойцов. Маниоты некоторое время сдерживали их, но османские войска в конце концов победили из-за своего численного превосходства. Они захватили в плен Иоанна Мавромихалиса, который был не только тяжело ранен, но и был последним выжившим в той битве. В конце концов его замучили до смерти. Затем они отправились на юг и начали опустошать земли близ Альмироса (близ современной деревни Кипариссос в Лаконии). Ночью на вражеский лагерь напала 5000 маниотов-мужчин и женщин, они перебили многих турков, которые потеряли 1700 человек, в то время как маниоты только тридцать девять человек[183].

Около 1770 года османский военачальник Хасан Гази с 16 000 человек осадил две боевые башни клана Венецанакисов в деревне Кастания. Защитниками были Константин Колокотронис и Панайотис Венецанакис со 150 мужчинами и женщинами. Бой продолжался двенадцать дней: большинство защитников было убито, а все военнопленные подверглись пыткам и расчленению. Жена Константина Колокотрониса была одета как мужчина и пробивалась с боем наружу, неся на руках своего ребёнка, Феодора Колокотрониса, будущего полководца Греческой войны за независимость[185].

Маниотские башни вроде той, что сдерживала османов в Скутари.

Из Кастании Хасан Гази двинулся к Скутари и осадил башню могущественного клана Григоракисов. В башне находилось пятнадцать человек, которые продержались три дня, пока турки не подорвали башню заложив порох под неё и не взорвав весь гарнизон. К этому времени главная армия маниотов, состоявшая из 5000 мужчин и 2000 женщин, заняла оборонительную позицию в горной местности над городом Парасирос. Вся армия находилась под командованием Экзарха Григоракиса и его племянника Занета Григоракиса. Османская армия вышла на равнину Агио Пигада (что означает Святой колодец). Они послали послов к маниотам, сообщив им, что Хасан хочет вести переговоры. Маниоты знали, что если они пошлют послов к туркам, то в случае провала переговоров Хасан их казнит. Однако маниоты послали шесть человек, чтобы обсудить условия[183].

К Хасану были посланы шесть маниотских послов, не кланяясь, они спросили его, чего он хочет. Требования Хасана включали в себя дать в заложники детей десяти капитанов в качестве заложников, всё оружие маниотов и ежегодный налог на голову, который должен был выплачиваться в качестве наказания за поддержку русских. Маниоты ответили на требования Хасана, сказав: «Мы предпочитаем умереть, чем отдать вам наши ружья и детей. Мы не платим налогов, потому что наша земля бедна». Хасан пришёл в ярость и приказал обезглавить шестерых мужчин и насадить их головы на колья, чтобы маниоты могли их видеть[186].

После того как послы были убиты, оставшиеся маниоты напали на османов. Бой был ожесточенным и только 6000 турок сумели бежать до Мистры. Никто точно не знал, сколько потерь понесли маниоты, но турки окончательно потеряли 10 000 человек[186]. В 1780 году Хасан Гази, бей Пелопоннеса, попытался ослабить семью Григоракиса, организовав убийство Экзарха Григоракиса. Он пригласил его в Триполис и обращался с ним как с почётным гостем, но потом велел повесить его[187]. В пасхальное воскресенье мать Экзарха потребовала от людей Скутари отомстить за смерть её сына[188]. Под командованием Занета Григоракиса люди Скутари переоделись священниками и смогли проникнуть в Пассавы. Оказавшись внутри, они достали спрятанное оружие и убили всех жителей Пассавы[189].

В 1782 году османы заманили Михалиса Трупакиса, бея Мани, на корабль и отправили его на Лесбос, где он был казнён за пиратство. Порта пыталась заставить Занетоса Григоракиса заменить его, но Занетос отказывался, пока его не заманили на корабль и не заставили стать беем[190].

Вскоре после Орловской экспедиции ряд маниотов поступил на русскую военную службу. Остатки двух легионов присоединились к русским морским силам в качестве морской пехоты, участвуя в операциях в Эгейском и восточном Средиземноморье. Два лидера этих добровольцев, Стефанос Мавромихалис и Димитриос Григоракис, были отпрысками главных кланов Маниотов, каждый из которых дослужился до звания майора.

