Сандармох

Период политических репрессий в СССР с начала 1937-го по конец 1938-го годов вошёл в историю как Большой террор. Это термин охватывает целый ряд спецопераций НКВД, в результате которых по всей территории страны репрессиям подверглись сотни тысяч людей, многие из которых были убиты. Руководство этой кампанией официально осуществлял нарком Н. И. Ежов, однако фактическим инициатором был И. В. Сталин[3][5].

Одной из основных спецопераций Большого террора была «кулацкая». Она была инициирована приказом НКВД СССР № 00447 от 30 июля 1937 года. Согласно ему репрессированию подлежали «бывшие кулаки, уголовники и другие антисоветские элементы», причём количество приговоров к смертной казни и тюремному заключению определялась предписанными московским руководством «лимитами». Эти репрессии как «борьба с внутренней контрреволюцией» курировались четвёртым отделом ГУГБ НКВД[6]. При этом пытки и фальсификации в ходе «следствия» были рутинной практикой. Для реализации спецоперации в каждом регионе учреждался особый внесудебный орган — «тройка». В её состав включались секретарь обкома, региональные руководители НКВД и прокуратуры. Именно этот орган выносил приговоры. Делая это формально и заочно, он мог рассматривать сотни дел в один день. При этом самим жертвам приговор к смерти не сообщался[7]. В «тройку» Карельской АССР входили секретарь обкома П. А. Ирклис (затем последовательно М. Н. Никольский, М. Д. Леонинок, Н. И. Иванов, Г. Н. Куприянов), республиканский нарком внутренних дел К. Я. Тенисон (периодически замещаемый А. Е. Солоницыным, затем его сменил С. Т. Матузенко) и прокурор Г. С. Михайлович. Смена состава происходила из-за репрессирования самих членов «тройки»[8]. Масштабы репрессий также определило наличие в республике крупнейшего советского лагерного комплекса ГУЛАГа — Белбалтлага. Расправа над его узниками и спецпоселенцами осуществлялась согласно директивам НКВД № 409 и № 38671. Следствие по делам заключённых вообще не велось, они рассматривались «тройкой» по справкам-представлению лагерного начальства[9][10].

Территория Карельской АССР (а также карельских частей Ленинградской и Мурманской областей) граничила с Финляндией, с которой местные жители республики имели давние и тесные связи, также здесь проживало большое количество иностранцев (прежде всего финских иммигрантов из Европы и Америки). Поэтому, помимо основной «кулацкой», большое значение в Карелии приобрели «национальные операции» НКВД. В первую очередь, но не только, это касалось финнов и карелов. Хотя официально «финская линия» московским руководством была открыта только в декабре 1937 года в рамках «латышской», однако по факту она разрабатывалась с уже с лета. Эти репрессии как «борьба со шпионажем» курировалась третьим отделом ГУГБ НКВД, при этом в рамках приказа № 00447 они часто становились и делами четвёртого. «Национальные» дела рассматривались в «альбомном порядке»: на каждого арестованного создавалась краткая справка с предложением о приговоре, такие справки сшивались в альбомы, которые подписывались местными руководителями НКВД и прокуратуры и направлялись в Москву, где они рассматривались выносившей окончательное решение «двойкой» в составе наркома НКВД Н. И. Ежова и генпрокурора А. Я. Вышинского[11][12][13]. Такая переписка сильно тормозила процесс репрессий. В результате осенью 1938 года по приказу НКВД № 00606 для завершения «национальных» операций были созданы «особые тройки», выносившие приговоры без непосредственного визирования Москвы. В Карельской АССР в неё вошли секретарь обкома Г. Н. Куприянов, нарком С. Т. Матузенко и прокурор Г. С. Михайлович[14].

Большой террор проходил на территории республики с особой жестокостью. Всего в Карелии были осуждено более 12 тысяч человек, из них более 11 тысяч — убиты. Такой процент казней (порядка 87 %) значительно превышал средний по стране (50 %). Тысячи человек подверглись принудительному переселению. Количество репрессированных составило 2,2-2,5 % от населения республики, что явилось одним из самых высоких показателей по стране (в среднем в СССР это было 0,8 %). При этом доля репрессированных финнов составила от 21,4 до 33,4 % от общего финского населения, что является беспрецедентным примером. Исследователи отмечают, что точное количество жертв Большого террора в Карелии до сих пор остаётся неизвестным в виду путаницы в документах госорганов и отсутствием некоторых из них. Данный вопрос остаётся актуальным предметом изучения, в результате которого цифры вероятно увеличатся[15].

Особенностью оформления убийств в Карелии было то, что (в отличие от большинства других регионов) в рапортах об исполнении приводились данные о районе казней — указывался ближайший населённый пункт. Окрестности Медвежьей горы (ныне Медвежьегорска) стали местом одних из самых массовых расстрелов. Это было обусловлено с одной стороны тем, что этот посёлок являлся «столицей» Белбалтлага, а с другой, что в нём работала «стальная бригада» НКВД во главе с Н. Г. Тидором, специально созданная для проведения «следствия» по «финской линии»; кроме того, местное отделение занималось всеми северными районами республики[16]. Согласно выводам исследователей, Сандармох был основным расстрельным полигоном около Медвежьегорска. Единственное исключение зафиксировано для убийства, совершённого 11 августа 1937 года[17][18][NB 4]. Расстрелы проходили с 11 августа 1937 года по 27 ноября 1938 года[20][21]. Всего по подсчётам исследователей палачами НКВД в Сандармохе было убито 5130 заключённых Белбалтлага, карельских жителей и спецпоселенцев[22][23]. Согласно документам непосредственно расстрелы исполняли И. А. Бондаренко, А. Ф. Шондыш, П. Ф. Александров, П. П. Долинский, а также Воронков, Зайцев, Ивашкевич, Коновалов, Медведев, Пушкин, Сестринский, Татарский и Травин[17][NB 5].

