Западная диалектная зона

Как и все остальные диалектные зоны западная зона не входит в иерархическую структуру диалектного членения русского языка, включающую наречия и группы говоров (и, соответственно, не показана на основной диалектологической карте). Западная диалектная зона не является частью ни северного, ни южного наречий, ни среднерусских говоров, и не является исключительной диалектной зоной для входящих в её ареал групп говоров[13][14]. Так, ареал западной диалектной зоны размещён на части территорий как северного, так и южного наречий и на западной части территории среднерусских говоров[15][1], а расположенные в ареале западной зоны, например, Псковская и Верхне-Деснинская группы говоров являются также частями и других диалектных зон: ареал псковских говоров охватывается ареалом юго-западной и северо-западной диалектных зон[16], а ареал верхне-деснинских говоров включён полностью не только в ареал западной зоны, но и в ареалы юго-западной и южной диалектных зон[17][18]. Языковые черты одной диалектной зоны не противопоставляются чертам другой диалектной зоны или совокупности черт других диалектных зон, в связи с чем ареалы зон свободно пересекаются друг с другом. Так, ареал западной диалектной зоны накладывается на западные части ареалов южной и северной диалектных зон и почти полностью накладывается на ареалы северо-западной и юго-западной диалектных зон[19]. Диалектные зоны связаны с членением всей территории русского языка: комплекс языковых черт западной диалектной зоны противопоставляется всей остальной области распространения русских говоров раннего формирования. При этом языковые явления диалектных зон взятые в целом не противопоставлены какому-либо единому комплексу явлений — та или иная их черта противопоставлена либо явлению всей остальной территории, как правило, сходному с литературным языком (и потому не дающему чёткой изоглоссы), либо совокупности явлений разных диалектных объединений[5][20][21]. Так, например, распространению форм указательных местоимений с наличием j в основе (т[а́йа], т[айа́], т[ыйа́], т[ойа́], т[ой], т[о́йе], т[ы́йи], т[ы́йе], т[е́йи] и т. п.) в западной диалектной зоне противопоставлено распространение форм местоимений та, тот, то, те во всех остальных говорах (являющихся также нормой литературного языка)[22][23]; употреблению деепричастий прошедшего времени в качестве сказуемого типа по́езд ушо́вши, трава́ скоси́вши противопоставлено отсутствие таких форм в остальных русских говорах и в литературном языке[24]; распространению местоимения 3-го лица в форме именительного падежа множественного числа с окончанием -ы (он[ы́]) противопоставлена совокупность двух форм: форма с окончанием -е (он[е́]), характерная для говоров северо-восточной диалектной зоны, и форма с окончанием -и — он[и́], известная в исключительном употреблении в говорах юго-восточной зоны и являющаяся при этом нормой русского литературного языка[25][26][27].

Выделение диалектных зон как единиц диалектного членения русского языка стало результатом масштабных исследований русских говоров методами лингвистической географии, проводившихся во второй половине XX века с целью составления «Диалектологического атласа русского языка». В работах К. Ф. Захаровой и В. Г. Орловой (в разделе «Русской диалектологии» 1964 года и в «Диалектном членении русского языка» 1970 года) диалектные зоны представляют один из трёх типов лингво-территориальных единиц наряду с наречиями и группами говоров[5][28]. Выделение диалектных зон (включая и западную зону) носит вспомогательный характер . Диалектная зона показывает связи между различными группами говоров, в том числе и относящимися к разным наречиям или переходным среднерусским говорам. Так, например, западная диалектная зона показывает общность черт групп говоров, относящихся к разным наречиям — севернорусской Ладого-Тихвинской группы и южнорусской Западной группы, противопоставляя их тем самым группам говоров восточной части северного и восточной части южного наречий, в которых такие явления отсутствуют (наличие в личных местоимениях 3-го лица начального j; наличие местоимения 3-го лица в форме именительного падежа множественного числа с окончанием -ы и т. д.). Также диалектная зона даёт основание для выделения переходных (межзональных) говоров и дифференциации среднерусских говоров: в окраинных частях ареала западной диалектной зоны (в области взаимоналожения с окраинными частями ареалов других диалектных зон) локализуются межзональные говоры как на территории северного, так и на территории южного наречий. Также языковые явления западной зоны отчасти обособляют западные среднерусские говоры от восточных. Наличие характеристики диалектной зоны заметно упрощает характеристику групп говоров — вместо перечисления одних и тех же диалектных черт для разных групп говоров в работах по русской диалектологии часто просто упоминают только о том, что данная группа говоров характеризуется всеми чертами той или иной диалектной зоны. Кроме того, диалектные зоны показывают тенденции языкового развития, существовавшие на территории распространения русских говоров в тот или иной исторический период[6][29][30].

