Земля Санникова (роман)

«Плутония» — литературный дебют В. А. Обручева

К написанию научно-популярных, а затем и литературных текстов В. А. Обручев обратился после 1912 года, когда вынужденно оказался на пенсии и располагал свободным временем[18]. Во время Первой мировой войны он создал приключенческий роман «Плутония»[19]. Непосредственным поводом к работе над романом было желание исправить геологические ошибки, допущенные популярными в среде молодёжи авторами. Во время пребывания на даче Обручев взялся перечитать «Путешествие к центру Земли» Жюля Верна; этот роман он любил с детства и читал его в оригинале. Так появился замысел «Плутонии»[20].

В первой же главе «Земли Санникова» В. А. Обручев описывал слушание в Императорском Русском географическом обществе доклада экспедиции, «снаряженной для поисков пропавшего без вести Толля и его спутников» из уст неназванного «морского офицера, совершившего смелое плавание в вельботе через Ледовитое море с Новосибирских островов на остров Беннетта, на который высадился барон Толль, оттуда не вернувшийся»; упоминается «мужественное лицо докладчика, обветренное полярными непогодами». Этому описанию полностью соответствует Александр Васильевич Колчак, который к моменту издания книги уже несколько лет как был расстрелян большевиками и которого открыто в советской печати назвать автор не мог[21][22].

В части источников указывалось, что основная работа над романом «Земля Санникова» проходила в 1922—1924 годах[23]. По воспоминаниям самого Обручева, во время отпуска на Кавказе в 1924 году он вспоминал воздушные ванны, которые принимал в 1915 году, когда обдумывал «Плутонию», и «захотел заняться подобной же работой, так как какую-нибудь научную статью в дачных условиях нельзя было выполнить. Тема у меня была уже намечена»[24]. Побудительным толчком к написанию «Земли Санникова» было прочтение романа чешского фантаста Карла Глоуха «Заколдованная земля», русский перевод которого вышел в 1923 году. В этой книге описано путешествие изобретателя Алексея Сомова в центр Гренландии, где он обнаружил тёплый оазис с мамонтами и первобытными людьми. Профессионального геолога возмущало обилие научных ляпов, например, что стационарный внутриконтинентальный оазис не может существовать в Гренландии, ледники которой «стекают» в окружающие остров моря. Проблема древнего оледенения Сибири и Центральной Азии была научной проблемой, которая постоянно занимала Обручева в это время. Эти интересы можно было легко соединить с поисками легендарной Земли Санникова, историей которой геолог также увлекался[25][26][27]. После 1916 года Обручев на постоянной основе стал сотрудничать с редакцией журнала «Природа», в котором поместил множество материалов о вулканизме в Европе и Африке, которые были использованы при написании романов[28]. Первое издание под названием «Земля Санникова, или Последние онкилоны» последовало в 1926 году в издательстве «Пучина»[23].

В предисловии Обручев писал[22]:

Роман по замыслу примыкал к географической фантастике жюльверновского типа. Правдоподобие описаниям придавало реальное геологическое строение островов полярного бассейна, в первую очередь Исландии: Земля Санникова была сделана Обручевым потухшим вулканом, чьё тепло сохраняло реликтовый мир, дошедший в неизменности от ледниковой эпохи. На эпоху создания романа (накануне и сразу после Октябрьской революции) указывало и то, что Земля Санникова — страна, не испорченная цивилизацией, в которой учёный может заниматься своим делом без бюрократии и полицейского надзора. По предположению А. Бритикова, Обручев в фигуре академика Шенка вывел в первую очередь себя самого. Биографы отмечали, что первые издания романа, пришедшиеся на годы первых пятилеток, вызвали большой резонанс, многие подростки искренне верили в существование описанной Обручевым страны, просили принять в готовящуюся экспедицию. Когда просьбы переставали поступать, учёный огорчался[30][31][32][33]. В статье для журнала «Детская литература» В. Обручев утверждал, что «хороший научно-фантастический роман даёт большее или меньшее количество знаний в увлекательной форме»[34]. Географ Э. Мурзаев отмечал, что примечательной особенностью творчества Обручева является теснейшая взаимосвязь науки и художественной литературы, плавно перетекающей одна в другую. Это касается и места, где происходит действие, и богатого познавательного материала[35]. Обручев стремился формировать вкусы и интересы молодёжи начиная со школьного возраста, на что обращали внимание его младшие современники[36].