В итоге восстание было подавлено, поражение восстания имело тяжёлые последствия для населения Пелопоннеса. Эта богатая греческая провинция подверглась опустошению, многие её жители стали жертвами насилий и террора. Были разрушены и разграблены многие города, сожжены тысячи оливковых и тутовых деревьев, остались необработанными поля. Спасая свою жизнь, тысячи греков укрылись в горах, бежали на острова и даже в Малую Азию. В целом, по подсчетам греческого исследователя М. Сакеллариоса, было убито, продано в рабство или покинуло страну 40 тыс. человек — или около 15 % всего тогдашнего греческого населения Мореи[191]. Из-за этого в 1777 году часть жителей Спарты, получившие название «Карагианнакос» (греч. Καραγιαννάκος), вынуждены были покинуть свой родной город и переселиться в Колдере, близ Маниса (Магнезия около Сипилоса)[192].

В 1821 году началась Греческая война за независимость, Лакония стала одной из главных арен по ведению боевых действий против турков. Маниоты проживавшие там, известные своими боевыми качествами, были самыми первыми, кто присоединился к греческому освободительному движению (это утверждение разделялось со многими другими греческими областями), и их вклад оказался решающим. Общество под названием Филики Этерия послало своих представителей Перревоса и Хрисоспатиса организовать местное население на борьбу. 17 марта 1821 года 12 000 маниотов собрались в церкви Таксиархов (Архангелов) города Ареополис и объявили войну Османской империи, опередив остальную Грецию примерно на неделю[193]. Их флаг был белым с синим крестом в центре. На флаге красовался девиз «победа или смерть». В нижней части флага была древняя спартанская надпись: «со щитом или на щите»[194].

Флаг маниотов с девизом «Победа или смерть — с ним или на нём».

21 марта армия из 2000 маниотов под командованием Петроса Мавромихалиса, Теодороса Колокотрониса и Папафлессаса двинулась к Каламата. 23 марта они захватили город[194]. Из Каламата Мавромихалис писал письма государствам Европы, сообщая им о том, что делают греки, и подписывая их как «главнокомандующий спартанской армии». В Каламата также состоялся Мессенский сенат. Колокотронис хотел напасть на Триполицу и захватить главный турецкий город на Пелопоннесе. Однако Мавромихалис сначала хотел захватить небольшие города, а затем взять Триполис. Сенат согласился с Мавромихалисом и маниоты атаковали турок в Месинии и Лаконии.

Теодорос Колокотронис убежденный в своей правоте, двинулся в Аркадию с 300 маниотами. Когда он вошел в Аркадию, его отряд из 300 человек сражался с турецкими войсками численностью 1300 человек и разбил их. 28 апреля несколько тысяч маниотских солдат под командованием сыновей Петроса Мавромихалиса присоединились к лагерю Колокотрониса под Триполисом. 12 сентября 1821 года пала турецкая столица на Пелопоннесе.

Махмуд II пришел в отчаяние и в 1824 году призвал своего вали Египта Мухаммеда Али, чтобы он помог ему подавить восстание. Али обещал помочь султану в обмен на острова Крит и Кипр, а также сделать своего старшего сына, Ибрагима-пашу, пашой Пелопоннеса. Махмуд II принял это предложение, и Али послал своего сына командовать экспедицией. Тем временем греки пребывали в смятении из-за политического соперничества, которое вызвало вооружённые стычки между повстанцами. Колокотронис был арестован, его сын Панос убит, а его племянник Никитас Стамателопулос бежал.

Ибрагим хорошо воспользовался этой суматохой и высадился со своей армией (25 — 30 000 пехоты, кавалерии и артиллерии при поддержке османско-египетского флота) в Метони. Вскоре Ибрагим снова захватил Пелопоннес, за исключением Нафплиона и полуострова Мани. В 1825 году египетские войска захватили и разрушили город, а жители были вынуждены бежать в Мани к маниотам. Когда он попытался захватить Нафплион, то был отброшен Димитрием Ипсиланти и Константином Мавромихалисом, братом Петроса.

