Сташинский, Богдан Николаевич

Богдан Сташинский родился в селе Борщовичи (в то время — Львовское воеводство Польской Республики, сейчас — Львовский район Львовской области Украины) 4 ноября 1931 года, его отец был плотником. У Богдана были две старшие сестры Ирина и Мария. Преподавание в школе в Борщовичах велось на украинском языке, вторым языком был польский, после присоединения Западной Украины к СССР в 1939 году его сменил русский, после занятия Львовской области войсками нацистской Германии и включения её в состав Генерал-губернаторства — немецкий. В 1945 году Богдан переехал во Львов и окончил школу там, после чего поступил в Львовский педагогический институт, где изучал математику[1]. Сташинские симпатизировали идеям украинского национализма[1], а их родственник Пётр Сташинский, член «Просвиты» и ОУН, в 1940 году был арестован по обвинениям по чч. 6 и 11 ст. 54 УК УССР (соответственно, шпионаж и участие в деятельности контрреволюционной организации) и расстрелян в львовской тюрьме в июне 1941 года непосредственно перед сдачей города[2]. В послевоенные годы Сташинские помогали подпольщикам-оуновцам[3].

В апреле 1950 года Богдан, из-за бедности часто ездивший из Львова в Борщовичи и обратно без билета, был задержан милиционером. На станции его ожидал капитан госбезопасности Ситняковский, который угрозами преследования Сташинского и членов его семьи по контрреволюционным статьям (собранные материалы позволяли это сделать) принудил его к сотрудничеству. Сташинский рассказал всё, что знал об оуновском подполье, и согласился сообщать любую информацию о партизанах, которая ему станет известна[3]. Получив оперативный псевдоним «Олег», первоначально он ограничивался донесениями, но кураторы из МГБ требовали от него большего, и таким заданием стала помощь в поимке командира местного отряда УПА Ивана Лабы (псевдоним «Кармелюк»), который ухаживал за Марией Сташинской. Чтобы Богдан попал в отряд Лабы, МГБ пустило слух о планируемом аресте Сташинского; уход в лес казался единственным вариантом его избежать. Сташинский вернулся из Львова в Борщовичи и с помощью сестры в марте 1951 года присоединился к партизанам[4]. Благодаря донесениям, которые «Олег» азбукой Морзе отсылал своему куратору Ситняковскому, 14 июня того же года Лаба и его соратники попали в засаду и были убиты. Во время пребывания в лесу Сташинский узнал, что громкое убийство драматурга и публициста Ярослава Галана совершил студент Михаил Стахур, о чём тоже сообщил куратору. В июле 1951 года Стахур был арестован (в пищу, которой его снабжали жители деревни, было подсыпано снотворное), а 16 октября повешен по приговору состоявшегося в тот же день суда. Для подполья и родственников Сташинского стало очевидным, что Богдан сотрудничает с МГБ, и они оборвали все контакты с ним. Это и предложенный Сташинскому оклад, огромный заработок для необеспеченного студента, сделали неизбежным официальное поступление на службу в органы госбезопасности[5]. Через несколько лет Богдан постепенно наладил отношения с семьёй и изредка приезжал в Борщовичи, но полностью они никогда не восстановились[6].

Сташинский был принят на работу в группу «Тайфун» – одно из подразделений Львовского областного управления МГБ, в которые набирали бывших членов УПА. Такие подразделения как проводили боевые операции против укрывавшихся в лесах групп партизан, так и совершали акции террора против местных жителей, маскируясь под боевиков УПА[7]. Сташинский хорошо характеризовался и выделялся образованием, и через год, летом 1952 года ему предложили пройти обучение в Киеве для подготовки к агентурной работе за рубежом. В следующие два года ему преподавали разнообразные навыки шпионской деятельности, немецкий и польский языки[8]. В Киеве «Олег» жил по документам на фамилию Мороз[9].