Языковой комплекс западной диалектной зоны состоит из немногочисленных явлений[4], тем не менее для него характерны явления, связанные с разными уровнями языка и разными типами соответственных явлений[31][32]. Например, явление из области фонетики — наличие ударения на первом слоге у прилагательных «седьмой» ([с’о́]мой) и «шестой» ([шо́]стой), из области морфологии — распространение форм указательных местоимений с наличием j в основе (т[а́йа] «та» — т[у́йу] «ту», т[о́йе] «то», т[ы́йи] «те»), из области синтаксиса — распространение конструкции с предлогом с или з в случаях типа прие́хал з го́рода, вы́лез с я́мы в соответствии с предлогом из) и из области лексики — наличие слов лемеши́, омеши́ «сошники у сохи» и т. д.[12][7]. Среди явлений, связанных с двучленным типом соответственных явлений, отмечается наличие в личных местоимениях 3-го лица начального j ([йо]н, [йо]на́, [йо]но́, [йо]ны́), противопоставленное отсутствию начального j в этих местоимениях на всей остальной территории распространения русского языка; среди многочленных явлений отмечается распространение местоимения 3-го лица в форме именительного падежа множественного числа он[ы́], которому противостоит распространение формы он[е́] в говорах северо-восточной диалектной зоны, и распространение формы он[и́] в говорах юго-восточной диалектной зоны[4][27]. Западная диалектная зона входит в число пяти основных диалектных зон (как и северо-западная, северо-восточная, юго-западная и юго-восточная), имеющих наиболее важное значение в диалектном членении русского языка[33].

Пучок изоглосс западной диалектной зоны в его протяжении с севера на юг характеризуется удалённостью изоглосс друг от друга в северной части пучка и более чётким, компактным их расположением в центральной и южной частях[1][2].

Совмещение отрезков изоглосс западной диалектной зоны с пучками изоглосс других диалектных зон (северного отрезка с пучками изоглосс северо-западной и северо-восточной диалектных зон и южного отрезка с пучками изоглосс юго-западной и юго-восточной диалектных зон) проходит с севера на юг по территориям наречий и среднерусских говоров, разделяя их на западные и восточные части. Наличие языковых черт противоположно размещённых диалектных зон по разные стороны от данного совмещения пучков изоглосс противопоставляет западные среднерусские говоры восточным[34] и западные области северного и южного наречий их восточным областям, усиливая при этом обособление Ладого-Тихвинской группы говоров от других групп говоров северного наречия, а также объединяя вместе Западную, Верхне-Днепровскую и Верхне-Деснинскую группы говоров и обособляя их от других групп говоров южного наречия[4].

Изоглоссы западной диалектной зоны по-разному продвигаются в восточном направлении, образуя области неравномерного распространения диалектных явлений. Пересечения изоглосс западной зоны в данных областях с изоглоссами других диалектных зон формируют ареалы переходных межзональных говоров в каждом из наречий. Тем самым межзональные говоры характеризуются наличием неравномерно распространённых разнодиалектных черт противоположно размещённых диалектных зон. В области пересечения изоглосс западной, северо-западной и северо-восточной зон локализуются межзональные говоры северного наречия, а в области пересечения изоглосс западной, юго-западной (I пучка изоглосс) и юго-восточной зон локализуются межзональные говоры А южного наречия.

