Я входил вместо дикого зверя в клетку

«Я входил вместо дикого зверя в клетку» — стихотворение Иосифа Бродского, написанное 24 мая 1980 года — в день сорокалетия поэта. В произведении нарисован своеобразный портрет Бродского — человека и поэта; в нём перечислены события, напоминающие о реальных фактах из биографии автора (тюремное заключение, ссылка, эмиграция и т. д.). Стихотворный размер — вольный дольник, переходящий в акцентный стих. В стихотворении, по мнению исследователей, сформулировано этическое кредо Бродского. Критики и литературоведы обнаруживают в тексте поэтическую перекличку с произведениями литераторов разных времён — речь идёт об отсылках к стихам Петра Вяземского, Михаила Лермонтова, Анны Ахматовой, Марины Цветаевой и других. Стихотворение «Я входил вместо дикого зверя в клетку» включено в вышедший в Нью-Йорке сборник To Urania (1988) в авторском переводе на английский язык.

Я входил вместо дикого зверя в клетку
Жанр стихотворение
Автор Иосиф Бродский
Язык оригинала русский
Дата написания 1980

Содержание. Автобиографические мотивы

Я входил вместо дикого зверя в клетку,
выжигал свой срок и кликуху гвоздём в бараке,
жил у моря, играл в рулетку,
обедал чёрт знает с кем во фраке.

Начало стихотворения

Стихотворение, в котором воспроизведены основные события из жизни Иосифа Бродского, достигшего определённой возрастной вехи («Теперь мне сорок»), начинается строчкой, которая напоминает о его аресте в 1964 году и приговоре по указу «о тунеядстве»: «Я входил вместо дикого зверя в клетку…» Отсылкой к пребыванию поэта на поселении в Архангельской области, где ему довелось заниматься — в том числе — полевыми работами, являются такие метки, как «выжигал свой срок и кликуху гвоздём в бараке», «сеял рожь, покрывал чёрной толью гумна». Проведя ещё до ареста несколько лет в геологических партиях и длительных туристических походах, Бродский включил в поэтическую летопись строки: «С высоты ледника я озирал полмира» и «Я слонялся в степях, помнящих вопли гунна». К периоду скитаний относится и лаконичная деталь: «трижды тонул»[1].

Свой вынужденный отъезд из СССР в 1972 году поэт обозначил как личный выбор: «Бросил страну, что меня вскормила…» Обменяв несвободу на свободу, автор стихотворения вынужден признать, что и вдали от родины его ждали испытания: «жрал хлеб изгнанья, не оставляя корок». Есть в произведении и и своеобразное «предчувствие» Нобелевской премии — дар предсказателя, по мнению российско-британского литературоведа Валентины Полухиной, проявляется у Бродского в тезисе «обедал чёрт знает с кем во фраке». Рассказывая о свершившихся и грядущих событиях, поэт не жалуется и никого не обвиняет. Не давая оценок прошлому, не возвышая и не проклиная его, он благодарит состоявшуюся жизнь вместе с её тяготами, болью и несчастьями: «Но пока мне рот не забили глиной, / из него раздаваться будет лишь благодарность»[2].

История стихотворения
Иосиф Бродский

Стихотворение «Я входил вместо дикого зверя в клетку» Бродский написал 24 мая 1980 года — в день своего сорокалетия. К тому времени поэт уже восьмой год жил в США. Если его жизнь в СССР представляла собой череду испытаний, то творческая биография в Америке, по замечанию литературоведа Льва Лосева, выглядела «как восхождение по лестнице успехов». К 1980 году он уже выпустил два сборника стихов, переведённых на английский язык; в качестве «приглашённого поэта» преподавал в Мичиганском университете; незадолго до сорокалетия был впервые выдвинут на Нобелевскую премию по литературе[3][4][5].

Стихотворение «Я входил вместо дикого зверя в клетку», в котором автор словно бы «выясняет отношения с судьбой» и подводит определённые итоги, стало программным для его творчества до 1980 года. Это произведение, как утверждала Валентина Полухина, входило в число любимых стихотворений Бродского — поэт часто читал его во время публичных выступлений и упоминал о нём в интервью. Стихотворение, открывающее изданный в Нью-Йорке сборник To Urania (1988), было переведено на английский язык самим Бродским. Английская версия текста, по словам филолога Ольги Глазуновой, представляет собой более жёсткий вариант, чем русская: поэт использовал в качестве метафоры поговорку «Нельзя приготовить омлет, не разбив яиц». Поэтому заключительные строки на английском языке звучат в обратном переводе так: «Что сказать мне о жизни? Что длинна и не выносит ясности. Разбитые яйца вызывают грусть, а омлет вызывает рвоту»[1][6].

При жизни автора оригинальный текст стихотворения был опубликован в журнале «Континент» (1985, № 45), переведённый Бродским вариант — в американском еженедельнике The New Yorker (26 января 1987 года)[7].