Земля Санникова. Фрагмент карты мира издательства Stanfords (1922)

На рубеже XIX—XX веков В. А. Обручев работал на севере Якутии и глубоко заинтересовался научным обоснованием существования Земли Санникова. Выдвинутую гипотезу он положил в основу научно-приключенческого романа, обосновав её в послесловии[37]. Выдвинутые тогда тезисы В. Обручев последовательно доказывал в публикациях 1930—1940-х годов. Объёмную сводку своей аргументации он привёл в статье для журнала «Природа», увидевшей свет в 1935 году. Поводом для возвращения к гипотезе стало открытие Острова Ушакова во время экспедиции на ледоколе «Садко», что делало существование острова в 150—200 км севернее Новосибирских островов более вероятным[38]. По мере появления новых данных об Арктике, менялось и содержание послесловия[39].

В своей статье Обручев напоминал об истории вопроса: впервые о Земле Санникова как об отдельном массиве суши сообщил в 1810 году добывавший песцов и мамонтовую кость на северных берегах Новосибирских островов купец-зверопромышленник Яков Санников, ранее открывший острова Столбовой (1800) и Фаддеевский (1805). По словам охотника, над морем поднимались «высокие каменные горы», расстояние до которых было определено примерно в 70 вёрст от острова Котельный. Безуспешную попытку добраться до них предпринял Матвей Геденштром. В 1821—1822 годах лейтенант Анжу, участник полярной экспедиции барона Врангеля, также докладывал о попытке дойти до земли, виденной Санниковым и Геденштромом, однако крайне изломанные льды и обширные разводья делали предприятие невозможным. После открытий островов Де-Лонга во время экспедиции на «Жаннетте», секретарь Русского Географического общества А. В. Григорьев предположил, что существование острова западнее новооткрытых вполне вероятно. Не сомневался в существовании Земли Санникова Э. В. Толль, якобы, наблюдавший её в августе 1886 года. Однако наблюдения Нансена в 1893 году и самого Толля во время Русской полярной экспедиции в 1901 году не позволили обнаружить никакой суши, хотя измерения морских глубин свидетельствовали о продолжении континентального шельфа на север[40][41].

Сам В. Обручев считал, что в описаниях экспедиций Нансена и Толля можно найти подтверждение существования полярной суши. В первую очередь, это наблюдения за перелётными птицами — полярными гусями и прочими, весной улетающими дальше на север, а осенью возвращающимися с потомством. Анжу утверждал, что на север направлены и миграции северных оленей. Нансен удивлялся количеству песцов, наблюдаемых на плавучих льдах в первый год дрейфа «Фрама». Исходя из всего перечисленного, Обручев заявлял, что Земля Санникова, вероятно, окружена поясом неподвижного и сильно изломанного льда, однако вполне доступна для наблюдений с воздуха и аэрофотосъёмки. По мнению геолога, в случае обнаружения, Земля Санникова может явиться уникальным биосферным заповедником арктической фауны, не знающей истребления со стороны охотников. Возможно также, что открытие острова позволит решить проблему исчезновения онкилонов, следы пребывания которых были найдены на Новосибирских островах[42][43]. Статья 1935 года произвела такое впечатление, что одной из задач для будущей экспедиции на ледоколе «Садко» стало отыскание Земли Санникова и открытие на ней полярной станции[44]. В интервью журналу «Пионер» 1937 года Обручев повторил свои аргументы и описал соображения для гипотезы, положенной в основу романа[45]. Впрочем, многочисленные рейсы советских ледоколов в 1937—1940 годах и воздушная разведка, которая велась с их борта, полностью охватили весь вероятный район местоположения Земли Санникова и окончательно развенчали её существование[46].