Рапорт М. Р. Матвеева о расстреле.

Помимо собственно жителей Карелии осенью 1937 года в Сандармохе были казнены 1111 человек из «первого этапа» Соловецкого лагеря[22][23].

11 августа 1937 года начальник десятого отдела ГУГБ НКВД Я. М. Вейншток разослал телеграфный запрос начальникам тюрем НКВД с требованием предоставить списки заключённых, «замеченных в контрреволюционной деятельности в тюрьме». 16 августа он направил телеграмму заместителю начальника Соловецкой тюрьмы П. С. Раевскому, в которой извещал о начале подготовки «разгрузки Соловков от наиболее опасного состава в пределах 1200 человек». 19 августа в тюрьму поступила директива главы НКВД Н. И. Ежова № 59190, согласно которой с 25 августа по 25 октября по приговору «тройки» должны были быть расстреляны 1200 человек. В конце августа — начале октября начальник тюрьмы И. А. Апетер, его заместитель П. С. Раевский и прикомандированный из 10-ого отдела В. М. Круковский подготавливали дела для рассмотрения «тройкой»[25].

В этих делах в роли обвинительного заключения выступала справка за подписью И. А. Апетера. В ней указывались имя заключённого, сведения о судимости, категоризация («злостный троцкист», «церковник», «украинский национал-уклонист», «белый офицер» и т. д.), далее следовало ритуальное обвинение, например, «в заключении „имя“ продолжает оставаться врагом советской власти» или «…вынашивает антисоветские настроения». Иногда эта фраза дополнялась одним-двумя примерами «антисоветского высказывания». В эти дела также вкладывались донесения осведомителей, иногда — характеристики, которые когда-либо составлялись на узника в оперчекотделе и какие-нибудь иные документы из личного дела, приобщавшиеся, вероятно, произвольным образом. При этом всё делалось так, чтобы заключённые до самого расстрела не знали о своей судьбе: им не сообщали ни об открытии дела, ни о «проведении следствия», ни о его окончании, ни о передаче на рассмотрение «тройкой», ни о приговоре[26].

С 9 по 14 октября Ленинградская «тройка» (Соловецкая тюрьма находилась в подчинении НКВД по Ленобласти) в составе начальника НКВД Л. М. Заковского, его заместителя В. Н. Гарина и областного прокурора Б. П. Позерна вынесла 1116 смертных приговоров, рассматривая около 200 дел в день. Приговоры по оставшимся 84 делам, которые вероятно не успели подготовить вовремя, были вынесены 10 ноября[27]. Один из 1116 приговорённых умер в лагере до отправки, четверо были по ордерам НКВД этапированы в другие места[28]. Для исполнения казней из Ленинграда в Карелию была командирована группа сотрудников НКВД во главе с капитаном госбезопасности М. Р. Матвеевым[29].

В конце октября приговорённые были переданы команде М. Р. Матвеева, после чего погружены на паром и переправлены в Кемь, откуда железной дорогой их этапировали в посёлок Медвежью гору (Медгору). НКВД разместило 1111 узников в местном изоляторе Белбалтлага, рассчитанном на 300 человек. Расстрелы производились в соответствии с протоколами «тройки» — по одному-двум протоколам в день: 27 октября, 1, 2, 3 и 4 ноября. Заключённых малыми группами по 3—5 рейсов в день вывозили на двух грузовых автомобилях на место казни в 19 километрах от посёлка. Предварительно в изоляторе в специальном помещении их жестоко избивали и связывали, при этом часть узников была убита ещё в ходе этих побоев. В первый день расстрелов один из заключённых попытался напасть на конвой с ножом. После этого эпизода узников в изоляторе также стали раздевать до нижнего белья. Доставленных в урочище заключённых заставляли рыть большие ямы глубиной выше человеческого роста. После этого палачи НКВД приказывали им ложиться в них вниз лицом и убивали их выстрелом из револьвера в затылок. В одной яме людей укладывали в несколько слоёв. Согласно документам непосредственными палачами были М. Р. Матвеев и Г. Л. Алафер[30].

Сандармох является одним из самых больших, хорошо обустроенных и известных некрополей жертв сталинских репрессий[3][31][32]. По подсчётам исследователей в Сандармохе были расстреляны 6241 человек различной национальности, вероисповедания, гражданства, социального положения и политических взглядов.

