Голеневский, Михал

Во время пребывания в командировке в Швейцарии, длившейся с 24 марта по 3 апреля 1958 года, Голеневский 1 апреля направил американскому послу в Берне Генри Дж. Тейлору посылку, куда входили два письма на имя Тейлора и директора ФБР Эдгара Гувера с предложением им своих услуг в адрес ЦРУ в качестве агента-двойника, и серия документов со сведениями о деятельности спецслужб Восточного блока в Европе и инструкциями о форме дальнейших контактов[49][50]. Письмо было подписано псевдонимом «Снайпер» (нем. Heckenschütze, англ. Sniper) с указанием того, что автор является высокопоставленным сотрудником разведслужб одного из государств Организации Варшавского договора (без указания конкретной страны)[51]. Доподлинно неизвестно, что именно заставило Голеневского пойти на сотрудничество с американцами[49]: по мнению его первой жены Анны и её дочери Галины, высказанному уже после смерти Голеневского, Михал совершил это по идеологическим мотивам[52]; по другой версии, Михал решил бежать на Запад вместе со своей возлюбленной Ирмгард из-за обиды на начальство, которое не позволяло ему развестись и вступить повторно в брак[39].

По словам сотрудника ЦРУ Теннента Бэйли, изначально американцы заподозрили факт возможной советской провокации, поэтому долго и тщательно изучали всю посылку вплоть до бумаги, на которой было написано письмо, пока не удостоверились, что это не фальшивка и что письмо действительно было направлено из польской разведки[33]. Предложение Голеневского о сотрудничестве было принято: сигналом стала публикация некоего рекламного объявления в газете Frankfurter Allgemeine Zeitung. Так между «Снайпером» и ЦРУ завязалась переписка: письма от Голеневского направлялись по определённому адресу в Западный Берлин, а позже связь стала поддерживаться через так называемые «мёртвые почтовые ящики» в Варшаве[53]. Отправитель всех сообщений из ЦРУ подписывался как «Гувер» (англ. Hoover), вследствие чего Голеневский был убеждён, что ведёт личную переписку с Гувером и что предлагаемая им информация также направлялась в ФБР[51].

В дальнейшем в ЦРУ, проанализировав содержимое сообщений, пришли к выводу, что их неизвестный информант «Снайпер» работает на польские спецслужбы. Дело Голеневского получило название «BE/Vision», под которым и рассматривалось ЦРУ в дальнейшем[54][55]. Благодаря его сообщениям разведывательное сообщество США в итоге заполучило важную информацию не только об агентуре КГБ и стран Восточного блока, но и о сосредоточении советских войск в Европе[56]. Голеневский проходил в документах ЦРУ как «Снайпер», а в документах MI6 — как «Лавиния» (англ. Lavinia)[57][54].

В апреле 1959 года Голеневский сообщил резидентам ЦРУ в Европе первые сведения о советской агентуре, рассказав о двух высокопоставленных сотрудниках советской разведки, действующих в Великобритании и передающих «Советам» совершенно секретную информацию, о чём агент ЦРУ Говард Роман (англ. Howard Roman) проинформировал своего связного в Нью-Йорке, Уолтера Белла (англ. Walter Bell). Один гипотетический агент, передавший минимум три секретных документа из архивов MI6, получил прозвище «Лямбда 1» (англ. Lambda 1)[58][59], а второй, работавший в британском посольстве в Польше и завербованный в 1952 году — «Лямбда 2» (англ. Lambda 2)[60]. Личность первого вскоре была установлена: им оказался Джордж Блейк, высокопоставленный сотрудник MI6, заместитель начальника отдела технических операций[61][54]. Первый из трёх секретных документов, переданный Блейком в Москву и затем переадресованный польским спецслужбам, содержал информацию о 26 польских гражданах — потенциальных целях вербовки со стороны SIS; второй — доклад отдела R6 за 1959 год о польской экономике; третий — фрагментом доклада о научно-технической разведке британских спецслужб[62]. От Блейка СССР также получил сведения об операции «Золото» по прокладке подземного туннеля в Восточный Берлин и попытке перехвата коммуникаций советских войск в ГДР[39][63]. 3 апреля 1961 года Блейк, находившийся в командировке в Ливане, был вызван в Лондон, а 12 апреля арестован по обвинению в шпионаже в пользу СССР[64].

