Звёзды — холодные игрушки

Земля и Конклав

Действие романа начинается на Земле недалекого будущего. Первая половина XXI века. Политическая обстановка на самой планете по-прежнему непростая[1][2]. В то же время, группа ученых из МГУ изобретает «джамп» — способ при помощи обычного современного космического корабля мгновенно переместиться сразу на несколько парсеков в другую точку пространства[3][4]. Человечеству удаётся выйти в дальний космос, где Земле приходится вступить в Конклав — сообщество разумных рас. Правят в Конклаве несколько могущественных рас, так называемые Сильные[1]. Дальний космос давно поделен на сферы влияния Сильных[2]. Деятельность прочих рас, так называемых Слабых, жёстко контролируется. Каждой расе отводится какая-то узкая специализация, к которой она лучше всего приспособлена. Так, раса боевых мышей Алари, создающая разрушительное оружие и мощные боевые корабли, используется исключительно для военных целей; раса Счётчиков вынуждена работать в Конклаве в качестве «живых компьютеров», куалькуа — в качестве переводчиков и даже живых блоков управления боевых торпед. Землянам отвели должность перевозчиков грузов, так как только человек нормально переносит «джамп», оказавшийся быстрейшим способом перемещения. Отказаться от навязанной роли невозможно, Сильные расы не позволят[1][5][4]. В результате экономика планеты переориентируется на внешний рынок, причём естественным образом проявляются негативные последствия узкой специализации. Это сказывается и на населении, которое постепенно утрачивает «веру в будущее, перспективу, цель жизни». Для того, чтобы занять достойное место в галактике, человечеству необходима новая Сила, способная противостоять Конклаву[2].

Геометры

Внезапно появившиеся геометры оказались биологически полностью идентичны людям. Технологическое развитие расы по крайней мере ни в чём не уступает достижениям Конклава[4]. На своей родной планете, Родине, геометры превратили все материки в геометрические фигуры. Все населяющие Родину «добры и бодры, никто никого не угнетает и не грабит». Развиваются космические технологии. Обучение и воспитание детей происходит в специальных интернатах, где они «постигают азы Дружбы». Подобное воспитание устраняет особенности и непохожесть на других. Под видом дружбы геометрами навязывается собственный взгляд на мир[1]. Для этого они даже создали у себя институт прогрессоров, целью которых являлось развитие отсталых миров в соответствии с идеологией геометров[4]. В то же время, к несогласным высокоразвитым цивилизациям отправляются регрессоры, цель которых — внедриться в чужое общество и опустить его развитие до «уровня каменного века», после чего его можно опекать и воспитывать[1].

Тень

Человеческая цивилизация с планеты Земля Изначальная из ядра Галактики, потомками которой являются и жители Тени, и геометры, и земляне, в ходе колонизации космоса изобрели Врата, которые стали расставляться на встреченных планетах, совокупность которых и стала называться Тенью. Врата способны перенести человека или любое разумное существо в тот мир, в котором он на уровне подсознания больше всего хотел бы оказаться. При этом они копируют человеческую личность в свой «банк данных», делая прошедшего хоть раз Вратами фактически бессмертным. Личность каждого записана во Вратах и перезаписывается в новое тело в случае смерти[1][4].

Сергей Лукьяненко

По словам Лукьяненко, совпадение идеи романа, что «мы не самые крутые в этой Вселенной», с такой же идеей цикла «Сага о Возвышении» американского писателя-фантаста Дэвида Брина не было задумано изначально, хотя писатель и читал произведения цикла[6]. Проект советского космического челнока «Спираль» был придуман писателем на основе реального одноименного проекта, несколько отличного от описанного в книге[6]. Система воспитания детей у геометров была разработана писателем, как осознанная полемика с системой воспитания в мире Полудня у братьев Стругацких, так как Лукьяненко не нравилось подобное устройство общества[6].

При выборе имени главного героя Петра Хрумова писатель исходил из того, чтобы оно было простым и русским. Фамилия была придумана «простая и короткая», по словам Лукьяненко, процитировавшего «Особенности национальной охоты», «как выстрел, как приказ»[6]. Рабочим названием второго романа дилогии было «Земля — это рай»[6].

В 1997 году в Москве издательством «АСТ» в серии «Звездный лабиринт» впервые было напечатано начало романа-эпопеи «Звезды — холодные игрушки». Изначальный тираж составил 10 000 экземпляров, впоследствии с 1998 года по 2009 год было напечатано ещё 30 000 экземпляров первого издания в пяти дополнительных тиражах[7]. В следующем 1998 году в том же издательстве вышло окончание романа-эпопеи — роман «Звездная тень». За начальным тиражом в 20 000 экземпляров также последовало шесть дополнительных тиражей за 10 лет общим количеством в 51 000 экземпляров[8]. Полностью роман-эпопея был издан «АСТ» в 2002 году, суммарный тираж составил 28 000 экземпляров[9]. Начиная с 2003 года дилогия была переведена на польский, чешский, литовский. болгарский, венгерский и немецкий языки[10].