Расположение западной диалектной зоны не создаёт второго попарного разделения территории русского языка на западную и восточную части (наряду с разделением на северную и южную — на два наречия), так как западной диалектной зоне на востоке не противопоставлен единый языковой комплекс (западной зоне противостоят в некоторой степени языковые комплексы северо-восточной и юго-восточной диалектных зон), а также вследствие немногочисленности диалектных явлений, характеризующих данную диалектную зону в сравнении с числом явлений, противопоставляющих северное и южное наречия[4].

Ареал западной диалектной зоны охватывает полностью ареалы северо-западной и юго-западной зон и накладывается на западные части ареалов северной и южной зон.

Формирование языковых черт западной диалектной зоны связано с распространением явлений так называемой западно-северной локализации, которые охватывают как западную часть территории распространения русского языка раннего формирования, так отчасти и говоры северного наречия, говоры белорусского языка, а иногда и говоры украинского языка[35]. В числе «общезападных явлений» отмечаются такие фонетические явления, как[36]: сохранение ударного /e/, не изменившегося в /o/ перед твёрдыми согласными; произношение /ы/ или /e/ в соответствии редуцированному y̆ и произношение /u/ в соответствии ĭ (м[ы́]ю, м[э́]ю «мою», молод[ы́]й, молод[э́]й «молодой», n[u]й «пей»); произношение твёрдых губных согласных в соответствии мягким на конце слова (го́лу[п] «голубь», се[м] «семь»); чередование смычно-проходного бокового согласного /л/ любого образования, [л] или [l] с [w] или [ў] в конце слова и слога: да[л]а́ или да[l]а́, но дa[w], до́[л]ог или до́[l]ог, но до́[w]го; чередование произношения спиранта губно-зубного образования /в/ в положении перед гласными и произношения /w/ губно-губного образования или /ў/ неслогового в положении перед согласными и на конце слова: коро́[в]а — кopо́[w]ка, дpo[в]а́ — дpo[w]; распространение сочетаний /шч/ или /штш/, /ш’ч’/ или /ш’т’ш’/ и /ждж/ или /ж’д’ж’/ в соответствии долгим шипящим согласным /шш/ или или /ш’ш’/, /жж/ или /ж’ж’/; произношение удвоенных согласных в соответствии сочетаниям согласных с /j/ других говоров: сви[н’н’]а́ «свинья», пла́[т’т’]а «платье», сохранение мягкости согласным н в положении перед утраченным ь, исторически входившим в состав суффикса -ьск- в случаях типа же́/н’с/кий из женьскъй; такие морфологические явления, как[37] совпадение по месту ударения в формах дательного—предложного падежей существительного женского рода типа грязь: по грязи́ — в грязи́; по грязе́ — в грязе́; наличие существительных — названий ягод, образованных с суффиксом -иц-: брусн[и́ц]а, землян[и́ц]а, черн[и́ц]а; распространение формы родительного падежа единственного числа местоимения 3-го лица женского рода [йейе́] и формы косвенных падежей местоимений 3-го лица с отсутствием н при употреблении этих форм с предлогами (у [йейе́], к [йему́]); а также синтаксические конструкции типа коси́ть трава́, мне ша́пка на́до; ходи́ть по грибы́ и т. д.[38]. Указанные явления образуют ареал, перекрывающий границы современного диалектного членения. Данный ареал отражает тесную связь восточнославянских говоров западной локализации (белорусских, западнорусских, севернорусских и отчасти украинских) и северной локализации (в которых черты «общезападного происхождения» сформировались в результате колонизации Русского Севера носителями древненовгородского диалекта). Характерной его особенностью является разреженное распространение «общезападных явлений» в историческом центре Новгородской земли, что связано с ранним и усиленным процессом нивелировки исконных новгородских черт после завоевания Новгорода Московским государством. Поэтому «общезападные явления» лучше сохранились в говорах северного наречия, в которых распространение черт центра было менее интенсивным и началось позднее[39].

