Второе отречение Наполеона

После поражения при Ватерлоо восторг французского народа, охвативший его с момента возвращения Наполеона из изгнания, быстро рассеялся, и им пришлось столкнуться с реальностью в виде нескольких армий Коалиции, продвигающихся во Францию вплоть до ворот Парижа.

Полевые командиры уговаривали его остаться и продолжать командовать на поле битвы, но Наполеон решил, что, если он так поступит, войска в его тылу могут сдаться коалиции, что сведёт на нет любые его успехи на поле. Наполеон прибыл в Париж только через два часа после того, как новость о его поражении в Ватерлоо достигла столицы. Его прибытие временно заставило тех, кто сговорился против него, затаиться[lower-alpha 1].

Возвращение Наполеона в Париж, возможно, было политической ошибкой, потому что некоторые рассматривали его как дезертирство и даже как акт трусости. Если бы он остался на поле битвы, нация могла бы сплотиться, и Временному правительству, возможно, не удалось бы заставить его отречься[1].

Наполеон немедленно созвал кабинет министров. Он откровенно объяснил своим министрам критическое положение дел; но в то же время, с его обычной уверенностью в своих силах, заявил об убеждённости в том, что если народ будет призван к массовому восстанию, последует уничтожение врага; но если бы вместо того, чтобы вводить новые налоги и принимать чрезвычайные меры, палаты начнут дискуссии и станут тратить своё время на споры, всё будет потеряно. «Теперь, когда враг находится во Франции», добавил он, «необходимо, чтобы я был наделён чрезвычайной властью, властью временной диктатуры. Для безопасности страны я мог бы взять эту власть сам; но было бы лучше и более народно, чтобы мне её вручили палаты»[2].

Министры были слишком хорошо знакомы с общими взглядами и позицией Палаты представителей, чтобы прямо одобрить этот шаг; но Наполеон, понимая их колебания, призвал их высказать своё мнение о мерах общественной безопасности, необходимых при данных обстоятельствах. Лазар, граф Карно, министр внутренних дел, считал необходимым, чтобы было объявлено, что страна ​​в опасности; федераты и Национальная гвардия должны быть призваны к оружию; Париж должен быть готов к осаде, и должны быть приняты меры по его защите; в случае его падения вооружённые силы должны отступить за Луару и занять укреплённые позиции. Эту точку зрения поддержали Декрес, министр военно-морского флота, и Реньо де Сен-Жан д’Анжели; но глава полиции Фуше и остальные министры отметили, что безопасность государства зависит не от какой-либо конкретной меры, а от сословных палат (парламента) и их единства с главой правительства, и что если проявить к ним доверие и добрую волю, они будут вынуждены объявить своим долгом объединиться с Наполеоном в принятии энергичных мер для обеспечения достоинства и независимости нации[3].

Политика Фуше

Жозеф Фуше

Впрочем, этот совет со стороны Фуше был искусным притворством. Он как никто другой знал настроения и взгляды различных фракций, а также характер и темперамент их лидеров. Он знал также, что крупные партии в палатах, за исключением сторонников империи, которые были в меньшинстве и которым он втайне обещал перспективу возведения на престол Наполеона II, были совершенно готовы свергнуть императора в пользу полной конституционной свободы и либеральных институтов. Эти знания, полученные с ловкостью и точностью, весьма свойственными этому знаменитому министру полиции, он полностью подчинил своим целям. С самого начала второго царствования Наполеона он заигрывал с фракциями таким образом, чтобы побудить каждую из них считать его незаменимым орудием в осуществлении своих надежд и оказывать это чрезвычайное влияние либо для поддержки, либо для подрыва власти Наполеона, в зависимости от того, будет ли удача на стороне последнего или нет. Решительная позиция союзников вскоре убедила его в том, что, хотя император мог бы ещё раз совершить какой-либо блестящий военный подвиг, он должен был в конце концов уступить твёрдой решимости других суверенных держав сокрушить его власть, а также той огромной массе войск, с которыми Европа готовилась покорить страну. Он поддерживал и продолжал поддерживать тайную связь с министрами и советниками Людовика XVIII и, следовательно, был полностью в курсе планов и намерений коалиционных держав[4].

