Оккультная или точная наука?

Калнитски писал, что в XIX веке на Западе было три общепризнанных области знания: наука, религия и философия. Несмотря на их различие, предполагалось, что они — самые надёжные и авторитетные источники знания, способные дать фундаментальное представление о действительности. Блаватская же полагала, что, хотя все эти категории имеют как экзотерическую, так и эзотерическую сторону, доминирующее мировоззрение западного общества было полностью экзотерическим, в то время как эзотерическая ориентация, по её мнению, была более разумной и поэтому заслуживающей общественного одобрения.[2][K 3]

В начале своей статьи Блаватская констатирует различие между «современной наукой» и «эзотерической наукой», утверждая, что методология последней является предпочтительной, потому что она держится на более общей и прочной основе.[K 4]

«Каждое новое открытие современной науки подтверждает истины, провозглашаемые древней философией. Истинному оккультисту неведомы такие научные проблемы, которые не могла бы разрешить эзотерическая наука при условии правильного подхода к ней».[K 5]

Таким образом, Блаватская рассматривает современную науку как частный случай, или вариант, «древней философии», которая, как синтезирующее мировоззрение, включает в себя «эзотерическую науку». Это позиция «истинного оккультиста», который уверен в решении любой проблемы при надлежащем использовании эзотерической методологии.[7][K 6][K 7]

Блаватская критикует перспективы современной науки, не соглашаясь с утверждением, что власть над материей является реальной научной задачей. Она предполагает, что замена слова «материя» на термин «дух» была бы здесь уместна[K 8]. Затем она хочет показать, что знания только лишь материи не достаточно для целей истинной науки, потому что это не позволяет адекватно объяснить даже простейшие явления природы. Блаватская отмечает, что хорошо известные общественности спиритические явления показывают необходимость пересмотра стереотипных оценок. Она утверждает, что существует другая форма «доказательства» существования экстрасенсорных способностей, приводя примеры, когда приём наркотических средств якобы позволял демонстрировать такие способности.[11][K 9] Она пишет:

Без сомнения, возможности человеческой фантазии велики; и вряд ли кто-то усомнится в том, что даже самый здоровый человеческий мозг не застрахован от иллюзий и галлюцинаций, кратковременных или долговременных, возникающих в силу естественных причин или вызываемых искусственно. Но, помимо этих «аномальных» явлений, все-таки существуют ещё и естественные феномены; и этот факт постепенно начинает проникать даже в академические учёные мозги.[K 10]

Признавая потенциальные «ошибки», присущие воображению, и ненадёжность «иллюзий и галлюцинаций», Блаватская всё же пытается обрести «марку легитимности» из авторитетных научных источников, которые могут подтвердить, что экстрасенсорные способности действительно существуют[K 11]. Это было в теософии постоянной целью, хотя и неявной и всегда сопровождавшейся недоверием к научному подходу. С одной стороны, Блаватская даёт повод для примирения с учёными, а с другой — продолжает их обличать[K 12]. Следующие её слова демонстрируют желание показать, что научное подтверждение экстрасенсорного восприятия вполне возможно:[15]

«Феномены гипнотизма, телепатии и вызывания ощущений [на расстоянии], часто пересекающиеся друг с другом в процессе своего оккультного проявления в нашем феноменальном мире, наконец-то смогли привлечь к себе внимание некоторых крупных учёных».[K 13][K 14]

Блаватская демонстрирует двойственный подход в своей интерпретации таких явлений, различая «их оккультное существование» и их проявление «в нашем феноменальном мире». Видимо, это означает, что существует ноуменальная сфера реальности, которая является основой феноменального мира. Кроме того, утверждение, что «некоторые крупные учёные» проявили интерес к различным формам ЭСВ, очевидно, свидетельствует о том, что большинство учёных не заинтересовалось этим, и что широкого распространения общепризнанной точки зрения на их природу не произошло. В частности, она критикует выводы доктора Шарко и некоторых других учёных Франции, Англии, России, Германии и Италии, которые «исследовали, экспериментировали и теоретизировали» на протяжении более пятнадцати лет.[16][K 15]