После войны Обручев не захотел расставаться с полюбившейся ему гипотезой. В статье 1946 года в «Природе» академик гораздо более определённо показал (со ссылкой на работы гидролога Арктического института В. Н. Степанова), что Земля Санникова была относительно небольшим ледяным образованием с включением песчано-глинистых наносов. Разрушение подобных объектов из-за общего потепления Арктики к тому времени было доказано[47]. Полёты, совершённые с борта ледоколов «Садко», «Седов» и «Малыгин» над водами Восточно-Сибирского моря полностью опровергли существование ранее незамеченных участков суши. Тем не менее наблюдения, сделанные Санниковым, Толлем и Нансеном, сами по себе требовали научного объяснения[48][46]. В интервью, данном газете «Пионерская правда» в 1954 году, академик Обручев подтвердил свои аргументы. Он заявил, что наблюдаемые Санниковым и Толлем «горы» — это огромные айсберги, возможно, застрявшие на мелководье континентального шельфа. Комплексное изучение Арктики позволило заключить, что массовые миграции птиц в глубь арктических территорий не связаны с наличием высокоширотных островов[49].

Исследования поэтики прозы В. А. Обручева немногочисленны и фрагментарны. В статье кандидата филологических наук В. П. Булычевой (Астраханский университет) со ссылкой на А. Ф. Бритикова утверждается, что исторически научная фантастика развивалась из приключенческой литературы со всеми присущими ей особенностями: динамизмом сюжета, низком психологизме героев и сдержанности в использовании традиционных средств литературной выразительности, в частности тропов при обилии деталей и технических подробностей в описаниях предметов и явлений; значительной ролью эффекта правдоподобности, созданию которой авторы этого времени уделяли большое внимание. Исследовательница, поместив «Землю Санникова» в контекст произведений того времени (включая романы и повести А. Грина, А. Толстого, А. Беляева, М. Булгакова), отмечает, что для приключенческой фантастики первых десятилетий XX века не существовало ни единообразного способа объяснения фантастических явлений, ни единой поэтики, исходя из которой описывались бы социальные явления, ни подобного же литературного шаблона для описания внутренних переживаний героя. Выясняется, что в романе «Земля Санникова» практически не выражена нравственная проблематика, отсутствует социальная критика, практически не выявлена идеологическая позиция. При этом текст фиксирован на историческом прошлом. Сюжет строится как травелог, и повествование перенасыщено конкретной научной информацией, но не исключает мистических совпадений (прибытие героев совпадает с катастрофой, предсказанной туземным шаманом). Основной конфликт романа основан на несовместимости первобытного и современного научного мировоззрения. В романе существует романтическая линия, но она второстепенна и описана крайне скупо; практически нет описаний переживаний главных героев. Отсутствуют чётко выраженные протагонист и антагонист[50]. Упоминания о магии не означают наличия в романе элементов фэнтези, хотя становление данного жанра происходило как раз во время создания «Земли Санникова». Вера в колдовство служит описанию суеверности мышления онкилонов и противоречит рациональному посылу произведения[51].

В кандидатской диссертации Д. И. Старцева, посвящённой творчеству А. Р. Беляева в русской фантастической прозе, утверждается, что Обручев, скорее, ориентировался на просветительскую традицию К. Циолковского. Сюжет «Земли Санникова» одновременно построен на мифе и научном допущении, его автор синтезировал элементы приключенческого, научно-фантастического, реалистического жанров, широко используя достижения западноевропейской литературы[52]. Британский критик Доминик Эслер также проводил параллели между художественными задачами Циолковского и Обручева, которые стремились использовать литературу только как средство придать занимательность научной информации, хотя Владимир Афанасьевич обозначен как «имеющий претензии на литературность»[53].

Литературовед М. П. Одесский утверждал, что учёный Обручев действовал в рамках мифа о Гиперборее и затерянных мирах, восходящего к топике Серебряного века, что особенно проявилось в романе «Плутония»[54]. Мифологический контекст творчества учёного последовательно рассматривала Сюзанна Франк (профессор славистики университета Гумбольта в Берлине). С её точки зрения, Обручев в романе «Земля Санникова» ставил перед собой противоположную задачу: показать Арктику как своего рода «анти-преисподнюю», которая может быть включена в советское социокультурное пространство[55]. В этом плане его роман полностью укладывался в шаблон научной фантастики 1920-х годов, которая должна была не просто популяризовать научные открытия и просвещать народные массы, но и воодушевлять самих учёных. Владимир Афанасьевич при этом избегал связи с политическими установками и подчёркивал ценность дореволюционного опыта и знаний[56]. Впрочем, Д. Эслер отмечал, что Обручев почти ничего не сделал, чтобы обыграть реалии царской России в своих романах[57].

