Крестный ход в Курской губернии

В. Д. Поленов. Портрет И. Е. Репина (1879, ГТГ)

В 1864—1871 годах Илья Репин обучался в Академии художеств, где сначала (до сентября 1864 года) был вольнослушателем, а затем — постоянным учеником[18][19][20]. Его наставниками в классе исторической живописи были Фёдор Бруни, Алексей Марков и Пётр Шамшин[21], он также учился у Петра Басина и Тимофея Неффа[19]. В 1871 году за полотно «Воскрешение дочери Иаира» (ныне в ГРМ) Репин был удостоен большой золотой медали Академии художеств. Вместе с этой наградой он получил звание классного художника 1-й степени, а также право на пенсионерскую поездку за границу. До выезда из России Репин закончил большое полотно «Бурлаки на Волге» (ныне в ГРМ), над которым он работал в 1870—1873 годах. В 1873 году художник побывал в Австро-Венгрии и Италии, а затем обосновался во Франции, где жил и работал до лета 1876 года[21].

В июле 1876 года Репин вернулся из Парижа в Санкт-Петербург[22], а в октябре того же года он вместе с семьёй отправился в свой родной город Чугуев, расположенный в Харьковской губернии[23], где (с небольшими перерывами) прожил до начала осени 1877 года[24]. Именно во время пребывания в Чугуеве зародился сюжет будущей картины, изображающей крестный ход[4][25][5][6]. В письме к критику Владимиру Стасову от 29 марта 1877 года Репин писал: «Я удивительно стал спокоен с тех пор, как нашёл, наконец, себе „идею“, сюжет для картины, над которым займусь теперь года три, — очень стоит. Но никому не скажу, пока не кончу картины, писать её буду в Москве…»[26][27]. В Москву Репин возвратился в сентябре 1877 года[24].

В 1877 году был написан так называемый «первоначальный эскиз» картины «Крестный ход» (ныне в ГРМ)[7][28]. Изображённая на нём процессия немноголюдна, а в центре композиции показаны толчея вокруг чудотворной иконы и «драка из-за того, кому её нести». По-видимому, такое решение сюжета не удовлетворило художника, и в 1877—1878 годах он взялся за второй вариант, в котором действие происходило в дубовом лесу[5]. С этим вариантом связан эскиз 1878 года «Крестный ход в дубовом лесу. Явленная икона» (ныне в ГТГ), а также одноимённое большое полотно (ныне в Галерее современного искусства в Градце-Кралове, Чехия)[5][29], которое впоследствии неоднократно переделывалось художником (последний вариант датируется 1924 годом)[30]. Художник Иван Крамской в письме от 21 января 1878 года так комментировал сюжет «Несение чудотворной иконы», за который взялся Репин: «…это вещь, вперёд говорю, что это колоссально! Прелесть! И народу видимо-невидимо, и солнце, и пыль, ах, как это хорошо, и хотя в лесу, но это ничего не исключает, а, пожалуй, только увеличивает. Давай Вам бог! Вы напали на золотоносную жилу. Радуюсь»[31].

Первоначальный эскиз «Крестного хода» и версии «в дубовом лесу»

Крестный ход (первоначальный эскиз, 1877, ГРМ)

Крестный ход в дубовом лесу. Явленная икона (эскиз, 1878, ГТГ)

Крестный ход в дубовом лесу. Явленная икона (1877—1924, Градец-Кралове)

На 6-й выставке Товарищества передвижных художественных выставок («передвижников»), открывшейся 9 марта 1878 года[K 1] в Санкт-Петербурге[32], экспонировались четыре работы Репина[33], в том числе полотно «Протодиакон» (1877, ныне в ГТГ), моделью для которого послужил дьякон соборной церкви Чугуева Иван Уланов[34]. Изначально этот портрет был задуман как этюд для картины «Крестный ход в дубовом лесу», но затем приобрёл значение «не только самостоятельного портрета, но и картинного образа»[5]. Во время выставки, 14 марта 1878 года, Репин был избран действительным членом Товарищества[35].