Позже удалось установить и второго агента «Лямбда 2», которым оказался работавший в Центре разработки подводного вооружения на острове Портленд Гарри Хоутон (он же «Шах», упомянут Голеневским как некто «Хьюйтон» — Huiton)[54], завербованный ещё поляками в 1951 году и затем рекомендованный советской разведке в качестве источника информации[65]. Было установлено, что Хоутон работал в паре со своей любовницей Этель Джи («Ася»)[66][67]: они передали в Москву такие совершенно секретные сведения, как шифры ВМС Великобритании, доклады британских военных атташе о численности и вооружении Северной группы войск, сведения о соединениях КВМС Великобритании и манёврах флота, а также характеристики кораблей и образцы противолодочного вооружения (в том числе сонары семейства ASDIC и бомбомёты Mk 10)[68]. По наводке Голеневского[69] 7 января 1961 года сотрудниками Скотланд-Ярда были арестованы Хоутон, Джи, а также Конон Молодый (Гордон Лонсдейл), курировавший работу Хоутона[70]; позже под арест были помещены и радисты («Дачники») — супруги Моррис Коэн (Питер Крогер) и Леонтина Коэн (Хелен Крогер)[71][72][73].

Голеневский сообщил важные сведения о проникновении польских эмигрантов, завербованных польской разведкой, в государственные структуры США: одним из таковых «просоветских» шпионов оказался сотрудник Госдепартамента Эдвард Симанс (он же Эдвард Шиманьский), эмигрировавший из Польши в 1939 году и работавший потом в разных посольствах и консульствах (в том числе в Берлине, Москве, Владивостоке и Познани). Так, он работал в американском посольстве в Варшаве совместно со своей секретаршей Доротой Цвинар. Вскоре оба были арестованы по обвинению в шпионаже, однако результаты допросов ФБР с применением полиграфа и расследования Подкомитета внутренней безопасности Сената США привели к тому, что все обвинения в адрес Симанса и Цвинар пришлось снять[74]. Последняя на всякий случай и вовсе обратилась в польское посольство с просьбой о политическом убежище[75]. Вместе с тем другой сотрудник посольства США в Польше, Ирвин Скарбек, был также разоблачён: его раскрытие нередко приписывают Голеневскому, хотя в действительности Скарбека раскрыли на основе конфиденциальной информации от анонимного источника, отправившего письмо в американское посольство[76].

Голеневским в разных письмах также были раскрыты другие советские разведчики: сотрудник MI6 Ким Филби[77]; сотрудники организации Гелена и БНД Хайнц Фельфе («Хакке»; Голеневский узнал о нём от заместителя старшего консультанта КГБ при МВД Польши Андрея Раины)[78], Ганс Клеменс («Пауль»)[79] и Петер Фурманн («Петер»)[80][81], друг Клеменса адвокат Эрвин Тибель[82] и сеть агентов КГБ в Карлхорсте[83]; высокопоставленный сотрудник Министерства обороны Израиля и заместитель начальника оперативного отдела генерального штаба ЦАХАЛ Исраэль Беер («Товарищ Курт»)[84], полковник ВВС Швеции Стиг Веннерстрём («Орёл»)[85] и некоторые другие[86][66]. Всего с января по апрель 1961 года было арестовано 12 человек, которых выдал Голеневский: 10 были арестованы в США, двое в ФРГ[87]. Всего же им было выдано 240 агентов советской разведки и дружественных СССР разведслужб, а всего американцами было открыто около 2 тысяч дел в отношении лиц, подозревавшихся в работе на разведслужбы Восточного блока[56]. Вместе с тем нет убедительных доказательств, что именно Голеневский, а не кто-то другой из агентов западных разведок помог разоблачить многих вышеозначенных агентов (на примере Беера и Веннерстрёма)[88]. Некоторыми также ошибочно утверждается, что Голеневским был разоблачён помощник британского военно-морского атташе в Москве Джон Вассалл[51]: его на самом деле выдал перебежчик из КГБ Анатолий Голицын[76], сбежавший в декабре 1961 года в Хельсинки, но подтвердивший большую часть информации, которая была предоставлена Голеневским западным спецслужбам[89].

Всего Голеневским с апреля 1958 по декабрь 1960 года было отправлено в резидентуры ЦРУ 14 посылок с письмами и конфиденциальной информацией, причём только после второй или третьей посылки американцы отбросили все сомнения по поводу возможных провокаций и убедились в подлинности передаваемых данных. Все письма были написаны на немецком языке: каждое письмо содержало несколько разделов, посвящённых конкретным вопросам и включавших кодовые имена и данные о советских разведывательных операций[53]. Им были переданы 5 тысяч документов польских спецслужб и около 800 документов советских спецслужб, скрытых на 160 микрофильмах[90]. Согласно утверждениям Голеневского, всего он передал американцам 2 тысячи микрофильмов с секретной информацией[67][91], сохраняя при этом свою анонимность и не разглашая все свои персональные данные, но при этом рассчитывая на щедрое вознаграждение за услуги[33]; 160 машинописных документов с информацией общего характера и 5 тысяч страниц с совершенно секретными сведениями (система советских разведывательных спутников; данные о сотрудниках спецслужб ПНР и ГДР в Западной Европе и США; сведения о вопросах военного, экономического, политического и научного характера, связанные с ОВД)[56]. Также американцам было сообщено о прослушивании посольства США в Варшаве и квартир американских дипломатов в Польше[76][92].