Сюзанна Франк рассматривает роман «Земля Санникова» в контексте утопий, то есть повествований об идеальном месте или острове, который отделён от цивилизованного мира непреодолимыми препятствиями, в данном случае — арктическими льдами. Очевидна и отсылка к мифу о Гиперборее и Атлантиде[58]. Исследователь выделяет несколько произведений, которые генетически были связаны с романом «Земля Санникова» и предшествовали ему. В первую очередь это были «Путешествие и приключения капитана Гаттераса» Жюля Верна, роман, который Обручев ценил с юности и читал когда-то в оригинале. Однако капитан-завоеватель, обнаружив вершину мира — тёплый остров на Северном полюсе, не обнаружил там людей. Полемизируя с романом Й. Глоуха, Обручев воспользовался его сюжетом, но дополнил рассказ об арктическом оазисе катастрофой, которая сделала произведение «более реалистичным и одновременно более фантасмагоричным». По мнению С. Франк, наиболее важным ориентиром для Обручева явилось произведение эпохи романтизма, а именно «Учёное путешествие на Медвежий остров» О. Сенковского. Стратегии писателей противоположны: Сенковский, описывая допотопный арктический рай, высмеивает науку, тогда как Обручев одинаково серьёзно воспринимает позитивное знание и древнюю мифологию. Роман демонстрирует, что с помощью науки любая фантастическая идея может превратиться в достойную внимания гипотезу[59].

В «Земле Санникова» отсутствует приём остранения, описанная в романе экспедиция и открытие острова предстают как непосредственные события, имевшие место в недалёком прошлом. С точки зрения науки, повествование построено как верификация научной гипотезы, основанной на наблюдениях, ныне передаваемых исключительно устной традицией. К традиции отсылают элементы мифологии: тёплый остров за арктическими льдами и счастливые люди, живущие там, являются элементами истории о гиперборейцах, а библейская традиция явно выступает в названиях глав, например: «На пороге обетованной земли». Гибель острова в финале — явная отсылка к мифу об Атлантиде. При этом персонажи романа отвергают мифы, занимаясь эмпирическим познанием. В отличие от сказочной Гипербореи, плодородие и климат Земли Санникова основаны на вулканической деятельности, то есть изначально нестабильны. Горюнов констатирует, что гибель острова — это не эпическая катастрофа, а достаточно рядовое, хотя и огромное по последствиям, природное явление, причины которого очевидны для учёного. Онкилоны, напротив, скованы низким уровнем цивилизации и мифологического сознания, считают шамана всеведущим. Вместо того, чтобы прислушаться к русским, они устраивают жертвоприношения духам земли и обвиняют Горюнова и компанию, что те осушили священное озеро. В известной мере Обручев пользовался и приёмами, характерными для сказки: вернувшись из путешествия в иной мир, герой должен забыть его. Вместе с погибшей Землёй Санникова потеряны и все научные материалы, доказывающие существование острова и его обитателей. С одной стороны, остров опять уходит в пространство легенды, с другой, благодаря успешному возвращению героев аннулируется дихотомия двух миров. По мнению С. Франк, Владимир Обручев сознательно выкорчёвывал утопию из своего романа, делая остров составной частью познаваемого мира вообще, и России, в частности[60].