«Лукьяненко пишет сильно, точно и „технично“», по мнению Сергея Некрасова. Его образы и действия персонажей наполнены психологическими переживаниями, а каждая фраза в романе «словно оживает, играет и дышит»[2]. Игорь Легков отметил, что фантастичность места действия гармонично сочетается с «предельным реализмом бытописания» и привнесением узнаваемых земных реалий, «как то и полагается жанровыми правилами хорошего тона»[5]. Вера Петрова соглашается с тем, что Лукьяненко удается совмещать сюжетную и интеллектуальную остроту[4]. Изначально заданный оригинальный набор обстоятельств вызывает доверие у читателя[5]. Тем не менее, Легков называет роман однозначно коммерческим[5][30]. В то же время, Вера Петрова полагает, что в отличие от коммерческого романа, где «наши против чужих, наши побеждают», Лукьяненко «делает внутренний, философски значимый конфликт главного героя одним из моторов острого сюжета»[4].

Литературный критик Виталий Каплан писал, что роман вызвал споры среди читателей[1]. Лукьяненко устраивает «очередную идейную баталию», на этот раз с узнаваемой коммунистической утопией, напоминающей мир ранних Стругацких[1][2][5][4]. По мнению Сергея Некрасова, первая часть дилогии представляет собой «едкую, злую и неглупую пародию» на подобную утопию, одновременно сталкивая разные варианты будущего — дикий капитализм и социальную утопию[2]. Такая попытка взглянуть под другим углом на уже существующий мир, тем не менее, не мешает писателю строить свой вариант его развития, а героям совершать свой этический выбор[31]. Кроме того, критики отметили, что политическая обстановка в космосе напоминает политическую обстановку в России на момент написания[1][2][5]. Вхождение Земли в Конклав подобно вхождению России в «цивилизованный» мир, где развитые страны за счет своего превосходства в военном и технологическом плане преодолели зависимость от сырьевых ресурсов и дешевой рабочей силы[5].

Предположив, что подобный мир может существовать, Лукьяненко «раскручивает ситуацию с полной психологической и социальной достоверностью». В представленном обществе нет насилия над личностью, но одновременно, вместе с воспитанием в интернатах, теряется и само понятие личности. Вместо личностей перед читателем предстают взаимно услужливые и приветливые «функциональные единицы». Наука в подобном обществе ещё развивается, но творчество уже в упадке. Ник Ример, бывший поэтом, скорее редкое исключение при таком подходе[1]. Таким образом, ценой стабильности является нивелирование человеческой личности[1]. Понятие дружбы также оказалось искажено. Под ней понимается навязывание остальным расам своего взгляда на мир, больше напоминающее чисто биологическую экспансию. Специальный институт «регрессоров» понижает уровень высокоразвитых рас, чтобы можно было перевоспитывать их по-своему. Виталий Каплан задается вопросом, «не будет ли это то же самое, что стереть это человечество с лица земли и создать на его месте новое?»[1]

В отличие от Стругацких, которые придумали мир, в котором им хотелось бы жить, взяв за основу положительные образы своих современников и предположив, что могло бы получиться через двести лет, Лукьяненко, наоборот, за основу взял модель «хорошего мира» и попытался посмотреть, что из этого получится. Поэтому, по мнению Виталия Каплана, мир геометров не пародия на мир Полудня. Скорее Лукьяненко пародирует не сам мир, а «примитивно-восторженное его восприятие определенной категорией читателей»[1]. Каплан отметил, что общество геометров больше похоже на средневековье, «где горделиво-мессианское сознание обывателей служит основой авторитета власти». Взаимоотношения обитателей планеты напоминают касты дальневосточного феодализма, а «стремление всех насильно облагодетельствовать» ближе к европейскому средневековью. Сам Лукьяненко во втором романе дилогии проводит аналогичные выводы[1]. Смысл существования цивилизации геометров стремится к нулю. Точкой перегиба сюжета является пощечина Ника Римера своему наставнику. После этого становится ясно, что подобный союзник землянам не нужен[1][4]. По мнению Сергея Некрасова, сам писатель пребывает в растерянности вместе со своим персонажем от необходимости выбора между Конклавом или геометрами[2].

Борис Стругацкий

По словам Бориса Стругацкого, он воспринял мир, описанный в романе «Звёзды — холодные игрушки», как «остроумную попытку изобразить общество, которое по чертежам АБС вздумал вдруг построить Антон Макаренко»[32]. Писатель отметил, что этот мир — интересный, но внутренне противоречивый. Гуманность в подобном мире понимается как целесообразность, что невозможно, так как «целесообразность должна победить, и от гуманности не останется и следа». Таким образом, мир геометров ещё менее вероятен, чем мир Полудня, описанный братьями Стругацкими в цикле романов, начиная с повести «Полдень, XXII век»[32].