Деятельность Голеневского полностью парализовала работу 4-го отдела (разведка во Франции, Италии, Швейцарии, Бельгии, Нидерландах и Ватикане) 1-го управления МВД ПНР, а поскольку в Польше не знали, кто был сдан и кто перевербован Западом после «слива» Голеневским информации ЦРУ, всем польским агентам поступил приказ немедленно прекратить выполнение всех заданий. Как позже выяснилось, Голеневский выдал 31 разведчика ПНР, часть из которых была затем перевербована ЦРУ, а также передал информацию о 26 польских чиновниках, которых британцы рассматривали как потенциальных кандидатов для контакта[54]. Оценки того, кто был в принципе известен Голеневскому, разнятся: 1-е управление МВД ПНР (внешняя разведка) сообщало об около 90 % работавших в Польше и за рубежом разведчиков, которых знал Голеневский, хотя более молодые кадры ему не были знакомы; 2-е управление МВД ПНР (контрразведка) полагало, что Голеневский знал около 70 человек, половина из которых находилась на момент за границей. По более поздним оценкам, Голеневский мог знать минимум 92 агента и 131 сотрудника иных подразделений, а также около 40 операций, в которых они были вовлечены. Точное число агентов не установлено, хотя предполагается, что Голеневский мог знать абсолютно все дела, которыми занимался, и всех агентов, с которыми контактировал[93]. По словам полковника Витольда Сенкевича, Голеневский нанёс намного более серьёзный ущерб польской разведке, чем подполковник Юзеф Святло, бывший заместитель начальника 10-го управления Министерства общественной безопасности, сбежавший в Западный Берлин в 1953 году после смерти Сталина[94].

Как было установлено на основании докладов Голеневского, около 80 % полученной СССР и Польшей информации носили характер секретной в тех странах, где она добывалась[56]. Согласно Голеневскому, 6-м отделом были с 1957 по 1960 год заполучены многочисленные документы по вопросам машиностроения, металлургии, электроники, химии, вооружения и атомной энергетики; также он сообщил список инспекторатов, образованных при 6-м отделе и занимавшихся изучением полученных документов[95]. Среди выданной информации были сведения о сотрудничестве разведки МВД со многими министерствами и ведомствами Польши[96]. Перед своим побегом Голеневский спрятал под одним из деревьев в Варшаве в тайнике фотокопии некоторых документов, о чём своевременно сообщил своим кураторам из ЦРУ[97]. Военный суд Варшавского военного округа в обвинительном заключении постановил, что Голеневский также присваивал крупные суммы денег во время своей работы: в 1958—1960 годах им были присвоены 550 долларов США и 200 фунтов стерлингов, которые он получил по фальшивым квитанциям, предъявленным агенту Тадеушу «Тетсе» Саксу[98]. Также с 27 декабря 1960 по 4 января 1961 года им были присвоены 16300 западногерманских марок, 300 долларов США и 600 восточногерманских марок[3] (из них 11300 он взял из кассы МВД ПНР перед отъездом в Берлин)[99]. Как выяснилось, все эти деньги он переводил на счёт Ирмгард, однако Штази не заметили абсолютно ничего подозрительного и не обратили внимание на то, что зарабатывавшая по 300 марок Ирмгард не могла собрать такие большие сбережения и позволить себе дорогую западную одежду, меха и украшения[33], которые ей также дарил Голеневский[100].

6 января польская разведка обнаружила исчезновение Голеневского: сотрудники Штази, долгое время наблюдавшие за ним, провели обыск в квартире Кампф и обнаружили, что она забрала все свои ценные вещи, а вот портфель Голеневского с личными вещами там и остался. Факты могли говорить не только о побеге, но и о похищении. По распоряжению полковника Соколяка 12 января подполковник Чеслав Гвуздзь, майор Вячеслав Мачула и подпоручик Ян Биштыга провели обыск в рабочем кабинете Голеневского и обнаружили в его сейфе список всех дел, которым занимался 6-й отдел, вместе с именами сотрудников, ведших расследования этих дел. Как выяснилось, в конце ноября 1960 года Голеневский, ссылаясь на приказ свыше проанализировать все проведённые дела, отдал Гвуздзю распоряжение составить этот список. Документ, выпущенный в двух экземплярах (по 22 страницы машинописного текста)[112], насчитывал 191 дело с кодовыми названиями; в списке фигурировали 45 агентов, 20 разведчиков-нелегалов, 87 госслужащих и 39 фигурантов расследований. Гвуздзь не только сообщил имена людей, фигурирующих в отдельных делах (расспросив подчинённых), но и занёс их в документ с указаниями, кто в каком деле фигурировал. Это говорило о факте возможного предательства: следствие предположило, что Голеневский мог сфотографировать этот документ. Как потом было установлено, Голеневский одолжил у Биштыги фотоаппарат Minox и шесть фотоплёнок, запросив у Кедзерского потом ещё одну плёнку, а незадолго до Рождества вернул фотоаппарат Биштыге и запросил ещё четыре плёнки якобы для обучения коллеги[113][114].