И. Е. Репин. Протодиакон (1877, ГТГ)

7 октября 1880 года в мастерской у Репина побывал писатель Лев Толстой. Он внимательно осмотрел находившиеся там картины, включая тот вариант «Крестного хода», над которым в то время работал художник[36] (по всей видимости, это была версия «в дубовом лесу», поскольку впоследствии, вспоминая об этой встрече с Репиным, Толстой называл картину «Крестный ход в лесу»[37][38]). В письме к Владимиру Стасову от 17 октября 1880 года Репин сообщал: «„Крестный ход“ ему [Толстому] очень понравился как картина, но он сказал, что удивляется, как мог я взять такой избитый, истрёпанный сюжет, в котором он не видит ровно ничего; и знаете ли, ведь он прав!»[39]. Толстой же, описывая этот эпизод в 1894 году, писал: «Помню, знаменитый художник живописи показывал мне свою картину, изображавшую религиозную процессию. Всё было превосходно написано, но не было видно никакого отношения художника к своему предмету»[38][40].

Работа над новым вариантом картины, получившим название «Крестный ход в Курской губернии», была начата в 1880 году в Москве, а завершена в 1883 году в Санкт-Петербурге[8]. Во время работы над полотном, в июле 1881 года, Репин ездил в Коренную пустынь под Курском, которая была знаменита своим крестным ходом[41]. Кроме этого, он посетил Киев, а также Чернигов, где наблюдал крестный ход из Троицкого монастыря[42]. Сроки окончания работы над картиной раз за разом переносились[8][9] — это можно проследить по письмам Репина к Стасову. В письме от 9 августа 1881 года художник писал: «Эту зиму я, к моей печали, останусь ещё в Москве, надобно здесь покончить „Крестный ход“, а то, пожалуй, он будет совсем брошен»[43]. В письме от 31 октября 1881 года Репин писал: «Вожусь всё с „Крестным ходом“, да, кажется, и в эту зиму не кончу, много работы!!»[44], а в письме от 7 декабря того же года сообщал, что «Крестный ход» «не будет готов и в эту зиму», «в Петербурге кончать придётся»[45]. Через несколько месяцев, в письме от 28 апреля 1882 года, художник писал: «„Крестным ходом“ я займусь летом и буду кончать его в Третьяковской галерее, где есть теперь пустые залы вновь прибавленного помещения для картин…»[46]

Летом 1880 года Репин жил в Абрамцево. По некоторым сведениям, именно в тех краях, у монастыря в Хотьково, он нашёл натурщика, с которого создал этюды для горбуна — одного из главных действующих лиц будущего полотна[47]. Летние месяцы 1881 и 1882 годов художник провёл на даче в Хотьково. Там он писал дополнительные этюды к картине — в частности, те, которые требовали яркого солнечного освещения[48]. В письме к Павлу Третьякову от 23 августа 1881 года Репин сообщал: «Эту неделю я работал всё на солнце, с большим успехом: сделал самые трудные, во всех отношениях, этюды риз дьякона и причетника; да ещё интересный странник попался (мимо шёл); но зато ужасно я устал за эту неделю. Если бы с таким успехом удалось проработать хотя половину сентября, то я собрал бы все материалы для крестного хода»[49]. В сентябре 1882 года Репин переехал в Санкт-Петербург, сняв квартиру на Екатерингофском проспекте. Там же зимой 1882/1883 годов была закончена работа над полотном[50].

Картина «Крестный ход в Курской губернии» была представлена на 11-й выставке Товарищества передвижных художественных выставок («передвижников»)[10][51], открывшейся 2 марта 1883 года в Санкт-Петербурге, а в апреле того же года переехавшей в Москву[11]. На выставке также были представлены и другие произведения Репина — «Вернулся!» (или «Возвращение с войны», 1877, ныне в Эстонском художественном музее), «„На Родину“. Герой минувшей войны» (1878, ныне в ГТГ), «Ратник XVII века» (1879, ныне в ГТГ), «Поприщин» (персонаж «Записок сумасшедшего» Гоголя, 1882, ныне в Киевской картинной галерее) и «Бурлак» (этюд, 1870)[10].

