Разговор в поезде

Тональность песни — ре минор. Основная гармоническая последовательность состоит из следующих аккордов: Dm — F — Gm — Am — Dm — B — F — Gm — C[14].

Стихотворный размер текста песни — тактовик с неравностопными строфами (Т4-3)[15]. Использование данного стихотворного размера, по мнению Н. Клюевой, в случае с композицией «Разговор в поезде» мотивировано не сложностью музыкальной основы песни, но установкой на передачу устной речи, «настоящего вагонного разговора»[15]. И далее отмечается, что несмотря на то, что фразы обоих собеседников-лирических героев песни включают в себя силлабо-тонические фрагменты, но «обращение к тактовику, самому свободному из метров, создаёт ощущение настоящего разговора»[16].

Юрий Доманский говорил о почти полном отсутствии вариативности в текстах песен «Машины времени» в различных студийных и концертных версиях[17]. В связи с этим он проанализировал особенности трансформации смысла текста «Разговора в поезде» вследствие изменений, внесённых в него в период «антиалкогольной кампании». Ситуацию, описанную в первоначальном варианте текста первого куплета, когда двое прежде незнакомых людей выпили в поезде и начали «спорить без всякой прагматической цели, а просто потому, что когда выпьешь, то непременно „тянет поговорить“», Доманский охарактеризовал как «жизненную»[18]. В изменённом же варианте подобный спор между людьми трезвыми он назвал надуманным, неправдоподобным[18]. Строка «Когда больше нечего пить» была заменена, по мнению исследователя, "штампом, словесным оборотом, давно уже затёртым и стёртым — «И каши из них не сварить». В результате этой замены поменялось и значение словосочетания «последнее дело». Если в первоначальном варианте текста первого куплета семантика словосочетания основывалась на «сращении» двух значений — прямого (временной порядок действий, а именно — «сначала выпить, а только потом затеять спор») и переносного (фразеологизм «Последнее дело» в разговорной речи означает «Очень плохо, никуда не годится»), то в изменённом варианте прямое значение оказалось полностью утрачено, сохранилось только значение «ставшего уже тоже штампом фразеологизма»[19]. Вторая замена в тексте песни — словосочетание «В окошке стемнело», — с точки зрения исследователя, также является клише[19]. Использование таких штампов «никак не способно оживить текст, скорее наоборот»[18], в итоге, заключает Доманский, «вся песня фактически перешла из разряда рок-песен в разряд песен эстрадных, то есть таких, которые строятся на хорошо узнаваемых непритязательным слушателем словесных конструкциях»[19]. Однако, не улучшив «качество песни», изменённый её вариант, вместе с тем, придал песне «многогранность» в смысловом плане[20].

Юлия Шигарева оценивала песню в контексте концепции альбома «Реки и мосты», выраженной А. Макаревичем следующим образом: «Это не собрание песен, а единое произведение — путешествие в Страну Рек и Мостов. Реки разделяют нас. Мосты помогают соединиться». По мысли Шигаревой, людей разделяют, среди прочего, также и жизненные позиции. «Представив слушателям два противоположных убеждения, автор даёт понять, что жизнь гораздо сложнее наших противоречивых представлений о ней: „И каждый пошёл своею дорогой // А поезд пошёл своей“[21]. Схожий тезис высказал и Якуб Садовски в статье „Железная дорога в русской рок-поэзии перестройки и послесоветского времени (глазами поляка)“: развязка песни, по его мнению, не подтверждает правоту ни одного из попутчиков, вместе с этим, „ни одна из олицетворяемых ими позиций не подвергается также осуждению“[22]. Садовски классифицировал героев песни — „двух философствующих пассажиров“ — как „энтузиаста поезда и избранного пути“ и как „дорожного пессимиста“[22], а „предлогом для интеллектуальных и (по-народному) философских диспутов“ предложил считать „вагонную пьянку“[23]. В целом, по его мнению, возможны как минимум два варианта интерпретации метафорического смысла текста песни: сугубо политический диалог или диалог вневременной, философский, „диалог двух позиций на дороге жизни“[22].