Среди убитых в Сандармохе были советские политические и общественные деятели, такие как А. Я. Семашко и Г. Л. Шкловский. Здесь были казнены многие представители культуры, например, искусствовед А. И. Анисимов, литературные критики А. А. Бескина и Е. Я. Мустангова, поэт В. Г. Вартанов, писатель Л. Ю. Грабарь-Шполянский, литературовед М. Г. Майзель, учёные А. Ф. Вангенгейм, Н. Н. Виноградов, Н. Н. Дурново, И. М. Дуров, И. М. Троцкий. В Сандармохе были расстреляны бывшие царские офицеры и общественные деятели, такие как Я. Н. Андроников, Е. И. Волох, А. Г. Гольм, А. В. Бобрищев-Пушкин, И. Д. Ковтунович. Здесь были казнены многие религиозные деятели, например, епископы Русской православной церкви Аввакум, Алексий, Афанасий, Дамиан, Никифор, Пётр, Синезий, священник А. Е. Жураковский, обновленческий епископ Е. В. Аметистов, католические священники П. И. Вейгель, А. Н. Каппес, католическая деятельница К. Н. Крушельницкая; представители различных национальных меньшинств, среди которых были черкеский писатель Х. К. Абуков, удмуртский поэт Кузебай Герд, татарские общественные деятели К. Г. Мухтаров и И. К. Фирдевс, вепский политический деятель К. М. Полин, карельский поэт Н. В. Хрисанфов, казацкий поэт М. Н. Скачков, белорусские общественные деятели П. П. Волошин и И. А. Мамонько, художник немецкого происхождения В. В. Гельмерсен. В Сандармохе было убито большое количество представителей украинской национальной элиты, среди них политические и общественные деятели М. О. Авдиенко, А. И. Бадан-Яворенко, М. Л. Баран, С. П. Викул, С. Г. Грушевский, В. Ф. Дидушок, М. Т. Заячковский, К. И. Коник, М. М. Лозинский, Н. М. Любинский, Ю И. Озерский, М. Н. Полоз, В. П. Сирко, И. М. Сияк, Н. М. Сияк, В. М. Чеховский, а также деятели культуры и писатели В. И. Атаманюк, М. Н. Вороной, Н. К. Зеров, Мирослав Ирчан, М. К. Козорис, А. В. Крушельницкий, Н. Г. Кулиш, Л. Курбас, А. С. Панив, В. П. Пидмогильный, В. Л. Полищук, К. Л. Полищук, С. Л. Рудницкий, О. А. Слисаренко, П. П. Филипович, Е. И. Черняк, В. Ф. Штангей, Г. Д. Эпик, М. И. Яворский, М. Е. Яловой[33][34].

А. И. Анисимов	Н. Н. Дурново	Е. И. Волох	К. Н. Крушельницкая	Епископ Дамиан	С. Г. Грушевский	Мирослав Ирчан	И. А. Мамонько

Судьбы убитых во время сталинского Большого террора в 1937—1938 годах долгое время являлись государственной тайной. Изначально близким арестованных при обращении отвечали, что они «не числятся» в данной тюрьме или органе НКВД. С 1939 года родным сообщали о якобы приговоре на «10 лет без права переписки», а с конца 1945 года — о смерти в заключении по естественным причинам. Несмотря ни на что, родные продолжали интересоваться судьбой своих пропавших близких, собирая свидетельства и слухи, постепенно убеждаясь в их трагической гибели. В 1963 году власти разрешили в ответ на запросы сообщать о расстрелах приговорённых «тройками» и «двойками», но только если ранее родным не выдавались фальшивые справки о смерти. И только с 1988 года это ограничение было снято[35][36].

Однако места убийств и захоронений были и остаются государственной тайной. Даже в актах о приведении приговора в исполнение они, как правило, не указывались. По состоянию на конец 2019 года список этих мест официально не опубликован. По предположению историков, документы об этом могли быть утеряны или уничтожены[35].

В конце 1980-х годов по всей стране начали возникать поисковые группы мест захоронений. Их формировали родственники, историки, краеведы и журналисты. В Петрозаводске к 1990 году по инициативе полковника И. И. Чухина возникло общество «Мемориал». К середине 1990-х он составил списки казней Большого террора в Карелии по приговорам карельской «тройки», московской «двойки» по Карелии и «особой тройки» Карелии для завершения «национальных» операций. В его таблицах впервые были обозначены приблизительные районы расстрелов, которые, в отличие от абсолютного большинства других регионов СССР, были обозначены в рапортах об исполнении приговоров. По этим данным, 3479 человек были убиты в районе Медвежьей горы (Медгоры). После гибели Чухина весной 1997 года его помощник Ю. А. Дмитриев продолжил работу. Он начал поиск конкретных мест захоронений, в частности в районе Медгоры. В одном из актов о приведении в исполнение приговоров, вынесенных на самом первом заседании «тройки» по Карельской АССР 7 августа 1937 года, Дмитриев обнаружил указание о захоронении «в 500 метрах юго-западной стороны от Челбинского тракта от 10 км от станции Медгора». Однако поиски в районе указанного места не увенчались успехом[37].

