Свобода

Свобо́да — состояние субъекта, в котором он является определяющей причиной своих действий, то есть они не обусловлены непосредственно иными факторами, в том числе природными, социальными, межличностно-коммуникативными и индивидуально-родовыми[1]. При этом свободу не стоит путать со вседозволенностью, когда человек вовсе не учитывает возможной пагубности своих действий для себя и окружающих[2].

Статуя Свободы на о. Свободы близ Нью-Йорка, США

Существует множество различных определений свободы. В этике понимание свободы связано с наличием свободы воли человека.

В философии: свобо́да — универсалия культуры субъектного ряда, фиксирующая возможность деятельности и поведения в условиях отсутствия внешнего целеполагания[3].

В праве свобода — это закреплённая в конституции или ином законодательном акте возможность определённого поведения человека (например, свобода слова, свобода вероисповедания и т. д.). Категория свободы близка к понятию права в субъективном смысле, однако последнее предполагает наличие юридического механизма для реализации и обычно соответствующей обязанности государства или другого субъекта совершить какое-либо действие. Напротив, юридическая свобода не имеет четкого механизма реализации, ей соответствует обязанность воздерживаться от совершения каких-либо нарушающих данную свободу действий[4]. Так, в «Декларации прав человека и гражданина» (1789, Франция) свобода человека трактуется как возможность «делать всё, что не наносит вреда другому: таким образом, осуществление естественных прав каждого человека ограничено лишь теми пределами, которые обеспечивают другим членам общества пользование теми же правами. Пределы эти могут быть определены только законом»[5].

Свобода поэзии (Базилика Санта-Кроче, Флоренция)

Этимология

Слово «свобода» в нынешней его форме имени существительного — сравнительно позднего происхождения. В древних памятниках XI и XII веков встречается лишь наречие в смысле прилагательного: свободь или свободъ (например, в Остромировом Евангелии первичного извода: въ истину свободъ будете).

Древнерусское слово свободь восходит к праиндоевропейскому языку, явным образом соотносясь с древнеиндийским svapati (сам себе господин: «svo» — свой и «poti» — господин)[6].

Представления о свободе в различных философских системах
Свобода, ведущая народ — знаменитая картина Эжена Делакруа, символ июльской революции 1830 года и борьбы за свободу

В истории развития понятия свободы понятие творческой свободы постепенно вытесняет понятие свободы от препятствий (принуждения, каузальности, судьбы). В древней философии (у Сократа и Платона) речь идёт прежде всего о свободе в судьбе, затем о свободе от политического деспотизма (у Аристотеля и Эпикура) и о бедствиях человеческого существования (у Эпикура, стоиков, в неоплатонизме). В средние века подразумевалась свобода от греха и проклятие церкви, причём возникал разлад между нравственно требуемой свободой человека и требуемым религией всемогуществом Бога. В эпоху Ренессанса и последующий период под свободой понимали беспрепятственное всестороннее развертывание человеческой личности.

Со времен Просвещения возникает понятие свободы, заимствованное у либерализма и философии естественного права (Альтузий, Гоббс, Гроций, Пуфендорф; в 1689 году в Англии — Билль о правах), сдерживаемое все углубляющимся научным взглядом, признающим господство всемогущей естественной причинности и закономерности. Согласно марксизму человек мыслит и поступает в зависимости от побуждений и среды (см. Ситуация), причём основную роль в его среде играют экономические отношения и классовая борьба. Способности человека к анализу, самоанализу, моделированию, представлению результатов своих действий и дальнейших последствий, по взглядам марксистов, не делают человека свободным. Спиноза определяет свободу как любовь к Богу и любовь Бога к человеку: «Из этого мы ясно понимаем, в чём состоит наше спасение, или блаженство, или свобода — а именно в постоянной и вечной любви к Богу или в любви Бога к человеку»[7].

Некоторые определяют свободу как господство над обстоятельствами со знанием дела[8], а другие, как Шеллинг, утверждают, что свобода — это способность делать выбор на основе различения добра и зла[1].

Согласно экзистенциализму Хайдеггера, основным состоянием бытия является страх — страх перед возможностью небытия, страх, который освобождает человека от всех условностей действительности и позволяет ему достигнуть в некоторой степени свободы, основанной на ничто, выбрать самого себя в своем неизбежном возлагании ответственности на себя самого (см. Заброшенность), то есть выбрать себя как собственное, имеющее ценность существование. Согласно экзистенциализму Ясперса, человек свободен преодолеть бытие мира в выборе самого себя и достигнуть трансценденции Всеобъемлющего.