Во второй книге дилогии поднимается неоднократно затрагиваемая Лукьяненко в различных произведениях тема свободы выбора, личности и общества, а также последствия подобной свободы[3][33]. В мире Тени писатель доводит идею свободы до «абсолютизма», вводя огромное число планет, возможность оказаться на любой из них, пройдя Вратами, и бессмертие[33]. Каждый может воевать, как за правых, так и за заведомо неправых, убивать и умирать, создавать что-то новое или просто фермерствовать[4][3]. Писатель задает важный вопрос: «Нужна ли нам такая свобода?»[3]

Литературный критик Виталий Каплан отметил онтологическую глубину романа «Звёздная тень». Врата Тени переносят прошедшего сквозь них туда, куда ему «больше всего» хотелось бы попасть. Но так как в человеке, как в биологическом существе, самыми сильными оказываются самые простые желания, то и попадет он в соответствующий мир[1]. Одним из проявлений человеческой свободы является способность сознательно «идти наперекор нашим животным инстинктам». Однако, врата призваны удовлетворять только самые сильные желания, которые в момент перехода оказываются в неподконтрольном сознанию подсознании[1]. Таким образом, Каплан приходит к выводу, что «свобода, даруемая Вратами, на деле оборачивается рабством». Все обитатели планет Тени стали рабами своих желаний без возможности «подавить сильное устремление ради высшего». Врата не обращают внимания на глубину человеческой личности, её права и свободы[1].

Относительно сюжета второго романа, по мнению Легкова, не происходит ничего неожиданного. Поселение личности человека в тело чужого — не ново для научной фантастики, резко сменившийся образ Маши «не будоражит», а любой приготовленный автором неожиданный поворот оказывается банальностью. Осталась непонятна авторская мотивация принятия Земли в Сильные расы[30].

Действие в романе выстраивается вокруг российского космонавта Петра Хрумова, его чувств и переживаний[2]. По характеристике Веры Петровой, в своей жизни Пётр «не знал настоящих поражений, поэтому в его сознании прочно закрепилась „программа“ на победу». Хрумов верит, что у любой задачи есть решение, даже если кажется, что это невозможно[4]. В сцене с пощечиной наставнику, по мнению Игоря Легкова, Хрумов оказывается в моральном отношении ниже своего оппонента. С подростковым максимализмом Пётр судит наставника, который в сущности и сам является всего лишь жертвой системы[5].

Философская часть романа «берёт начало в попытках личностного самоопределения героя». Лукьяненко представляет перед читателем крушение иллюзий Петра Хрумова, который осознает себя средством для достижения чужих целей не только в руках других рас, но даже для собственного деда, который на самом деле не его дедушка. Герой понимает, что ему привили идею превосходства общественных интересов над личными, выбрали за него профессию и вовлекли в заговор с целью добиться равноправия для Земли. Таким образом, по мнению Легкова, главный герой оказывается марионеткой, которой предстоит взять на себя ответственность за судьбу нескольких цивилизаций[5]. В первом романе проблема свободной воли обозначена, но не осмыслена, а Лукьяненко «отделывается расхожими истинами»[5]. Во втором романе главный герой проходит через предательство друзей, смерть деда, необходимость «поступиться принципами», попадая в мир абсолютной свободы, где ему предстоит, ориентируясь на свои этические принципы, решать, нужна ли человечеству подобная свобода[33]. По мнению Легкова, Хрумова также положительно характеризует сдержанное им слово. Несмотря на все доводы Маши и Данилова, в «экзистенциально безысходной ситуации» Пётр не отдаёт корабль геометров для усиления Земли, а продолжает следовать намеченному плану[30].

Дмитрий Добровольский также отметил ряд технических несоответствий в произведении[34]. В частности, в сцене с аварийной посадкой космического челнока на шоссе рекомендации центра управления полетами вместо помощи привели к ещё более сложной ситуации, в результате которой у пилота почти не оставалось шансов выжить. Непосредственные расчеты показали, что при альтернативном заходе на посадку вероятность успешного исхода была бы выше[34]. При старте с Земли челнок запускался «Протоном», хотя его прототип, экспериментальный пилотируемый орбитальный самолёт, в проекте «Спираль» предполагалось запускать при помощи самолёта-разгонщика для уменьшения энергозатрат[34]. Во время испытаний аппарату приходилось садиться на грунтовые полосы, в то время как в романе Лукьяненко утверждает, что «за всю историю космонавтики челнокам не приходилось садиться на неприспособленные площадки»[34]. Также спорным является решение о посадке на дорогу вместо грунта, на котором быстрее бы удалось сбросить скорость[34]. По мнению Добровольского, наиболее жизненной из авиационных сцен получился «помпезный генеральский банкет в честь успешной посадки». Участники банкета быстро забыли его повод, а руководитель полетов был «очень доволен, что его вообще пустили в зал»[34].

В 1999 году роман-эпопея «Звёзды — холодные игрушки» был номинирован на премии «Интерпресскон» и «Бронзовая Улитка» в номинации «Крупная форма»[35][36]. В том же году роман «Звёздная тень» был номинирован на премию «Сигма-Ф» — приз читательских симпатий журнала «Если»[35][36].

• «Звезды — холодные игрушки» (неопр.). Официальный сайт Сергея Лукьяненко.
• «Звездная Тень» (неопр.). Официальный сайт Сергея Лукьяненко.
• Сергей Лукьяненко «Звезды — холодные игрушки» (неопр.). Лаборатория Фантастики.