Воскресение (роман)

Роман «Воскресение» писался автором в 1889—1890, 1895—1896, 1898—1899 годах. Три раза по году, с перерывами. Изначально произведение писалось под названием «Коневская повесть», потому что в июне 1887 года Анатолий Фёдорович Кони рассказал при Толстом историю о том, как один из присяжных заседателей во время суда узнал в обвиняемой в краже проститутке ту женщину, которую он когда-то соблазнил. Эта женщина носила фамилию Они и была проституткой самого низкого разряда с изуродованным болезнью лицом. Но соблазнитель, вероятно когда-то любивший её, решил на ней жениться и много хлопотал. Подвиг его не получил завершения: женщина умерла в тюрьме[3].

Трагичность положения полностью отражает сущность проституции и отдельно напоминает рассказ Ги де Мопассана «Порт» — любимый рассказ Толстого, который он перевёл, назвав «Франсуаза»: матрос, приехав из дальнего плавания, в порту нашёл публичный дом, взял женщину и узнал в ней сестру только тогда, когда она начала его расспрашивать, не видал ли он в море такого-то матроса, и назвала ему его собственное имя[3].

Впечатлённый всем этим, Лев Толстой попросил Кони отдать тему ему. Он начал развёртывать жизненную ситуацию в конфликт, и эта работа заняла несколько лет писательского труда и одиннадцать лет раздумий[4].

Толстой, работая над романом, в январе 1899 года посещал надзирателя Бутырской тюрьмы И. М. Виноградова и расспрашивал его о тюремном быте. В апреле 1899 года Толстой приехал в Бутырскую тюрьму, чтобы пройти с отправляемыми в Сибирь осуждёнными путь до Николаевского вокзала, а затем изобразил этот путь в романе[5]. Когда роман начал печататься, Толстой принялся за его переработку и буквально за ночь до публикации очередной главы «не унимался: раз начав дописывать, он не мог уже остановиться; чем дальше он писал, тем больше увлекался, часто переделывал написанное, менял, вычёркивал…»[6]

Полный рукописный фонд романа превышает 8000 листов. Для сравнения, рукопись романа Флобера «Госпожа Бовари», который он писал 5 лет, составляет 1788 откорректированных страниц (в окончательном варианте — 487 страниц)

У Толстого была идея продолжить роман[3].

В окружном суде с участием присяжных заседателей слушается дело о похищении денег и отравлении, повлёкшем смерть купца Смелькова. Среди троих обвиняемых в преступлении предстаёт мещанка Екатерина Маслова, занимающаяся проституцией. Маслова оказывается невиновной, но, в результате судебной ошибки, её приговаривают к четырём годам каторги в Сибири[12].

На суде, в числе присяжных заседателей, присутствует князь Дмитрий Нехлюдов, который узнаёт в подсудимой Масловой девушку, около десяти лет назад соблазнённую и брошенную им. Чувствуя свою вину перед Масловой, Нехлюдов решает нанять для неё известного адвоката, подать дело к кассации и помочь деньгами[13].

Поразившая Нехлюдова несправедливость в суде и отношение к этому чиновников вызывают в нём чувство гадливости и отвращения ко всем людям, с которыми ему в этот день, после суда, приходится видеться и, особенно, к представителям того высшего общества, которое окружает его. Он думает поскорее отделаться от присяжничества, от окружающего его общества и уехать за границу. И вот, рассуждая над этим, Нехлюдов вспоминает Маслову; сперва арестанткой — какой он её видел на суде, а затем, в его воображении, одна за другой, начинают возникать минуты, пережитые с нею[12].

Вспоминая свою жизнь, Нехлюдов чувствует себя мерзавцем и негодяем[13], и начинает сознавать, что всё то отвращение к людям, которое он испытывал весь этот день, по сути было отвращением к самому себе, к той праздной и скверной жизни, которую он вёл и, естественно, находил для себя общество людей, ведущих такую же жизнь, как и он. Желая во что бы то ни стало порвать с этой жизнью, Нехлюдов больше не думает о загранице — которая была бы обычным бегством. Он решает покаяться перед Катюшей, сделать всё, чтобы облегчить её судьбу, просить прощения «как дети просят», и если нужно будет, жениться на ней[12].

В таком состоянии нравственного прозрения, душевного подъёма и желания каяться, Нехлюдов приходит в острог на свидание с Катюшей Масловой, но, к удивлению и ужасу своему, видит, что та Катюша, которую он знал и любил, давно умерла, её «не было, а была одна Маслова» — уличная девка, которая смотрит на него, блестящими «нехорошим блеском»[13] глазами, как на одного из своих клиентов, просит у него деньги, а когда он их передаёт и пытается высказать то главное, с чем он пришёл, она вовсе не слушает его, пряча от надзирательницы взятые деньги себе за пояс.

