Триединый русский народ

Триединый русский народ (в историографии также: общерусский народ, единый народ Руси, большой русский народ и др.) — концепция, основанная на представлении о русском народе как совокупности жителей исторической Руси — великороссов, малороссов и белорусов, считающихся ветвями одного народа.

Концепция триединого русского народа в отражении результатов Всероссийской переписи 1897 года. Представлены «русские вообще» и три их составные части: великороссы, малороссы, белорусы

Будучи сформулированной главным образом малороссийским духовенством до и после вхождения в состав Русского государства в течение XVII и начала XVIII веков, концепция триединого русского народа обладала официальным статусом в Российской империи[1], а также приводилась ведущими мировыми изданиями по этнологии XIX и начала XX века[2][3][4]. Местными выражениями самоидентификации, основанной на принадлежности к единому русскому народу, были малороссийская идентичность (с галицко-русским движением на территории Австро-Венгрии) и западнорусизм.

Вытеснение концепции русского триединства в пользу положения о существовании трёх отдельных народов связывают с развитием украинского и белорусского национальных движений и советской национальной политикой[5], на смену которой после распада СССР пришли интересы построения наций в независимых государствах. Тем не менее, по данным социологических опросов, представление о русских, украинцах и белорусах как трёх ветвях одного народа и сегодня имеет множество сторонников во всех трёх восточнославянских государствах.

Древнерусская народность, сохранение и эволюция общерусского сознания до XVII века

Согласно концепции, поддерживаемой многочисленными историками, лингвистами и археологами (см. список), в Древнерусском государстве из отдельных восточнославянских племён сложилась единая древнерусская народность. К её признакам относят общность литературного и разговорного древнерусского языка (при сохранении местных диалектов), общность территории, определённую экономическую общность, единство духовной и материальной культуры, общую религию, одинаковые традиции, обычаи и право, военное устройство, общую борьбу против внешних врагов, а также наличие сознания единства Руси[6]. Представление о совокупности всех восточных славян как особом едином народе («языке») впервые чётко выражено на страницах «Повести временных лет» в начале XII века[7]. К середине XII века в источниках отмечается полное исчезновение старых племенных названий в пользу принадлежности одной народности — «Руси», что особенно примечательно на фоне шедшего параллельно процесса феодального дробления Руси и трудностей интеграции на обширных просторах. Дифференциация встречается в источниках лишь на региональном уровне — «новгородцы», «псковичи», «полочане», «черниговцы» — и не выражает этнического самосознания[7].

Ощущение жителями Руси своего единства сохранялось долгое время в наступивших условиях политической раздробленности, в том числе после монгольского нашествия. Об этом свидетельствует духовная и книжная культура как восточных, так и западных её частей. Русские летописные своды и хронографы начиная уже с XIII века последовательно отстаивали идею церковного, исторического, династического единства Руси, в том числе необходимость её политического объединения, и не признавали исторических и моральных прав иноземных держав на русские земли. О сохранении представления об общности Руси красноречиво свидетельствует присущий православным летописям «Список русских городов дальних и ближних», датируемый концом XIV—началом XV века.

Тем не менее, вхождение частей восточного славянства в состав Великого княжества Литовского и Польского королевства, с одной стороны, и формирующегося Русского государства, с другой стороны, привело к нарастающим различиям в социально-политическом строе и создало предпосылки для формирования нескольких восточнославянских народностей. Данный процесс, начавшийся во второй половине XIV века, растянулся на несколько веков. Вплоть до позднего XVI века многочисленные источники, в том числе западные, признавали русских под властью польско-литовских и московских монархов единым народом[7], однако подчёркивали их различные политические установки. Признание жителей Западной и Московской Руси единым народом делалось польской элитой зачастую даже вопреки собственным политическим интересам, которые заключались в отрицании притязаний московских правителей на все земли Древней Руси. Те, в свою очередь, именуясь государями всея Руси, не переставали требовать возвращения земель вплоть до Перемышля[8], называя их насильно отторгнутой вотчиной Рюриковичей со времён Владимира Крестителя и его сына Ярослава. С московской стороны, объединение всех восточнославянских земель вокруг Москвы и восстановление Древнерусского государства было неизменным лейтмотивом в ходе многовековых русско-литовских и русско-польских войн[9][10], появившимся как минимум со времени правления Ивана III и возникновения централизованного Русского государства.