13 января всю польскую агентуру в Берлине оповестили об исчезновении Михала Голеневского, а 14 января Витольд Сенкевич сообщил в прокуратуру внутренних войск о его дезертирстве, при этом не имея убедительных доказательств на руках[115]. Через двое суток прокуратура официально предъявила Голеневскому обвинения в дезертирстве. 19 января к расследованию подключилось Министерство государственной безопасности ГДР, глава которого Эрих Мильке передал полякам результаты предварительного расследования в отношении гражданина ПНР, идентифицированного как «Роман Тарновский», и гражданки ГДР Ирмгард Кампф, сообщив о подробностях знакомства и известных деталях исчезновения. 23 января приказом Министра внутренних дел ПНР № 214 Голеневский был отстранён от исполнения служебных обязанностей[3], а к 24 января у прокуратуры уже сформировались твёрдые основания для обвинений Голеневского в государственной измене: 1-е управление МВД ПНР получило информацию о массовых провалах агентуры Восточного блока. Рассматривалась всерьёз вероятность даже того, что Кампф была агентом ЦРУ или MI6, хотя в действительности этого не могло быть. 27 января Коллегия МВД по вопросам безопасности обсудила дело о побеге своего сотрудника за границу[94].

7 апреля варшавская прокуратура внутренних войск составила обвинительное заключение против Михала Голеневского. Суд прошёл относительно быстро: были допрошены несколько свидетелей, большая часть которых работала в 1-м управлении МВД ПНР, однако среди допрошенных не было Мечислава Мочара, который дал разрешение Голеневскому на выезд за границу. 18 апреля 1961 года военным судом Варшавского военного округа подполковник Михал Голеневский приговорён к смертной казни и лишён всех государственных и гражданских прав, наград и привилегий, а также разжалован в рядовые. Всё его имущество было конфисковано в пользу государства. Апелляция была отклонена 24 мая Верховным военным судом Варшавы[8], и в тот же день Голеневского официально уволили со службы[39]. В мае 1961 года о предательстве Голеневского и его причастности к выдаче Хоутона стало известно КГБ СССР после соответствующего доклада 1-го управления МВД ПНР[116]. 30 октября 1962 года Голеневский окончательно был исключён из списка личного состава Службы безопасности ПНР в связи с вынесением смертного приговора[3].

Несмотря на вынесенный заочно смертный приговор Голеневскому, это не могло компенсировать колоссальный ущерб, нанесённый польской разведке предательством Голеневского[33]. 6 апреля Витольда Сенкевича уволили с поста начальника 1-го управления МВД ПНР, переведя его в отдел кадров, а его преемником стал полковник Генрик Соколяк. Главой 6-го отдела 1-го управления МВД ПНР стал подполковник Тадеуш Шадковский, бывший начальник 3-го отдела (германского) 1-го управления, который должен был установить обстоятельства побега Голеневского, масштабы нанесённого им ущерба и восстановить прежнюю нормальную работу 6-го отдела[117]. Предварительный список информации, которую мог выдать Голеневский западным спецслужбам, оказался крайне большим. Туда входили структура и кадровый состав Министерства общественной безопасности, Комитета общественной безопасности и МВД ПНР; структура и организация работы 2-го управления МВД; информация о деятельности Главного управления информации до 1957 года; персональные данные сотрудников 6-го отдела 1-го управления МВД ПНР[118] (45 человек на Западе); структура, методы работы, данные о личном составе[118] резидентуры 1-го управления МВД[94]. Позже туда включили информацию экономического характера, в том числе сведения о ключевых промышленных предприятиях ПНР. Ущерб политического характера, нанесённый побегом подполковника на Запад, не поддавался оценке[119].

Начальник Голеневского, полковник Витольд Сенкевич констатировал, что побег нанёс серьёзный ущерб польским спецслужбам, парализовав всю научно-техническую разведку, создав угрозу разоблачения всем сотрудникам внешней разведки и подорвав доверие к польской разведке в принципе[94]. В январе 1962 года в письме Мечиславу Мочару Соколяк сообщил, что побег Голеневского наряду с побегом ещё одного польского офицера разведки, капитана Владислава Мруза, парализовал работу всей внешней разведки и не позволил 1-му управлению осуществлять хоть какую-то активную деятельность вплоть до августа 1961 года. Управление вело исключительно аналитическую работу, восстанавливая сеть агентов и проводя свою полную реструктуризацию. В связи с этим пришлось отправить в отставку 73 сотрудника управления, 30 человек — перевести на другие должности; к середине мая 1961 года сменились 12 начальников отделов. По мнению Соколяка, по польской разведке удар нанесли в том году не только предательство Голеневского, но и Берлинский кризис[120].