В статье «Заметки о передвижной выставке», вышедшей в журнале «Художественное слово» (№ 7 за 1883 год), критик Владимир Стасов дал высокую оценку полотну «Крестный ход», назвав его «одним из лучших торжеств современного искусства»[12]. В журнале «Живописное обозрение» (№ 12 за 1883 год) литературовед и писатель Пётр Полевой отметил, что в произведении Репина перед зрителем представлена «Русь, во всём её величии и во всём её будничном безобразии»[52][13]. Однако далеко не все отклики, появившиеся во время выставки, были однозначно положительными. В частности, искусствовед Андрей Сомов писал, что вместо «глубокого религиозного настроения» он увидел лишь «одну суетню» и «пристрастие к обрядности», а писатель Дмитрий Стахеев называл полотно «сценой из нашей больной русской жизни», содержащей «неумелую ложь» и «несправедливое обличение»[13].

В том же 1883 году полотно «Крестный ход в Курской губернии» было куплено у автора Павлом Третьяковым[1] — это произошло либо непосредственно перед выставкой, либо в самом её начале. По какой-то причине Третьяков просил Репина не упоминать о том, что картина уже продана, — в письме от 6 марта 1883 года он писал: «Удержитесь кому-либо говорить, что я купил Вашу картину „Крестный ход“: это будет очень любопытно; а что я купил её за десять тысяч рублей, будет тому доказательством это письмо…»[53], а в письме от 11 марта уточнял, что «это была не прихоть, а нужда, до 20—22 марта это было мне необходимо»[54]. В письме от 12 марта Репин писал Третьякову, что из-за секрета, связанного с продажей картины, вышла слишком большая канитель и что он «закаялся впредь секретничать», а полотно объявил проданным, «хотя не сказал кому»[55]. В конце концов дела, связанные с продажей картины, были улажены, и Репин договорился с Третьяковым, что первая половина суммы будет уплачена на Страстной неделе, а вторая — «по возвращении картины из путешествия в Москву»[56].

Картина «Крестный ход в Курской губернии» на выставке 2019 года в Новой Третьяковке

После окончания 11-й передвижной выставки картина «Крестный ход в Курской губернии» находилась в Третьяковской галерее. По воспоминаниям хранителя галереи Николая Мудрогеля, ряд поправок к своим произведениям Илья Репин совершил в отсутствие Павла Третьякова, сказав работникам: «Вы не беспокойтесь. Я говорил с Павлом Михайловичем о поправке лица на картине „Не ждали“. Он знает, что я собираюсь сделать». Помимо этого, Репин внёс изменения в полотно «Иван Грозный и сын его Иван», а также в «Крестный ход», где он «прибавил много пыли над голо­вами толпы» и «„запылил“ весь задний план». Третьякову все эти поправки не понравились: он считал, что Репин испортил свои картины[57][58].

Картина «Крестный ход в Курской губернии» экспонировалась на ряде выставок в СССР и России, в том числе на персональных выставках Репина, состоявшихся в 1924 и 1936 годах в Государственной Третьяковской галерее в Москве, в 1937 году в Государственном Русском музее в Ленинграде и в 1957—1958 годах в Москве и Ленинграде, а также на московской части юбилейной, посвящённой 150-летию со дня рождения художника выставки, проходившей в 1994—1995 годах в Москве и Санкт-Петербурге[1][59]. В 1971—1972 годах полотно принимало участие в приуроченной к столетию ТПХВ выставке «Передвижники в Государственной Третьяковской галерее», проходившей в Москве[1][60]. Оно также было одним из экспонатов юбилейной выставки к 175-летию со дня рождения Репина, проходившей с марта по август 2019 года в Новой Третьяковке на Крымском Валу[61], а затем, с октября 2019 года по март 2020 года, — в корпусе Бенуа Государственного Русского музея в Санкт-Петербурге[62].