В Речи Посполитой представления о «русских» и «московитах» как о двух разных народах впервые начинают прослеживаться в памятниках полемической литературы, возникших после заключения Брестской унии 1596 года. По словам историка Бориса Флори, поскольку это явление прослеживается в том числе и у православных авторов Речи Посполитой, это свидетельствует не только о политических мотивах дифференциации со стороны желающих расколоть православное сообщество, но и о действительном накоплении некой критической массы ощущаемых различий между восточнославянскими жителями обоих государств[7]. О важных изменениях этнического самосознания восточных славян, идущих в этом направлении, говорит и появление в текстах конца XVI — первой половины XVII века таких словосочетаний, как «Малая Россия» и «Великая Россия». При укоренившемся осознании собственной особости, тем не менее сохраняется представление о принадлежности к единому целому и тесной связи, встречающееся даже у видных униатских деятелей, таких как Иосиф Рутский[7].

В Российском царстве, начиная с первой половины XVII века, входит в употребление термин «белорусцы», которым первоначально называли всех восточных славян Речи Посполитой и который может свидетельствовать о том, что в России также постепенно начинали осознавать некие отличия между собой и восточнославянским населением соседней державы[7]. Впоследствии, понятие Белой Руси и белорусцев в русском словоупотреблении сузилось до восточнославянских земель, относящихся к Великому княжеству Литовскому. Восточных славян на землях польской Короны, впоследствии ставших частью Гетманщины, называли черкасами (единственное число — черкашенин).

Несмотря на идущий процесс осознания отличий, борьба с Брестской унией привела к распространению среди православного населения Речи Посполитой образа православного царя-заступника[5] и идей политического единения с Российским государством. В историческом сочинении «Палинодия» архимандрита Киево-Печерского монастыря Захарии Копыстенского в 1621 году «великороссове и малороссове», будучи хоть и близкородственными, тем не менее уже разделёнными общностями, принадлежали к единому «Росскому поколению»[11][12]. Концепция единого «российского народа», состоящего из великороссов и малороссов (русин, не перешедших в «ляшскую веру»[5]), фигурировала в церковных и политических текстах православных иерархов, лидеров православных братств и даже представителей запорожского казачества[13], став со временем основой малороссийской идентичности. Именно подобное представление сделало возможной Переяславскую раду, постепенный отход казацкой элиты от восприятия Речи Посполитой как своего отечества и политическое объединение Гетманщины с Российским царством[13].

Концепция большой русской нации

Появление
Архимандрит Иннокентий (Гизель)

Появление представлений о триединстве русского народа в Российском государстве связывается с присоединением территорий Гетманщины во второй половине XVII века. Уже в 1655 году Алексей Михайлович начал именоваться «самодержцем всея Великой, Малой и Белой России». В составленном некоторое время спустя Киевском синопсисе, авторство которого приписывают архимандриту Киево-Печерской лавры Иннокентию Гизелю, были изложены тезисы о исконном единстве «славенороссийского народа», называемого также «православнороссийским». Они оказали большое влияние на дальнейшее развитие гуманитарных наук в Российской империи. Подавляющее большинство историков XVIII—XIX веков считали малороссов и великороссов представителями «единого русского народа»[6]. В начале XVIII века под влиянием выходца из Киева архиепископа Феофана Прокоповича на основе этих идей среди малороссов происходило постепенное переключение объекта первостепенной идентификации на Россию в целом, тогда как Малороссия продолжала восприниматься как локальная родина[14][15].

