Джордано Бруно

Филиппо Бруно родился в семье солдата Джованни Бруно в местечке Нола близ Неаполя в 1548 году. В 11 лет его привезли в Неаполь изучать литературу, логику и диалектику. В 15 лет он поступил в монастырь Святого Доминика (1563), где в 1565 году постригся в монахи и получил имя Джордано. Своё первое сочинение «Ноев ковчег» Бруно посвятил папе Пию V во время своего посещения Рима в 1568 году[8].

В 1572 году 24-летний Джордано становится католическим священником. В Кампанье, в провинциальном городе Неаполитанского королевства, молодой доминиканец впервые отслужил свою обедню[13].

В 1575 году, во время пребывания в монастыре св. Доминика, Джордано навлёк на себя подозрения в чтении запрещённых книг, кроме того, он выносил из кельи иконы и оставлял лишь распятие. Начальству пришлось начать расследование его деятельности. Не дожидаясь результатов, Бруно переехал в 1576 году в Рим, но, посчитав это место недостаточно безопасным, двинулся на север Италии (Генуя, Турин, Венеция), а затем в Швейцарию — в Женеву, где стал кальвинистом (1578)[8]. В 1579 году он оказывается зачисленным в Женевский университет, однако на диспуте его вновь преследует обвинение в ереси — уже со стороны кальвинистов.

Перебравшись в начале 1580 года в Тулузу, Бруно получает учёный титул Magister artium[8] и почти 2 года читает курс философии и публичные лекции о книге Аристотеля «О душе» (лат. De anima)[10].

Летом 1581 года Бруно переезжает в Париж, где становится преподавателем Сорбоннского университета. Здесь Бруно публикует свои первые работы по мнемонике («Тени идей»; итал. De umbris idearum) и читает лекции о книге Раймунда Луллия «Великое искусство: краткое открытие истины» (лат. Ars magna: compendiosa inventendi veritam; ок. 1272)[10]. Там на Бруно обратил внимание присутствовавший на одной из его лекций король Генрих III Французский, на которого произвели впечатление знания и память Бруно. В 1582 году Бруно посвятил Генриху III сочинение итал. Ars memoriae и опубликовал другие сочинения, включая театральную пьесу «Подсвечник» (в другом переводе «Неаполитанская улица»[14]; итал. Candelaio‎)[8]. Король пригласил Бруно ко двору и предоставил ему несколько лет (до 1583) спокойствия и безопасности, а позднее, когда споры Бруно со сторонниками Аристотеля принудили его покинуть Париж[10], дал рекомендательные письма для поездки в Англию. В 1583 году Бруно отправился в Лондон, где оставался в продолжение двух лет.

Сначала 35-летний философ жил в Лондоне под покровительством французского посланника Мишеля де Шатонеф де ла Мовисьера[10], затем — в Оксфорде, но после ссоры с местными профессорами опять перебрался в Лондон, где издал ряд трудов, среди которых один из главных — «О бесконечности, вселенной и мирах» (1584). Другие труды этого периода: «Пир на пепле»[15][16]; «Изгнание торжествующего зверя»[17], в котором он упоминает египетские верования; «Каббала пегасского коня» (или «Тайна Пегаса»; 1585); «Килленский осёл»; «О героическом энтузиазме»[18][19] и другие.

В Англии Джордано Бруно пытался убедить высокопоставленных лиц Елизаветинского королевства в истинности идей Коперника, согласно которым Солнце, а не Земля, находится в центре планетарной системы. Это было до того, как Галилей обобщил доктрину Коперника. В Англии ему так и не удалось распространить простую систему Коперника: ни Шекспир, ни Бэкон не поддались его усилиям, но твёрдо следовали аристотелевской системе, считая Солнце одной из планет, вращающейся подобно остальным, вокруг Земли. Только Уильям Гилберт, врач и физик, принял за истину систему Коперника и опытным путём пришёл к выводу, что Земля является огромным магнитом. Он определил, что Земля управляется силами магнетизма при движении.

В октябре 1585 года Бруно возвращается в Париж, где он издаёт курс лекций по «Физике» Аристотеля. В июне 1586 года Бруно переезжает в Германию, где безуспешно ищет работу в Майнце и Висбадене. В Марбурге, после зачисления в штат университета, ему было вскоре запрещено читать лекции.