«Ведь это мёртвая женщина»[13] — думает Нехлюдов, глядя на Маслову. В его душе, на мгновение, просыпается «искуситель», который говорит ему, что уже ничего он с этой женщиной не сделает и надо лишь дать ей денег и оставить её. Но это мгновение проходит. Нехлюдов побеждает «искусителя», оставшись твёрдым в своих намерениях[12].

«Закуска в доме Корчагиных». Иллюстрация Леонида Пастернака

Наняв адвоката, Нехлюдов составляет кассационное прошение в сенат и уезжает в Петербург, чтобы самому присутствовать при рассмотрении дела. Но, несмотря на все его усилия, кассация отклоняется, голоса сенаторов разделяются и приговор суда остаётся без изменения[12].

Вернувшись в Москву, Нехлюдов привозит с собой, для подписи Масловой, прошение о помиловании на «высочайшее имя», в успех которого он уже не верит и, через несколько дней, вслед за партией заключённых, с которой этапируется Маслова, отправляется в Сибирь.

На время продвижения по этапам Нехлюдову удаётся выхлопотать перевод Масловой из отделения уголовных заключённых к политическим. Этот перевод улучшает её положение во всех отношениях, а сближение с некоторыми из политических заключённых оказывает на Маслову «решительное и самое благотворное влияние»[13]. Благодаря своей подруге Марье Павловне Катюша осознаёт, что любовь не заключается в одной «половой любви», а благотворение — это необходимая человеку «привычка», «усилие», которое должно составлять «дело жизни».

В течение всего повествования Толстой постепенно «воскрешает» души своих героев. Ведёт их по ступеням нравственного совершенствования, возрождая в них «духовное существо» и вознося его над «животным». Это «воскресение» открывает для Нехлюдова и Масловой новое миропонимание, делая их участливыми и внимательными ко всем людям[13].

«Политические на полу-этапе». Иллюстрация Леонида Пастернака

В конце романа партия Масловой, пройдя около пяти тысяч вёрст, прибывает в крупный сибирский город с большой пересыльной тюрьмой. В почтамт этого города стекалась вся почта, которая шла из центра России Нехлюдову (находясь в постоянном движении по этапам, он просто не мог получать писем). Разбирая почту, Нехлюдов находит письмо своего друга юности Селенина. Вместе с письмом Селенин высылает Нехлюдову копию официальной бумаги с помилованием Масловой, согласно которой каторжные работы заменяются поселением в Сибири.

С известием о помиловании Нехлюдов приходит на свидание с Масловой. На этом свидании он говорит ей, что, как только получится официальная бумага, они смогут решить, где поселиться. Но Маслова отказывает Нехлюдову. За время своего пребывания с политическими заключёнными она близко познакомилась с ссылаемым в Якутскую область Владимиром Симонсоном, который влюбился в неё. И, несмотря на то, что Нехлюдов был и оставался единственным мужчиной, которого она по-настоящему любила, Маслова, не желая более жертвы Нехлюдова и боясь, что она испортит ему жизнь, выбирает Симонсона[13].

Простившись с Масловой, Нехлюдов обходит тюремные камеры острога вместе с путешествующим англичанином, в качестве его переводчика, и только поздним вечером, в уставшем и подавленном состоянии, возвращается в номер своей гостиницы. Оставшись один, Нехлюдов вспоминает всё виденное им за последние месяцы: то «страшное зло», которое он видел и узнал в кабинетах чиновников, в судах, в тюрьмах и т. д.; зло, которое «торжествовало, царствовало, и не виделось никакой возможности не только победить его, но даже понять, как победить его»[13]. Всё это теперь поднимается в его воображении и требует разъяснения. Устав думать над этим, Нехлюдов садится на диван и «машинально» открывает Евангелие, подаренное ему англичанином[12].

Читая Евангелие, Нехлюдов не спит всю ночь, «как губка воду» впитывая «в себя, то нужное, важное и радостное, что открывалось ему в этой книге» и находя для себя ответы на все мучавшие вопросы. Таким образом, заканчивая свой роман, в последней главе его, Лев Толстой, устами Дмитрия Нехлюдова, высказывает свой взгляд на христианское учение. Показательно, что изначально, по свидетельству С. И. Танеева, роман имел «благополучное окончание», описывавшее жизнь героев в Англии[14], однако в августе 1895 года писатель решил отказаться от такой концовки.

В евангельском понимании Толстого «„Воскресение“ <…> восстание любви из гроба тела»[15], «из гроба своей личности»[16].

Современники приняли роман восторженно. «И вот на таких-то созданиях кончается XIX-й век и наступает ХХ-й», — писал В. В. Стасов[17].