Характеристика

В эпоху Российской империи значение слова «русский» существенно отличалось от его современного употребления. Оно охватывало всех восточных славян — потомков исторической Руси[16]. В составе империи русские противопоставлялись «инородцам», к которым не относили малорусов и белорусов[16]. На личном уровне представители малороссов и белорусов никогда не испытывали дискриминации по этническому признаку, хотя попытки выработки идентичности, отдельной от общерусской, как правило, встречали сопротивление и трактовались как стремление расколоть русскую нацию[16]. В этом, положение малороссов и белорусов в корне отличалось от ситуации «инородческих» меньшинств, отличие которых от русских, наоборот, легко признавалось и могло быть причиной дискриминации на личном уровне. Если сепаратистские движения среди меньшинств (например, поляков или финнов) воспринимались как возможная угроза территориальной целостности империи, то украинское и белорусское национальные движения, возникшие на протяжении второй половины XIX века, воспринимались прежде всего как угроза единству государственной нации. Против такого развития событий выступали не только большинство великороссов, но и многочисленные интеллектуалы-малороссы (носители малороссийской идентичности), а также белорусские интеллектуалы, являвшиеся сторонниками идей западнорусизма[16].

Британская этническая карта Европы (1923)

Андрей Марчуков пишет, что триединый русский народ составлял этнический центр Российской империи и находился на высшей ступени её этнической иерархии[17]. При этом Марчуков полагает, что эту иерархию уместнее представлять не в виде лестницы, а в виде сферических кругов, расходящихся от триединого русского народа как культурно-этнического ядра[17]. Как правило, в среде дореволюционных историков для обозначения трех составных частей общерусского народа применялся термин «ветка», «ветвь», иногда — «племя»[18].

Согласно Аксакову, триединая русская нация, включавшая великоруссов, малоруссов и белоруссов, должна была сформироваться на основе конфессионального принципа — православной веры[19].

Рецепция среди историков
Аллегория триединой России (1905)

Историк Василий Ключевский предполагал, что в удельный период произошел «разрыв народности». Он писал, что русский народ, зародившийся в эпоху Киевской Руси, после её распада «разорвался пополам»[20]. Таким образом, по мнению историка, зародившийся в древнерусскую эпоху «русский» народ к современному для Ключевского периоду породил три «ветки» «общерусского» народа[18]. Историк Николай Костомаров также разделял парадигму «единой русской народности» и признавал существование в «удельно-вечевую эпоху» единого русского народа как большого этнического целого, причём внутри него он выделял не три, а шесть народностей: южнорусскую, белорусскую, сиверскую, псковскую, новгородскую и великорусскую. При этом Костомаров допускал наличие внутреннего этнографического своеобразия отдельных частей такого народа[21].

Хотя национальные движения играли маргинальную роль до Февральской революции, американский историк Фэйт Хиллис считает, что российские императоры, бюрократы и интеллектуалы оказались не в состоянии прийти к консенсусу относительно того, как империя должна реагировать на национальные вызовы, с которыми она столкнулась, и не могли ни предоставить этнонациональным соображениям ведущую роль в имперском управлении, ни вести империю к гражданской нации, не подрывая основы всей автократической системы. Эта неудача ослабила внутреннюю стабильность империи.[22]

По мнению историка Алексея Миллера, основной причиной неудачи проекта большой русской нации было то, что задача консолидации именно большой русской нации, как задача принципиально отличная по способам её решения от проблемы сохранения империи, так и не стала приоритетной в глазах властей[23].

Упразднение большевиками и альтернативные концепции

Политика большевиков придерживалась лозунгов интернационализма в противовес «великорусскому шовинизму» Белого движения, выступавшего за «единую и неделимую Россию». С оглядкой на усилившиеся в ходе распада Империи национальные движения, советское руководство охотно признало за украинцами и белорусами статус отдельных народов, пытаясь заручиться максимальной поддержкой местного населения в Гражданской войне и войне с Польшей. С началом политики украинизации и белорусизации, ставшими специфическими составляющими общей для всего СССР политики коренизации, «старорежимные» взгляды на национальные вопросы оказались вне закона[24]. Категория «русские» приобрела узкоэтнический смысл, в ходе первой всесоюзной переписи населения переписчикам были даны указания записывать русскими только великороссов[25], а малороссов записывать только украинцами[26]. При этом большевики использовали УССР и БССР как «выставочные павильоны» национальной политики, стремясь таким образом проецировать своё влияние на восточнославянское население в Польше[24].

Также на раннем этапе своего становления Советское государство положительно относилось к историкам, продвигавшим учение об обособленности этногенезов восточнославянских народов и разнонаправленности их развития. Одним из ярких примеров такого подхода является Михаил Грушевский, который был приглашён в СССР для внесения теоретических основ в проводившуюся тогда на практике украинизацию и получил статус действительного члена АН СССР.