Летом 1954 года на машине Сташинский – уже сотрудник КГБ СССР, образованного вместо МГБ, – пересёк советско-польскую границу. Под именем Бронислава Качора он прибыл в Щецин на границе Польши и ГДР, где пять месяцев находился в статусе прикомандированного к сотруднику Министерства общественной безопасности, вместе с которым учил «легенду» Йозефа Леманна – своего немецкого alter ego. Согласно «легенде», Йозеф Леманн родился 4 ноября 1930 года (в один день с Богданом, но на год старше) в немецко-польской семье и рос в Польше и на Украине, чем и объяснялся акцент. В конце 1954 года Сташинского доставили в Берлин, где его куратором стал сотрудник 6-го отдела КГБ в Восточной Германии Алексей Деймон (Сташинский знал его как Сергея)[10]. Первый месяц Йозеф Леманн жил в штабе советской администрации в районе Карлсхорст, после Рождества, всё ещё владея немецким языком на недостаточном уровне, переехал в Цвиккау, где был устроен на совместное советско-немецкое предприятие, а осенью 1955 года вернулся в Берлин и получил документы сотрудника министерства внешней и внутригерманской торговли ГДР[11].

В начале 1956 года Сташинский получил от Деймона первое задание, связанное с поездкой в Западную Германию: он должен был встретиться в Мюнхене с Иваном Бысагой, советским агентом западноукраинского происхождения, сумевшим втереться в окружение Льва Ребета, редактора журнала «Український самостійник» и одного из интеллектуальных лидеров ОУН (вокруг него группировалась часть эмигрантов, находившихся в оппозиции к Степану Бандере). Советские спецслужбы планировали похищение Ребета, для чего Бысага должен был бы подсыпать ему в пищу снотворное. Но Бысага очевидно не справлялся с заданием и в итоге был отозван в Берлин[12]. Деймон поручил уже Сташинскому скрытую слежку за Ребетом. Под именем Зигфрида Дрэгера он в течение 1957 года несколько раз приезжал в Мюнхен, каждый раз на несколько дней. Он выяснил, что известный КГБ адрес Ребета на Франц-Йозеф-штрассе устарел, и, проследив за Ребетом от редакции «Українського самостійника», установил новый (на Оккамштрассе)[13]. В сентябре Деймон познакомил Сташинского с неизвестным, прибывшим из Москвы. Неизвестный продемонстрировал ему небольшой предмет цилиндрической формы со спусковым крючком и объяснил, что это пистолет: спусковой крючок приводит в действие механизм, разбивающий ампулу с ядом, пары которого через две-три минуты приводят к закупорке артерий и смерти жертвы от остановки сердца[14]. Для наибольшего эффекта рекомендовалось выстрелить в жертву на высоте груди, чтобы пары, поднимаясь, попали в дыхательную систему. Смерть должна была наступить через полторы минуты, а следы яда — исчезнуть до их возможного обнаружения при вскрытии. Оружие было одноразовым, после выстрела от него надо было избавиться[15]. Через несколько дней приезжий вместе со Сташинским испытал оружие на собаке под Берлином (на озере Мюггельзе). Перед выстрелом необходимо было принять противоядие, расширяющее артерии, иначе ядовитые пары были опасны и для стрелявшего[16][15]. Сташинскому не называли будущую жертву прямо, но однозначно давали понять, что это Ребет, которого решили не похищать, а убить, при этом подозрения могли бы упасть на его конкурентов в эмигрантском движении[17].