Параллельно с этим с конца 1980-х годов ленинградский «Мемориал» пытался узнать судьбу бесследно исчезнувших в 1937 году узников Соловецкого лагеря. На тот момент было известно, что заключённых погрузили на баржи, но дальнейший их путь оставался тайной. До 1990-х годов существовал слух, что людей утопили в Белом море[38]. В 1994 году были обнаружили копии протоколов № 81-85, 134, 198, 199, 303 особой «тройки» по Ленинградской области, из которых стало ясно, что операция по массовому уничтожению узников прошла в три этапа: 1111 человек было расстреляно с 27 октября по 4 ноября 1937 года, 509 — с 8 по 10 декабря, 198 — не позднее 20 февраля 1938 года[39]. В 1995 году В. В. Иофе и И. А. Флиге начали поиски могил «первого этапа». Они предположили, что казни произошли в Кеми, поскольку это ближайший к Соловкам материковый порт, где находился пересыльный лагерь, в который в 1937 году командировали палача М. Р. Матвеева. При этом в 1995 году при карьерных работах в районе 6-ого километра Ухтинского тракта уже было обнаружено захоронение 22 человек. В ходе поисков в 1996 году на этом месте Иофе и Флиге не нашли новых останков, однако в архиве ФСБ Карелии они обнаружили документы Кемского НКВД, из которых следовало, что в августе 1937 года расстрелы в Кеми были прекращены из-за опасности их «расконспирирования»[40].

В 1996 году вышла беллетризованная книга начальника пресс-службы УФСБ полковника Е. В. Лукина «На палачах крови нет», из которой Иофе и Флиге узнали, что палач М. Р. Матвеев в 1938 году был арестован и осуждён, и это каким-то образом связано с расстрелом соловецких узников. Они обратились в архив УФСБ Санкт-Петербурга с требованием предоставить документы, на основании которых Лукин написал свою книгу. Им было отказано со ссылкой на секретность, но сообщено, что само уголовное дело Матвеева находится в архиве УФСБ Карелии. По ходатайству депутата Госдумы В. В. Борщёва Иофе и Флиге смогли частично с ним ознакомиться. Это стало поворотным пунктом в поисках пропавших узников. Из этого дела исследователи узнали, что расстрелы проходили в 16 километрах от посёлка Медвежья гора «в обычном месте исполнения приговоров над заключёнными Белбалтлага», куда по дороге через Пиндуши жертвы доставлялись на автомашинах из изолятора в Медвежьей горе[41].

По результатам этого открытия осенью 1996 года петербургский «Мемориал» стал готовить поисковую экспедицию. В. В. Иофе написал в районную администрацию письмо с просьбой содействия в поисках мест захоронения и сборе свидетельств жителей Медвежьегорского района. В результате журналистка и краевед Надежда Ермолович выяснила, что действительно, согласно ряду рассказов местных жителей, в районе заброшенного песчаного карьера между Пиндушами и Повенецом в сталинское время было место массовых расстрелов. В апреле 1997 года Иофе и Флиге отправились в Медвежьегорск для подготовки полевых работ. Однако обнаружили песчано-гравийный карьер в 19 километрах от города. В ходе уточнений в архиве выяснилось, что 16-й километр от Медвежьегорска после реконструкции дороги в 1950-х годах соответствует современному 19-му, тогда же и песчаный карьер начал вырабатываться вновь, а его границы были значительно расширены. При этом нетронутым остался лишь небольшой участок. На нём исследователи и решили начать поиски 1 июля. В июне во время работы в архиве УФСБ Карелии В. В. Иофе и И. А. Флиге случайно встретились с Ю. А. Дмитриевым, обменялись своими данными и решили провести экспедицию совместно[42].

1 июля экспедиция приступила с шурфовки предполагаемого места захоронения в старой части карьера. По договорённости с местной администрацией в земляных работах исследователям помогала группа солдат. Однако все выполненные пробы грунта дали отрицательный результат, не показав нарушения почвенных слоёв. Было решено проверить весь периметр карьера. Ю. А. Дмитриев в это время отправился на исследование окрестностей и довольно быстро обнаружил в 500 метрах от карьера в сосновом бору место с множеством характерных квадратных проседаний почвы размером 4 на 4 метра и примерно 20 сантиметров глубиной. При раскопке на новом месте на глубине 2 метров были обнаружены человеческие останки. После этого исследователями были вызваны представители местной прокуратуры и составлено заявление об обнаружении массового захоронения казнённых с просьбой возбудить по этому поводу уголовное дело. Судебно-медицинская экспертиза установила, что давность останков составляет более 50 лет, а убийство произошло путём выстрела в затылок. Однако в конечном итоге прокуратура в возбуждении уголовного дела отказала, сославшись на давность[43].

По предложению В. В. Иофе место расстрела было названо Сандормох — так на старых картах назывался располагавшийся поблизости заброшенный хутор. В последующие дни поисковых работ было выявлено и промаркировано 150 расстрельных ям (позднее их количество выросло до 236), а также обозначены границы территории захоронения. При этом вокруг неё была обнаружена круговая дорога, на которой вероятно расставлялись конвой и охрана во время убийств[44].

Столб-голубец. Цветами обозначены границы расстрельной ямы	Служба у часовни святого Георгия Победоносца	Камень-памятник Соловецкому этапу	Католический крест	Православный крест	Памятный крест с надписью: «Убієнним синам України».

Уже 14 августа 1997 года состоялось специальное совещание Правительства Республики Карелия, на котором В. В. Иофе предложил создать мемориальное кладбище на месте обнаруженного массового захоронения. В результате эта идея была одобрена и 29 сентября председатель правительства издал соответствующее постановление[45].

Осенью от шоссе «Медвежьегорск—Повенец» к месту захоронения была проведена дорога, а саму его территорию очистили и огородили. По проекту художника В. В. Попова было выполнено художественное оформление урочища — на месте расстрельных ям и в пространственно значимых точках установили столбики-голубцы. По проекту архитектора Э. В. Воскресенского была срублена часовня святого Георгия Победоносца[1].