Тогда Ибрагим решил отправиться в Мани. Он послал посланца к маниотам, требуя, чтобы они сдались, иначе он опустошит их землю. Вместо того чтобы сдаться, маниоты ответили[194]:

«Караискакис высадился в Фалиро» Константинос Воланакис

Разгневанный ответом спартанцев, Ибрагим, командовавший армией из 7000 человек, напал на Мани 21 июня 1826 года[195]. Он был остановлен у стен Альмироса и Верги, которые тянулись примерно на 500 метров[196]. Оборонявшими стены были 2000 маниотов под командованием Илиаса Кацакоса Мавромихалиса и 500 греческих беженцев[195][197]. Когда Ибрагим двинул свою пехоту и кавалерию против позиции маниотов, он также приказал двум своим кораблям, включая тот, на котором он находился, атаковать укрепления маниотов с моря с их артиллерией. Египетская армия восемь раз атаковала позиции маниотов и была отброшена назад[195]. Бои продолжались ещё несколько дней, прежде чем египтяне отступили, когда слухи о том, что Колокотронис приближается к ним с тыла с 2000 человек, подтвердились[198]. Маниоты преследовали египтян до самой Каламаты, а затем вернулись в Вергу. Это сражение не только дорого обошлось Ибрагиму, потерявшему 2500 человек, но и разрушило его план вторжения в Мани с севера[194][195].

Когда Ибрагим начинал свою атаку на позиции маниотов в Верге, он решил создать небольшой флот и атаковать Ареополис. Этот план был описан Гринхалгом и Элиопулосом как «превосходный», потому что он застал бы Ареополис врасплох, так как он был плохо защищен. Захватив Ареополис, Ибрагим мог нарушить коммуникации маниотов и взять под контроль горные перевалы, ведущие в Йитион. Это также позволило бы египтянам напасть на маниотов в Верге с тыла[197].

Спарта, меццо-тинто 1814 год, Уильям Хейгарт

24 июня Ибрагим послал небольшой флот с 1500 солдатами, чтобы высадиться в заливе Дирос и захватить Ареополис[197]. Когда египтяне высадились на берег, раздался тревожный звон колоколов церквей предупреждающий об опасности[195]. В это время 300 женщин и столько же стариков собирали урожай, однако, когда они услышали звон колоколов церквей, вместо того, чтобы бежать в горы, они схватили свои косы, серпы и мотыги и набросились на египтян. Египтяне, не ожидавшие никакого сопротивления, были застигнуты врасплох и бежали на свои укреплённые позиции на берегу, где они могли бы получить поддержку со своих кораблей. Но не успели, а на помощь к женщинам подоспело 300 маниотов мужчин из других городов, и египтяне не устояв под их натиском были сброшены в море, одни пытались спасаться вплавь к своим кораблям, другие просто были убиты[197]. Поражение Ибрагима не только дорого обошлось ему, так как он потерял 1000 человек, но и сорвало его план вторжения и завоевания Мани. Позже женщин Дироса окрестили «амазонками Дироса»[199].

Ибрагим, раздражённый своими поражениями при Верге и Диросе, целый месяц грабил Пелопоннес, прежде чем вновь обратить свое внимание на Лаконию. Он послал армию из 6000 арабов, чтобы продвинуться к Тайгету, захватить Гитион и всю Лаконию. Собрав подкрепления, он разбил армию на три колонны, которые выступили из города 25 июля. Первая направилась к городку Св. Петра и сожгла сам городок и окрестные сёла. Однако направившись севернее к Арголиде, встретила сопротивление наспех воздвигнутого бастиона на малом полуострове и его немногочисленных защитников под командованием П.Зафиропулос и С.Стайкопулос. Вскоре к защитникам бастиона подошли Никитас Стамателопулос, Цокрис, Андреас Метаксас и Д.Панас с добровольцами Ионических островов. Атака османов 5 августа захлебнулась и они отступили. Вторая колонна пошла на юг в Лаконию, сожгла городок Прастос и осадила село Кремасти. Жители села оказали сопротивление, но оставшись без воды, через три дня приняли решение сдаться. Однако многие девушки и женщины предпочли броситься с обрыва, нежели оказаться в рабстве[200]. Третья колонна, самая мощная, под командованием самого Ибрагима подошла в середине августа к ромейскому городу-крепости Мистра, в нескольких километрах от Спарты, но оценив крепость Ибрагим решил, что на её осаду понадобится длительное время. К тому же защитники, под командованием Кумуциотиса, Заропулоса и Барбициотиса, подтвердили его оценку, совершив дерзкую вылазку и атаку на авангард египетской армии. Ибрагим отошёл от Мистры и спустился к Спарте, в долину реки Эврот. В Спарте на его пути оказалась бывшая родовая башня турка Мехмет-аги, где заперлись 30 греческих повстанцев во главе с православным священником. Считая, что он легко возьмёт эту башню, Ибрагим начал вести на неё непрерывные атаки и в конечном итоге потратил на это двенадцать дней. Не сумев взять башню штурмом, египтяне стали рыть подкоп, чтобы взорвать её. Героические защитники башни совершили прорыв и, что удивительно, прорвались все, кроме трёх человек, которые вернулись в башню и были взорваны египтянами на следующее утро. 14 августа Никитас Стамателопулос устроил у села Верия засаду второй колонне египтян, шедшей на соединение с первой. Египтяне вели с собой 300 пленных жителей и 12 тыс. овец и коз. Атака Никитараса была настолько внезапной, что египтяне бросили всех пленных и животных.