Сташинский вылетел в Мюнхен 9 октября 1957 года, предъявив документы на имя Дрэгера, оружие он вёз с собой, замаскировав под жестянку с сосисками[18]. По требованию куратора убийство должно было произойти у редакции, находившейся на Карлсплац. 10 и 11 октября Сташинский, приняв противоядие, ждал Ребета там, но он не пришёл. 12 октября приходилось на субботу, и обычно в выходные Ребет работал из дома, но в тот день изменил привычке[19]. Ребет приехал в редакцию около десяти утра, и Сташинский, увидев, как он выходит из трамвая, зашёл в подъезд и поднялся на второй этаж. Когда Ребет вошёл, убийца встретил его на лестнице, направил завёрнутый в газету пистолет в лицо и выстрелил. Пройдя дальше, Сташинский раздавил в марле ампулу с противоядием, пары которого нужно было вдохнуть после выстрела[20]. Затем он пешком дошёл до парка Хофгартен и в соответствии с указаниями куратора выбросил пистолет в ручей Кёгльмюльбах[21]. После выстрела агент не оборачивался и убедился в выполнении задания, когда, возвращаясь мимо Карлсплац, увидел у подъезда полицейских и врачей скорой помощи. В реальности Ребет умер не сразу, а после выстрела смог преодолеть два лестничных пролёта[15]. Тем не менее, патологоанатом пришёл к выводу, что смерть Ребета наступила от естественных причин — остановки сердца. Руководство Сташинского, вернувшегося в Берлин рейсом из Франкфурта-на-Майне, в КГБ признало операцию успешной[22].

25 мая 1958 года Сташинский по поручению Деймона присутствовал на поминальной встрече украинских националистов на кладбище Кросвейк в Роттердаме, посвящённой двадцатилетней годовщине убийства Евгения Коновальца агентом НКВД Судоплатовым. Там он впервые увидел Степана Бандеру, который выступал с речью[23]. В январе 1959 года Сташинский вылетел в Мюнхен под именем Ганса Йоахима Будайта с заданием установить адрес Бандеры. В КГБ знали, что он живёт в Мюнхене под именем Стефана Попеля. Известный КГБ адрес оказался устаревшим, но Сташинский нашёл в телефонной книге новый адрес Попеля (Крайтмайрштрассе, 7) и убедился, что там стоит тот же автомобиль, на котором Бандера приезжал в Роттердам, а в списке жильцов есть фамилия Попель[24]. В апреле 1959 года Сташинского вызвали в Москву[25], где вышестоящий руководитель Деймона — полковник Георгий Ищенко — сообщил Богдану, что ему поручено убить Бандеру тем же способом, что и Ребета[26]. Для этого его снабдили усовершенствованным двуствольным оружием, с помощью которого можно было убить и телохранителя, с которым не расставался украинский националист, и ключами от подъезда его дома[27]. В мае 1959 года Сташинский прилетел в Мюнхен и несколько дней следил за Бандерой у его дома и у рабочего адреса на Цеппелинштрассе. У него имелся набор отмычек, но он не смог открыть дверь подъезда, а подкараулить жертву в другом удобном месте тоже не удалось. Сташинский разрядил оружие в землю и потом выкинул в ручей, как после убийства Ребета, после чего вернулся в Берлин. В следующий раз он прилетел в Мюнхен без оружия и с новым набором ключей, который, после ручной доработки, позволил попасть в подъезд[15]. В августе он поехал в отпуск, во время которого посетил родственников в Борщовичах[28].

Для выполнения миссии Сташинский вылетел в Мюнхен 14 октября. На следующий день, 15 октября он ещё не планировал убийство, поэтому немного задержался и приехал сразу на Цеппелинштрассе, где примерно в полдень увидел, как Бандера с женщиной садятся в машину и уезжают. Сташинский отправился на трамвае к дому жертвы, куда около часа дня Бандера приехал один[29]. Сташинский зашёл в подъезд, пропустил спускавшуюся сверху женщину, потом поднялся на первую лестничную клетку. Бандера нёс сумку с овощами и немного замешкался, открывая дверь в подъезд. Убийца спустился навстречу, изобразил, что завязывает шнурок, чтобы Бандера успел войти внутрь, и, двинувшись навстречу, выстрелил в лицо из обоих стволов, после чего вышел из подъезда и вдохнул пропитанный противоядием платок. Сташинский пешком дошёл до Хофгартена, как и в прошлые разы, избавился от пистолета, доехал до вокзала и на скором поезде уехал во Франкфурт. Там он переночевал в гостинице и наутро вылетел в Берлин[30]. На рейс из Франкфурта Сташинский зарегистрировался под фамилией Ковальски. Позже на допросе он объяснял, что сделал это спонтанно и что берлинские кураторы охарактеризовали как серьёзную ошибку использование имени, которое он не мог подтвердить документами[31]. Бандеру, лежавшего на полу в крови, натекшей изо рта, носа и ушей, быстро обнаружила соседка, которая вызвала скорую помощь и позвала из квартиры сверху его жену Ярославу. Он умер в скорой помощи по пути в больницу[32][15].