27 октября в день 60-летия начала убийств людей из первого соловецкого этапа состоялось официальное открытие мемориального кладбища. На церемонии присутствовали представители национальных общин и государств: делегации Карелии, Татарстана и Удмуртии, посол Украины, члены генконсульств Германии и Польши. Присутствовали также депутаты Государственной думы С. А. Ковалёв и В. В. Борщёв. Часовню освятил митрополит Петрозаводский и Карельский Мануил. Также поминальные службы были проведены по католическому, лютеранскому и иудейскому обрядам. По приглашению «Мемориала» на открытие приехало 50 родственников убитых соловецких узников. Также приехали родственники расстрелянных жителей Карелии[46].

В этот же день было установлено пять первых «групповых» памятников Сандармоха:

1. по инициативе «Мемориала» был открыт гранитный валун («Соловецкий камень») с надписью: «Здесь с 27 октября по 4 ноября 1937 г. были расстреляны 1111 заключённых Соловецкой тюрьмы»,
2. был установлен православный поклонный крест, около которого провели панихиду по убитым священнослужителям,
3. украинская делегация поставила памятный крест с надписью: «Убієнним синам України»,
4. польская делегация воздвигла католический памятный крест с надписью на двух языках: «К 60-летию. Соловецким узникам-полякам и священникам, которые нашли место вечного покоя на этой земле. 27.10.1997. Соотечественники»,
5. по инициативе Ю. А. Дмитриева был открыт закладной камень с надпись: «Здесь будет установлен памятник жертвам политических репрессий 1937—1938 гг.»[47].

Кроме памятников групповой памяти в день открытия на кладбище также появились знаки личной памяти — кресты, таблички с именами, надписи на столбцах-голубцах[48].

После церемонии открытия на собрании представителей администрации Карелии, национальных делегаций и общественников был учреждён Международный день памяти жертв Большого террора — 5 августа. В этот день началась операция по приказу Ежова № 00447, которая стала самой кровавой акцией репрессий 1937—1938 годов[49].

8 августа 2000 года постановлением Правительства Карелии Сандармох был объявлен объектом культурного наследия народов России регионального значения, а его содержание возложено на Медвежьегорский районный музей[50].

Полуразрушенный памятник.

Изначально, благодаря работе петербургского Мемориала, расследовавшего конкретный эпизод Большого террора, Сандармох стал преимущественно местом памяти узников Соловков. Чуть менее он был местом памяти карельских жертв Большого террора, хотя со временем её удельная доля присутствия возросла и стала доминировать в мемориальном пространстве кладбища. Эти две памяти сосуществовали в нескольких парадигмах: памяти «представителей элиты» и памяти «простых людей», региональной памяти и памяти общероссийской, международной, памяти безымянных жертв и памяти о конкретных лицах. Последнее нисколько не противоречило последующей полной персонификации захоронения Сандармоха, поскольку могилы многих других жертв Большого террора (в том числе в Карелии) до сих пор так и не найдены[51].

В Сандармохе, как и в других подобных местах, начали возводиться различные мемориалы памяти, которые можно поделить на три группы: личные, групповые и государственные[52].

Памятник мусульманам.	Церемония у Козацкого креста.	Памятник евреям.	Эстонский памятник	Литовский памятник.	Польский памятник.	Карельский крест.	Вайнахкский памятник.	Немецкий памятник.	Памятный крест жителям поселка Чупа.	Татарский памятник.

22 августа 1998 года на месте ранее установленного закладного камня по инициативе Ю. А. Дмитриева был поставлен памятник жертвам политических репрессий с барельефом «Расстрел с ангелом-хранителем» и текстом «Люди, не убивайте друг друга». Художественным руководителем его создания выступил художник Г. Б. Салтуп. В течение нескольких лет у этого памятника проходили официальные траурные церемонии. Однако в 1999 году были утрачены металлические буквы надписи, а в 2006 году и сам скульптурный барельеф. При этом ряд исследователей выступили с критикой концепции памятника, так как из него не было ясно, чему он посвящён, а его посыл предельно размыт[53]. Летом 1999 года был открыт ещё один памятник, задуманный как информационное дополнение первого. На нём должна была быть размещена надпись: «Здесь, в урочище Сандармох, месте массовых расстрелов, с 1934 по 1941 годы убиты палачами НКВД свыше 7 тысяч[NB 6] ни в чём не повинных людей: жителей Карелии, заключённых и спецпоселенцев Белбалтлага, узников Соловецкой тюрьмы. Помните о нас, люди! Не убивайте друг друга!». Однако в ходе изготовления памятника мастера самовольно исключили из текста упоминание палачей НКВД[54]. Ряд исследователей расценивают эти памятники как материализацию государственной идеологии памяти, в которой «есть трагедия, есть невинные жертвы этой трагедии, но преступления нет и преступников тоже нет»[52]. Первый памятник был отреставрирован только в 2020 году[55].