Поэтика

Стихотворение-памятник

«Я входил…» — произведение, в котором обозначены основные мотивы творчества Бродского, сфокусированы магистральные темы его поэзии, сформулировано жизненное кредо автора. Это, по мнению Валентины Полухиной, стихотворение-памятник. Проводя параллели между поэтическим текстом Бродского и стихотворениями-памятниками Александра Пушкина, Гавриила Державина, Горация, Овидия, литературовед отмечает, что Бродский, в отличие от предшественников, «не перечисляет свои великие деяния, а, напротив, подчёркивает, что разделял судьбу миллионов других сограждан». Точка зрения Полухиной кажется спорной другому исследователю творчества Бродского — Ольге Глазуновой, напомнившей, что автор стихотворения «Я входил…» всегда негативно относился к теме собственной «монументальности». Так, в другом произведении Бродского — «Римских элегиях» — неприятие прижизненного памятника артикулировано в строчках: «Я не воздвиг уходящей к тучам / каменной вещи для их острастки». Если учесть содержание стихотворения «Я входил…», то это скорее руина, нежели памятник, считает Глазунова[8][9].

Синтаксис. Лексика

Стихотворение, написанное вольным дольником, переходящим в акцентный стих, имеет простой синтаксис: почти в каждой строке содержится законченное высказывание. Такая простота, по мнению Валентины Полухиной, своей бесстрастностью близка протокольному стилю — «рубленые фразы» текста ассоциируются с анкетными данными или напоминают сухие ответы на вопросы следователя, когда допрашиваемый стремится отсечь лишние детали. Стилистическая бесстрастность, с одной стороны, исключает авторские эмоции в момент воспоминаний, с другой — «делает это стихотворение образцом лапидарности, если не собранием максим»[10].

Говоря о поэтике произведения, исследователи цитируют теоретическую формулу Бродского, писавшего, что количество прилагательных в стихах должно быть сведено к минимуму: «ваши лучшие друзья — существительные». Руководствуясь этим принципом, Бродский включил в текст «Я входил…» только пять прилагательных и два причастия. Существительные в словарном составе стихотворения занимают около сорока процентов, глаголы — двадцать восемь, местоимения — пятнадцать. При этом глаголы — входил, выжигал, жил, обедал, тонул, бросил, слонялся, надевал, сеял, пил, впустил, жрал и т. д. — присутствуют, как правило, в начале строки или фразы, тогда как за существительными закреплена доминирующая функция «в позиции рифмы». По мнению Полухиной, особое значение имеют два заключительных глагола — забили и раздаваться[11].

Эти два глагола несут на себе чуть ли не основной смысл стихотворения, ибо в них прочитывается этическое кредо Бродского: принятие всех испытаний жизни с благодарностью. Жизнь состоялась, ибо всё опирается на её первоосновы — огонь, вода, лёд, рожь, глина. О том, что заключительную строку этого стихотворения можно принять за этическое кредо поэта, свидетельствует судьба слова «благодарность» и однокоренных ему слов в других стихах Бродского.

— Валентина Полухина[12]

Ещё одной особенностью стихотворения является соединение в тексте разных языковых пластов. Бродский, вслед за Пушкиным и Борисом Пастернаком, считал возможным использовать в поэтических произведениях все пласты живого языка, включая нецензурную и ненормативную лексику. Поэтому в стихотворении «Я входил…» сосуществуют выражения из тюремного и лагерного словаря (барак, конвой, кликуха), просторечные глаголы (жрал, слонялся), элементы высокого стиля (озирал, вскормила)[13].

Литературные параллели

Исследователи обнаруживают в стихотворении «Я входил…» немало отсылок к произведениям литераторов разных времён. Так, поэт Максим Амелин считает, что первая строка («Я входил вместо дикого зверя в клетку») перекликается сразу с несколькими стихотворениями — речь идёт о «Я пережил и многое, и многих» Петра Вяземского, «Я видел Рим, Париж и Лондон» Константина Случевского и «Признании» Гавриила Державина[14]. По мнению публициста Елены Степанян, стихотворение Бродского близко лермонтовской «Благодарности» («За всё, за всё тебя благодарю я…»). Разница между двумя поэтическими текстами заключается в том, что Бродский в финальных строчках демонстрирует искреннюю признательность за все жизненные испытания, тогда как у Лермонтова концовка ироничная: «Устрой лишь так, чтобы тебя отныне / Недолго я ещё благодарил»[15].