Как учёный, Обручев в своём романе свободно комбинировал геологическую и антропологическую перспективы. Геология служила ему для демонстрации эволюции человечества. Исходя из геологического учения о вулканизме, о возникновении и исчезновении островов в Арктике в результате вулканической деятельности, Обручев обосновывал гипотезу о тёплых арктических районах. Как невозможно принципиально отграничить остров от материка, так и его обитатели — онкилоны — предстают читателю через сравнение с народами Сибири и русскими. Онкилоны не превосходят пришельцев (как мифические атланты или гиперборейцы), напротив, оказываются у них в своего рода полуподчинении, завися от огнестрельного оружия и стальных топоров могущественных белых. Во время геологической катастрофы не только гибнут все онкилоны (кроме Аннуир), но и один из русских. Это показано как действие безличных законов эволюции. Однако, по мнению С. Франк, Обручев использовал для описания антропологической эволюции метод бинарных оппозиций. Руководителю экспедиции — Горюнову — соответствует двойник — обруселый якут Горохов, на что указывает перекличка имён. Оба они, как носители русского языка и культуры, находятся на вершине цивилизационного развития, но в остальном полностью противоположны, особенно в отношении к мифологическому сознанию. Горюнов замечает у онкилонов только безграмотность примитивных туземцев, учит их строить дома (онкилоны отвергают новомодные способы), демонстрирует превосходство своего оружия. Горохов, владея чукотским языком, смотрит на онкилонов с уважением и пониманием, и считает, что в их стране гораздо лучше жить, чем в Якутии. Однако Горохов превосходит Горюнова в просвещённом скептицизме, и не верит в реальность Земли Санникова, даже оказавшись в буквальном смысле на её пороге. В финале он оказывается правым: остров исчез, так и оставшись марью, миражом. Онкилоны не могут избежать своей судьбы из пророчества шамана (все беды начнутся после прихода белых людей), и это пророчество не опровергается ходом событий, хотя и лежит вне причинно-следственных связей. Финал романа находится в пределах мифа: число вернувшихся путников такое же, сколько их отправлялось на Землю Санникова. На место погибшего по случайности Костякова встаёт Аннуир; иными словами, произошёл ритуальный обмен, место одного из русских занимает последняя представительница погибших онкилонов. С. Франк трактует её образ как своего рода прародительницу, оставленную в среде более прогрессивного и сильного народа[61].

Обложка географгизовского издания 1951 года

Уже первое издание романа 1926 года (под названием «Земля Санникова, или Последние онкилоны») не осталось незамеченным литературной критикой. В обзоре журнала «Сибирские огни» подчёркивались научные регалии и 40-летний опыт работы автора, а выход романа в свет именовался «неожиданным», «потребностью отдыха… после напряжённой научной работы». Критик К. Козьмина не упоминала о литературных достоинствах текста, сообщив лишь, что роман читается легко, демонстрирует выдающуюся эрудицию автора и является «ценным вкладом в научно-художественную беллетристику, особенно для юных читателей»[62].

В 1935 году редакция научно-популярной и юношеской литературы ОНТИ предприняла новое иллюстрированное издание романа двухсоттысячным тиражом (дополнительный тираж в 50 000 экземпляров последовал в 1936 году). Издание было снабжено новым авторским послесловием, картами и небольшим библиографическим указателем. Рецензент — С. Шорыгин — хвалил занимательность сюжета и живость описаний геологических и палеонтологических явлений и существ, именно в них заключается основная ценность романа. Критик в духе своего времени рассуждал о «правильном» противопоставлении культуры онкилонов и туземного населения Земли Санникова, но тут же оговаривался, что роман написан до революции, поэтому использует неверные схемы истории культуры. «Явно сгущая краски, он изображает дикарей почти совершенно звероподобными», это названо «существенным недочётом романа»[44]. Примерно такие же замечания были сделаны тем же рецензентом в декабрьском выпуске журнала «Наука и жизнь» за 1936 год: «Предполагать, что Земля Санникова представляет собой кратер полупотухшего вулкана, населённый людьми, мы не имеем никаких оснований; это допущение понадобилось автору опять-таки для того, чтобы сделать роман более занимательным»[63]. В рецензии В. Сытина также утверждалось, что роман в первый раз был издан до революции. Критик заявил, что сюжет «интересен, даже увлекателен, но… не оригинален», проводя параллели с произведениями Конан-Дойля и «Капитаном Гаттерасом» Жюля Верна. Утверждалось, что молодые читатели неверно поймут цели и организацию научных исследований, поскольку действие происходит до революции. Тем не менее роман назван полезным по обилию в нём познавательного материала, представленного крупным учёным[64].