С начала 2000-х годов в Сандармохе стали появляться коллективные этнические и конфессиональные памятники. Это стало следствием осмысления так называемых «национальных операций» Большого террора, отражением национального самосознания и личностных поисков своих корней. По инициативе различных этнических и религиозных общин были установлены следующие мемориалы[56]:

1. Памятник мусульманам. Установлен 5 августа 2003 года. Надпись на русском и арабских языках гласит: «Мир вам, о лежащие здесь верующие и мусульмане»,
2. Памятник евреям. Поставлен 14 июня 2005 года. Надпись на русском языке и иврите гласит: «Им дам Я в доме Моем и в стенах Моих память и имя, которые не изгладятся. Исайя, 56:5»,
3. Козацкий крест. Установлен 9 октября 2004 года. Посвящение на украинском языке гласит: «Убiєнним синам України»,
4. Эстонский памятник. Установлен 3 ноября 2007 года. Надписи на эстонском и русском языках: «Здесь покоятся эстонцы, невинные жертвы сталинских репрессий. 1937—1938»,
5. Литовский памятник. Установлен года. Надписи на литовском, русском и английском языках: «Литовцам — узникам и жертвам Гулага»,
6. Польский памятник. Установлен 26 октября 2007 года. Надписями на польском и русском языках: «Памяти поляков, невинных жертв сталинских репрессий»,
7. Карельский крест. Установлен 5 августа 2010 года. Надпись на карельском языке: «Упокой, Господи, души раб Твоих»,
8. Вайнахский памятник. Установлен 5 августа 2011 года. Надпись на ингушском и русском языках: «Невинноубиенным вайнахам (чеченцам и ингушам)»,
9. Немецкий памятник. Установлен 23 июня 2012 года. Надпись на немецком и русском языках: «Российским немцам — жертвам репрессий. Скорбим, помним… Потомки»,
10. Памятный крест жителям поселка Чупа. Установлен 21 ноября 2012 года. Надпись гласит: «Землякам, жертвам сталинского террора. Помним, скорбим. Жители Чупинского городского поселения»,
11. Закладная плита памятника расстрелянным финнам. Установлен в июле 2014 года. Надпись на русском и финском языках: «На этом месте по инициативе Ингерманландского союза финнов Карелии будет установлен памятник невинно расстрелянным финнам»,
12. Памятный крест молдаванам. Установлен 19 июля 2015 года. Надпись на русском и молдавском языках: «В память молдаванам/румынам, жертвам политических репрессий. 29.VII.2015»,
13. Памятник казакам. Установлен 5 августа 2015 года. Надпись: «Вечная память казакам — жертвам политических репрессий. От казаков ОКО РК. Август 2015 года»,
14. Татарский памятник. Установлен 28 августа 2015 года. Надпись на русском и татарском языках: «Хәтерлибез. Помним. Памятник татарам — жертвам политических репрессий 1937—1938»,
15. Грузинский памятник . Установлен в 2016 году. Надпись: «Сынам Грузии»,
16. Марийский памятник. Установлен в августе 2016 года. Надпись: «1937-1938. Шарналташ. Вечная память. От марийского народа»,
17. Азербайджанский памятник . Установлен 30 октября 2017 года. Надпись: «Народ Азербайджана помнит и скорбит о вас. Allah size rehmet elesin [Да благословит тебя Аллах]. От общества азербайджанцев „Одлар Юрду“ („Страна огней“)».

Личные памятники.	Памятник И. Д. Ковтуновича.	Личные памятники.	Крест епископа Петра (Руднева).

При этом в Сандармохе с самого его открытия посетители устанавливали и продолжают устанавливать различные личные знаки памяти: надписи на столбцах-голубцах, кресты, таблички, камни[57].

В Международный день памяти жертв Большого террора 5 августа в Сандармохе проводятся официальные траурные церемонии. С 2006 года они происходят у соловецкого камня. В этот день в церемонии принимают участие множество официальных делегаций, в том числе из большинства европейских государств. После общего митинга участники обычно расходятся по частным мемориалам (этноконфессиональным и личным). Там проходят групповые и семейные траурные церемонии, религиозные службы. Многие участники после этого совершают обход всех памятников захоронения[58].

С 1998 года ежегодно проводятся Международные Дни памяти «Сандармох — Соловки», которые сменили заложенную в 1989 году традицию дней памяти Соловков. Теперь маршрут начинается с траурного митинга 5 августа в Сандармохе, а затем люди переезжают на Соловецкие острова, где 7 августа в Аллее памяти у Соловецкого памятника проходит второй траурный митинг[59].

Официальная церемония также ежегодно проходит в Сандармохе 30 октября в государственный День памяти жертв политических репрессий в СССР. В иное время это место посещают многочисленные экскурсии[60].

4 июня 2010 года патриарх Русской православной церкви Кирилл в сопровождении нескольких епископов посетил Сандармох и совершил богослужение на местах расстрелов. На службе присутствовали глава Карелии С. Л. Катанандов, председатель республиканского парламента А. Б. Переплеснин, мэр Петрозаводска Н. И. Левин и многие другие[61][62].

В 2010-х годах смысловое содержание мемориального кладбища Сандармоха несколько изменилось. В 2013 году на нём был открыт поклонный крест с надписью: «Сей поклонный крест установлен казаками Медвежьегорского района в память о невинно убиенных казаках. Помолитесь о них, люди добрые. Освящён 5 августа 2013 года священнослужителем Петрозаводской и Карельской епархии иереем Романом (Соболев). Да послужит этот святой крест защитой нам от всех врагов Земли Русской». В 2016 году был установлен так называемый «памятник русским», надпись на котором гласила: «Русским людям, невинно убиенным в урочище „Сандармох“». Эти памятники стилистически похожи на прочие этноконфессиональные знаки. Однако сентенция про «врагов Земли Русской» подверглась критике исследователями «Мемориала» как попытка переложения вины за советские репрессии на неких «нерусских врагов». Кроме того, идея угнетения русского народа сильно вписывалась в концепцию национализма, в результате чего в этих знаках усмотрели стремление замалчивания темы ответственности государства за террор и шовинистическое выступление против «чужой памяти» иных народов[63].