После побега подполковника МВД ПНР занялся выяснением предположительных причин его бегства (дело «Телетехник»), передав ведение дела 3-му отделу 1-го управления МВД, который ограничился установкой негласного наблюдения за матерью беглеца Яниной («Продавщица»). В течение последующих лет, несмотря на помощь сотрудников из ГДР, польская разведка и близко не подошла к подлинной версии, а КГБ СССР отказался помогать в поиске беглеца[121]. Оперативники начали вести слежку за его первой супругой Анной и сыном Ежи[39], который, имея какие-то проблемы с получением паспорта, якобы пытался связаться с отцом[26]. В ПНР подготовили группу агентов, которых планировали отправить на Запад, выследить Голеневского и при крайней необходимости ликвидировать его, однако до этого дело так и не дошло[26].

Требуя политического убежища, Голеневский сделал ещё одно сенсационное заявление, возможно, вызванное симптомами проявившегося некоего психического расстройства[33]. Он заявил, что «Михал Голеневский» — не его настоящее время, а лишь псевдоним. На самом деле его якобы звали Алексей Николаевич Романов, и он был тем самым цесаревичем, чудесным образом избежавшим расстрела в доме Ипатьевых. История Голеневского начиналась с утверждения о том, что весь расстрел царской семьи, случившийся в ночь с 16 на 17 июля 1918 года, был фикцией[139]. По его словам, Яков Юровский якобы ещё в 1917 году помог царской семье бежать из Екатеринбурга: она скрылась в Турции, а оттуда через Грецию и Австрию в течение нескольких месяцев добиралась до Польши, где «осели многие из русских беженцев», и обосновалась в Варшаве. Николай II сбрил усы и бороду, став совершенно неузнаваемым; в 1924 году из соображений безопасности он сменил своё имя в паспорте на «Раймунд Тургнский» (польск. Raymund Turgnski)[140], а имя наследника — на «Михал Голеневский». Семья же обосновалась в Познани, ближе к границе с Германией[111].

Царь якобы дожил до 84 лет, скончавшись в 1952 году где-то под Познанью, а царица Александра Фёдоровна скончалась в том же 1924 году от сердечного приступа. По заявлению Голеневского, Ольга, Мария и Анастасия были живы, а сам цесаревич Алексей до 1928 года долго лечился от последствий не только гемофилии, но и малярии. «Алексей» с сестрой Анастасией отправились в США, чтобы снять со счетов одного из банков Детройта вклад, причём Анастасия отказалась возвращаться в Польшу. Сёстры Ольга и Татьяна перебрались в Германию, а Алексей и Мария остались в Познани вместе с отцом. Дальнейшие годы Алексей якобы провёл в Познани; на момент своего бегства в США Голеневский утверждал, что все четыре дочери Николая II были живы и он поддерживал с ними контакт, но умалчивал о том, что с ними случилось[141].

С 1930 года он числился в некоем антикоммунистическом движении «Всероссийское антибольшевистское подполье» (англ. All Russian Anti-Bolshevik Underground), созданном его отцом и ведшем антикоммунистическую борьбу. В 1944 году семья в связи с приближением красноармейцев якобы попыталась бежать в Португалию, но Алексей был кем-то отравлен, и планы бегства сорвались. В 1945 году он вступил по заданию подполья в ряды Войска Польского, а потом попал и в контрразведку. Продвигаясь по служебной лестнице, «Алексей» заполучил доступ к секретной информации: спискам агентов КГБ и МОБ на Западе, а также методам подготовки и вербовки[28]. Уже после бегства в США Голеневский заявил, что его отец оставил вклады во многих западных банках на сумму от 400 до 800 млн долларов[142][143]. В январе 1964 года «Алексей» обратился в суд Гамбурга с требованиями признать его права наследования на имущество своих умерших родителей[144], заявив, что в случае отказа дальше будет добиваться признания своих прав на все банковские вклады, якобы оставленные родителями, до победного конца[142]. Суд не нашёл оснований для удовлетворения требований Голеневского[145].

В связи с тем, что Голеневский родился спустя 18 лет после Алексея Николаевича, у многих закрались первые подозрения в том, что это очередной самозванец, выдающий себя за кого-то из спасшихся членов царской семьи[7]. Это был не первый случай, когда кто-то публично представлялся на Западе как спасшийся цесаревич Алексей: так, в 1927 году некто, представлявшийся как Евгений Николаевич Иванов, аналогично уехал из Польши на Запад и стал рассказывать всем о своём «чудесном спасении»[146]. Свой внешний вид, не соответствовавший возрасту, Голеневский объяснял влиянием гемофилии, «задерживавшей» его рост: по его словам, этот диагноз ему якобы подтвердил известный медик Александр Винер, первооткрыватель резус-фактора[147]. Однако коллега Винера, доктор Ричард Розенфилд утверждал, что Винер не обладал достаточными знаниями, чтобы провести подобную экспертизу, а все документы и бумаги Винера после его смерти исчезли[148]. В некоторых источниках утверждается, что у Голеневского тесты на гемофилию дали отрицательный результат[7].