Таким образом, когда предприятие Наполеона потерпело столь явный провал и повторная оккупация Парижа была неизбежна, Фуше ясно предвидел, что предполагаемая диктатура будет введена путём внезапного и насильственного роспуска палат, подразумевая, что недавние неудачи были вызваны предательством со стороны их депутатов, и что будет введена масса новых налогов в поддержку сил, которые ещё оставались в наличии; результатом этого неизбежно явились бы анархия и беспорядки в столице, беспорядки и бесчинства по всей стране, новые бедствия для нации, а также ужасные и бесполезные жертвы среди населения и военных. Чтобы предотвратить такую катастрофу (как представлял себе это Фуше), необходимо было усыпить подозрения Наполеона относительно намерений парламентариев, с которыми Фуше был полностью знаком. Поэтому, чтобы выиграть достаточно времени, Фуше и дал описанный выше совет[5].

Фуше решительно выразил своё неодобрение предполагаемого роспуска палат и установления диктатуры, заявив, что любые меры такого рода приведут лишь к недоверию и, что вполне вероятно, ко всеобщему восстанию. Но в то же самое время его агенты сообщали всему Парижу о бедствиях, постигших Наполеона и вызвавших его внезапное и неожиданное возвращение; и депутаты собирались в огромной спешке, чтобы сделать смелый и решительный шаг во время великого национального кризиса[5][lower-alpha 2].

Совет министров продолжал дискуссию; одни поддерживали, другие не одобряли предложения Наполеона, который, наконец, уступив доводам Фуше и Карно, заявил, что готов покориться своему верному парламенту и обсудить с ними меры, которые необходимы в столь критическое для страны время[6].

Тем временем представители встретились рано утром 21 июня 1815 года и приступили к обсуждению существующего положения дел. Маркиз де Лафайет, признанный лидер Либеральной партии, получив сведения о предмете обсуждения в Совете и понимая, что нельзя терять ни минуты для предотвращения удара, который грозил их свободам, взошёл на трибуну и в полной тишине обратился к Палате[6]:

Марии Жозеф Поль Ив Рош Жильбер дю Мотье, маркиз де Лафайет

Никто не решился выступить против этих смелых постановлений; партия сторонников империи была застигнута врасплох. Её руководители отсутствовали, находясь вместе с Наполеоном, а остальные не имели мужества противостоять надвигающейся буре[8] — и после короткого обсуждения, во время которого вновь прозвучали решительные призывы об их немедленном принятии, они были одобрены, за исключением четвёртого пункта, который был отложен из-за могущего вызвать зависть различия, которое он, казалось, подразумевал между линейными войсками и Национальной гвардией[7].

Затем они были переданы в палату пэров, где после короткого обсуждения были приняты без поправок[7].

Поначалу Наполеон, которому доложили о решении Палат, был возмущён столь явным вмешательством в его безграничную власть и раздосадован своим просчётом, когда он разрешил созыв Палат. «Думаю, мне надо было разогнать их ещё до отъезда» (фр. J'avais bien, pensé, que j'aurais du congédier ces gens-là avant mon départ) — заметил он[9].

После некоторого раздумья Наполеон решил, по возможности, отложить решение вопроса о палатах. Он послал Реньо де Сен-Жан д’Анжели в Палату представителей (Реньо был её членом), чтобы успокоить царившее там раздражение и сообщить, что армия была близка к великой победе, когда недовольные подняли панику; что войска с тех пор сплотились; и что император поспешил в Париж, чтобы согласовать с министрами и палатами такие меры общественной безопасности, каких требовали обстоятельства. Карно было поручено сделать аналогичное сообщение Палате пэров[10].

Реньо тщетно пытался выполнить свою миссию. Однако представители потеряли всякое терпение и настаивали на том, чтобы министры предстали перед Палатой представителей. Последние, наконец, подчинились; Наполеон согласился, хотя и с большой неохотой, что это находится в рамках их полномочий. Однако он потребовал, чтобы их сопровождал его брат Люсьен Бонапарт в качестве чрезвычайного комиссара, назначенного отвечать на вопросы палаты[10].

В 18 часов вечера 21 июня Люсьен Бонапарт и министры появились в Палате представителей. Люсьен объявил, что он был послан туда Наполеоном в качестве чрезвычайного комиссара для согласования с собранием мер безопасности. Затем он передал в руки президента послание от своего брата. В нём содержалось краткое изложение бедствия, произошедшего при Мон-Сен-Жан[lower-alpha 8], и рекомендовалось представителям объединиться с главой государства в деле спасения страны от судьбы Польши и от повторного наложения ярма, которое она сбросила. Он также заявлял, что желательно, чтобы обе палаты назначили комиссию из пяти членов для согласования с министрами мер, которые должны быть приняты для обеспечения общественной безопасности, и выработки позиции для мирных переговоров с коалиционными державами[11].