Журналист Михаил Марголис говорил о песне в контексте более широкой темы дискуссии между московской и ленинградской рок-субкультурами[3][Комм. 4]. Наиболее ярким представителем первой являлся Андрей Макаревич, второй — лидер группы „Аквариум“ Борис Гребенщиков. По мнению Марголиса, различие между субкультурами иллюстрировалось, в том числе, и на примере двух „краеугольных железнодорожных песен“: композиции „Железнодорожная вода“ Гребенщикова — в ленинградской субкультуре и композиции „Разговор в поезде“ Макаревича — в московской. Показательным, с его точки зрения, является тот момент, что в тексте первой песни повествование ведётся от имени самого лирического героя, а во второй — от лица некоего стороннего наблюдателя[3]. Дмитрий Румянцев обращался к „Разговору в поезде“ для иллюстрации тезиса о двух противоположных взглядах на мир в поэтическом творчестве Гребенщикова и Макаревича, а именно — в жизни лирического героя Макаревича, по его мнению, нет любви, которая „не требует ничего взамен и всегда прощает“[24]. Е. Гидревич был проанализирован текст „Разговора в поезде“ в сопоставлении с текстом песни „Электричка“ другого представителя ленинградской рок-школы — лидера группы „Кино“ Виктора Цоя[25]. Несмотря на то, что электричка — пригородный вид транспорта, а в „Разговоре в поезде“ речь идёт о поезде дальнего следования, общим в обеих песнях является авторский интерес к тому, чем занимают себя пассажиры во время пути. Лирический герой Цоя в одиночестве курит в тамбуре, герой Макаревича наблюдает за полемикой двух случайных попутчиков, вступивших в диалог после распития алкоголя. Таким образом, заключает Гидревич, если у Цоя сигарета — это „повод выйти в тамбур, побыть одному“, то у Макаревича бутыль — это „повод для того, чтобы завязать знакомство“[25]. Незнакомые в начале пути собеседники в результате могут рассказать друг другу то, что не доверяют даже самым близким людям[25]. Основными тезисами текста песни „Разговор в поезде“ Гидревич называет следующие: „Истина — в вине“, „В споре рождается истина“, „Каждый человек прав в своей правоте“[26]. „Несмотря на то, что спорщики остались каждый на своей стороне, истина кроется не в предмете спора, а в том, что обе точки зрения на то, что есть жизнь, верны, ведь обстоятельства у каждого человека складываются по-разному“[26]. Н. Нежданова приводила „Разговор в поезде“ в пример песни, обосновывающей тезис об антиномичности отечественной рок-поэзии: в её тексте сведены две полярные картины мира — две крайности, но при этом утверждается единство противоречий[27].

Известен как минимум один авторский комментарий, касающийся интерпретации текста песни. В 1987 году в журнале „Студенческий меридиан“ А. Макаревич, отвечая на упрёки в снижении актуальности творчества группы во второй половине 1980-х годов, упомянул об одном из возможных вариантов интерпретации текста „Разговора в поезде“: „Вот, — нам говорят, — раньше у вас песни были социальней…“ Да разве наш „Разговор в поезде“ не социален и не проблемен? Просто эта песня о „правом“ и „левом“ взгляде на жизнь звучит с экрана и поэтому никого не пугает, не шокирует»[28].

Специфика восприятия проблематики песни «Разговор в поезде» представителями официальной советской культуры показана в одной из сцен кинофильма «Начни сначала». Так, согласно сюжету, желая быть зачисленным в штат филармонии, герой Макаревича исполняет эту композицию на заседании худсовета. После чего отдельные его члены либо отказываются от выражения своего мнения о песне, либо ограничиваются малосодержательными тавтологическими высказываниями. Одна из членов худсовета выражает «глубокое непонимание»[29] смысла песни и приводит её автору в пример популярную в то время песню «Комарово», в которой, с её точки зрения, «всё ясно»: «… Я ничего не поняла. Честно, ничего. Кто едет? Куда едет? Вот вы говорите, что это песня про поезд. Ну так берите пример со своих друзей: о чём поёт ваш товарищ Холодков [Приятель главного героя и популярный эстрадный исполнитель]? „На недельку, до второго я уеду в Комарово“ — и всё ясно: кто едет, и куда едет. И вот результат — сам едет на международный конкурс». Официальная критика обвиняла группу в нежелании (неумении) говорить об актуальных проблемах и уходе от них посредством «подмены разговора в открытую — метафорой» и опосредованного повествования: «приходится спасаться старым диалогом каких-то пассажиров в каком-то поезде»[30].

Журналист и радиоведущий Михаил Козырев подчёркивал факт широкой известности и популярности песни: «Это универсально, это на подкорке — в этой стране произнесёшь: „Вагонные споры — последнее дело“, и любой человек тебе ответит: „Когда больше нечего пить“. Это абсолютное национальное достояние. Это <…> песня, которая всегда игралась в поездах, при поездках в студенческие стройотряды и так далее»[3]. Сам Козырев приводил пример из собственной юности, во времена которой вместе со своим школьным другом они часто играли «Разговор в поезде» на гитаре, Козыреву надлежало издавать свист в конце песни, в связи с чем он назвал её «пособием по художественному свисту»[31]. По мнению актёра Леонида Ярмольника, в песне «Разговор в поезде» «есть процесс <…>, там есть действительно стук колёс, и рассказ истории, <…> какой-то такой характер <…>, есть ощущение абсолютно родственного, ужасно понятного»[3].

В 2004 году во время выступления в Государственном концертном зале «Россия», вместе с Андреем Макаревичем, песню исполнил Алексей Кортнев[32], а в 2011 году он же представил собственную версию «Разговора в поезде» на записи телепрограммы «Достояние республики». В 2014 году в одном из выпусков программы «Один в один!» песня была спародирована Алёной Свиридовой[33].