Полотно также неоднократно экспонировалось в Западной Европе: в 2005—2006 годах — на проходившей в музее Орсе в Париже выставке русского искусства второй половины XIX века[1][63][64], в 2007 году — на организованной в Бонне выставке «Душа России»[65], а в 2018—2019 годах — на проходившей в музеях Ватикана выставке «Русский путь: от Дионисия до Малевича»[66][67][68]. С марта по август 2021 года картина принимала участие в персональной выставке Ильи Репина, проходившей в Атенеуме в Хельсинки. С октября 2021 года по январь 2022 года эта экспозиция продолжится в Пти-Пале в Париже[69].

На картине изображён крестный ход в честь особо почитаемой Курской Коренной иконы Божией Матери, совершаемый ежегодно в 9-ю пятницу по Пасхе и идущий из Курского Знаменского монастыря в Коренную пустынь[3]. В дореволюционные годы крестный ход из Курска в Коренную пустынь был самым многолюдным в России, собирая до 80 тысяч человек[70].

Курская Коренная икона Божией Матери (без оклада)

Из глубины картины на зрителя движется людской поток. Впереди (в правой части картины) идут крестьяне и несут на плечах накрытый позолоченным куполом фонарь, украшенный пёстрыми лентами. За ними две женщины несут пустой чехол от иконы — киот, далее идут певчие и рыжеволосый дьякон. Почитаемую икону несёт богато одетая помещица, а далее следуют священники, мещане, военные, купцы и крестьяне, несущие ещё один фонарь и хоругви. По краям процессия оцеплена конными сотскими и урядниками, которые следят за порядком и охраняют проход от толпы бедняков. Во главе группы паломников, изображённых в левой части картины, находится молодой горбун-инвалид, которому палкой преграждают путь к священной иконе[71][72][73].

Композиция картины сложна и интересна: художнику удалось решить непростую задачу — показать громадную толпу народа как целое и в то же время выделить в ней яркую индивидуальность отдельных персонажей[17][74] (исследователи утверждают, что в «Крестном ходе» более 70 фигур имеют «яркую выразительную характеристику»[75]). На дальнем плане изображена огромная масса народа, поступательное движение которой подчёркнуто фигурами сотских и урядников, а также колыхающимися на ветру хоругвями. На среднем плане толпа расщепляется. Крестьяне, несущие фонарь, и следующие за ними певчие уходят по диагонали направо, открывая центр, в котором находятся дьякон, идущая за ним помещица с иконой, а также окружающие её люди. В левой части изображена бедная часть толпы — странники и страницы, а также находящийся во главе этой группы горбун, чьё столкновение с охранником вынесено на авансцену как один из важнейших моментов всей композиции. Таким образом, по словам Алексея Фёдорова-Давыдова, «получаются три группы по трём точкам открывающегося впереди треугольником свободного пространства» — «эти три центра и держат композицию, но, будучи неравновеликими, не ослабляют динамики общего движения процессии». При таком построении зритель как бы оказывается близко к краю свободного пространства, что позволяет ему видеть как главных действующих лиц, так и всю движущуюся массу народа в целом[17][74].

Окружающий пейзаж органично входит в образный строй полотна[76]. В отличие от версии «в дубовом лесу», в «Крестном ходе в Курской губернии» действие происходит на фоне склона холма, усеянного пнями вырубленного леса[77]. Это изменение было созвучно чугуевским впечатлениям художника, изложенным в его письме к Владимиру Стасову от 10 октября 1876 года: «Не спят только эксплуататоры края, кулаки! Они повырубили мои любимые леса, где столько у меня детских воспоминаний…»[78][79] Изображённый на картине пейзаж, способствуя живописному разрешению идейного замысла, «вместе с тем является удачно найденным естественным местом развития действия, не конкурирующим с сюжетной частью»[76].