Предпоследняя строка — «пока мне рот не забили глиной» — напоминает сразу о нескольких поэтических произведениях. Речь идёт, например, о входящем в цикл «К Лазарю» стихотворении немецкого поэта Гейне, где есть строфа: «Так мы спрашиваем жадно / Целый век, пока безмолвно / Не забьют нам рот землёю… / Да ответ ли это, полно?»[16] Исследователи указывают также на связь со строчками Анны Ахматовой («Но он чёрной замазан краской / И сухою землёю забит»), Марины Цветаевой («Пока рот не пересох — / Спаси — боги! Спаси бог!»)[17]. Кроме того, литературоведы выявили параллели между финальными строчками у Бродского и двумя стихотворениями Мандельштама: «Да, я лежу в земле, губами шевеля…» и «Ещё немного — оборвут / Простую песенку о глиняных обидах / И губы оловом зальют»[17][18].

Критика

Стихотворение «Я входил…» было в целом тепло встречено читателями. Однако не все представители литературного сообщества приняли произведение Бродского с одобрением. К примеру, некоторые английские поэты упрекали автора за его перевод стихотворения, опубликованный в сборнике To Urania[19]. Хорошо владеющий русским языком английский поэт Чарльз Симик отмечал, что переведённый вариант «Я входил…» проигрывает оригиналу: «Эти бессмысленные добавления служат для сохранения метра и рифмы, но они уничтожают элегантную лапидарность и эмоциональное воздействие русского стихотворения»[20].

В числе критиков стихотворения оказался и Александр Солженицын, который назвал произведение «преувеличенно грозным». По мнению писателя, начало стихотворения, напоминавшее о суде над Бродским, выглядело излишне драматичным, поскольку срок, полученный поэтом, был «детским по гулаговским масштабам»[21]. Свою солидарность с Солженицыным выразил другой поэт — Наум Коржавин, писавший, что «если речь идёт о России ХХ века, надо очень осторожно говорить о своих страданиях»[22]:

Судите хотя бы по первой, заглавной, строке: «Я входил» — так она начинается. То есть речь как будто идёт о некоем решительном и направленном поступке. Между тем эта строка начинает список мытарств, по поводу которого в конце восклицается: «Но пока мне рот не забили глиной, / из него раздаваться будет лишь благодарность». Если «входил», то кого благодарить? Себя самого? В том-то и дело, что здесь должно быть не «я входил», а «меня вталкивали, сажали, запихивали».

— Наум Коржавин[22]

Примечания
  1. Полухина, 2002, с. 135—136.
  2. Полухина, 2002, с. 136, 139.
  3. Лосев, 2008, с. 227.
  4. Полухина, 2002, с. 136.
  5. Неволина, 2010, с. 234.
  6. Глазунова, 2005, с. 167.
  7. Лосев, 2008, с. 383, 388.
  8. Полухина, 2002, с. 135—136, 138, 150.
  9. Глазунова, 2005, с. 177, 362.
  10. Полухина, 2002, с. 134.
  11. Полухина, 2002, с. 138—142.
  12. Полухина, 2002, с. 142.
  13. Полухина, 2002, с. 148—149.
  14. Амелин М. А. Другой // Арион. — 2009. — № 3.
  15. Степанян Е. Мифотворец Бродский // Континент. — 2011. — № 150.
  16. Полухина, 2002, с. 142—143.
  17. Полухина, 2002, с. 143.
  18. Глазунова, 2005, с. 171.
  19. Глазунова, 2005, с. 166.
  20. Волгина А. Иосиф Бродский/Joseph Brodsky // Вопросы литературы. — 2005. — № 3. — С. 11. — ISSN 0042-8795.
  21. Глазунова, 2005, с. 166—167.
  22. Коржавин Н. Генезис «стиля опережающей гениальности», или Миф о великом Бродском // Континент : журнал. — 2002. — № 113. — С. 329—364.

Литература
  • Глазунова О. И. Иосиф Бродский: американский дневник. О стихотворениях, написанных в эмиграции. — СПб.: Издательство Санкт-Петербургского института истории РАН «Нестор-история», 2005. — 374 с. — ISBN 5-98187-092-3.
  • Лосев Л. В. Иосиф Бродский. Опыт литературной биографии. — М.: Молодая гвардия, 2008. — 479 с. — (ЖЗЛ). — ISBN 978-5-235-03089-3.
  • Неволина О. Ю. Наставление о мужестве (художественное пространство стихотворения И. Бродского «Я входил вместо дикого зверя в клетку...») // Иосиф Бродский в XXI веке: материалы международной научно-практической конференции / под ред. О. И. Глазуновой. — СПб.: СПбГУ; МИРС, 2010. — С. 233—237. — 324 с. — ISBN 978-5-8465-1028-9.
  • Полухина В. П. «Я входил вместо дикого зверя в клетку…» (1980) // Как работает стихотворение Бродского. Сборник статей / Редакторы-составители Л. В. Лосев и В. П. Полухина. — М.: Новое литературное обозрение, 2002. — С. 133—158. — 304 с. — ISBN 5-86793-177-3.

Ссылки

This article is issued from Wikipedia. The text is licensed under Creative Commons - Attribution - Sharealike. Additional terms may apply for the media files.