В ЦРУ мелькали подозрения о психическом расстройстве Голеневского, хотя он с удивительной точностью излагал информацию об агентах советской разведки[33]. Польская разведка была также обеспокоена заявлениями, поскольку в его личном деле, к удивлению руководства 1-го управления, отсутствовали как оригиналы документов за период, предшествовавший его службе в Министерстве общественной безопасности, так и сведения о его родителях. Документы могли быть либо уничтожены во время войны, либо уничтожены самими сотрудниками МОБ или утеряны, либо же их сам уничтожил намеренно Голеневский, сохранив лишь несколько копий. В пользу одной из этих версий говорил тот факт, что в октябре 1956 года некоторые из офицеров получили доступ к своим личным делам и, вероятно, могли изъять оттуда какой-то компрометирующий материал и безвозвратно его уничтожить (например, сведения о дисциплинарных нарушениях)[136]. Наконец, по мнению Мечислава Рысиньского, ссылавшегося на определённые выводы расследования МВД (которые в документах не присутствовали), Голеневский мог выполнять какое-то задание КГБ, притворяясь цесаревичем, чтобы заполучить доступ к якобы существовавшим вкладам царской семьи, хранившимся в каких-то западных банках[138].

Общественность, взбудораженная рассказом Голеневского, ожидала от ЦРУ проведения экспертиз, которая могла бы закрыть вопрос об отождествлении Михала Голеневского и цесаревича Алексея. Директор Центральной разведки Аллен Даллес в одном из интервью сказал, что не намерен комментировать подобную ситуацию ни сейчас, ни в дальнейшем[137], хотя Голеневский утверждал, что Даллес якобы беседовал с ним и сказал, что будь у Голеневского борода, он бы не отличил его от Николая II[149]. 18 октября 1963 года еженедельник «Life» опубликовал статью, в которой некая Евгения Смит официально заявила, что является спасшейся великой княжной Анастасией Николаевной. Через два месяца, 28 декабря Голеневский позвонил Смит и договорился о встрече, которая состоялась 31 декабря: на ней «Анастасия», выслушав рассказ «Алексея», признала в нём своего брата, и подобные встречи повторились ещё несколько раз. Однако в дальнейшем в своей автобиографии Евгения утверждала, что являлась единственной выжившей из царской семьи, и отказывалась внести сведения о спасшемся «Алексее» в книгу, вследствие чего рассорилась с Михалом. Позже Михал заявил, что Евгения всё же не была обманщицей, однако в 1968 году её убили якобы «по распоряжению Ротшильдов» (реальная Смит дожила до 1997 года)[150]. Встреча с другой самозванкой, Анной Андерсон (она же Франциска Шанцковская), прошла достаточно гладко, но позже оба забыли друг о друге[151]. Одним из немногих, безоговорочно признавших самозваного «царевича», был русский эмигрант Кирилл Шишмарёв, который утверждал, что неоднократно встречался прежде с цесаревичем в Царском Селе[149][152].

Апофеоз этой истории пришёлся на 1964 год, когда подкомитет Палаты представителей США по вопросам иммиграции потребовал от ЦРУ вызвать Голеневского для дачи показаний по поводу его происхождения, однако получил отказ. К тому моменту его дважды вызывали в подкомитет Сената на допрос относительно советской агентуры, однако Голеневский так и не появился. После нескольких переносов заседаний в итоге Сенат решил, что допрашивать Голеневского не будет, и вместо него были допрошены свидетели из Госдепартамента: допрос подтвердил подлинность и точность сведений, изложенных в показаниях Голеневского о разоблачённых советских агентах[153]. Объясняя причину того, почему Голеневского не допросили непосредственно, юрисконсульт подкомитета внутренней безопасности Судебного комитета Сената Джульен Гуд Сурвайн (англ. Julien Goode Sourwine) заявил, что Голеневский требовал выслушать сначала его показания по поводу происхождения и родства с царской семьёй, а уже потом собирался дать показания по советским агентам: Сенат счёл это неприемлемым[154].