Однако, начиная со второй половины 1930-х гг., по наблюдениям исследователей, в советской исторической науке происходило определённое возрождение концепции дореволюционной российской истории, с уравниванием понятий «русского» и «восточнославянского» народа, признанием права на его существование с периода Древнерусского государства и более древних времён. Параллельно с этим формировалось понятие «древнерусской народности». Его важным отличием от предыдущей концепции было то, что под древнерусским (или русским) народом (или народностью) понималась самостоятельная этническая общность — общий предок будущих восточнославянских народов, а не начальный (или один из промежуточных) этап развития «триединого русского народа»[27].

Явные следы дореволюционной концепции триединства русского народа прослеживаются современными исследователями во взглядах русского и советского историка академика АН СССР Николая Державина[28]. В 1944 году он издал монографию «Происхождение русского народа — великорусского, украинского, белорусского». В целом вопрос этногенеза восточных славян в среде ведущих советских историков довоенного периода рассматривался как вопрос этногенеза «великого русского народа»[28].

В послевоенный период в СССР сформировалась идеологически более соответствующая задачам советского государства концепция единого советского народа как сообщества граждан советского государства. В 1961 году, выступая на XXII съезде КПСС, Никита Хрущёв провозгласил: «В СССР сложилась новая историческая общность людей различных национальностей, имеющих общие характерные черты — советский народ». Постановлением XXIV съезда КПСС от 1971 года советский народ был провозглашён результатом прочного социально-политического и идейного единства всех классов и слоёв, наций и народностей, заселяющих территорию СССР. Их общим языком — языком советского народа — был признан русский язык, что являлось выражением «той роли, которую играет русский народ в братской семье народов СССР».

В настоящее время

На государственном уровне

С распадом СССР и образованием из его основного ядра независимых государств Российской Федерации, Украины и Республики Беларусь концепции единого русского либо советского народа утратили идеологическую основу и государствообразующую значимость. На Украине и в Белоруссии получили развитие теории, отрицающие триединство русского народа[13], которые в наибольшей степени соответствуют заявленным целям государственного строительства, построения наций и легитимизации национальных элит.

В общественном дискурсе

В наши дни концепция триединого русского народа в различных формах присутствует в политической и публицистической среде России[29], Украины[30] и Белоруссии[31]. В среде Русской православной церкви, а также в сообществе Русского мира, часто говорится о «воссоединении» триединого русского народа, которое рассматривается как основная задача XXI века[32]. При этом концепция триединства признается категорией прошедшего века, требующей поиска новых идентичностей для нового объединительного импульса[33].

О том, что русские, украинцы и белорусы являются по сути одним народом, неоднократно публично говорил Владимир Путин[34][35][36]. В июле 2021 года вышла статья Путина «Об историческом единстве русских и украинцев», в которой он подробно изложил своё видение данного вопроса.

Александр Лукашенко также не раз заявлял, что белорусы и русские являются одним народом[37][38].

Данные социологии

Согласно опросу, проведённому в 2015 году вильнюсским Независимым институтом социально-политических и экономических исследований (НИСЭПИ), ровно две трети белорусов по-прежнему считают, что белорусы, русские и украинцы — это три ветви одного народа, причём 27,1% респондентов считают их разными народами[39].

По данным Левада-центра, в 2005 году 81% опрошенных россиян утвердительно ответили на вопрос, являются ли белорусы, русские и украинцы «тремя ветвями одного народа»[40].

По данным социологов из Research and Branding Group, в 2009 году 52% украинцев соглашались с утверждением, что украинцы и русские — ветви одного народа[41]. Согласно опросу, проведённому социологической группой «Рейтинг» на подконтрольных Украине территориях в 2021 году, 41% опрошенных согласились с заявлением президента России Путина, что «русские и украинцы - один народ, который относится к одному историческому и духовному пространству»[42].