Противопоставление западной, включавшей новгородские, псковские и смоленские говоры, а также и полоцкие, изредка турово-пинские, и даже киевские или черниговские говоры, и восточной частей восточнославянского ареала, к которым относились ростово-суздальские, рязанские и восточно-черниговские говоры, формировалось уже с раннего этапа развития названных говоров в XII—XIII веках. Языковые новообразования, появлявшиеся в западных говорах, не проникали на восточную территорию и, в свою очередь, инновации восточных говоров не распространялись на западе. В дальнейшем языковое противопоставление запада и востока усилилось при образовании в XIII веке независимых Псковской и Новгородской республик, ещё сильнее втягивавшихся в орбиту западной жизни, с формированием Литовской Руси, в пределах которой стали обособляться западнорусские земли, в XIV веке территория Великого княжества Литовского подошла к границам Псковской и Новгородской земель (Псков в XIV веке даже попал в зависимость от Литовского княжества), длительные связи западных территорий (в том числе и в отношении процессов языкового развития) не прерывались. Особенностью противопоставления западных и восточных говоров была более тесная связь западного восточнославянского ареала, в котором распространялось большое число общих черт, как правило формировавшихся на юге и шедших в северном направлении, и сравнительно небольшое число общих черт восточных говоров, сложившихся или в более ранний период или в период усиления Московского государства[40]. Общезападные архаизмы и инновации, распространявшиеся на территории, которую занимают современные западные среднерусские и севернорусские говоры, были недостаточно устойчивыми и часто вытеснялись соответствующими языковыми чертами ростово-суздальского происхождения. В частности, такие архаизмы, как наличие гласной /е/, не изменившейся в о под ударением перед твёрдыми согласными; употребление сочетаний /ш’ч’/ и /ж’д’ж’/ в соответствии долгим шипящим сохранились лишь в виде мелких разрозненных ареалов или в отдельных говорах Русского Севера; несколько более устойчивым оказалось чередование /в/ с /w/ в конце слога и слова, широкое распространение сохранили такие архаические явления, как сохранение мягкости согласного в словах типа же́[н’с]кй и наличие существительных — названий ягод, образованных с суффиксом -иц-. Также недостаточно устойчивыми были инновации общезападного происхождения, лучше всего они сохранялись в говорах, непосредственно восходящих к новогородскому диалекту: чередование /л/ с /w/ в конце слова и слога; наличие долгих согласных в соответствии сочетаниям согласных с /j/; распространение формы давнопрошедшего времени типа был ушёл и т. д. Сравнительно широко распространились такие явления, как перенос ударения на начальный слог в личных формах некоторых глаголов II спряжения типа дари́шь и произношение твёрдых губных в соответствии мягким в конце слова. Усвоенные извне — из говоров юго-западных земель, общезападные инновации часто не распространялись последовательно на центральной части территории новгородского диалекта, и, соответственно, не получили широкого распространения в говорах северного наречия[41].