«Всё, что они смогли предложить широкой публике, жаждущей познать истинную, внутреннюю природу этих феноменов, порождающую их причину и их подлинный генезис, это то, что сверхчувствительные люди, производящие указанные феномены, все поголовно страдают истерией! Что все они — психопаты и невротики; и это — единственная, чисто физиологическая причина, вызывающая всё бесконечное многообразие отмеченных феноменальных проявлений».[K 16]

Учёные, пытающиеся исследовать спорные паранормальные явления, оказываются в ситуации полнейшего бессилия не по своей вине. У них просто нет соответствующего набора концептуальных «инструментов» для правильного подхода к этим явлениям. Без предварительного ознакомления с оккультными принципами и принятия хотя бы в качестве рабочей гипотезы понятия о тонких мирах природы наука не в состоянии выявить истинной глубины и масштаба универсальных законов, лежащих в основе всех космических процессов. Ортодоксальные учёные-материалисты ограничены рамками своих дисциплин, и поэтому им требуется новая ориентация на основе привлечения оккультных знаний. Тем не менее, по мнению Блаватской, даже признав законность оккультной гипотезы, они не смогут довести свои исследования до конца.[19]

«Это означает, что, достигнув в своих экспериментах определённого предела, они необходимо должны остановиться и объявить свою задачу полностью выполненной, передавая тем самым дальнейшее изучение феноменов в руки трансценденталистов и философов».[K 17]

Обращаясь к рассмотрению противоречивых мнений по поводу паранормального опыта, Блаватская говорит, что научное признание гипотезы о сущности психических явлений не исключается, но неизбежна дискуссия в отношении вызывающих их причин. Она утверждает также, что теософскую позицию отстоять труднее, чем спиритическую, потому что теософы категорически отвергают как материалистическую теорию, так и веру в духов, представленную в традиционном спиритуалистическом подходе. Блаватская классифицирует спиритов как «идеалистов», а учёных — как «материалистов», полностью убеждённых в том, что современная наука может соответственно или подтвердить, или опровергнуть подлинность царства духов. Но те, кто верит в способность науки принять оккультные представления, будет разочарован, потому что её современная методология просто не позволяет это сделать.[21]

«И пока современная наука не будет полностью перестроена, она не сможет извлечь для себя пользу из оккультных учений, поскольку истолковать оккультные феномены, используя исключительно традиционные научные методы, раз в десять сложнее, чем найти разумное объяснение феноменальным проявлениям чисто спиритуалистического характера».[K 18]

Блаватская считает, что современные научные методы должны быть переосмыслены и реконструированы, чтобы стало возможным изучение явлений, которые не могут быть адекватно объяснены с позиций материализма[K 19]. Она выражает своё разочарование в связи со сложившимся положением дел, сомневаясь в достижении какого-либо прогресса. После десяти лет внимательного слежения за дискуссией она не верит в возможность объективного и беспристрастного исследования паранормальных явлений, не говоря уже о реальном пересмотре устоявшихся научных взглядов и принятии более адекватной оккультной теории. Те немногие ученые, которые могли бы поверить в подлинность таких явлений, не воспринимают гипотезы, выходящие за рамки спиритических представлений. Даже испытывая сомнения в истинности материалистического мировоззрения, они не в состоянии перейти от спиритизма к оккультной теории. При исследовании необъяснимой стороны природы их уважение к традиционной научной ортодоксии всегда преобладает над их личными воззрениями. Таким образом, по мнению Блаватской, необходимым условием объективности является смена убеждений и непредвзятость.[23]

Рассматривая методологию науки, Блаватская понимает, что индуктивный подход, основанный на данных, поставляемых физическими чувствами, не может адекватно обеспечить надёжный способ исследования аномальных явлений.[24]

«Наука (я имею в виду западную науку) тоже обязана придерживаться определённых принципов. Она гордится своею способностью производить наблюдения и анализ и делать на их основе выводы и заключения. Поэтому, когда в её поле зрения попадает какой-нибудь аномальный феномен, она обязана разложить его весь по полочкам или же вовсе отступиться от него. Причём проводить свои исследования учёные могут только в соответствии с обязательными для них индуктивными методами, основанными прежде всего на показаниях физических чувств».[K 20]