Это сообщение было воспринято далеко не благосклонно. Последовала бурная дискуссия, в ходе которой вскоре выяснилось, что представители требовали более ясного изложения мнений и замыслов Наполеона. Один из них многозначительно заметил, обращаясь к министрам:

Несколько членов совета высказались в том же духе, и дискуссия продолжалась с большим оживлением, пока наконец не было решено, что в соответствии с условиями императорского послания должна быть назначена комиссия из пяти членов[12].

Представители вновь встретились в 09:30 на следующее утро 22 июня[16]. Доклад комитета ожидали с крайним нетерпением. По прошествии двух часов депутаты пришли в крайнее возбуждение. Некоторые из них утверждали, что обстоятельства вынуждают их принять немедленные и решительные меры, не дожидаясь доклада[13].

Наконец, среди царившего волнения и суматохи неожиданно появился генерал Гренье, выбранный спикером комитета. Он заявил, что после пятичасового обсуждения комитет принял решение:

Генерал Поль Гренье

Это заявление вызвало общий ропот неодобрения. Но генерал Гренье, зная об ожиданиях Палаты, продолжал:

Это произвело в зале необычайное впечатление. Со стороны Наполеона это было воспринято как хитроумный замысел — создать отсрочку, предложив палатам процесс, который, как он прекрасно понимал, закончится неудачей, и воспользоваться первым благоприятным случаем, чтобы уничтожить их независимость и восстановить свою деспотию, — короче говоря, повторить восемнадцатое брюмера. Суматоха достигла своего накала. Многие члены комиссии яростно протестовали против этого доклада[17].

Наконец, один из них, представитель Изера, Антуан Луи Ипполит Дюшен[18], поднялся на трибуну и заговорил в энергичной и решительной манере:

Дюшен был прерван президентом, который объявил, что послание императора, о котором говорил спикер, будет получено до трёх часов дня[20]. Однако перерыв в самый важный момент дебатов возобновил беспорядки в зале. Некоторые восклицали: «Это продуманный план, чтобы заставить нас терять время!». Другие кричали: «Готовится какой-то заговор!», а большинство скандировало: «Продолжайте, продолжайте; среднего пути больше нет!»[21].

Дюшен продолжал:

Едва было произнесено это слово, как все встали со своих мест, и среди поднявшегося шума послышались сотни голосов, восклицавших: «Поддерживаю! Поддерживаю!»[21].

Когда, наконец, президенту удалось восстановить хоть какой-то порядок, он сказал:

Предложение Дюшена было немедленно поддержано генералом Солиньяком: офицер, который в течение последних пяти лет подвергался самым жестоким унижениям, вызванным ненавистью, которую питал к нему Наполеон, вследствие его отказа быть рабским орудием его честолюбия; и поэтому Палате было крайне любопытно услышать, какой курс он собирается принять. Генерал Солиньяк сказал[22]:

Генерал Жан-Батист Солиньяк

Это предложение было принято самым благосклонным образом, и председатель уже собирался поставить его на голосование, когда Солиньяк снова появился на трибуне[22]:

Эта речь была встречена криками «Да! Да! Голосование!»[24]. Затем вошёл маршал Даву, прочитал выдержку из депеши маршала Сульта и сделал заключение, что положение серьёзное, но не безнадёжное, добавив, что:

Один из членов комитета спросил, так ли это в свете сообщений о том, что коалиционные силы проникли до самого Лана? Даву отрицал этот факт и повторил, что, по его экспертному мнению, военная ситуация не безнадёжна. Вскоре после завершения его выступления в 11:00 заседание Палаты было закрыто[25].

Тем временем Реньо де Сен-Жан д’Анжели ознакомил Наполеона с положением дел в Палате представителей и поспешил предупредить его, что если он немедленно не отречётся от престола, то, по всей вероятности, будет объявлено о его низложении[24].

Наполеон пришёл в ярость при мысли об этом и заявил:

Однако Реньо самым решительным образом убеждал его уступить обстоятельствам и повторить благородную и великодушную жертву, принесённую им в 1814 году. Он заверил императора, что если тот не предпримет этого шага, то палата и даже весь народ обвинят его в том, что он из одних только личных соображений помешал достижению мира[24].