С течением времени связь между говорами западно-северной территории, хоть и ослабевала, но окончательно не прерывалась, о чём свидетельствует распространение в них не только архаизмов, но и целого ряда инноваций. По-видимому, междиалектные контакты сохранялись и в сравнительно поздний период на этапе развития самостоятельных восточнославянских языков — в XVI—XVII веках. Ряд поздних диалектных новообразований, распространяясь в той или иной мере в ареале белорусского языка, охватывали сопредельные с ним территории русского языка (западную часть говоров южного наречия, западные среднерусские говоры и наиболее западную часть говоров северного наречия) и даже продвигались несколько шире на восток. Рассматриваемая территория, которую занимали русские говоры, совпадает с границами современной западной диалектной зоны. Характер распространения поздних «общезападных» инноваций на разных частях занимаемой ими территории позволяют выявить направление их продвижения, которое шло в с юга на север, так как новообразования нередко менее последовательно реализуются или меняют характер своих структурных разновидностей именно в северной части территории западной зоны. Особенностью распространения инноваций, составляющих характеристику западной диалектной зоны, в отличие от более ранних «общезападных» диалектных черт является их широкий охват территории западных среднерусских говоров, на которой явления раннего периода распространены разреженно или даже отсутствуют. В то же время черты западной диалектной зоны не распространялись в северном наречии, что указывает на ослабление в этот период междиалектных контактов новгородско-псковской территории с Русским Севером. Исключение составляют говоры Ладого-Тихвинской и Онежской групп говоров. Отдельные черты проникли и в другие севернорусские говоры, прежде всего явления лексикализованного характера[42].

Если формирование ареалов языковых черт западной диалектной зоны относят к XVI—XVII векам, то появление форм той или иной черты в письменных памятниках фиксируется несколько раньше. Так, например, формы указательных местоимений женского рода с j в основе отмечаются уже с XV века, при этом формы среднего рода появляются значительно реже и позже аналогичных форм женского рода. Для форм указательных местоимений множественного числа ещё в XIII—XIV веках были характерны родовые различия (ти — мужской род, ты — женский род и та — средний род). С начала XIV века появляется, а затем закрепляется общая для всех родов форма тҍ. С XV века в памятниках письменности, в том числе и в новгородских грамотах, фиксируются также общие для всех трёх родов формы ты́йи и реже ты́йе (при формах косвенных падежей тыхъ, тымъ), возникшие под влиянием соответствующих окончаний склонения прилагательных. По наибольшей последовательности в распространении указательных местоимений ты́йи (тэ́йи) в областях, граничащих с ареалом белорусского языка, можно предположить, что с этой территории данная форма распространялась на север, заняв ареал современной западной диалектной зоны. Формы местоимений ты, ти, те́йи развились, по-видимому, в процессе взаимодействия форм ты́йи и те. Так, форма ты, отмечаемая в говорах, распространённых к югу от Ладожского озера, могла образоваться в результате утраты формой ты́йи окончания, а форма ти, известная в говорах, распространённых к западу от Чагоды, возможно, является фонетическим вариантом формы те (с произношением /и/ на месте ě) или образовалась под влиянием форм косвенных падежей тых, тим. Форма те́йи, рассеянно распространённая в ареалах форм ты́йи и те, возникла в результате их контаминации. Наиболее распространёнными формами указательных местоимений с j в основе являются та́йа и ты́йи, что связано с их сравнительно ранним появлением, форма среднего рода то́йе, хоть и получила в настоящее время такое же интенсивное распространение, что и форма женского рода и форма множественного числа, судя по письменным памятникам, возникла несколько позднее[43]. Также согласно памятникам письменности, уже в XIII—XIV веках наблюдается тенденция к устранению грамматических различий в роде во множественном числе местоимения 3-го лица именительного падежа — на месте форм они́ (мужской род), оны́ (женский род) и оне́ (из онҍ, происхождение которой объясняют различно) постепенно стала употребляться только одна форма для всех родов, при этом в тех или иных частях ареала русского языка в качестве единственной закрепляются разные словоформы: они́ (первоначально в рязанских говорах, затем во всех юго-восточных русских говорах), оне́ (первоначально в ростово-суздальских говорах, затем во всех северо-восточных русских говорах), оны́ (в западнорусских говорах и почти во всех белорусских говорах). В XIV—XV веках в результате выравнивания основы в формах именительного падежа, с одной стороны, и косвенных падежей — с другой. В результате этого процесса в форме именительного падежа множественного числа местоимения 3-го лица развивается йотация начального гласного — появляется форма йоны́ с фонетическими вариантами в некоторых говорах: [йа]ны́, [йе]ны́, [йи]ны́, [и]ны́. Более интенсивный характер распространения формы оны́ в сравнении с формой йоны́ в северной части западной диалектной зоны даёт основание предполагать, что первоначально происходило распространение формы оны́ без йотации в северном направлении, а процесс развития начального /j/ в этой форме начался позже. Вероятнее всего, две другие формы местоимения 3-го лица (рязанская они́ и ростово-суздальская оне́) в пределах западной диалектной зоны получили вторичное распространении[~ 3]. Форма они́ стала распространяться в том числе и на запад с XVI века после вхождения Рязанского княжества в Московское государство, форма оне́ стала распространяться на запад с XV века, в обоих случаях проникновение данных форм местоимений на территорию Новгородской республики стало активнее происходить после присоединения Новгорода к Москве. В результате распространения форм из других русских диалектов, а также в результате йотации начального гласного данных форм, на территории западной диалектной зоны сложилось разнообразное смешение ареалов всевозможных форм местоимения 3-го лица множественного числа. Одной из последних, вероятнее всего, развилась форма йоне́ (с вариантами [йе]не́, [йи]не́)[27].