По мнению Ленина, в этом произведении Лев Толстой «обрушился с страстной критикой на все современные государственные, церковные, общественные, экономические порядки, выразил непосредственный и искренний протест против общества лжи и фальши»[18].

Положительно отозвался о произведении Антон Чехов: «Это замечательное художеств<енное> произведение. Самое неинтересное — это всё, что говорится об отношениях Нехлюдова к Катюше, и самое интересное — князья, генералы, тетушки, мужики, арестанты, смотрители. <...> Конца у повести нет, а то, что есть, нельзя назвать концом. Писать, писать, а потом взять и свалить всё на текст из евангелия, — это уж очень по-богословски. Решать все текстом из евангелия — это так же произвольно, как делить арестантов на пять разрядов. <...> Надо сначала заставить уверовать в евангелие, в то, что именно оно истина, а потом уж решать всё текстами»[19]. Он же называл отношения Нехлюдова и Катюши «довольно не ясными и сочинёнными»[20].

Максим Горький видел в романе итоговое произведение Толстого[20].

В книге Горького «Заметки из дневника» приведён отзыв Уильяма Джеймса: «Меня особенно удивили две книги: «Воскресение» Толстого и «Карамазовы» Достоевского, — мне кажется, что в них изображены люди с другой планеты, где всё иначе и лучше. Они попали на землю случайно и раздражены этим, даже — оскорблены. В них есть что-то детское, наивное и чувствуется упрямство честного алхимика, который верит, что он способен открыть «причину всех причин». Очень интересный народ, но, кажется, вы работаете впустую...» Этот отзыв совпадает с другими отзывами Джеймса о русской литературе[21]

Сложность работы над романом была связана отчасти тем, что традиционные классические формы XIX века Толстой считал устаревшими. В письме Лескову он пишет: «совестно писать про людей, которых не было и которые ничего этого не делали. Что-то не то. Форма ли эта художественная изжила, повести отживают, или я отживаю?» В «Воскресении» же Толстой делает попытку создать роман «нового типа»: изживающий «романический» любовный сюжет с детальной психологической проработкой бы сменился, в частности, социально-политическими вопросами. «Новый» роман должен был стать энциклопедическим романом — романом, который соединил в себе особенности жанров, разрабатывавшихся Толстым в это время: народного рассказа, повести, публицистики, трактата, «Исповеди».

Как отмечали советские литературоведы, отзывы Чехова об основной сюжетной линии, о «сочинённых» отношениях Нехлюдова и Катюши всё же справедливы: «Эти суждения Чехова, высказанные под непосредственным впечатлением от только что прочитанного романа, при всей своей беглости, отрывочности и неаргументированности, «ухватывают», пожалуй, противоречие, которое Толстой напряженно преодолевал в процессе многолетнего писания романа, — между «романическим» сюжетом (отношения Катюши и Нехлюдова) и безгранично расширившимся социально-политическим, нравственно-философским, жизненным содержанием»[17].

Вскоре после выхода романа стало сказываться его прямое влияние на мировую литературу. Уже в 1903 году швейцарский писатель Эдуар Род издал роман «Тщетные усилия» (L’Inutile effort), пользующийся частью сюжетных линий Толстого, причём герои обсуждают роман Льва Толстого между собой. Влияние романа сказалось на замысле романа Голсуорси «Остров фарисеев» (The Island Pharisees, 1904). В романе венесуэльского писателя Ромуло Гальегоса «Рейнальдо Соляр» (El último Solar, 1920) герой увлекается Толстым, хотя следование идеям графа — самостоятельное возделывание земли и женитьба на проститутке — оказываются смехотворны[22].

П. Басинский: «Без "Воскресения" с крохотным эпизодом соблазнения Катюши Масловой аристократом Нехлюдовым не было бы всех "Тёмных аллей" Ивана Бунина, как не было бы и многих религиозно-художественных исканий ХХ века. Этим романом Толстой открывал материк, который ХХ век, по сути, бесконечно осваивал. Без "Воскресения" не было бы и "Матери" Горького, а, возможно, и "социалистического реализма" с его попыткой подгона реальности под идеологию, чем мучительно занимались советские мастера слова».

Во французском фильме 1965 года Гром небесный - главный герой, взявший к себе жить проститутку, обсуждает с пастором и офицером полиции роман Толстого.

В советском фантастическом фильме «Отроки во Вселенной» (1974) герои Миша и Катя обсуждают роман на борту звездолета.

• Владимир Яранцев. Сибирское «Воскресение»
• Горная В. З. Зарубежные современники Л. Н. Толстого о романе «Воскресение» // Роман Л. Н. Толстого «Воскресение»: Историко-функциональное исследование / Институт мировой литературы имени А. М. Горького АН СССР. — М.: Наука, 1991. — С. 100—165.