Но действительной стратегической целью Ибрагима по прежнему был Мани. Остатки египетской армии соединились. Ибрагим решил войти в Мани с востока, где склоны её гор были более пологими и доступными. Встретив малое сопротивление при Андрувитса, египетская армия вышла к вершинам горы Тайгет, откуда Ибрагим уже видел ненавистный ему Мани. 27 августа Ибрагим подошёл к Маниакова на восточном склоне Тайгета. Здесь на его пути встал П.Косонакос с 300 бойцами. Когда бой разгорелся, подоспел И.Кацакос с ещё 300 бойцами и ударил египтянам в тыл. Египтяне были вынуждены отступить к Пасава. Здесь к ним добровольно перешёл Боснас из деревни Вордония (недалеко от Спарты), представитель маленького маниатского клана. Как новый Эфиальт, Боснас повел египтян по известным ему тропам к Десфина. Когда он приблизился к Полицаравосу (ныне пустынному месту в южной части Тайгета), его остановил Феодор Статакос, который вместе со своей семьей из тринадцати человек укрылся в своей башне. Босинас попытался заставить Статакоса сдаться, Стафакакос подозвал его поближе на разговор, Босинас подошел к башне, где ему в упор пустили пклю в лоб. В отместку армия Ибрагима обстреляла башню из своих пушек и разрушила её[201]. Стафакакакос и его семья пали смертью храбрых в бою.

Затем египтяне двинулись к городу Полицаравос и достигли его 28 августа. Население стало убегать, пока одна отважная гречанка не выкрикнула: «бегите трусы, а я останусь защищать ваш дом». Тогда деревенский священник Иконому, со своими сыновьями и ещё 90 односельчанами отправили женщин и детей укрыться в горах, прежде чем усовершенствовать имеющиеся там укрепления и держали натиск со стороны арабов почти шесть часов. Пока местному ополчению не подошло подкрепление из других маниотских отрядов Цалафатиноса, братьев Ятракос, Константиноса Мавромихалиса, а также Кацакоса, и вскоре защитники насчитывали 2500 человек[201]. Египтяне с трудом дошли к Полицаравосу, потому что он был окружён скалами, расположенных на возвышенностях[202]. Как только арабы прекратили свой натиск, чтобы передохнуть, маниоты сплотились вокруг своих укреплений и контратаковали арабов. Ибрагим и его армия не выдержали боя и в панике бросились бежать из под Полицаравоса, потеряв 400 человек убитыми, в то время как маниоты потеряли только девять[201]. Несмотря на то, что эта кампания была омрачена другими сражениями войны за независимость, она была одной из самых важных, по мнению некоторых историков. Маниоты остановили египтян и Ибрагима-пашу, которые до этого ещё не терпели решительного поражения. Вторжение в Мани и Лаконию стало его первой кампанией, которая бесспорно закончилась провалом. До самого конца войны Ибрагим не посмеет вернуться сюда. Он завязнет в партизанской войне, которую методически организовывал против него Колокотрониc. Это было последняя попытка египтян и османов полностью взять под контроль Лаконию, в то время как Пелопоннес, центральная Греция и некоторые острова Эгейского моря были освобождены в 1828 году после того, как военно-морские силы Королевства Франции под командованием Анри де Риньи, Соединенного Королевства Великобритании и Ирландии под командованием Эдварда Кодрингтона и Российской империи под командованием Логина Гейдена разгромили Ибрагима в морском сражении при Наварино в 1827 году.