Признавая научный метод исследования и все трудности его применения к аномальным явлениям, Блаватская отмечает, что в некоторых случаях учёные, будучи не в состоянии самостоятельно объяснить феномены, находящиеся за пределами их познаний, обращаются в полицию. Она пишет, что, например, в Лоудуне, Морцине, Салеме и в других местах в ситуации, возникающие в связи с неадекватным пониманием психических явлений, вмешивались органы местной полиции. И при этом, говорит она, только в немногих случаях проводится объективное расследование. Чаще же всего свидетельства очевидцев не принимаются во внимание, достоверными признаются только доводы критиков, потому что считается, что они защищают установленные научные принципы.[24][K 21]

Плоды материалистического научного мировоззрения, достигая сферы практических интересов людей, формируют их этику. Блаватская видит прямую логическую связь между верой в бездушную механистическую вселенную и тем, что представляется ей как сугубо эгоистическое отношение к жизни.[24][K 22]

«Теоретическая материалистическая наука не признаёт ничего, кроме материи. Материя — её святыня, её единственный Бог». С другой стороны, нам говорят, что практический материализм не интересуется ничем иным, кроме того, что прямо или косвенно направлено на достижение личного блага. «Золото — его идол», — справедливо отмечает профессор Бутлеров (спиритуалист, который, впрочем, никогда не признавал даже самые элементарные оккультные истины, потому что "не мог их понять"). «Сгусток материи, — добавляет он далее, — излюбленная субстанция теоретических материалистов — превратился в нечистых руках этического материализма в сгусток грязи. И если первые придают лишь очень небольшое значение тем внутренним (психическим) состояниям человека, которые недостаточно определённо проявляют себя во внешнем мире, то последний вообще игнорирует любые внутренние состояния жизни... Духовный аспект жизни не имеет никакого значения для практического материализма, поскольку мир ограничивается для него исключительно внешней своей стороной. Преклонение перед внешними явлениями получило наиболее исчерпывающее обоснование именно в догмах узаконившего его материализма».[K 23][K 24]

Блаватская недвусмысленно выражает своё крайнее презрение по отношению к ценностям «практических материалистов»[K 25]. Она обличает идейные основы теоретического материализма и его игнорирование духовной составляющей реальности. Это отвращение к полной бездуховности материализма отражает её «безоговорочно гностическую» этическую позицию. Материально-телесные и эгоистические интересы не совместимы с идеализированным миром духа и трансцендентальной целью мистического просветления. Практические материалисты, даже исповедующие соблюдение морального кодекса, не перестают быть «этическими материалистами». По мнению Калнитски, радикальный «гностический дуализм» Блаватской не допускает компромиссов или других вариантов. Таким образом, эзотерическое видение реальности она считает единственной жизнеспособной альтернативой.[30]

Наука рассматривалась на Западе в качестве доминирующей категории знаний, поэтому для теософов она была не столько врагом, сколько потенциальным союзником. Однако стереотипы материалистического мышления были одним из основных препятствий на пути к эзотерическому представлению реальности. Таким образом, при каждом удобном случае Блаватская пыталась развенчать то, что, как она чувствовала, было для теософии чуждым и ошибочным. Это значило бросить вызов многим из основополагающих принципов, которые поддерживали материалистическую основу науки. Тем не менее, нейтральный и объективный подход науки к анализу фактов казался теософам заслуживающим доверия. Стремление Блаватской применить такой подход к рассмотрению паранормальных и мистических явлений преследовало цель: добиться легитимности и общественного признания теософии.[31]

Скептическая позиция, занятая Блаватской в отношении материалистической науки, была мотивирована её возмущением по поводу игнорирования учёными духовного измерения реальности[K 26]. С другой стороны, утверждение, что духовные истины могут быть доказаны с научной точки зрения, было постоянной темой заявлений Блаватской. Усилия теософов были направлены на легитимацию всех форм сверхчувственного и мистического опыта.[31]