Метценгерштейн

В тексте об этом напрямую не сказано, но автор предельно ясно даёт понять, что загадочный рыжий конь — это воплощение погибшего в огне Берлифитцинга. Рассказу в качестве эпиграфа предпослана строка из стихотворения Мартина Лютера: «При жизни был для тебя чумой — умирая, буду твоей смертью»; в первом же абзаце По упоминает об учении о переселении душ, бытовавшем в Венгрии[1]. Другие подтверждения — исчезновение изображения огненного коня с гобелена, его загадочное появление в объятой пламенем конюшне Берлифитцингов, клеймо в виде инициалов погибшего главы рода и, наконец, пророчество:

Высокое имя потерпит страшное падение, когда, как всадник над своей лошадью, смертность Метценгерштейна будет торжествовать над бессмертием Берлифитцинга.

Оригинальный текст (англ.)[показатьскрыть]

A lofty name shall have a fearful fall when, as the rider over his horse, the mortality of Metzengerstein shall triumph over the immortality of Berlifitzing.

— перевод К. Бальмонта

История аллегорична, она звучит как предупреждение о неизбежности возвращения зла к сотворившему его, хотя сам Эдгар По не предполагал вкладывать в свой рассказ какую-либо мораль[2] .Зло, согласно Эдгару По, порождается человеком, его ненавистью и гордыней[3].

По включил в рассказ многие элементы, традиционные для немецких сказок и легенд. Мрачный древний замок — типичное для готических историй место действия. К чисто готическим мотивам относятся намёки на тайные грехи, тщательно скрываемая страсть, фамильное проклятие, родовая вражда[4]. Влияние готики на европейскую и американскую массовую культуру станет очевидным спустя несколько десятилетий после публикации этого рассказа[5]. Подзаголовок рассказа — «История в немецком стиле» — (A Tale in Imitation of the German), однако специалисты отрицают[4] возможность того, что Эдгар По ставил в нём своей задачей спародировать или высмеять жанр готики, нагромождая его ключевые элементы и подавая их в юмористическом ключе[6][7]. Остальные три истории, опубликованные По в том же, 1832 году («Герцог де л'Омлет», «На стенах иерусалимских» и «Бон-Бон») сильно отличаются от «Метценгерштейна», гротесково комичны и, по словам автора, полуироничны-полусатиричны[8]. Впрочем, в дебютном рассказе По также чувствуется юмор: загадочное проклятие сбывается в буквальном прочтении и с точностью до наоборот в смысловом[9]. В прижизненных переизданиях рассказа По убирал наиболее эксцентричные, гротескные фрагменты[10].

Европейские и типично немецкие мотивы придают истории средневековый колорит, хотя время и место действия в рассказе не раскрывается[11]. В описании эмоциональных, на грани патологии, состояний героев реальное переплетено со сверхъестественным в духе Гофмана и Людвига Тика[8].

В «Метценгерштейне» Эдгаром По заложена основа для некоторых более поздних его произведений: «Падение дома Ашеров» (The Fall of the House of Usher, 1839)[11] и других.

Ветхое мрачное здание на отшибе, не обязательно замок, с массивно декорированными комнатами как место развития сюжета постоянно фигурирует в рассказах По. Густые краски в описаниях его интерьеров и подвалов, темы мести и всепобеждающей силы зла также ярко индивидуализируют его творчество[8].

Герои нескольких последующих работ По тоже сказочно богаты: кроме барона Метценгерштейна, можно вспомнить Родерика Ашера, рассказчика в рассказе «Лигейя» (Ligeia, 1838) и кладоискателя Леграна из новеллы «Золотой жук» (The Gold-Bug, 1843)[12].

Зубы, как символ времени, впервые были упомянуты По именно в «Метценгерштейне». Зубы коня, изображённого на гобелене, «мёртвые и омерзительные» (sepulchral and disgusting). В других новеллах зубы — символ смертности и смерти: обнажающиеся в момент агонии зубы человека, находящегося под гипнозом, в новелле «Правда о том, что случилось с мистером Вальдемаром» (The Facts in the Case of M. Valdemar, 1845), злобный скрежет зубов шута в рассказе «Прыг-Скок» (Hop-Frog, 1849) в момент претворения своей мести, зубы как фетиш некрофила в жуткой истории о Беренике (Berenice, 1835)[13].

Смерть от огня как возмездие настигает героев рассказа «Прыг-Скок» [14].

Несмотря на то, что истории Эдгара По написаны в популярном для своего времени жанре «страшного рассказа», уже первая из них, «Метценгерштейн», показывает, что в центре внимания По не кровь и сцены насилия; с их помощью он обнажает внутренний мир героев, помогает читателю лучше понять причины их поступков[15].

Может показаться удивительным, но рассказ «Метценгерштейн» многие исследователи считают автобиографичным. Замок и поместье Метценгерштейнов символизирует Молдавию, дом отчима Эдгара По Джона Аллана[16]. Тогда старый граф — воплощение самого Джона Аллана, а юный Метценгерштейн — это Эдгар По, детство и юность которого тоже прошли в роскоши. Хотя По и жил пасынком, но его приёмные родители ни в чём ему не отказывали и были столь богаты, что Эдгар вполне мог чувствовать себя средневековым принцем[17]. Однако Эдгар, как и его герой Фридрих Метценгерштейн, остро чувствовал своё сиротство, что привело к конфликту с Джоном Алланом[16]. Возможно, сюжет рассказа — неосознанное сведение счетов с отчимом или, наоборот, рефлексия и психологическая самотерапия автора — он убивает «Джона Аллана», несмотря на то, что тот убивает его в ответ[18]. Последняя сцена страшного пожара могла быть навеяна воспоминаниями о пожаре, уничтожившем Ричмондский театр в декабре 1811 года, случившемся через три недели после смерти родной матери Эдгара, актрисы Элизы По[8][11], предположительно от туберкулёза[19]. Это событие тоже отражено в рассказе.

В первых нескольких изданиях рассказ включал сюжетную линию о смерти матери героя от чахотки. Молодой барон говорит:

Я счёл бы за счастье разделить её судьбу. Пусть всё, что я люблю, умирает только от этой благословенной болезни.

Оригинальный текст (англ.)[показатьскрыть]

It is a path I have prayed to follow. I would wish all I love to perish of that gentle disease.[2]

Жена Эдгара По Виргиния Клемм также умерла от туберкулёза в 1847 году. После этого По пересмотрел своё приветственное романтическое отношение к больной и умирающей женщине.