Спарта в 1847 году.

На начало XIX века Спарта являлась в сущности небольшой деревней с населением в несколько тысяч человек, которые жили посреди руин древнего города, в тени Мистры[203]. В 1834 году, после греческой войны за независимость, король Оттон издал указ по, которому населённый пункт должен был стать полноценным городом. План новой застройки города был создан баварским архитектором Фридрихом Штауффертом, основываясь на принципах неоклассического городского планирования, которые преобладали в то время в Европе. Город был отстроен рядом с руинами античной Спарты на акрополе, к северу от современной застройки и стал местной достопримечательностью[161]. Главная особенность новой застройки это симметричные кварталы, которые сходятся у акрополя древней Спарты и частично его окружающих. Город должен был быть рассчитан на население 100 000 человек. Спарта и Лакония в целом следовали судьбе остальной Греции в первые годы независимости. Хотя планы не были выполнены добросовестно, Спарта по-прежнему остается городом, отличающимся хорошей планировкой, с деревьями по бокам широких улиц, парками и большими площадями, а также многими старыми зданиями, которые находятся в отличном состоянии. Спарта является столицей префектуры Лакония.

Согласно переписи, проведенной в 1907 году, в городе проживало 4456 человек. После отстройки города, многие жители Мистры покинули свои дома и переселились в Спарту. В городе почти не было промышленности за исключением нескольких шёлковых фабрик, развитию города мешало его неудачное положение, удаленность от моря и отсутствие железнодорожного сообщения с остальной Грецией. Однако из-за возмущения местных жителей в 1907 году, было начато строительство железной дороги — событие, имевшее огромное значение для процветания Спарты и всей Лаконии[167]. В 1930-е годы с асфальтированием главных дорог и строительством водопроводной сети, он преобразовался в современный городской центр.

Вид на Спарту со стороны горы Тайгет.

Во время Второй мировой войны многие лаконцы в том числе и спартанцы были в греческой армии во время вторжения немецко-фашистских захватчиков в Грецию[204]. Лаконец полковник Константинос Давакис был одним из руководителей вооруженных сил Греции. Давакис, командовавший отрядом «Пиндус», разгромил элитную итальянскую альпийскую бригаду «Юлия» в битве при Пинде (28 октября — 13 ноября 1940 года), несмотря на то, что итальянцы располагали более совершенным вооружением.

Позже лаконцы участвовали в морских сражениях, когда королевский военно-морской флот Великобритании разгромил королевские военно-морские силы Италии в битве у мыса Матапан (27 — 29 марта 1941 года) у мыса Тенарон. Однако нацистская Германия напал на Грецию, чтобы поддержать итальянцев. Греки были вынуждены отступить. В апреле 1941 года британцы начали эвакуацию своих войск из Порто-Каджио. Вскоре Спарта как и остальная Греция оказалась под фашисткой и нацистской оккупацией[205].

Во время оккупации, Лакония стала ареной сражений греков не только против оккупантов, но и местом борьбы их различных военных группировок между собой, в регионе активно действовали батальоны безопасности. Местное население было настроено крайне антикоммунистически, это сыграло свою роль после выдворения нацистских и фашистских захватчиков из Греции в 1944 году, как только они покинули Грецию, началась гражданская война. Коммунистические формирования сражались против греческой армии и роялистов, так 13 февраля 1947 года группа бойцов ДАГ на Пелопоннесе внезапно захватила на несколько часов Спарту и освободила 176 заключенных из городской тюрьмы[206]. После того, когда гражданская война закончилась многие молодые люди уехали в Афины и другие крупные города, а также за границу в такие страны как США и Австралию[207].

Сегодня Спарта обладает всеми характеристиками провинциального города, основная экономика которого опирается на сельское хозяйство, на переработку этой продукции, а также сфера туризма. Это экономический, административный и культурный центр области Лакония.

На центральной площади города доминирует самое внушительное неоклассическое здание в Спарте — городская Ратуша. Построенная в 1909 году Ратуша носит имя греческого архитектора Г. Кацароса[208]. Во времена монархии (которая была отменена референдумом в 1973 году) титул герцога Спарты даровался греческому наследному принцу, διάδοοοο (diádokhos).