См. также

Примечания
  1. Каппелер, Андреас. Мазепинцы, малороссы, хохлы: украинцы в этнической иерархии Российской империи // «Ізборник».
  2. Charles Loring Brace. The Races of the Old World: A Manual of Ethnology. Publisher Charles Scribner, Harvard University, 1863.
  3. Robert Gordon Latham: Descriptive Ethnology, Vol. II, 1858
  4. Ryo Matsumuro. A Gazetteer of Ethnology. Maruzen-Kabushiki-Kaisha. Tokyo, 1908
  5. Дмитриев М. В. Этнонациональные отношения русских и украинцев в свете новейших исследований // Вопросы истории, № 8. 2002. — С. 154—159
  6. Юсова Н. Н. Давньоруської народності концепція // Енциклопедія історії України. У 5 т. / Редкол В. А. Смолій та ін. — Інститут історії України НАН України. — Київ: Наукова думка, 2003. — Т. 2. Г-Д. — С. 275—276. — 528 с. — 5000 экз. — ISBN 966-00-0405-2.
  7. Флоря Б. Н. О некоторых особенностях развития этнического самосознания восточных славян в эпоху Средневековья — Раннего Нового времени // Россия-Украина: история взаимоотношений / Отв. ред. А. И. Миллер, В. Ф. Репринцев, М., 1997. С. 9-27
  8. Филюшкин А .И. Русско-литовская война 1561—1570 и датско-шведская война 1563—1570 гг. // История военного дела: исследования и источники. — 2015. — Специальный выпуск II. Лекции по военной истории XVI—XIX вв. — Ч. II. — C. 256
  9. Флоря Б. Н. Русское государство и его западные соседи (1655−1661 гг.). — М.: Индрик, 2010. — С. 10. — ISBN 978-5-91674-082-0
  10. John P. LeDonne. The Grand Strategy of the Russian Empire, 1650–1831. — Oxford University Press, 2004. — P. 3. — 288 p. — ISBN -19-516100-9. — «The Thirteen Years’ War (1654-67) marked the beginning of an offensive strategy directed against the Polish Empire, Moscow’s main rival and enemy. Its ultimate goal was to gain hegemony in the eastern marches of that empire—between the Niemen and the Dvina, between the Bug and the Dniepr—the old lands of Kievan Rus’»
  11. Пашуто В. Т., Флоря Б. Н., Хорошкевич А. Л. Древнерусское наследие и исторические судьбы восточного славянства. М., 1982. С. 197.
  12. Неменский О. Б. Воображённые сообщества в «Палинодии» Захарии Копыстенского и «Обороне унии» Льва Кревзы // Белоруссия и Украина: История и культура. Ежегодник, 2005. М.: Наука, 2006
  13. Марчуков А. В. Малорусский проект: о решении украинско-русского национального вопроса, 23 ноября 2011
  14. Котенко А. Л., Мартынюк О. В., Миллер А. И. «Малоросс»: эволюция понятия до первой мировой войны Архивная копия от 13 декабря 2013 на Wayback Machine. Журнал Новое литературное обозрение. — М: ISSN 0869-6365- С.9-27.
  15. Plokhy S. The Two Russias of Teofan Prokopovych. P. 349, 359
  16. Alfred J. Rieber, Marsha Siefert. Alexei Miller: A Testament of the All-Russian Idea: Foreign Ministry Memoranda for the Imperial, Provisional and Bolshevik Governments // Extending the Borders of Russian History: Essays in Honor of Alfred J. Rieber. — Central European University Pres, 2003. — 553 с. — ISBN 9789639241367.
  17. Марчуков А. В. Украинское национальное движение: УССР, 1920-1930-е годы : цели, методы, результаты. — Москва: Наука, 2006. — С. 28. — 528 с.
  18. Юсова Н. Н. Идейная и терминологическая генеалогия понятия «древнерусская народность» // Rossica antiqua : научно-теоретический журнал. — Санкт-Петербург: Исторический факультет Санкт-Петербургского государственного университета, 2010. — Вып. 2. — С. 1—53. Архивировано 27 сентября 2013 года.
  19. Андрей Тесля. Учение о народности. Пробуждение русского национализма в XIX век // Русский журнал. — 2012. — 13 февраля.
  20. Ключевский В. О. Сочинения: В 9 т. М., 1987. Т. І. Курс русской истории. Ч. І. С. 294, 295—296, 298