В 2014 году, после присоединения Крыма и вооружённых столкновений в Донбассе, Дни памяти 5 августа впервые прошли без ранее всегда многочисленной делегации Украины. На траурном митинге члены «Мемориала» Ю. А. Дмитриев и И. А. Флиге со сцены обвинили российские власти в агрессии против соседней страны, а также заявили о возобновлении государственного насилия и рассказали о современных политических заключённых. В ответ на это на следующий год в Дни памяти администрация свела выступления к минимуму. Добившийся слова Ю. А. Дмитриев снова попытался затронуть актуальные вопросы, но его прервали[64].

В 2015 году петербургский «Мемориал», члены которого открыли Сандармох и принимали активное участие в его дальнейшей судьбе, был объявлен Министерством юстиции «иностранным агентом». В ответ на это коллектив организации обвинил государство в «навешивании клейма» и препятствовании работе[65][66][67].

В итоге карельские чиновники стали воспринимать память о политических репрессиях как «неудобную». Это происходило даже несмотря на то, что на федеральном уровне в это время шли разговоры о третьей «десталинизации»[68][69][70], а в Москве готовилось открытие мемориала «Стена скорби». Хотя данная политика не была последовательной и «сверху» приходили противоположные по смыслу сигналы. Участие в траурных акциях иностранных делегаций и политиков, а также отечественных правозащитников и оппозиционеров также настораживало чиновников. С 2016 года правительство Карелии стало полностью игнорировать Дни памяти в Сандармохе[71][72][73].

На этом фоне в 2016 году доктора исторических наук, профессора Петрозаводского университета Ю. М. Килин и С. Г. Веригин выдвинули гипотезу о том, что в Сандармохе могут быть захоронены жертвы финских концлагерей времён Советско-финской войны 1941—1944 годов[NB 7]. Основой данного предположения, по словам Веригина, стали некие документы из архивов ФСБ. Вскоре после этого телеканал «Звезда» опубликовал на своём сайте ряд этих документов, предоставленных журналистам ФСБ и якобы подтверждающих гипотезу[66][74][65]. В 2017 году в карельском университете состоялся круглый стол по теме «финской версии», на котором она подверглась большой критике. И хотя сами её авторы признали факт захоронения в Сандармохе тысяч жертв политических репрессий, говоря лишь о возможном также наличии в урочище и могил военнопленных, однако в прессе появилось множество публикаций о якобы имевшей место фальсификации «Мемориалом» своих исследований. При этом историки говорили о десятках, возможно сотнях расстрелянных военнопленных, в то время как те же СМИ заявляли о тысячах жертв. В окрестностях Медвежьегорска действительно было шесть финских лагерей, но ни один из них не находился рядом с Сандармохом. Все они были небольшими по количеству заключённых, а большинство из погибших в них узников умерли не от расстрела, а от тяжелых условий содержания. При этом рационального объяснения необходимости транспортировать и хоронить погибших за несколько километров от ближайшей тюрьмы сторонниками «финской версии» представлено не было. Оппонирующие историки также указывают, что обнаружение в ходе войны финскими властями секретного места массовых казней непременно было бы использовано их пропагандой в целях дискредитации СССР, как поступили в аналогичной ситуации с Катынью немцы[75][65][76][77].

Параллельно с этими событиями 13 декабря 2016 года по анонимному доносу был арестован Ю. А. Дмитриев. Сначала ему предъявили обвинение в изготовлении детской порнографии, потом — в развратных действиях в отношении малолетней приёмной дочери и в незаконном хранении оружия. 5 апреля 2018 года он был оправдан по первой части обвинения и осуждён за хранение оружия. Однако 14 июня 2018 года Верховный суд Карелии отменил приговор и направил дело на новое рассмотрение. 28 июня 2018 года Следственный комитет России объявил о возбуждении нового уголовного дела — Ю. А. Дмитриева обвинили в действиях сексуального характера, совершённых в отношении дочери. Летом 2020 года суд оправдал его по статьям об изготовлении порнографии, развратных действиях и хранении оружия, но осудил за насильственные действия сексуального характера на 3,5 года тюрьмы. Такой срок в три раза ниже нижнего предела, установленного законом, в результате чего историка должны были вскоре отпустить, учитывая проведённое в СИЗО время. Ряд наблюдателей расценили это как де-факто оправдание. Однако 29 сентября Верховный суд Карелии увеличил срок до 13 лет. Целый ряд правозащитников и общественных лидеров заявили, что преследование Ю. А. Дмитриева является сфабрикованным политическим делом из-за его профессиональной деятельности (в том числе в Сандармохе)[78][79][80][81][82][83]. В октябре 2018 года директор Медвежьегорского музея историк С. И. Колтырин, являвшийся главным смотрителем мемориального кладбища, был арестован по обвинению в развратных действиях в отношении несовершеннолетнего и незаконном хранении оружия[84][85]. В мае 2019 года он был приговорён к девяти годам лишения свободы, а в ночь на 2 апреля 2020 года умер в тюремной больнице в Медвежьегорске от онкологического заболевания[86]. Поскольку историк С. И. Колтырин оппонировал гипотезе о военных жертвах в Сандармохе, то его преследование некоторые наблюдатели также расценили как возможное преследование за профессиональную деятельность[77]. Эти процессы активно освещались государственными СМИ, которые параллельно стремились дискредитировать «Мемориал»[87].