Оттуда он переехал в Виттенберг, где его ждал более радушный приём, и где он пробыл два года (1586—1588), читая лекции. При отъезде Бруно произнёс горячую похвальную речь Лютеру[10].

В 1588 году 40-летний Бруно переезжает в Прагу, где его литературная деятельность концентрируется на сочинениях на тему магии, особенно его труд «De magia naturali», где он насчитывает девять различных форм магии (1/ магия мудрецов[20]; 2/ медико-алхимическая; 3/ волшебная; 4/ естественная; 5/ математическая или оккультная; 6/ демоническая; 7/ некромантическая; 8/ губительно-зловредная; 9/ пророческая)[8].

В 1589 году он уже в Гельмштедте, а в 1590 году он приезжает во Франкфурт-на-Майне, где публикует свои труды и получает солидный гонорар. Однако в 1591 году Бруно был вынужден спешно покинуть Франкфурт.

Памятник Джордано Бруно в Риме на Кампо деи Фиори, месте его казни

В 1591 году Бруно принял приглашение от молодого венецианского аристократа Джованни Мочениго по обучению искусству памяти и переехал в Венецию. Однако вскоре отношения Бруно и Мочениго испортились. 23 мая 1592 года Мочениго направил венецианскому инквизитору свой первый донос на Бруно, в котором писал:[21][22]

Я, Джованни Мочениго, доношу по долгу совести и по приказанию духовника, что много раз слышал от Джордано Бруно, когда беседовал с ним в своём доме, что мир вечен и существуют бесконечные миры… что Христос совершал мнимые чудеса и был магом, что Христос умирал не по доброй воле и, насколько мог, старался избежать смерти; что возмездия за грехи не существует; что души, сотворённые природой, переходят из одного живого существа в другое. Он рассказывал о своём намерении стать основателем новой секты под названием «новая философия». Он говорил, что Дева Мария не могла родить; монахи позорят мир; что все они — ослы; что у нас нет доказательств, имеет ли наша вера заслуги перед Богом.

25 и 26 мая 1592 года Мочениго направил новые доносы на Бруно, после чего философ был арестован и заключён в тюрьму. 17 сентября из Рима поступило требование к Венеции о выдаче Бруно для суда над ним в Риме. Общественное влияние обвиняемого, число и характер ересей, в которых он подозревался, были так велики, что венецианская инквизиция не отважилась сама окончить этот процесс. По мнению А.Штекли, выдача Бруно стала результатом политических взаимоотношений Венеции и Рима, вошедших в конфликт по проблеме «фуорушити»[23].

27 февраля 1593 года Бруно был перевезён в Рим. Помимо почти года в тюрьме Венеции, в римских тюрьмах он провёл семь лет, не соглашаясь признать свои натурфилософские и метафизические убеждения ошибкой. 20 января 1600 года папа Климент VIII одобрил решение конгрегации и постановил передать брата Джордано в руки светской власти.

9 февраля инквизиционный трибунал своим приговором признал Бруно «нераскаявшимся, упорным и непреклонным еретиком». Бруно был лишён священнического сана и отлучён от церкви. Его передали на суд губернатора Рима, поручая подвергнуть его «наказанию без пролития крови»[24], что означало требование сжечь живым. В ответ на приговор Бруно заявил судьям: «Вероятно, вы с большим страхом выносите мне приговор, чем я его выслушиваю».

В дошедшем до нас смертном приговоре не упоминаются гелиоцентрическая система и вообще наука[25].

По решению светского суда 17 февраля 1600 года Бруно предали сожжению в Риме на площади Цветов (итал. Campo dei Fiori). Палачи привели Бруно на место казни, привязали к столбу, что находился в центре костра, железной цепью и перетянули мокрой верёвкой, которая под действием огня стягивалась и врезалась в тело. Последними словами Бруно были: «Я умираю мучеником добровольно и знаю, что моя душа с последним вздохом вознесётся в рай»[21].

Все произведения Джордано Бруно были занесены в 1603 году в католический Индекс запрещённых книг и были в нём до его последнего издания 1948 года.

В своих произведениях Бруно часто обращался к имени Гермеса Трисмегиста. Представление о Бруно как о герметике и «ренессансном маге» содержится в работе Фрэнсис Йейтс «Джордано Бруно и герметическая традиция» (1964). В более поздних исследованиях этот тезис подвергался критике[30]^{[уточнить]}, хотя определённое влияние герметизма на Бруно не отрицается.