Первоначальной версией смерти украинского националиста врачи считали инсульт[33]. При вскрытии судебный медик Вольфганг Шпанн обнаружил в организме следы цианистого калия, но медики и полицейские посчитали, что Бандера мог окончить жизнь самоубийством[34]. В дальнейшем и украинские националисты, ведшие собственное расследование[35], и немецкие полиция и контрразведка, и ЦРУ отрабатывали различные версии возможного убийства, в качестве основной версии рассматривая причастность КГБ[36]. В свою очередь, советские спецслужбы через восточногерманскую прессу обвинили в устранении Бандеры Теодора Оберлендера, министра по делам перемещенных лиц, беженцев и жертв войны в правительстве Аденауэра, а в 1941 году — прикомандированнного к батальону «Нахтигаль» офицера: якобы Оберлендер опасался, что тот даст показания об участии немецкого политика в львовском погроме[37].

3 ноября 1959 года секретным указом Президиума ЦК КПСС Сташинский был награждён орденом Красного Знамени за выполнение «нескольких ответственных заданий, связанных с риском для жизни». Деймон получил звание почётного сотрудника госбезопасности и был вне очереди произведён в полковники[38].

Жена Богдана Сташинского Инге Поль

Ещё в 1957 году Сташинский под именем Леманна познакомился на танцах с двадцатилетней немкой по имени Инге Поль, жившей в пригороде Далльгов, а работавшей в парикмахерской в Западном Берлине. Они начали встречаться, несмотря на частые отлучки Йозефа (он объяснял это командировками, в которые его направляет министерство), а весной 1959 года Сташинский сделал Инге предложение[39].

В начале ноября 1959 года Сташинского вызвали в Карлсхорст, где руководитель берлинской резидентуры Александр Коротков сообщил ему о награждении и о том, что его вызывают в Москву для прохождения курса переподготовки для работы в одной из западных стран. 20 ноября Сташинский сел на поезд до Москвы с документами на имя Александра Крылова[40]. В начале декабря в московской штаб-квартире КГБ его приняли председатель КГБ Александр Шелепин и руководитель зарубежной нелегальной разведки Алексей Крохин. Сташинскому был вручён орден Красного Знамени, он рассказал высшему начальству о подробностях операций и испросил разрешения на брак с Поль — в спецслужбе брак даже с благонадёжной иностранкой считался крайне нежелательным. В тот раз ему не дали согласия, но разрешили пригласить Инге в Москву[41]. В следующий приезд в Берлин Сташинский признался Инге, что работает на КГБ под вымышленным именем. Это потрясло девушку, но когда она пришла в себя, то решила, что они вдвоём должны бежать на Запад. Богдан не был готов к немедленному побегу и убедил Инге, что ему потребуется некоторое время, чтобы подготовиться, а пока она должна будет изображать добропорядочную коммунистку[42]. В январе 1960 года Сташинский и Поль с документами на имя мужа и жены Крыловых приехали в СССР и провели в Москве и Ленинграде два месяца, находясь под постоянным и почти не скрывавшимся наблюдением[43]. Перед отъездом пары в Берлин руководство дало согласие на брак, после которого Сташинские будут обязаны вернуться в Москву, чтобы Богдан прошёл годичный курс повышения квалификации. Брак был заключен в Берлине 23 апреля 1960 года, при этом, кроме гражданской регистрации, новобрачные обвенчались по лютеранскому обряду[44], 9 мая Сташинские вернулись в Москву[45].