Полотно написано согласно законам пленэрной живописи, в серебристой гамме, с чередованием холодных и тёплых тонов. Общая гамма полотна — светлая, при этом яркий солнечный свет жаркого дня сохраняет чёткость и не смягчает очертаний фигур. Полуденное солнце находится высоко, немного левее центра полотна — об этом можно судить по коротким теням на песке. Определяющими факторами колорита являются голубой тон неба и золотисто-жёлтый тон песка, что приводит к чистоте встречающихся в разных местах полотна пятен чёрного цвета. По мнению искусствоведа Ольги Лясковской, «исключительное колористическое богатство картины зависит главным образом от верности тональных отношений (взятых с учётом характера освещения и рефлексов) всех её частей, включая детали». Ритмически повторяются светлые (золотистые и бледно-жёлтые) пятна — верхняя часть фонаря, платок женщины с киотом, золотой стихарь дьякона, жёлтое платье помещицы и ещё один фонарь вдали. Эти пятна в сочетании с красным передником мещанки с киотом оживляют в целом относительно бескрасочную толпу[80].

Среди несущих фонарь мужиков, изображённых у правого края полотна, есть и пожилые крестьяне, идущие важно и степенно, и молодой светловолосый парень, самозабвенно размахивающий рукой при ходьбе[81]. Художник подчёркивает «деловитость и хозяйскую серьёзность, с которой крестьяне совершают этот „священный обряд“»[82]. По словам Владимира Стасова, «у них всех лица важные, серьёзные, полные достоинства; они настоящие индийцы буддийской процессии на берегах Ганга», и только самый молодой из них «ужасно обеспокоен и развлечён»: ему приходится болтать головой, чтобы убрать с глаз прядь волос, мешающую смотреть вперёд[83].

За крестьянами идут две мещанки — пожилая женщина и «молодая бабёнка», которые бережно несут пустой киот от иконы, с благоговением склонившись над ним[73][77]. Согласно описанию Стасова, одна из них — бедная старая чиновница, а другая — «кухарка или горничная, в красном переднике и суконной кофте»[84]. Павел Третьяков в письме к Репину от 6 марта 1883 года настойчиво предлагал художнику внести изменения в эту фигуру: «…мне кажется, было бы очень хорошо на место бабы с футляром поместить прекрасную молодую девушку, которая бы несла этот футляр с верою и даже с восторгом (не забудьте, что это прежний ход, а и теперь ещё есть глубоко верующие); вообще избегните всего карикатурного и проникните все фигуры верою, тогда это будет действительно глубоко русская картина!»[53]. В письме от 8 марта Репин отвечал Третьякову, что с этим он согласиться не может. Он писал: «Для меня выше всего правда, посмотрите-ка в толпу, где угодно, — много Вы встретите красивых лиц, да ещё непременно, для Вашего удовольствия, вылезших на первый план?»[85][86][87]. По мнению Репина, «в картине можно оставить только такое лицо, которое ею в общем смысле художественном терпится…»[85].

Фрагменты картины «Крестный ход в Курской губернии»

Помещица с иконой, сотский, откупщик и другие

Дьякон с кадилом

Женщины с киотом и певчие

Крестьяне, несущие фонарь

За женщинами с киотом идут певчие, «усердно голосящие» многократно прорепетированные песнопения[82]. Среди них находятся деревенские мальчики, сопровождаемые двумя дьячками. Один из них — старый дьячок — «лысый и бронзовый, немножко ещё дикарь», одетый в старинный костюм, а другой, помоложе, — «новейший дьячок», в более современном сюртуке и с «европейским вылощенным лицом»[83]. Между ними видна голова поющего худого юноши, взявшегося рукой за ворот рубахи[77], правее него изображён зажиточный крестьянин с окладистой бородой[17].