30 сентября 1964 года, уже после срыва выступлений перед подкомитетами, Голеневский женился в Нью-Йорке на 35-летней Ирмгард Кампф, которая была на девятом месяце беременности. В документах он указал реальные личные данные реального Алексея Николаевича Романова (имя, дата и место рождения, имена родителей)[154]. Венчание по православному обряду совершил протоиерей РПЦЗ Георгий Граббе (будущий епископ Григорий), причём на венчании присутствовали две женщины, которых «Алексей» представил в качестве своих сестёр «Ольги Николаевны Романовой» и «Татьяны Николаевны Романовой». Позже разразился громогласный скандал: выяснилось, что Граббе пять раз посещал квартиру Голеневского в Квинсе перед венчанием[155], а сам получил ещё и более 10 тысяч долларов США за венчание[156]. Скандал усилился, когда до русской эмиграции дошли сведения о том, что у Голеневского, католика по вероисповеданию, в Польше остались жена и дети, а его невеста Ирмгард вообще оказалась протестанткой[157]. Спустя 30 лет Граббе заявил, что в 5 часов утра в тот день ему позвонил Голеневский и попросил его срочно приехать: в тот момент у Ирмгард начались схватки. По приезде Голеневский вручил священнику свидетельство о браке со вписанным именем Алексея Николаевича Романова и судебное решение, по которому сам поляк изменил своё имя на «Алексей Романов» (англ. Alexis Romanov), после чего попросил его провести венчание. Граббе оказался не в состоянии отказать «цесаревичу» и согласился: Ирмгард повезли срочно в госпиталь в Манхассет, где та родила девочку, которую назвали Татьяной. Однако Граббе запретили проводить крещение дочери и подвергли остракизму, заявив, что никаких доказательств спасения цесаревича не было и что это венчание было незаконным[158].

Спустя некоторое время у Татьяны обнаружили аппендицит, однако у Голеневского не хватало средств на оплату услуг врачей, и он вынужден был покинуть больницу с больной дочерью. Финансовые проблемы сводились не только к скромному пособию от ЦРУ (около 500 долларов в месяц)[155], но и отсутствию медицинской страховки. Михал и Ингрид с большим трудом собрали средства для оплаты медицинских услуг, и врачи в итоге спасли девочку, а правительство в последний момент также выделило небольшую сумму. Голеневский счёл подобные действия правительства оскорблением в свой адрес и подал в суд на ЦРУ и федеральное правительство, требуя от них компенсацию в размере 9706 долларов, которые были необходимы для реабилитации дочери[109]. Позднее брак с Ингрид был расторгнут, и Татьяну Михал больше не видел. Татьяна не раз писала Георгию Граббе (епископу Григорию) с просьбой помочь ей найти отца, однако тот не отвечал на её письма, объяснив это тем, что больше не хотел пересекаться с Голеневским[137].

23 декабря 1964 года полиграфолог ЦРУ Клив Бакстер в эфире развлекательной программы To Tell the Truth на телеканале CBS публично заявил о поддержке версии о том, что Голеневский и есть цесаревич, ссылаясь на якобы результаты экспертизы зубов и отпечатков пальцев[147]. Однако никаких результатов не было обнародовано, и 20 января 1965 года в номере газеты Daily News вышла статья, в которой бывший глава информационно-аналитического отдела Германа Кимси (англ. Herman Kimsey) потребовал от ЦРУ предоставить результаты экспертизы, чтобы снять все вопросы и сомнения[159]. Также он потребовал от ушедшего в отставку Даллеса или его преемника, действовавшего директора Джона Маккоуна, прервать молчание по поводу вопроса о Голеневском и Алексее, но руководство ЦРУ снова отказалось комментировать заявления Кимси[160]. Вся волна скандалов и несостыковок лишь подтвердила, что Голеневский является не спасшимся цесаревичем Алексеем, а очередным самозванцем. Предполагается, что ЦРУ не только скептически восприняло все заявления Голеневского о его родстве с Романовыми[86], но и всячески воспрепятствовало его выступлению перед Конгрессом с показаниями о его происхождении[153].

Чтобы не устраивать очередные скандалы, Голеневского в 1964 году досрочно отправили в отставку, обязавшись ему выплачивать скромное пособие[137]: он не простил подобных действий ЦРУ, расценив это как личное оскорбление, и впоследствии не раз отправлял открытые письма в разные инстанции с просьбой о материальной и юридической помощи, обвиняя управление в том, что оно не только не позволило ему рассказать «правду» о его происхождении, но и оставило без средств к существованию[155]. Поляки полагали, что все заявления Голеневского о своём «царском» происхождении — преднамеренная игра на публику, затеянная ЦРУ[136], однако из истории самозванца и КГБ СССР, и Служба безопасности ПНР извлекли пользу, начав тайно поддерживать всех «левых» американских журналистов и конгрессменов, стремившихся дискредитировать ЦРУ и обвинить американцев в проведении своих операций на базе информации, предоставленной самозванцем, мошенником и психически нездоровым человеком[26]. Серьёзный удар по репутации Голеневского нанёс австриец Экхард Маховски, который при поддержке сотрудников польских спецслужб выпустил в 1965 году в журнале «Express» серию статей о семье, которую Голеневский оставил в Польше[26]; уговорившие его опубликовать этот материал капитан Юзеф Менджицкий и офицер венской резидентуры майор Антони Кныхала получили от руководства 1-го управления МВД ПНР крупную денежную премию[136]. По словам Францишека Шляхцица, служба безопасности ПНР пыталась даже избавиться от Голеневского, однако так и не смогла это сделать[33].