В Москве Сташинскому предложили готовиться к работе в Великобритании или Швейцарии — он выбрал Швейцарию — и освоить профессию парикмахера для прикрытия[46]. Сташинским выделили квартиру на севере города (в Останкинском районе)[47]. Они быстро обнаружили, что их квартира прослушивается, а письма от родственников Инге, которые в целях конспирации приходили на контролировавшийся КГБ адрес в Варшаве, перлюстрируются. Инге не могла привыкнуть к более низкому, чем в Берлине, уровню жизни[48]. Осенью 1960 года Богдан вместе с Инге провёл около месяца в Борщовичах, и тогда же они узнали о беременности Инге. Новый куратор Сташинского Саркисов предложил организовать аборт или поместить ребёнка в детский дом, так как уход за новорожденным был бы несовместим с планировавшейся нелегальной работой. Сташинские настояли на том, что сохранят ребёнка, но скоро стало ясно, что после этого в руководстве перестали рассматривать Богдана как заграничного резидента: ему отменили уроки немецкого, а в декабре его принял заместитель начальника управления «С» КГБ СССР Владимир Барышников, который сообщил, что командировка отменяется, и более того, даже на запланированную рождественскую поездку в Берлин к родителям Инге выпустят только её, но не самого Богдана (якобы это подвергало его опасности)[49]. Сташинские провели рождественские праздники в Борщовичах[50], а 13 января 1961 года Инге вылетела в Берлин, чтобы готовиться к родам — у неё была осложнённая беременность. Супруги договорились о том, что Инге уже не вернётся в СССР, а Богдан будет искать возможности присоединиться к ней. Для переписки они разработали систему кодовых обозначений[51].

В марте 1961 года Сташинский под своим настоящим именем был принят на второй курс Московского государственного педагогического института иностранных языков. Преподавание иностранного языка в составе общего потока не могло дать бывшему резиденту ничего нового, но уже очевидно навсегда невыездному сотруднику было решено оформить вузовский диплом[52]. Инге через советское посольство в Берлине отправила на имя Шелепина письмо с просьбой выпустить Богдана к ней, но Сташинского уведомили об отрицательном решении. Тогда же Сташинскому в очередной раз назначили нового куратора: Саркисова сменил подполковник Юрий Александров[53].

31 марта 1961 года Инге прежде срока родила сына, которому дала имя Петер. В последующие месяцы Сташинский просил разрешения на выезд, но руководство КГБ было непреклонным и требовало, чтобы именно Инге с новорожденным вернулись в Москву; на август 1961 года супруги планировали воссоединение в Москве[54]. Но 8 августа Сташинский узнал, что Петер умер в Берлине после скоротечной болезни[54]. В КГБ согласовали посещение Берлина Сташинским, вероятно, опасаясь, что Инге в отчаянии обратится к властям ГДР, что приведёт к утечке информации о нём[55].

10 августа Сташинский и Александров на военном самолёте вылетели в Шпремберг, откуда машиной отправились в Далльгов, где забрали Инге. Сташинский ехал по паспорту Крылова, но тайком от руководства взял документы на имя Леманна и подлинные документы на имя Сташинского[56]. С 10 на 11 августа Сташинские переночевали в служебной квартире в Карлсхорсте под охраной. Похороны были назначены на 13 августа. 11 августа Богдан посетил больницу, в которой не смогли спасти Петера, и часовню, где лежало его тело. Сташинским давали провести свободное время вдвоём, но слежка за ними не прекращалась, а на ночь они должны были возвращаться в Карлсхорст[57].