Жёсткой критике «Земля Санникова» подверглась в обзоре А. Болотникова. Замысел — «в популярной и занимательной форме рассказать советским людям» об условиях полярных экспедиций, жизни первобытных людей и «оживить палеонтологические виды» — был назван «блестящим». Однако реализация данной задачи признана неудовлетворительной. Главным героем романа критик посчитал неолитическое племя онкилонов, которое ярко изображено на контрасте с палеолитическими дикарями. Обручев априори встал на сторону людей более высокой культуры, поэтому дикари изображены самым отталкивающим образом. Это сразу вызывает обвинение в непонимании социальной эволюции. Критикуется авторское высказывание, что у людей палеолита «дел немного», что противоречит марксистскому утверждению, что «человека создал труд», а эволюция общественных отношений как раз и приводит к освобождению всё большей и большей массы людей от изнурительного труда в пользу культурного досуга. Дикари Обручева живут в гармонии с природой, как «старосветские помещики». Однако «от хорошей жизни» они становятся страшными врагами всего окружающего, что ничем не мотивировано. Описания нападения вампу на онкилонов «не могут считаться положительным воспитательным средством для советского юношества». Описания и дикарей, и онкилонов названы «путаными, идеологически предвзятыми» и объективно работающими «на пользу буржуазной пропаганды, которая очерняла первобытные народы, не желающие подчиняться колонизаторам». Критикуется и отсутствие внятных описаний общественных отношений в среде онкилонов и их идеологии. «Путешественники пользуются женщинами онкилонов, как оленьим молоком или вяленой дичью, а затем оставляют их без всякого зазрения совести. <…> Советскому автору такое отношение к женщине непростительно». Раскритиковав идеологию романа, А. Болотников отмечал, что текст написан «неубедительно и нехудожественно», он «скучен и фальшив» и не может служить образцом научно-популярной книги[65].

В рецензии, помещённой в одной из центральных советских газет — «Известиях», — критик, оставшийся под псевдонимом «К. Т.», сообщал, что повествование весьма занимательное, автор будит научную фантазию и страсть читателя к открытиям. Делается и общий вывод: «этот вид литературы следует всемерно поощрять, в особенности, когда такие книги пишутся на уровне всего современного научного знания. Книгу можно рекомендовать нашему юношеству, как хорошую, полезную, занимательную книгу»[66].

В 1937 году обзор романов Обручева выпустил литературный критик и библиограф Александр Наркевич. Он отмечал, что РАППовская критика провозглашала жюльверновскую фантастику «вредной», якобы «уводящей молодых людей из текущей действительности». Творчество академика Обручева в этом контексте обозначено, как принесшее «ценные результаты»[67]. Само по себе это творчество уникально как в плане позднего литературного дебюта (первая книга Обручева вышла, когда ему было более 60 лет), так и обоснованности научно-фантастической идеи. «Земля Санникова» вписана в контекст географической фантастики, восходящей к романам Томаса Мора, Дени Вераса и Ретифа де ла Бретонна. Геолог академик Обручев не просто творчески использовал гипотезу о существовании неоткрытого северного острова, он совместил её с преданием о племени онкилонов, заселявшем несколько столетий тому назад весь Чукотский полуостров и затем, после войны с чукчами, уплывшем на пятнадцати байдарах на север[68]. Роман назван удачным и производящим тот же эффект, что и произведения Жюля Верна, то есть определяющим занятия многих молодых людей. Интерес читателя подстёгивается умелым использованием эффекта тайны и описаниями: «Пейзажи академика В. А. Обручева являются образцами пока ещё очень редкого отношения к природе — отношения художника и учёного»[69]. Отмечены и недостатки. В отличие от романов Верна, персонажи Обручева лишены индивидуальности, отличаются друг от друга только именами и фамилиями: «Нет черт, которые позволили бы отличить, скажем… Горюнова от Ордина и Костякова». Это «количественно разросшийся единый персонаж» без психологической прорисовки. Соглашался А. Наркевич и с приведённой выше критикой поведения персонажей Обручева, напоминающем героев Райдера Хаггарда. В линии, касающейся онкилонского шамана, автор, по мнению критика, уходит от верновского позитивизма и сциентизма в мистику и всякого рода сверхъестественные факторы. Спутники Горюнова используют онкилонские суеверия, явно испытывают чувство превосходства над приютившим их народом, что «исторически неправдоподобно». Поэтому А. Наркевич счёл, что «Земля Санникова» не в полной мере соответствует званию образца советской научной фантастики, ибо предстоит ещё создать «новый характер героев, новое подлинно советское отношение к людям, где бы они ни жили»[70].