Гравюра, иллюстрирующая одно из мнемонических устройств Джордано Бруно. В антрвольтах изображены четыре классических элемента: земля, воздух, огонь и вода

Он написал книги по мнемонической технике «О тенях идей» (1584) и «Песнь Цирцеи», которые, по мнению исследователей^[кто?] творчества Бруно, восходят своими корнями к герметизму.

Развивая гелиоцентрическую теорию Коперника и философию Николая Кузанского, Бруно высказывал ряд догадок: об отсутствии материальных небесных сфер, о безграничности Вселенной, о том, что звёзды — это далёкие солнца, вокруг которых вращаются планеты, о существовании неизвестных в его время планет в пределах нашей Солнечной системы. Отвечая противникам гелиоцентрической системы, Бруно привёл ряд физических доводов в пользу того, что движение Земли не сказывается на ход экспериментов на её поверхности[31], опровергая также доводы против гелиоцентрической системы, основанные на католическом толковании Священного Писания[32]. В противоположность бытовавшим в то время мнениям, он полагал кометы небесными телами, а не испарениями в земной атмосфере. Бруно отвергал средневековые представления о противоположности между Землёй и небом, утверждая физическую однородность мира (учение о 5 элементах, из которых состоят все тела, — земля, вода, огонь, воздух и эфир). Он предположил возможность жизни на других планетах. При опровержении доводов противников гелиоцентризма Бруно использовал теорию импетуса.

В мышлении Бруно причудливо сочеталось мистическое и естественнонаучное понимание мира. По мнению ряда авторов, энтузиазм, с которым Джордано Бруно приветствовал открытия Коперника, объяснялся его уверенностью в том, что гелиоцентрическая теория таит в себе глубокий религиозный и магический смысл (во время своего пребывания в Англии Бруно проповедовал необходимость возврата к магической религии Египта в том виде, в каком она изложена в трактате «Asclepius».). Коперника Бруно называет «зарёй, которая должна предшествовать восходу солнца истинной античной философии»[33].

Так, немецкий филолог и историк науки Л. Ольшки пишет в 1922 году:[34]

Он читал лекции об учении Коперника по всей Европе, и в его руках коперниканство стало частью традиции герметизма… Бруно превратил математический синтез в религиозное учение, рассматривал вселенную в тех же терминах, как это делали Раймунд Луллий, Фичино и Пико, то есть как магическую вселенную. Задачей философа ставилось воспользоваться невидимыми силами, пронизывающими вселенную, а ключ к этим силам находился у Трисмегиста.

Такие же мнения высказывали и другие авторы[35][36][37].

Мирча Элиаде считает, что некоторое чувство превосходства Джордано Бруно над Коперником вызвано его убеждением, что последний, будучи математиком, не понимает своей собственной теории, тогда как сам Бруно способен расшифровать схему Коперника в качестве иероглифа божественных тайн.[38].

Подтверждение этого мнения иногда видят и в словах самого Бруно:[33]

Ноланец ответил, что он не смотрит ни глазами Коперника, ни Птолемея, но своими собственными. Эти математики — как бы посредники, переводящие слова с одного языка на другой; но затем другие вникают в смысл, а не они сами. Они же подобны тем простым людям, которые сообщают отсутствующему полководцу о том, в какой форме протекала битва, и каков был результат её, но сами-то они не понимают дела, причины и искусства, благодаря которым вот эти победили… Ему (Копернику) мы обязаны освобождением от некоторых ложных предположений общей вульгарной философии, если не сказать, от слепоты. Однако он недалеко от неё ушёл, так как, зная математику больше, чем природу, не мог настолько углубиться и проникнуть в последнюю, чтобы уничтожить корни затруднений и ложных принципов, чем совершенно разрешил все противодействующие трудности, избавил бы себя и других от многих бесполезных исследований и фиксировал бы внимание на делах постоянных и определённых.