Согласно Р. Мэю, «…Способность трансцендировать из сиюминутной ситуации является основой человеческой свободы. Уникальное качество человеческого существа — широкий спектр возможностей в любой ситуации, которые, в свою очередь, зависят от самоосознания, от его способности в воображении перебирать различные способы реагирования в данной ситуации»[9]. Такое понимание свободы обходит проблему детерминизма в принятии решения. Как бы решение ни было принято, человек его осознаёт, причём осознаёт не причины и цели решения, а значение самого решения. Человек способен выйти за рамки непосредственной задачи (как бы мы ни называли объективные условия: необходимость, стимул, или же психологическое поле), он в состоянии иметь какое-то отношение к самому себе, и уже в соответствии с этим принимать решение.

Свободное бытие означает возможность осуществлять добрую или злую волю. Добрая воля обладает достоверностью безусловного, божественного; она ограничивается бессознательным жизненным упрямством простого определённого бытия и подлинного бытия. Согласно экзистенциализму Сартра, свобода не свойство человека, а его субстанция. Человек не может отличаться от своей свободы, свобода не может отличаться от её проявлений. Человек, так как он свободен, может проецировать себя на свободно выбранную цель, и эта цель определит, кем он является. Вместе с целеполаганием возникают и все ценности, вещи выступают из своей недифференцированности и организуются в ситуацию, которая завершает человека и к которой принадлежит он сам. Следовательно, человек всегда достоин того, что с ним случается. У него нет оснований для оправдания.

Тесно связаны понятия анархизма и свободы. Основой идеологии анархистов является утверждение, что государство — тюрьма для народа. Против этого утверждения можно поставить тот факт, что государство обеспечивает безопасность и другие общие интересы своих граждан, ограничивая их свободу. Иными словами, государство играет роль монополии на ограничение свободы человека. В контексте следует отметить труды таких фантастов как Шекли и Брэдбери, особенно повесть «Билет на планету Транай», описывающую общество с радикально иной моралью.

Карикатура из одесского юмористического журнала, июнь 1917 г.

Свобода как правопорядок

Основатель немецкой классической философии Иммануил Кант указывал на неразрывную связь свободы и правопорядка. Он утверждал, что человек свободен, если он должен подчиняться не другому человеку, а закону, обязательному для всех[10]:

Свобода есть независимость от произвольной воли другого [человека]. До тех пор пока она не мешает свободе других [людей] в соответствии со всеобщим законом — это природное врождённое право каждого человека, принадлежащее ему в силу его человеческой природы.

Свобода как цель развития

Эрих Фромм утверждал, что свобода есть цель человеческого развития[11]:

В библейском […] понимании, свобода и независимость суть цели человеческого развития; назначение человеческих деяний есть постоянный процесс самоосвобождения от пут, привязывающих человека к прошлому, к природе, клану и идолам.

Свобода и необходимость

Л. Н. Толстой более полно охарактеризовал категорию свободы в диалектическом единстве с категорией необходимости (Л. Н. Толстой «Война и мир» т. IV[12]):

  • То, что не было бы свободно, не могло бы быть и ограничено. Воля человека представляется ему ограниченною именно потому, что он сознает её не иначе, как свободною.
  • Если бы даже, допустив остаток наименьшей свободы равным нулю, мы бы признали в каком-нибудь случае, как, например, в умирающем человеке, в зародыше, в идиоте, полное отсутствие свободы, мы бы тем самым уничтожили самое понятие о человеке, которое мы рассматриваем; ибо как только нет свободы, нет и человека.
  • Итак, для того чтобы представить себе действие человека, подлежащее одному закону необходимости, без свободы, мы должны допустить знание бесконечного количества пространственных условий, бесконечного великого периода времени и бесконечного ряда причин.
Для того чтобы представить себе человека совершенно свободного, не подлежащего закону необходимости, мы должны представить его себе одного вне пространства, вне времени и вне зависимости от причин.
В первом случае, если бы возможна была необходимость без свободы, мы бы пришли к определению закона необходимости тою же необходимостью, то есть к одной форме без содержания.
Во втором случае, если бы возможна была свобода без необходимости, мы бы пришли к безусловной свободе вне пространства, времени и причин, которая по тому самому, что была бы безусловна и ничем не ограничивалась, была бы ничто или одно содержание без формы.
Мы бы пришли вообще к тем двум основаниям, из которых складывается все миросозерцание человека, — к непостижимой сущности жизни и к законам, определяющим эту сущность.
  • Разум выражает законы необходимости. Сознание выражает сущность свободы.
  • Но, как в астрономии новое воззрение говорило: «Правда, мы не чувствуем движения земли, но, допустив её неподвижность, мы приходим к бессмыслице; допустив же движение, которого мы не чувствуем, мы приходим к законам», — так и в истории новое воззрение говорит: «И правда, мы не чувствуем нашей зависимости, но, допустив нашу свободу, мы приходим к бессмыслице; допустив же свою зависимость от внешнего мира, времени и причин, приходим к законам».
В первом случае надо было отказаться от сознания несуществующей неподвижности в пространстве и признать неощущаемое нами движение; в настоящем случае — точно так же необходимо отказаться от несуществующей свободы и признать неощущаемую нами зависимость.