Далее шествует рыжеволосый дьякон с кадилом, одетый в золотистый стихарь[12][72]. В отличие от психологически сложных персонажей, представленных на картинах «Протодиакон» и «Крестный ход в дубовом лесу», здесь он заменён «более нейтральным образом ленивого, слегка кокетливого красавца»[81], на ходу поправляющего свои «пышные завитые волосы». Несмотря на относительно молодой возраст дьякона, в его образе чувствуются излишняя рыхлость и изнеженность[72].

За дьяконом, в глубине картины, находится центральная группа — «группа знати»[88]. Икону в золотом окладе несёт помещица — полная женщина небольшого роста, одетая в длинное желтоватое платье и голубую шёлковую шляпу в цветочек[72]. По словам искусствоведа Дмитрия Сарабьянова, «барыня держится так, будто и сама богородица и все остальные должны потакать её самодурству и капризам»[73], она не обращает внимания на окружающих и «полна лишь мыслями о самой себе»[89]. Помещицу охраняет сотский с палкой в руке. С другой стороны от неё идёт откупщик с золотой цепью[72] — по описанию Владимира Стасова, «местное самое влиятельное лицо», «теперь золотой мешок, уже в немецком сюртуке, но явно из мужиков, грубый, нахальный, беспардонный кулак»[12]. За помещицей видны головы священников в синих камилавках и скуфейках, а также фигуры молодого барина[89] и отставного военного, капитана или майора, «без эполет, но в форменном сюртуке»[12].

Фрагменты картины «Крестный ход в Курской губернии»

Становой, урядник и сотские

Паломник и паломницы

Горбун и крестьянин с палкой, преграждающий ему путь

Замахнувшийся урядник и сотский

В левой части картины находится бедная часть толпы — «странники и странницы, в лаптях и онучах, с палками и жезлами, с лямками и котомками, в сермягах и отрепьях»[84]. На левом срезе полотна изображён паломник, повернувший голову в сторону торжественного шествия. В его фигуре подчёркнуты спокойствие и чувство собственного достоинства. Правее него находятся две паломницы. Изображая их забитость и убогость, художник тем не менее «относится к ним с большой теплотой», избегая «гротескной резкости» в трактовке их образов[90].

Впереди толпы бедняков целеустремлённо идёт горбун, опираясь на костыль[72]. Глаза горбуна прищурены, длинные пряди светлых волос рассыпаны по его плечам, «лицо его озарено непреклонной решимостью и уверенностью, не знающей колебаний»[91]. Чтобы горбун не прорвался к центру шествия, где находится икона, ему преграждает путь палкой стоящий в цепи крестьянин[72]. Образ горбуна был одним из любимейших у Репина — для него было создано несколько живописных и графических этюдов[92]. По словам искусствоведа Николая Машковцева, среди персонажей репинской картины горбун «представляет такую же крайнюю точку, как знаменитый раб в ивановском „Явлении Мессии“», — как и раб, «он собирает внимание зрителя, являясь одним из главных узлов композиции и определённым психологическим центром»[93]. Искусствовед Александр Замошкин писал: «Горбун — персонаж, внешне кажущийся побочным, является центральным в картине. Он с большим мастерством включён в широко эпический план всего шествия и является важным „узлом“ композиции. В нём сконцентрировано внутреннее напряжение произведения, он освещает собой подлинно народный поток, как бы возглавляя его»[72][94].

За порядком на крестном ходе следят конные сотские и урядники. В правой части картины что-то произошло, и урядник в белой рубахе замахнулся на нарушителя порядка нагайкой. Защищаясь от удара, крестьянин и девушка подняли вверх руки, в то время как едущий рядом сотский равнодушно наблюдает за развитием конфликта. В левой части полотна изображён ещё один урядник, грозящий нагайкой, а перед ним, «подбоченясь и красуясь», на коне едет становой с пышными бакенбардами[95].