В 2018 году Российское военно-историческое общество, возглавляемое министром культуры В. Р. Мединским, организовало в поддержку «финской версии» поисковую экспедицию в Сандармох. Непосредственно полевые изыскания были проведены с 25 по 28 августа группой РВИО во главе с С. А. Бариновым и О. И. Титберией. При этом разрешение на работу на территории объекта культурного наследия они не получали. В ходе экспедиции были найдены останки пяти человек, причём ещё до появления результатов экспертизы прозвучало заявление, что они принадлежат советским военнопленным времён Великой Отечественной войны, а не жертвам Большого террора[88]. Однако на пресс-конференции 7 сентября научный директор РВИО М. Ю. Мягков отметил, что вопрос о принадлежности останков остаётся открытым[89][76]. Летом 2019 года были озвучены результаты осенних экспертиз найденных останков. Однако в их оценке стороны разошлись. Представители РВИО и С. Г. Веригин объявили о том, что результаты подтверждают «финскую версию»[90]. Однако их оппоненты высказали возражения. В частности они обратили внимание на то, что экспертизы не содержали информации об одежде, которая по утверждению РВИО была обнаружена на останках. Что касается найденных снарядов, то, судя по маркам, они с одинаковой вероятностью могли принадлежать и НКВД, и финским военным. А содержание никеля в одном из них ставит под сомнение военную версию, поскольку в то время таких патронов не производили[77].

В 2019 году состоялась вторая экспедиция РВИО в Сандармох под руководством С. А. Баринова. При этом о её начале не было объявлено публично. В течение 9 дней раскопок были обнаружены останки 16 человек. На них, согласно осмотру, была самодельная обувь. Однако она могла принадлежать и жертвам репрессий, и жертвам войны. Также были найдены патроны, которые могли быть были и на вооружении НКВД, и финской армии. Кроме того, был обнаружен некий «склад» различных вещей. Одновременно с поисковыми работами развернулся скандал с прессой, освещавшей событие. Спецкор «Новой газеты» обнаружила среди предоставленных С. А. Бариновым документов обращение от минкульта Карелии с просьбой о проведении поисков, в котором такая необходимость обосновывалась тем, что память о жертвах сталинских репрессий «активно используется рядом стран в деструктивных информационно-пропагандистских акциях в сфере исторического сознания», а «спекуляции вокруг событий в урочище… наносят ущерб международному имиджу России» и консолидируют «антиправительственные силы». Также произошел конфликт между корреспондентами телеканала «Россия-24» и «Новой газеты» с «Мемориалом», что было расценено последними как попытка удалить неудобных наблюдателей. Раскопки посетил и публицист Йохан Бекман[73][91][92][93]. Летом 2020 года на онлайн-конференции РВИО С. Г. Веригин заявил, что находки подтверждают его гипотезу[94]. Однако общество «Мемориал» указало, что на самом деле находки ничего не доказывают и не опровергают[95].

В 2019 году вышел ряд книг, посвящённых истории Сандармоха. И. А. Флиге написала монографию «Сандормох: драматургия смыслов», ставшую одним из основных трудов на эту тему[3][96][97][98]. Чуть позднее вышла книга Ю. А. Дмитриева «Место расстрела — Сандармох»[99][100][101]. Параллельно с этим при поддержке Бекмана увидела свет книга С. Г. Веригина «Загадки Сандармоха. Что скрывает лесное урочище», излагающая его гипотезу. Она подверглась резкой критике других историков — за псевдоисторичность, неаккуратное обращение с источниками и предвзятость выводов[102][103][104][105][106].

В 2020 году стало известно о возбуждении Следственным комитетом Российской Федерации уголовного дела по факту геноцида советских граждан в Карелии во время Второй мировой войны: согласно пресс-релизу ведомства, финны «закапывали военнопленных живьём и сжигали в газовых камерах». У финских учёных эта новость вызвала недоумение. Впрочем, официальное сообщение СК РФ исчезло вскоре после публикации[107].

Множество историков и исследователей расценивают ситуацию, сложившуюся вокруг Сандармоха, как политическую кампанию российских властей, направленную на ревизионизм истории сталинских репрессий. Целью поисков иных жертв на месте мемориального кладбища они видят смещение акцентов памяти, подмену, вытеснение памяти о государственном терроре из общественного сознания. В этом смысле ситуация Сандармоха ставится ими в один ряд со схожими событиями, происходящими в то же время вокруг мемориалов Катынь, Медное, музея Пермь-36[108][109][110][111][112][113][114][115].

События вокруг Сандармоха актуализировали его как место памяти. О нём начали много и подробно писать в СМИ, говорить различные общественные лидеры, а количество посетителей мемориального кладбища значительно увеличилось. При этом обсуждения стали затрагивать не только историю советских репрессий, но и современные проблемы нарушения прав человека в России[87][116].