Представления о свободе в религиозных учениях

Буддизм

В буддизме сансару, в которой живёт человек, также характеризуют как мир несвободы[13]. Будда утверждал, что полная духовная свобода человека возможна, если человек будет следовать восьмеричному пути, избавляющему от страданий. Если такой человек сможет достичь просветления, то с позиции психологии он обретёт «полную свободу от любых негативных эмоций» и «особую, невыразимую полноту бытия»[14].

По мнению школы дзэн, человек по-настоящему обретает свободу лишь в том случае, если у него нет даже догадок о том, «что он свободен и что вообще есть такие понятия, как „свобода“ и „не-свобода“»[15]. Один из ведущих популяризаторов дзэн-буддизма Д. Т. Судзуки также отмечал, что дзэн является практикой, с помощью которой последователь обретает независимость от внешней ситуации и тем самым абсолютную свободу, не связанную с политическими, экономическими и прочими «относительными» свободами: «в какой бы ситуации он ни оказался, он всегда внутри себя найдёт свободу»[16].

Ислам

Христианство

В христианстве основным предметом изучения свободы служит свобода духовная.

Экономическая свобода
Основная статья: Экономическая свобода

Известный экономист Фридрих фон Хайек дал следующее определение экономической свободы[17]:

Экономическая свобода — это свобода любой деятельности, включающая право выбора и сопряжённые с этим риск и ответственность.

Хайек также подчёркивал, что плановая экономика отличается от либерального капитализма именно отсутствием экономической свободы[18].

Алексис де Токвиль о свободе

Французский социолог, Алексис де Токвиль в своей работе Демократия в Америке, выразил опасение об установлении в будущем новой формы деспотизма, убивающей свободу:

Я хочу представить себе, в каких новых формах в нашем мире будет развиваться деспотизм:

Я вижу неисчислимые толпы равных и похожих друг на друга людей, которые тратят свою жизнь в неустанных поисках маленьких и пошлых радостей, заполняющих их души. Каждый из них, взятый в отдельности, безразличен к судьбе всех прочих, его дети и наиболее близкие из друзей и составляют для него весь род людской. Что же касается других сограждан, то он находится рядом с ними, но не видит их; он задевает их, но не ощущает; он существует лишь сам по себе и только для себя. И если у него ещё сохраняется семья, то уже можно по крайней мере сказать, что отечества у него нет.

Над всеми этими толпами возвышается гигантская охранительная власть, обеспечивающая всех удовольствиями и следящая за судьбой каждого в толпе. Власть эта абсолютна, дотошна, справедлива, предусмотрительна и ласкова. Её можно было бы сравнить с родительским влиянием, если бы её задачей, подобно родительской, была подготовка человека к взрослой жизни. Между тем власть эта, напротив, стремится к тому, чтобы сохранить людей в их младенческом состоянии. Она желала бы, чтобы граждане получали удовольствия и чтобы не думали ни о чём другом. Она охотно работает для общего блага, но при этом желает быть единственным уполномоченным и арбитром. Она заботится о безопасности граждан, предусматривает и обеспечивает их потребности, облегчает им получение удовольствий, берёт на себя руководство их основными делами, управляет их промышленностью, регулирует права наследования и занимается дележом их наследства. Отчего бы ей совсем не лишить их беспокойной необходимости мыслить и жить на этом свете?

Именно таким образом эта власть делает всё менее полезным и редким обращение к свободе выбора, она постоянно сужает сферу действия человеческой воли, постепенно лишая каждого отдельного гражданина возможности пользоваться всеми своими способностями. Равенство полностью подготовило людей к подобному положению вещей: оно научило мириться с ним, а иногда даже воспринимать его как некое благо.

После того как все граждане поочередно пройдут через крепкие объятия правителя и он вылепит из них то, что ему необходимо, он простирает свои могучие длани на общество в целом. Он покрывает его сетью мелких, витиеватых, единообразных законов, которые мешают наиболее оригинальным умам и крепким душам вознестись над толпой. Он не сокрушает волю людей, но размягчает её, сгибает и направляет; он редко побуждает к действию, но постоянно сопротивляется тому, чтобы кто-то действовал по своей инициативе. Он ничего не разрушает, но препятствует рождению нового. Он не тиранит, но мешает, подавляет, нервирует, гасит, оглупляет и превращает в конце концов весь народ в стадо пугливых и трудолюбивых животных, пастырем которых выступает правительство.