Особенностями языковой характеристики западной диалектной зоны являются небольшое число образующих зону диалектных явлений и их нерегулярное распространение на всей территории — наличие явлений в виде небольших островных ареалов или полное отсутствие явлений в некоторых группах говоров.

Языковой комплекс западной диалектной зоны включает следующие черты[7][12][9]:

1. Ударение на первом слоге у прилагательных «седьмой» ([с’о́]мой) и «шестой» ([шо́]стой). В северных областях эта диалектная черта распространена нерегулярно. К юго-востоку от диалектной зоны ударение на первом слоге в указанных прилагательных встречается также в елецких и оскольских межзональных говорах Б южного наречия[44].
2. Наличие в личных местоимениях 3-го лица начального j: [йо]н (см. изоглоссу на карте), [йо]на́, [йо]но́ ([йе]но́), [йо]ны́ ([йа]ны́, [йе]ны́)[6][45]. Распространение языкового явления не имеет сплошного охвата всей диалектной зоны, наиболее регулярной из всех форм является форма мужского рода [йо]н (отсутствует на большей части территории селигеро-торжковских говоров), которая отмечается также и в северной части диалектной зоны. Формы [йо]на́, [йо]но́, [йо]ны́ менее регулярны (отсутствуют в лачских говорах северного наречия и в среднерусских селигеро-торжковских говорах, не охватывают всей территории Ладого-Тихвинской группы говоров северного наречия и территории западных среднерусских окающих говоров, отсутствуют, кроме того, в межзональных говорах А южного наречия). Формы с йотацией начального гласного характерны также для говоров белорусского языка[46]. В целом данное явление представлено во всех западных севернорусских говорах, кроме того, его ареал продвинулся восточнее в межзональные говоры северного наречия (из севернорусских говоров йотация начального гласного в местоимениях неизвестна только вологодским и костромским говорам), среди западнорусских говоров явление распространено в гдовских, псковских и в большей части новгородских говоров, но отсутствует в селигеро-торжковских говорах, на юге широко представлена в западных южнорусских говорах[47].
3. Наличие местоимения 3-го лица в форме именительного падежа множественного числа с окончанием -ы (старая форма именительного падежа множественного числа женского рода) — он[ы́] (см. изоглоссу на карте), варианты этой формы с начальным j: йон[ы́], йан[ы́], йен[ы́], йин[ы́], а также форма ин[ы́]. В говорах остальной территории распространения русского языка раннего формирования отмечаются формы данного местоимения с другими флексиями: в говорах северо-восточной диалектной зоны распространена форма с окончанием -е — он[е́] [25], в говорах юго-восточной зоны — форма, совпадающая с формой русского литературного языка, с окончанием -и — он[и́][26]. За пределами западной диалектной зоны местоимение он[ы́] встречается в поморских говорах северного наречия[48], в восточных среднерусских говорах отдела Б и в небольшой части владимирско-поволжских говоров окрестностей Владимира[49][27], а также в говорах белорусского языка. Отсутствует в селигеро-торжковских говорах[47].