Утром 12 августа Александров отвёз Сташинских в Далльгов к родителям Инге, откуда договорился забрать их около 10 часов вечера. Они решили бежать, не дожидаясь этого времени и, следовательно, не оставаясь на похороны[58]. По совпадению, о чём Сташинские не знали, именно ночью с 12 на 13 августа по решению, согласованному Хрущёвым и Ульбрихтом, должно было прекратиться свободное перемещение граждан между ГДР и Западным Берлином[59]. Далльгов находился к западу от Берлина, и из него шедшим на восток поездом было легко попасть в Западный Берлин, но Сташинские решили, что на станции их заметят, в сопровождении младшего брата Инге Фрица пешком дошли до городка Фалькензе и там поймали такси, на котором кружным путём доехали до центра Берлина; на посту на въезде в город Сташинский предъявил документы на имя Леманна. В центре они отпустили Фрица и поймали другое такси до станции городской электрички Шёнхаузер-аллее. Следующая станция Гезундбруннен относилась уже к Западному Берлину[15]. В Западном Берлине Сташинские добрались до тёти Инге, жившей в районе Любарс, а от неё поехали сдаваться в полицейское отделение[60]. Фриц Поль после расставания тоже принял решение бежать и успел на поезд в Западный Берлин до закрытия границы[61].

13 августа, в день похорон Петера, Сташинского самолётом эвакуировали из Западного Берлина во Франкфурт, где до конца месяца его допрашивало ЦРУ. То, что Сташинский предъявил документы на несколько разных личностей, а его показания об убийствах Ребета и Бандеры противоречили материалам проведённых расследований и агентурной информации (в частности, переданной перебежавшим в январе 1961 года сотрудником польских спецслужб Михалом Голеневским), заставило ЦРУ отнестись к его словам с недоверием. 1 сентября американцы, не посчитавшие Сташинского ценным информатором, передали его западногерманской уголовной полиции[62].

В ходе «разбора» побега Сташинского ряд сотрудников КГБ был отозван из ГДР, куратор перебежчика Александров и один из руководителей берлинской резидентуры Александр Святогоров были не только уволены из органов госбезопасности, но и подвергались уголовному преследованию[63].

В течение сентября 1961 года расследование Федерального ведомства уголовной полиции подтвердило детальнейшие показания Сташинского об обстоятельствах его поездок в ФРГ и убийств Ребета и Бандеры (например, проверяя его слова, полицейские нашли в замке подъезда на Крайтмайрштрассе обломок отмычки, оставшийся там при одной из неудачных попыток агента проникнуть внутрь)[64][15]. КГБ, вероятно, было осведомлено о показаниях перебежчика и ходе расследования благодаря завербованному высокопоставленному сотруднику контрразведки Хайнцу Фельфе. Играя на опережение, в октябре 1961 года КГБ и Штази организовали пресс-конференцию, на которой выступил якобы агент Федеральной разведывательной службы Германии, признававшийся в том, что убийство Бандеры организовали немецкие спецслужбы. В дальнейшем кампании дезинформации возлагали вину за убийство на украинских националистов и реанимировали версию о причастности Оберлендера[65]. Фельфе незадолго до этого был разоблачён Голеневским, и перехваченные сообщения кураторов ему о пресс-конференциях об убийстве Бандеры дали формальные основания для ареста Фельфе 6 ноября 1961 года[66]. 17 ноября Генеральная прокуратура Германии обнародовала сообщение о показаниях Сташинского и о предъявленном ему обвинении[67]. Официальное обвинение КГБ в убийстве лидеров украинской эмиграции дало толчок общественной кампании: украинская диаспора в следующие недели организовала больше сотни акций протеста в Западной Европе и США, а глава Украинского конгрессового комитета Америки Лев Добрянски, в 1959 году ставший одним из авторов текста закона о «порабощённых народах», в январе 1962 года выступил перед обеими палатами Конгресса с призывом поддержать движение за независимость угнетённых народов и в первую очередь украинцев[68]. В конце апреля правоконсервативный еженедельник Christ und Welt опубликовал пересказ обвинительного заключения[69]. 7 сентября 1962 года в американском журнале Life вышла подробная статья Джона Стила, возглавлявшего вашингтонскую редакцию новостной службы Time Inc. «Наёмный убийца разоружён любовью: история советского шпиона, бежавшего на Запад» (англ. Assassin Disarmed by Love: The Case of a Soviet Spy Who Defected to the West)[15]. Это было самое подробное на тот момент изложение истории Сташинского, которое, вероятно, основывалось на материалах, полученных ЦРУ от немецких спецслужб и, в свою очередь, предоставленных Стилу; оттенок сенсационности добавлялся подчёркиванием того, что одним из мотивов побега была любовь к Инге[70].