Я всегда был уверен, что подобная форма рабства, тихая, размеренная и мирная, картину которой я только что изобразил, могла бы сочетаться, хоть это и трудно себе представить, с некоторыми внешними атрибутами свободы и что она вполне может установиться даже в тени народной власти.

Наших современников постоянно преследуют два враждующих между собой чувства. Они испытывают необходимость в том, чтобы ими руководили, и одновременно желание остаться свободными. Будучи не в состоянии побороть ни один из этих противоречивых инстинктов, граждане пытаются удовлетворить их оба сразу. Они хотели бы иметь власть единую, охранительную и всемогущую, но избранную ими самими. Они хотели бы сочетать централизацию с властью народа, это бы их как-то умиротворило. Находясь под опекой, они успокаивают себя тем, что опекунов своих они избрали сами.

См. также

Примечания
  1. «Свобода» // Новая философская энциклопедия.
  2. Коломак, Александр Иванович. «Свобода и ответственность в современном мире.» дис. канд. филос. наук (2006).
  3. Можейко, М. Л. Свобода // Новейший философский словарь: 3-е изд., исправл. — Мн.: «Книжный Дом». 2003. — 1280 с. — (Мир энциклопедий).
  4. «Свобода» Архивная копия от 22 октября 2013 на Wayback Machine // Большой юридический словарь. Под ред. А. Я. Сухарева, В. Е. Крутских. — М., 2007. — ISBN 978-5-16-002606-0.
  5. Декларация прав человека и гражданина от 26 августа 1789 года Архивная копия от 21 октября 2013 на Wayback Machine. — В кн.: Конституции зарубежных государств. Сост. В. В. Маклаков. М., 1999. — 584 с.
  6. Бурлак С. А., Старостин С. А. Сравнительно-историческое языкознание. — М.: Издательский центр «Академия», 2005. с. 80—81.
  7. Спиноза Б. Этика. — Минск: Харвест, М.: АСТ, 2001. — 336с. — ISBN 985-13-0268-6 — c.327.
  8. Попов М. В. Лекции по философии истории. СПб., 2010. — 236 с. — ISBN 978-5-7422-2694-9. — с. 13.
  9. Р. Мэй Вклад экзистенциальной психологии // Экзистенциальная психология. Экзистенция. — М.: Апрель Пресс, Изд-во ЭКСМО-Пресс, 2001, с.183.
  10. Immanuel Kant «The Metaphysics of Morals»
  11. Эрих Фромм «Библейская концепция человека» (недоступная ссылка). Дата обращения: 27 февраля 2013. Архивировано 21 октября 2011 года.
  12. Л.Н. Толстой. Война и мир / Валерий Шевченко. — Т. 4.
  13. Торчинов Е. А. Сансара // Буддизм: Карманный словарь. — СПб.: Амфора, 2002. — С. 127. — 187 с. — ISBN 5-94278-286-5.
  14. Альбедиль М. Ф. Буддизм: религия без бога. — М.: Вектор, 2013. — С. 50—51. — 272 с. — (Особый взгляд). — ISBN 978-5-9684-2072-5.
  15. Абаев Н. В. Чань-буддизм и культура психической деятельности в средневековом Китае. — Новосибирск: Наука, 1983. — С. 87. — 128 с.
  16. Юркевич А. Г., Киселёв В. А. Ху Ши vs Судзуки Дайсэцу Тэйтаро: прагматизм против культуртрегерства // Синология и японоведение в России и Франции: история и перспективы: сборник статей по материалам международного симпозиума, Москва, НИУ ВШЭ, 15-16 апреля 2013 г / под ред. А. А. Маслова. — М.: Вариант, 2015. — С. 103—104. — 242 с. — ISBN 978-5-00080-036-2.
  17. Ф. А. фон Хайек. Экономический контроль и тоталитаризм. — В кн.: Ф. А. фон Хайек. Дорога к рабству. М.: «Новое издательство», 2005. — 264 с. — ISBN 5-98379-037-4. — с. 113.
  18. Петров Ю.В. Фридрих фон Хайек: жизнь, методология, уроки (недоступная ссылка). www.hayek.ru. Архивировано 19 ноября 2011 года.

Литература

Ссылки
This article is issued from Wikipedia. The text is licensed under Creative Commons - Attribution - Sharealike. Additional terms may apply for the media files.