В 1950-е годы отношение критиков к художественным произведениям Обручева изменилось. Географ И. В. Иноземцев (1954) обращал внимание на мастерство Обручева — писателя-пейзажиста, который воссоздавал природу Земли Санникова с точки зрения очевидца: «трудно поверить, читая это конкретное, географически точное описание острова-вулкана, что автор его никогда здесь не был и не мог быть». Учёный отмечал, что в «Земле Санникова» меньше геологической и географической информации, ключевую роль играет мотив столкновения цивилизаций. Герои, бескорыстно служащие науке, в отношениях с людьми каменного века отмечены «той благородной скромностью и сочувствием к нуждам отсталого народа, которая так знакома русским читателям по дневникам Н. Н. Миклухо-Маклая». Иноземцев особо подчёркивает, что герои Обручева — не советские люди, принадлежат своей эпохе, но являются представителями «передовой демократической интеллигенции». Ссыльные Горюнов, Ордин и Костяков организуют частную экспедицию, руководствуясь оптимизмом, дружбой и товариществом, «уверенные в своей правоте, в том, что дело, которым они заняты, нужно народу»[71]. В очерке Л. Любицкой для журнала «Костёр» (1959) проводилась апологетика романов Обручева как «хороших, нужных книг», которые «учат мечтать и настойчиво осуществлять свои мечты»[72].

Критик-фантастовед А. Ф. Бритиков в своей монографии «Русский советский научно-фантастический роман» (1970) отмечал, что «обаяние правды вымысла» у Обручева подчас восполняло «недостаток литературной техники (образного языка, например)». Это не отменяло умения учёного встроить описания природы и животного мира в приключенческую канву, обеспечивая зрительную выпуклость и «не измышленную картинность». Обручев весьма придирчиво и «с поразительной всесторонностью обосновывает каждую мелочь». В дальнейшем дисциплинированность и добросовестность фантазии была унаследована таким писателем, как И. А. Ефремов, который также был геологом и палеонтологом по профессии[33]. В обзоре В. А. Друянова (1984) роман «Земля Санникова» назван «слепком» предыдущей «Плутонии». Критик во многом повторял попрёки рецензентов 1930-х годов: сделав героями революционеров, политических ссыльных, автор не попытался «противопоставить политических сознательных людей путешественникам-колонизаторам». Однако спутники Горюнова ведут себя, как «саибы-завоеватели», женятся на онкилонках, зная, что вскоре покинут гостеприимных хозяев, убивают дикарей, «наших беззащитных предков». Наконец, они вступают в конфликт с онкилонами и покидают их в разгар геологической катастрофы. По мнению критика, «Обручев поступил опрометчиво, поместив первооткрываетелей Земли Санникова в общество онкилонов и дикарей». Такая задача требовала от автора описания человеческих взаимоотношений, именно того, что удавалось ему хуже всего. Это даже нельзя назвать недостатком, поскольку являлось свойством писателя и сильно повредило «Земле Санникова». Впрочем, далее критик указывает, что перечисленные недостатки «забываются и растворяются» при чтении описаний природы, сцен охоты и прочего[73]. Писатель-фантаст и критик Дмитрий Биленкин, напротив, полагал, что сплав научного и художественного начал в романе «нужный и драгоценный». Текст демонстрирует синтетическое мышление своего автора, в котором художественное и научное видение дополняют друг друга. Впитывая увлекательный сюжет, читатель неосознанно получает «урок объёмного восприятия мира», неотделимого от демонстрации мужества и благородства. То, что герои прописаны без особых психологических тонкостей и нюансов в данном контексте глубоко вторично, ибо «литературе противопоказан изобразительный стандарт, правила формальной логики в ней не действуют». Роман Обручева создаёт целостный образ мира, который воздействует на чувства и запечатлевается в душе[74]. Фантастовед Василий Владимирский, рецензируя переиздание романа 2010 года, отмечал, что Земля Санникова — это, прежде всего, очень русская метафора: «кругом снег и льды, мороз такой, что железо делается хрупким и крошится в руках, — но посреди этого „белого безмолвия“ мы непременно найдём уголок, где из-под земли бьют целебные горячие ключи, в лесах прячутся первобытные звери, а девушки-туземки готовы открыть своё сердце загадочному пришельцу»[75].