Затем было объявлено о приходе Солиньяка и других членов Палаты представителей. Они смело заявили Наполеону, что у него нет иного пути, кроме как подчиниться желанию представителей нации. Солиньяк описал ему сцену, разыгравшуюся в Палате представителей, и трудности, с которыми он столкнулся, заставив её приостановить хотя бы на час своё решение, которое, если бы не перспектива добровольного отречения, навлекло бы на него позор низложения. Даже его братья, Люсьен и Жозеф, теперь высказали своё мнение, что момент для сопротивления упущен[26].

Когда приступ ярости, вызванный этими словами, утих, Наполеон объявил о решении отречься от престола в пользу своего сына; и, желая, чтобы его брат Люсьен взял перо, он продиктовал ему декларацию об отречении в пользу своего сына под титулом Наполеона II, императора французов[27]:

Декларация об отречении Наполеона

Заседание Палаты представителей возобновилось в полдень, а в 13:00 Фуше, Коленкур, Даву и Карно принесли заявление, и президент зачитал его. Оно было выслушано всеми в почтительном молчании, и с большим облегчением теми членами оппозиции, которые опасались в последнюю минуту государственного переворота[28].

Если принять во внимание, что бо́льшая часть линейной армии всё ещё была верна Наполеону; что сплочённая армия Севера отступала к Парижу, где она могла сосредоточиться и пополнить запасы из полковых складов; и что армии на восточной границе всё ещё удерживали свои позиции, — если вдобавок ко всему этому рассмотреть, сколь велико, сколь необычайно было влияние престижа Наполеона на большинство нации, ослеплённой бесчисленными победами, которые перевесили, по её оценке, те роковые бедствия, которые она приписывала исключительно объединённой мощи великой европейской коалиции, созданной против Франции, — британский историк Уильям Сиборн считал, что нельзя не быть поражённым твердой, смелой и решительной позицией французского парламента в этот критический момент; что он продемонстрировал один из самых ярких примеров силы конституционного законодательства, который когда-либо видел мир; и при всех сопутствующих обстоятельствах это был замечательный триумф свободных институтов над монархическим деспотизмом[29].

Как только были соблюдены все формальности, связанные с отречением Наполеона, Палата представителей принялась обсуждать, что делать дальше. Одни поддерживали регентское правительство при Наполеоне II, другие республику, и хотя большинство выступало против реставрации Людовика XVIII, они понимали, что им придётся идти на компромисс с коалиционными державами, но не хотели спровоцировать государственный переворот со стороны армии, которая всё ещё симпатизировала Наполеону. Палата отклонила предложение объявить себя национальным или учредительным собранием на том основании, что такая мера была бы узурпацией власти и уничтожением конституции, по которой они действовали. Поэтому палата решила избрать правительственную комиссию для утверждения нового правительства в соответствии с конституцией, и решила не вступать самостоятельно в контакт с коалиционными силами, а позволить это сделать новому исполнительному органу правительства[30].

В первом туре голосования за членов правительства присутствовали пятьсот одиннадцать членов[31][32]:

• Лазар Карно получил 304 голоса;
• Жозеф Фуше получил 293 голоса;
• Генерал Поль Гренье получил 204 голоса;
• Генерал Жильбер Лафайет получил 142 голоса[lower-alpha 9];
• Маршал Жак Макдональд получил 137 голосов;
• Пьер-Франсуа Фложерг получил 46 голосов;
• Шарль Ламбрехтс получил 42 голоса.

В результате Карно и Фуше были объявлены двумя из трех членов комиссии[31]. Во время второго тура голосования было внесено предложение сделать заседание постоянным[lower-alpha 10]. Гренье был избран третьим членом комиссии с 350 голосами; затем заседание было отложено до 11:00 следующего утра[31].

Палата пэров собралась около 13:30, и Карно зачитал заявление об отречении. Оно было выслушано спокойно, но когда граф затем доложил о состоянии армии, состоялся жаркий спор с маршалом Неем, заявившим, что:

Пэры были проинформированы о решении Палаты представителей. Принц Люсьен и другие бонапартисты напомнили, что Наполеон отрёкся от престола в пользу своего сына, и если его сын не будет признан, то отречение можно считать недействительным. Палата решила не поддерживать бонапартистов и согласилась направить двух своих членов в качестве уполномоченных членов правительства. В первом туре голосования Коленкур был избран 51 голосом, а во втором туре Никола Мари Кинетт, барон Кинетт, набрал 48 голосов и был назначен пятым членом комиссии. Наконец, 23 июня в 2:30 ночи заседание палаты было закрыто[36].