  21. Костомаров Н. И. Мысли о федеративном начале в Древней Руси // Собраніе сочиненій: Историческіе монографіи и изследованія. 8 кн., 21 т. — СПб., 1903. — Т. 1, Кн. 1. — С. 24.
  22. Faith Hillis. Children of Rus’. Right-Bank Ukraine and the Invention of a Russian Nation (англ.). — Ithaca, NY and London: Cornell University Press, 2013. — P. 7.
  23. Миллер А. И. “Украинский вопрос” в политике властей и русском общественном мнении (вторая половина XIX в.). — СПб.: Алетейя, 2000. — С. 235. — 260 с. — ISBN 5893292464.
  24. Миллер А. И. Дуализм идентичностей на Украине Архивировано 30 июля 2013 года. // Отечественные записки. — № 34 (1) 2007. С. 84-96
  25. Тишков В. А. Самоопределение российской нации // Международные процессы. — 2005. — Т. 5, № 2 (8). — C. 24.
  26. Закатнова А. Украинцы победили малороссов в трехвековом идейном бою // Российская газета : газета. — 2012, 3 июня.
  27. Юсова Н. Первое совещание по вопросам этногенеза (конец 1930-х гг.) // Наукові записки з української історії : Збірник наукових праць. — Переяслав-Хмельницький: ДВНЗ „Переяслав-Хмельницький державний педагогічний університет імені Григорія Сковороди”, 2008. — Вып. 21. — С. 240—251.
  28. Темушев С. Н. Жизнь и творчество в двух измерениях и эпохах (Как сопровождение переиздания монографии советского слависта академика Н. С. Державина) // редкол.: А. П. Сальков, О. А. Яновский (отв. редакторы) [и др.]. Российские и славянские исследования : науч сб.. — Минск: БГУ, 2009. — С. 366—374.
  29. Дронов Міхаїл. Ностальгія за Малоросією (укр.) // Український журнал : Інформаційний культурно-політичний місячник для українців у Чехії, Польщі та Словаччині. — 2007. — Вип. 1 (19). — С. 32—33.
  30. Языковое законодательство Украины и защита прав русскоязычных граждан. Доклад Киевского центра политических исследований и конфликтологии, подготовленный по материалам исследования, проведенного при грантовом содействии фонда «Русский мир». — Киев, 2010. Архивировано 6 марта 2014 года.
  31. Левяш И. Я. Русские в Беларуси: дома или в гостях? // Социс : научный журнал. — 1994. — Вып. 8—9. — С. 139—142.
  32. Крутов А. Н. Воссоединение должно стать ключевым словом нашей деятельности // Страны СНГ. Русские и русскоязычные в новом зарубежье. : информационно-аналитический бюллетень. — Москва: Институт стран СНГ, Институт диаспоры и интеграции, 2008, 8 декабря. — Вып. 210. — С. 25.
  33. Воссоединение русского мира - главная задача на XXI век // Золотой лев : материалы Круглого стола.
  34. Путин: Я считаю, что русские и украинцы - это вообще один народ, разницы мы не делаем. 112ua.tv (17 августа 2015).
  35. Путин: русские и украинцы — один народ. Russia Today (14 декабря 2017).
  36. Путин: в свое время не было никакой Украины. Rbc.ua (7 июня 2019).
  37. Лукашенко признал необходимость более тесных отношений с «братской» Россией. Lenta.ru (14 сентября 2020).
  38. Интервью Президента Республики Беларусь А. Г. Лукашенко информационному агентству "Рейтер" (телеверсия). TVR.by (5 мая 2010).
  39. Соцопрос: пророссийские настроения в обществе незначительно выросли (недоступная ссылка). Tut.by (31 марта 2015). Дата обращения: 24 мая 2018. Архивировано 25 мая 2018 года.
  40. Юрий Левада. Время перемен: Предмет и позиция исследователя.
  41. Украинцы увидели спасение от кризиса в сотрудничестве с Россией. Lenta.ru (29 октября 2009).
  42. Общественно-политические настроения населения (23-25 июля 2021). Ratinggroup.ua (27 июля 2021).

Литература
This article is issued from Wikipedia. The text is licensed under Creative Commons - Attribution - Sharealike. Additional terms may apply for the media files.