В. П. Лишевский (1999) отмечал, что литературное творчество Обручева не являлось попыткой самовыражения «несостоявшегося писателя», а было сознательной стратегией пропаганды геологических знаний. Критик высоко оценивал достоверность изображения фауны и флоры ледниковой эпохи, обычаев древних людей[76]. В послесловии И. Денисовой к переизданию романа 2004 года отмечалось, что это — «книга, оставленная настоящим учёным и настоящим писателем». По мнению критика, роман не устарел, поскольку в его основу был положен широчайший комплекс научных идей, в частности, сложных отношений между экосистемами на замкнутом острове. По мнению Денисовой, вампу — это ещё даже не неандертальцы, они невысоко поднялись по эволюционной лестнице и не оказывают антропогенного давления на окружающую среду. Неолитические охотники-онкилоны слишком малочисленны, чтобы представлять угрозу; хотя вождь Амнундак недвусмысленно говорит, что если бы имел такое оружие, как у белых людей, уже к осени ни одного вампу не осталось бы на Земле Санникова. У спутников Горюнова совсем другое отношение к природе, впрочем, и они убивают животных для еды или для сбора биологических образцов, предпочитая фотографировать, а не пускать в дело винтовку. Герои Обручева трудолюбивы и любознательны, бережны и внимательны к флоре и фауне Земли Санникова. По мнению критика, их отношение к природе близко к ощущениям людей XXI века, которые стремятся согласовать свои интересы с деятельностью биосферы. Впрочем, Обручев, не будучи профессиональным антропологом-этнографом, допустил несколько ошибок. Например, он преувеличил неудобства применения каменных орудий: при рубке тонкого дерева каменным топором трудозатраты заметно больше, чем при пользовании стальным инструментом, но в три-четыре, а не десять-пятнадцать раз, как описано в романе. Не рассчитал он и объёма биосферы: при описанных размере и климатических условиях, Земля Санникова была бы не в состоянии прокормить полторы тысячи онкилонов и несколько сотен вампу. Для сравнения приводится факт, что по расчётам, вся территория Франции могла прокормить не более пяти тысяч охотников на крупную дичь без истощения биоресурсов. Однако Обручев писал роман, а не научную монографию[77]. Прямо противоположное мнение высказывала литературовед О. А. Скубач: герои «Земля Санникова» воспринимают и трактуют север исключительно прагматически, в аспекте возможного использования. По сути, романная фабула является калькой классического колониального романа — «Затерянный мир» А. Конан-Дойля[78].

Критики находили примеры и других ошибок и несообразностей в тексте романа. Н. Серебренников отметил, что в обручевском описании вампу сначала объявляется об отсутствии «прочных связей между отдельными мужчинами и женщинами…: все женщины принадлежат всем мужчинам, а дети считаются общими», а затем описывается обычная семья у тех же архаичных дикарей. В предметной области геологии или зоологии подобных недоразумений у автора не найти. Впрочем, критик отмечал, что среди всех литературных опытов Обручева «Земля Санникова» остаётся лучшей[79]. Педагоги А. П. и Ю. П. Князевы (Волгоград), рассматривая обручевские описания вампу, проводили параллели с романом Рони-старшего «Борьба за огонь», подчёркивая, что именно так выглядели классические описания эволюции человечества. Роман именуется достойным прочтения в равной степени школьниками, студентами и их учителями[80].

Критик журнала «Мир фантастики» Ася Михеева (2013) подчёркивала, что В. А. Обручев, как многие деятельные люди, «не был склонен к самоанализу и рефлексии, поэтому его персонажи оказываются достаточно яркими, только когда автор опирается на личный опыт общения с людьми». Из всех персонажей романа наиболее выпукло показаны якут Горохов и упрямая онкилонка Аннуир: геолог несомненно общался с жёнами русских ссыльных и промысловиков из коренных народов Сибири. Остальные действующие лица вполне симпатичны, но сводятся к типажу «условного полевого учёного», хотя мотивация их деятельности вполне ясна. Горюнов, Ордин и Костяков умны, эрудированы, наделены ответственностью и волей, и даже чувством юмора. «Для литературы подобные характеры — очень бедный материал. Ни тебе психологических конфликтов, ни катарсисов, ни взрывов эмоций»; впрочем, Обручев и не претендовал на психологизм, ибо «его персонажи для этого слишком заняты». При этом мир романа вполне проработан и реалистичен, тем более что Владимир Афанасьевич искренне верил в существование Земли Санникова. Автор полагает, что «даже сегодня трудно найти книги, которые были бы сильнее насыщены духом бескорыстного научного поиска»[81].