В феврале — марте 1962 года Сташинский прошёл судебную психиатрическую экспертизу в университетской клинике Гейдельбергского университета. Дело подлежало рассмотрению в Федеральном верховном суде в Карлсруэ, и начало слушаний ожидалось в мае, но суд вернул дело следователям. Процесс открылся 8 октября 1962 года[69]. Председательствовал Генрих Ягуш, Сташинского защищал адвокат Гельмут Зайдель[71]. Для дочери Степана Бандеры Натальи, участвовавшей в процессе как потерпевшая, ОУН сумела обеспечить трёх представителей — баварского адвоката и консервативного политика Ханса Нойвирта, известного антикоммунистическими взглядами экс-конгрессмена Чарльза Керстена и эмигрировавшего в США правоведа Ярослава Падоха, лично знавшего Бандеру. Родственников Ребета, имевших куда меньшие возможности, представлял мюнхенский адвокат Адольф Мир[72]. Инге Поль, под вымышленным именем жившая в Штутгарте, посещала мужа в тюрьме, но не присутствовала на заседаниях[73].

Биограф Сташинского Сергей Плохий характеризует его показания на суде как неискренние, а то и лживые. Так, рассказывая о своей вербовке, Сташинский старался описать себя равнодушным к идеям украинского национализма, который согласился на сотрудничество, чтобы уберечь родственников, хотя в реальности МГБ имело достаточно материалов на самого Богдана[74]. Комментируя показания обвиняемого об убийстве Ребета, Ягуш сказал ему: «Есть разные люди, идущие на сотрудничество с КГБ. Кто-то из них даже делает это с радостью. Вы, герр Сташински, относитесь к этой категории»[75]. В то же время собственные показания Сташинского оставались по сути единственным подтверждениям того, что именно он убил Ребета и Бандеру. В частности, вызванная в суд соседка Бандеры, с которой убийца столкнулся в подъезде, не смогла его опознать, а ни один из трёх выброшенных в Кёгльмюльбах пистолетов не нашли (вероятно, они затерялись в мусоре во время ежегодных очисток речья)[76]. Часть показаний Сташинского стала сенсацией. Так, он прямо подтвердил, что убийство Бандеры было санкционировано высшим руководством страны. По его словам, он убедился в этом, когда получил орден из рук Шелепина, в то время председателя КГБ, а в 1962 году — уже секретаря ЦК КПСС[77]; согласно рассекреченным советским документам, в мае 1959 года на необходимость устранения Бандеры намекал, выступая на Всесоюзном совещании работников КГБ, секретарь ЦК Алексей Кириченко[78]. Также Сташинский упоминал, что получал задание найти в Мюнхене квартиру Ярослава Стецько (одного из руководителей ОУН и создателя Антибольшевистского блока народов), что могло указывать на то, что он намечен следующей жертвой[79]. Отвечая на вопрос своего адвоката Зайделя, Сташинский заявил, что во время жизни в Москве с Инге Поль он пережил духовное перерождение и осознал, что должен загладить свою вину в убийствах[80].