4. Формы указательных местоимений с наличием j в основе (см. изоглоссу на карте). Наиболее последовательно в пределах диалектной зоны, и, в частности, в пределах северной части её территории, наличие j отмечается в словоформах т[а́йа] «та» — т[у́йу] «ту» (именительный-винительный падежи единственного числа женского рода), т[о́йе] «то» (именительный падеж единственного числа среднего рода), т[ы́йи] «те» (именительный падеж множественного числа)[8][23]. Ареал данного явления на севере занимает только западную часть ладого-тихвинских говоров, а на юге охватывает русские говоры юго-запада и продолжается повсеместно на территории распространения белорусских говоров[50][47]. Ареалу словоформы т[а́йа] противопоставляется ареал словоформы та, кроме этого, преимущественно в пределах южной части западной диалектной зоны встречаются мелкие разрозненные ареалы таких форм указательных местоимений женского рода, как т[айа́], т[ыйа́], единично отмечены в говорах восточной части северного наречия формы т[ойа́], т[о́йа]. Аналогично формам женского рода распространена форма среднего рода т[о́йе], которой соответствует на восточной территории распространение формы то, а в пределах южной части западной диалектной зоны встречаются небольшие ареалы форм т[ойе́], т[ыйо́] и т[айо́]. Также в распространении указательного местоимения в форме именительного падежа множественного числа ареалу формы т[ы́йи] (т[ы́йе]) на западе противопоставлен ареал формы те на востоке, при этом при основной форме т[ы́йи] в пределах западной диалектной зоны встречается большое число других различных образований в виде мелких ареалов, преимущественно в северной части диалектной зоны отмечаются формы те, ты, ти, т[е́йа], т[е́йи] и т[е́йе], преимущественно в южной части — формы т[э́йа], т[э́йе] (в основном на российско-белорусской границе), а также формы те и т[ыйи́][22].
5. Возможность образования существительных с суффиксом -ак от глаголов сидеть и ходить: сêд[а́к] «седок», ход[а́к] «ходок» и т. п., нерегулярно распространённых на территории диалектной зоны[6]. Форма хода́к неизвестна в селигеро-торжковских говорах[47].
6. В области синтаксиса характерно такое явление, как употребление деепричастий прошедшего времени в качестве сказуемого: по́езд ушо́вши, трава́ скоси́вши (см. изоглоссу на карте)[8][24][51]. Данная конструкция распространена на севере в ареале Ладого-Тихвинской группе говоров, широко известна в западных среднерусских говорах, на юге — данное явление представлено в западных южнорусских и в части северных белорусских говорах[52].
7. Исключительное распространение синтаксической конструкции с предлогом с или з в случаях типа прие́хал з го́рода, вы́лез с я́мы в соответствии с предлогом из[6][53][54]. Данное языковое явление отсутствует на территории селигеро-торжковских говоров. Отмечается в северо-западных ладого-тихвинских говорах, широко распространено в западных южнорусских говорах и во всём ареале белорусского языка[52].
8. Лексический состав отмечен распространением слов: лемеши́, омеши́ «сошники у сохи», пу́то «ремешок, соединяющий части цепа» и т. д. Слова лемеши́ и омеши́ известны также в сопредельных с ареалом западной диалектной зоны северо-восточных областях распространения белорусского языка, слово пу́то характерно для белорусских говоров в районе города Витебска[52].