Утром 23 июня члены комиссии назначили Жозефа Фуше своим председателем. Маршал Андре Массена, принц Эсслинг, был назначен главнокомандующим Парижской Национальной гвардией, граф Андреосси командующим первой военной дивизией, а граф Друо командующим Императорской гвардией. Барон Биньон был временно избран министром иностранных дел, Лазар Карно министром внутренних дел, а граф Пеле де ла Лозер министром полиции[37].

Тем же вечером были назначены полномочные представители для ведения от имени нации переговоров с европейскими державами о мире, который эти державы обещали им на условии, ныне выполненном (что Наполеон Бонапарт больше не должен признаваться французским правительством императором Франции[38] — однако, как указал во время жарких дебатов член Палаты представителей Жан Бигонне, коалиция была готова с оружием в руках обеспечить выполнение Парижского договора 1814 года, в соответствии с которым Наполеон и его семья были исключены из списка претендентов на трон[39]). Представителями, посланными для переговоров с союзниками, были Лафайет, Себастьяни, д’Арженсон, граф Лафоре и граф Понтекулан, а также Бенжамен Констан в качестве секретаря; они покинули Париж вечером 24 июня[38].

Вечером 23 июня, после бурного обсуждения в обеих палатах вопроса о признании Наполеона II, было сформировано Временное правительство, которое состояло из пяти человек, двое из которых были назначены Палатой пэров, а трое — Палатой представителей[40]:

• Жозеф Фуше, герцог Отрантский, министр полиции;
• Арман Коленкур, герцог Виченцы, министр иностранных дел;
• Лазар Карно, министр внутренних дел;
• Генерал Поль Гренье;
• Никола Кинетт.

24 июня Временное правительство издало прокламацию о том, что Наполеон отрекается от престола ради «мира [во Франции] и во всём мире» в пользу своего сына Наполеон II[41].

Мальмезон

25 июня Наполеон покинул столицу и уехал в усадьбу Мальмезон (в 15 километрах к востоку от центра Парижа). Оттуда он издал обращение к армии, в котором призвал солдат продолжать сражаться[42].

26 июня правительство направило палатам бюллетень, в котором подтверждалось благоприятное положение дел в армии и заверялось, что дела обстоят более благоприятно, чем можно было ожидать вначале; что они не будут ни преувеличивать, ни скрывать опасности и во всех чрезвычайных ситуациях будут верны своей стране. В тот же день правительство опубликовало публичную прокламацию, в которой объяснялось, что закон должен действовать «от имени французского народа», а не от имени Наполеона II, и таким образом, после трёхдневного правления место Наполеона II занял французский народ[43].

Чтобы облегчить его отъезд из страны, Временное правительство обратилось с просьбой предоставить Наполеону и его семье паспорт и гарантии безопасности, чтобы они могли переехать в Соединенные Штаты Америки. Блюхер проигнорировал эту просьбу, а Веллингтон сослался на свою ноту от 26 июня о предполагаемом приостановлении военных действий и заявил, что в отношении паспорта для Наполеона он не имеет полномочий ни от своего правительства, ни от союзников дать какой-либо ответ на такое требование[44].

Уполномоченные, назначенные правительством для сообщения своих пожеланий Наполеону, уже не колебались в организации его отъезда. Министр морских дел и граф Буле возвратились в его резиденцию и объяснили ему, что Веллингтон и Блюхер отказались предоставить ему какие-либо гарантии или паспорт, и что теперь ему остается только немедленно уехать[44].

Находясь в Мальмезоне, Наполеон едва избежал попадания в руки пруссаков. Блюхер, узнав, что он находится там, 28 июня послал майора фон Коломба с 8-м гусарским полком и двумя батальонами пехоты охранять мост в Шату, ниже по течению Сены, ведущий прямо к дому. К счастью для Наполеона, маршал Даву, узнав, что пруссаки приближаются к столице, приказал генералу Бекеру разрушить мост. Поэтому майор фон Коломб был крайне разочарован, обнаружив отсутствие моста в месте, находящемся менее чем в километре от усадьбы, в которой Наполеон всё ещё находился во время прибытия пруссаков[44].