Польская разведка продолжала поиски Голеневского: в качестве одного из вариантов «выкуривания» предлагалось сначала разослать огромное количество материалов и листовок по США с обвинениями Голеневского в мошенничестве и лжесвидетельстве, а затем с помощью одного из агентов польской разведки совершить анонимный телефонный звонок в одно из американских ежедневных изданий и сообщить о якобы гибели самозванца в автокатастрофе, чтобы растиражировать новость в ведущих американских, а в перспективе и в европейских газетах, и выкурить «закрывшегося» Голеневского[161]. Эта задумка была реализована лишь частично 28 июня 1966 года сотрудниками польской резидентуры в Нью-Йорке, которые разослали анонимные письма американским сенаторам и журналистам с критическими заявлениями в адрес Голеневского как жулика и самозванца. Это привело к очередным дебатам в Сенате США, состоявшимся 27 июля и посвящённым контролю Конгресса США над ЦРУ, хотя в 1-м управлении МВД ПНР не узнали, использовались ли анонимные доносы на Голеневского в качестве аргументов. Публикацию анонимного сообщения в New York Times об отказе ЦРУ комментировать все заявления Голеневского в польской разведке расценили как свою маленькую победу[161].

Осенью 1967 года на след Голеневского вышел завербованный 1-м управлением МВД ПНР журналист Леопольд Денде (он же «Поля» и «Меля»), долгое время сотрудничавший со спецслужбами ПНР. В мае 1968 года Денде сообщил, что Голеневский мог проживать под именем «Франц Роман Ольденберг» (нем. Franz Roman Oldenberg), предоставив точный адрес, однако проверка не позволила установить, действительно ли беглец проживал там, а демонстративное отсутствие мер по защите дома навлекло поляков на мысль, что это ловушка, приготовленная ЦРУ. В дальнейшем 1-е управление МВД ПНР больше не предпринимало более решительных действий и лишь ограничивалось слежкой. Бывший начальник 3-го отдела (германского) 1-го управления МВД ПНР Генрик Вендровский утверждал, что большая часть историй о Голеневском была продана на Запад с тем, чтобы отвлечь внимание западных разведок (вполне успешно) и, пользуясь этим, попытаться ликвидировать последствия ущерба, нанесённого побегом подполковника[162][163].

• Полмар Н., Аллен Т.Б. Энциклопедия шпионажа = Spy Book / Пер. с англ. В. Смирнова. — М.: Крон-пресс, 1999. — 816 с.

• Christopher Andrew, Vasili Mitrokhin. The Sword and the Shield: The Mitrokhin Archive and the Secret History of the KGB. — Basic Books, 1999. — ISBN 0-465-00310-9.
• Gyeorgos Ceres Hatonn. Focus of Demons: Real Gremlins in the Works. — Las Vegas, Nevada: Phoenix Source Distributors, Inc., 1994.
• Robert K. Massie. The Romanovs: The Final Chapter. — Random House, 1995. — С. 149—159.
• Guy Richards. The Hunt for the Czar. — Doubleday, 1970.
• Nigel West. The A to Z of British Intelligence. — Scarecrow Press, 2009. — 718 с. — ISBN 9780810870284.
• Peter Wright The Candid Autobiography of a Senior Intelligence Officer. — Stoddart Publishing, 1987.

• Leszek Pawlikowicz. Podpułkownik Michał Goleniewski // Tajny front zimnej wojny: uciekinierzy z polskich służb specjalnych 1956—1964. — Warszawa: Oficyna Wydawn. RYTM, 2004. — С. 215—301. — 361 с. — ISBN 9788373990746.
• Aparat Bezpieczeństwa w województwie gdańskim w latach 1945–1990. Obsada stanowisk kierowniczych. Informator / Marcin Węgliński. — Gdańsk: Instytut Pamięci Narodowej, 2010. — Т. 5. — 432 с.
• Henryk Piecuch Akcje Specjalne: Od Bieruta do Ochaba. — Warszawa: Agencja Wydawnicza CB, 1996. — 532 с. — (Tajna Historia Polski). — ISBN 9788386244058.
• Witold Bagieński. Analiza sprawy ppłk. Michała Goleniewskiego, uciekiniera z wywiadu PRL // Studia nad wywiadem i kontrwywiadem Polski w XX wieku / Wojciech Skóra, Paweł Skubisz. — Szczecin: Instytut Pamięci Narodowej, Komisja Ścigania Zbrodni przeciwko Narodowi Polskiemu, 2016. — Т. 3. — С. 551—592. — 778 с. — ISBN 9788361336358.