Тая баба усталая — с талаки пришодчи[3] — в этом примере отмечается распространение местоимения т[а́йа] (на территориях других диалектных зон — та)[23], слова толока́ в значении «коллективная помощь в работе» (в отличие от слова по́мочь), данное слово также упоминается в характеристике юго-западной диалектной зоны[55], употребление деепричастий в роли сказуемого (пришо́дчи)[24].

Языковые черты западной диалектной зоны присутствуют в говорах вторичного формирования. В частности в говоре семейских старообрядцев присутствуют такие диалектные явления, как наличие форм местоимений 3-го лица с начальным j; распространение формы местоимения 3-го лица оны́; наличие j в основе в формах указательных местоимений: т[а́йа], т[у́йу], т[ы́йи]; образование с суффиксом -ак таких существительных, как сêд[а́к] (седок) и других; употребление деепричастия в функции сказуемого[56][57].

• Диалекты русского языка

Комментарии

Источники

• Бромлей С. В., Булатова Л. Н., Гецова О. Г. и др. Русская диалектология / Под ред. Л. Л. Касаткина. — М.: Academia, 2005. — 288 с. — ISBN 5-7695-2007-8.
• Букринская И. А., Кармакова О. Е., Тер-Аванесова А. В. Говоры белорусско-русского пограничья // Исследования по славянской диалектологии. 13: Славянские диалекты в ситуации языкового контакта (в настоящем и прошлом) / Калнынь Л. Э. — М.: Институт славяноведения РАН, 2008. — С. 118—180. — ISBN 978-5-7576-0217-2.
• Диалектологический атлас русского языка. Центр Европейской части СССР. Выпуск I: Фонетика / Под ред. Р. И. Аванесова и С. В. Бромлей. — М.: «Наука», 1986.
• Диалектологический атлас русского языка. Центр Европейской части СССР. Выпуск II: Морфология / Под ред. С. В. Бромлей. — М.: «Наука», 1989.
• Диалектологический атлас русского языка. Центр Европейской части России. Выпуск III: Синтаксис. Лексика. Комментарии к картам. Справочный аппарат / Под ред. О. Н. Мораховской. — М.: «Наука», 1996.
• Диалектологический атлас русского языка. Центр Европейской части России. Выпуск III: Карты (часть 1). Лексика. — М.: «Наука», 1997.
• Диалектологический атлас русского языка. Центр Европейской части России. Выпуск III: Карты (часть 2). Синтаксис. Лексика. — М.: «Наука», 2005.
• Захарова К. Ф., Орлова В. Г. Диалектное членение русского языка. — 2-е изд. — М.: «Едиториал УРСС», 2004. — 176 с. — ISBN 5-354-00917-0.
• Захарова К. Ф., Орлова В. Г., Сологуб А. И., Строганова Т. Ю. Образование севернорусского наречия и среднерусских говоров / ответственный редактор В. Г. Орлова. — М.: «Наука», 1970. — 456 с.
• Касаткин Л. Л. Русские диалекты. Диалектный язык // Русские. Монография Института этнологии и антропологии РАН. — М.: «Наука», 1999. — С. 80—90. (Дата обращения: 1 июня 2012)
• Касаткин Л. Л. Русские диалекты. Лингвистическая география // Русские. Монография Института этнологии и антропологии РАН. — М.: «Наука», 1999. — С. 90—96. (Дата обращения: 1 июня 2012)
• Пшеничнова Н. Н. Структурно-типологическая классификация говоров и диалектное членение русского языка // Исследования по славянской диалектологии. 4: Dialectologia slavica. Сборник к 85-летию Самуила Борисовича Бернштейна / Клепикова Г. П. — М.: «Индрик», 1995. — С. 224—238. — ISBN 5-85759-028-0.
• Словарь русских народных говоров. Выпуски 1—42. — М.; Л.: «Наука», 1965—2008. (Дата обращения: 1 июня 2012)

• Букринская И. А, Кармакова О. Е. и другие. Необычный атлас (неопр.). Язык русской деревни. Диалектологический атлас. (Дата обращения: 1 июня 2012)