Наполеон наконец покорился судьбе, и, когда приготовления к путешествию были закончены, сел в свой экипаж около 17 часов 29 июня в сопровождении генералов Бертрана, Гурго и других преданных друзей, и отправился в Рошфор, куда были направлены два французских фрегата для отправки его самого и его свиты в Америку[44].

Наполеон на «Беллерофоне» в Плимуте. Сэр Чарльз Локк Истлейк, 1815 год. Истлейк отправился на гребной лодке к «Беллерофону», чтобы сделать наброски, с которых он позже написал этот портрет.

Как было условлено на конвенции Сен-Клу, 3 июля французская армия под командованием маршала Даву покинула Париж и продолжила свой путь к Луаре. 7 июля обе коалиционные армии вошли в Париж. Палата пэров, получив от Временного правительства уведомление о ходе событий, прекратила свои заседания; Палата представителей протестовала, но тщетно. Их президент (Ланжюине) сложил с себя полномочия, и на следующий день двери были закрыты, а подходы охранялись иностранными войсками[45].

8 июля французский король Людовик XVIII торжественно въехал в столицу под одобрительные возгласы народа и вновь занял трон. Кроме того, 8 июля Наполеон Бонапарт сел в Рошфоре на борт французского фрегата Saale и в сопровождении фрегата Méduse, на котором находилась его небольшая свита, отправился на якорную стоянку в Баскском рейде у острова Иль-д’Экс с намерением отплыть в Америку[45].

10 июля ветер стал благоприятным, но появился британский флот; и Наполеон, видя невозможность ускользнуть от его крейсеров, решил, предварительно связавшись с капитаном Фредериком Льюисом Мейтлендом, поместить себя под его защиту на борту HMS Bellerophon, куда прибыл 15 июля. На следующий день капитан Мейтленд отплыл в Англию и прибыл в Торбей со своим знаменитым подопечным 24 июля. Несмотря на его протесты, Наполеону не было разрешено высадиться в Англии (британское правительство решило отправить его на остров Святой Елены), и он был переведён на HMS Northumberland, линейный корабль 3 ранга под командованием контр-адмирала сэра Джорджа Коберна, на котором он отправился в своё заключение на отдалённом острове в Южной Атлантике[46]. Наполеон оставался пленником на острове Святой Елены до самой своей смерти в 1821 году.

• Archontology staff (26 June 2009), France: Commission of Government: 1815, <http://www.archontology.org/nations/france/france_state1/01_commission_govt_1815.php>. Проверено 25 сентября 2016.
• Buchez, Philippe-Joseph-Benjamin & Roux, Prosper Charles (1838), Histoire parlementaire de la Révolution française, ou Journal des assemblées nationales, depuis 1789 jusqu'en 1815, vol. 40, Paris: Paulin, <https://archive.org/details/histoireparlemen40buch>
• Clarke, Hewson (1816), The History of the War, from the Commencement of the French Revolution to the Present Time, vol. 3, T. Kinnersley, с. 313
• Hobhouse, John Cam, ed. (1816), The Substance of Some Letters Written from Paris During the Last Reign of the Emperor Napoleon: And Addressed Principally to the Right Hon. Lord Byron, vol. 1, Philadelphia: M. Thomas, с. 261, 262, <https://books.google.com/books?id=4J3SAAAAMAAJ&pg=PR1>
• Hobhouse, John Cam, ed. (1817), Letter XXVI Paris June 28, The substance of some letters written from Paris during the last reign of the Emperor Napoleon, vol. 2 (2nd, in two volumes ed.), Piccadilly, London: Redgeways, с. 72–73, 76–77
• Houssaye, Henry (1905), 1815: La seconde abdication - la Terreur blanche, с. 54, <https://archive.org/details/1815lasecondeabd00housuoft>
• Jeffrey, Francis, ed. (1817), XVI, The Edinburgh Annual Register for 1815, Edinburgh: Archibald Constable and Co.; London: Longman, Hurst and others, с. 262
• Kelly, Christopher (1817), A full and circumstantial account of the memorable battle of Waterloo: the second restoration of Louis XVIII; and the deportation of Napoleon Buonaparte to the island of St. Helena, ..., London: T. Kelly, с. 175
• Schom, Alan (1993), One Hundred Days:Napoleon's Road to Waterloo, Oxford University Press, с. 301, ISBN 9780199923496
• Siborne, William (1848), The Waterloo Campaign, 1815 (4th ed.), Westminster: A. Constable, <https://archive.org/details/waterloocampaig01sibogoog>