В прениях прокурор Альбин Кун запросил для Сташинского по пожизненному сроку за каждое убийство и три года за шпионаж. Нойвирт и Наталья Бандера поддержали его[81]. Позиция семьи Ребетов состояла в том, что Сташинский в чём-то сам был жертвой советской системы и заслуживал мягкого приговора при условии осуждения правительства, которое отдало преступный приказ[82]. Адвокат Зайдель предложил правовую конструкцию, согласно которой Сташинский совершил преступления вследствие многолетней идеологической обработки и страха за свою жизнь, поэтому его можно назвать только соучастником преступления, исполнители которого — высшие руководители КГБ и советского государства. Подсудимый в последнем слове признал вину и просил суд проявить милосердие[83]. 19 октября 1962 года Ягуш огласил приговор, в котором по ключевым вопросам согласился с позицией защиты: Сташинский был признан виновным в двух убийствах (нем. Mord, статья 211 Уголовного кодекса Германии) и одном эпизоде изменнических сношений (нем. verräterischer Beziehungen, статья 100), но ему были назначены только по шесть лет за каждое убийство и один год — за изменнические сношения, всего, с частичным сложением наказаний — восемь лет заключения[84][85]. Судья заключил, что хотя Сташинский совершил оба убийства лично, настоящими исполнителями (нем. Täter) должны быть признаны те, кто отвечал за выбор жертв и планирование других аспектов преступления, а участие самого агента, возможно, не желавшего наступления преступных результатов, квалифицируется как пособничество (нем. Beihilfe), что даёт основания для смягчения наказания в соответствии со ст. 49 Уголовного кодекса[86][87].

Приговор был воспринят немецкой прессой как скандальный и продиктованный политическими мотивами. Использованная правовая конструкция представляла собой пересмотр подхода Нюрнбергского процесса к ответственности за исполнение преступных приказов и точно так же могла быть применена на продолжавшихся процессах над бывшими нацистами[88]. Обвинение советского руководства в отдаче приказов Сташинскому не получило видимого внешнеполитического продолжения: через полгода после вынесения приговора, 23 апреля 1963 года правительство Аденауэра формально направило ноту протеста в посольство СССР, но этим и ограничилось[89].

Сташинский отбывал наказание предположительно в тюрьме в городе Ландсберг-ам-Лех (Бавария)[90]. В апреле 1964 года его доставляли в Карлсруэ для встречи с американским сенатором Томасом Доддом, готовившим доклад о советской практике политических убийств за границей[91]. В июне 1964 года Инге Поль оформила развод, затем её следы теряются[92]. В марте 1965 года федеральный президент Генрих Любке отклонил поданное адвокатом прошение о помиловании[93].

В феврале 1969 года министерство юстиции сообщило, что более чем за два года до того Сташинский вышел из тюрьмы досрочно (он отбыл две трети срока) и покинул Германию. В статье Stern от 23 февраля 1969 года уточнялось, что немецкие власти 31 декабря 1966 года передали Сташинского сотрудникам ЦРУ. Его дальнейшая судьба, как и то, был ли он затем вывезен в США или третью страну, неизвестны[94]. В 1971 году отставной глава Федеральной разведывательной службы Рейнхард Гелен выпустил мемуары, в которых подтвердил, что Сташинский «живёт сейчас как свободный человек где-то в свободном мире, который он выбрал 12 августа 1961 года»[95]. В марте 1984 года в южноафриканской газете Cape Times отставной руководитель секретного подразделения Бюро государственной безопасности Южноафриканской республики Майк Гельденхёйс сообщил, что в 1968 году Сташинский прибыл в ЮАР. Ему изменили внешность, его новая работа, как намекал Гельденхёйс, была связана со спецслужбами, и он женился вновь на местной девушке. Выбор ЮАР объяснялся тем, что страна не имела дипломатических отношений с СССР, что сильно осложняло работу советской агентуры и возможное убийство перебежчика, а о новом имени Сташинского, по словам ветерана, знали только Балтазар Форстер (в 1968 году премьер-министр, а впоследствии президент ЮАР), глава Бюро Хендрик ван ден Берг и сам Гельденхёйс[96]. По данным историка советских органов государственной безопасности Бориса Володарского, операция по вывозу Сташинского в Южную Африку была совмещена с доставкой из ЮАР в ФРГ для обмена разоблачённого советского разведчика Юрия Логинова[97]. Плохий предполагает, что навыки Сташинского могли быть востребованы властями ЮАР при подготовке элитных подразделений, участвовавших в антипартизанских операциях войны в Южной Родезии и впоследствии ставших основой сил специального назначения ЮАР[98]. Российские исследователи утверждают, что Сташинский живёт в США[99][100].