Ряд других историков науки не согласны с мнением о герметическом характере космологии Бруно. При этом указывается, что он приводил в поддержку идеи движения Земли сугубо физические доводы[39], использовал гелиоцентризм для объяснения наблюдаемых явлений[40], что его космология во многих отношениях радикально противоречит герметическим представлениям[41] и основана не только на теологических[42], но и астрономических[40] и логических доводах[43], что коперниканство вовсе не стало частью традиции герметизма[44]. Согласно этому мнению, гелиоцентризм Бруно был физическим, а не религиозным учением, хотя он и был частью его общей философской доктрины. Данные авторы считают, что претензия Бруно к Копернику была связана не с тем, что тот не установил связь между гелиоцентризмом и герметизмом, а что польский учёный не понял, что из гелиоцентрической системы следует отсутствие необходимости в сфере неподвижных звёзд, а также оставил в своей теории эпициклы и деференты[45]. Ряд доводов сторонников герметической интерпретации космологии Бруно подвергался критике в более поздних исследованиях[44]. Указывается большое влияние его идей о бесконечности пространства и относительности движения на дальнейшее развитие физики[46].

Космологические вопросы (преимущественно его учение о множественности миров) неоднократно обсуждались во время инквизиционного следствия над Бруно, особенно ближе к концу процесса. Несмотря на то, что во время процесса гелиоцентрическая система ещё не была официально запрещена инквизицией[47], инквизиционный трибунал указал Бруно, что теория движения Земли противоречит буквальному прочтению Священного Писания[48]. Существуют различные точки зрения на то, как повлияли космологические представления Бруно на ход инквизиционного следствия. Одни исследователи полагают, что они сыграли в нём незначительную роль, и обвинения шли в основном по вопросам церковного вероучения и теологическим вопросам[49][50], другие полагают, что непреклонность Бруно в некоторых из этих вопросов сыграла существенную роль в его осуждении[51]. В дошедшем до нас тексте приговора над Бруно указано, что ему инкриминируется восемь еретических положений, но приведено только одно положение[52], содержание остальных семи не раскрыто. В настоящее время невозможно с исчерпывающей достоверностью установить содержание этих семи положений обвинительного приговора и ответить на вопрос, входили ли туда космологические воззрения Бруно.

В отличие от Марселио Фичино, труды которого Бруно активно использовал, сам Бруно вышел далеко за рамки того «христианского герметизма», к которому тяготел Фичино.

Бруно стал ярким выразителем мятежного гуманистического духа эпохи Возрождения — одним из символически завершающих этот период ключевых деятелей:

Бруно, в рамках философии Возрождения, определённо наиболее сложный из философов. Отсюда различные толкования его учения. В настоящее время многие интерпретации его идей пересматриваются. Делать из него предтечу современного ученого эпохи научной революции смешно, ведь его интересы были иной природы (магико-религиозной и метафизической), отличной от той, на которой базировались идеи Коперника. Сомнительно, что Бруно понимал научный смысл этого учения. Невозможно выявить и математический аспект сочинений Бруно, потому что его математика — это пифагорейская аритмология, а следовательно, метафизика. Но Бруно удивительным образом предвосхищает некоторые положения Спинозы, и особенно — романтиков. Свойственное этим философам опьянение Богом и бесконечным уже присутствует в трудах Бруно. У Шеллинга (по крайней мере на одной из фаз его развития) мы увидим отдельные наиболее яркие черты сходства с нашим философом. Одно из самых прекрасных и волнующих сочинений Шеллинга носит название «Бруно». В целом творчество Бруно знаменует собой вершину Возрождения и в то же время эпилог этого неповторимого периода развития западной мысли.[53]

Как поэт Бруно принадлежал к приверженцам литературного гуманизма. В своих художественных произведениях — антиклерикальной сатирической поэме «Ноев ковчег», философских сонетах, комедии «Подсвечник» (1582, русский перевод 1940) — Бруно порывает с канонами «учёной комедии» и создаёт свободную драматическую форму, позволяющую реалистически изобразить быт и нравы неаполитанской улицы. Бруно высмеивает педантизм и суеверие, с едким сарказмом обрушивается на тупой и лицемерный аморализм, который принесла с собой католическая реакция.

На сегодняшний день единственным источником, из которого известна значительная доля сочинений Бруно, является «Московский кодекс», или «Кодекс Норова», названный так по имени крупного российского государственного деятеля и библиофила А. С. Норова, который приобрёл рукопись для своей коллекции[55] и впоследствии передал её Румянцевскому музею. Он сохранил до наших дней бесценные автографические наброски и труды философа. Только в самое недавнее время тщательное научное исследование московской рукописи было, наконец, положено в основу выходящего в авторитетном парижском издательстве «Les Belles Lettres» полного собрания сочинений Бруно[56].