Лорд с планеты Земля

Сергей Лукьяненко

По словам Сергея Лукьяненко, на момент создания трилогии «существовало стойкое и ложное убеждение, что „космическая опера“ — заведомо примитивное, схематичное чтиво». Поэтому роман «Лорд с планеты Земля» «был написан в порядке дискуссии с этой точкой зрения»[1].

Название расы «фанг» из повести «Стеклянное море», которое с английского можно перевести как «клык» (англ. «fang»), на самом деле было сконструировано фонетически, без привязки к языкам[2]. Описанная в повести «Стеклянное море» «сухая вода», молекулы которой покрыты специальным кремнийорганическим соединением, была придумана писателем на основе материала из научно-популярной литературы, описывающей подобную технологию. Сам автор отметил, что пошёл путём Жюля Верна, использовав в романе ранее не замеченную интересную технологию[2].

В 1994 году в Алма-Ате впервые были напечатаны две повести трилогии: «Принцесса стоит смерти» и «Планета, которой нет». В вышедший там сборник Сергея Лукьяненко также вошли несколько рассказов писателя[3]. Полностью роман-трилогия[2][4] был издан в 1996 году в Минске издательством «Литература». Иллюстрация на обложке была выполнена Луисом Ройо, а внутренние иллюстрации — Кириллом Гариным[5]. Позже роман был переведён на чешский и польский языки[6].

По мнению Бориса Невского, трилогию Сергея Лукьяненко «Лорд с планеты Земля» можно считать началом века русской космической оперы, который длится до сих пор[1]. Основанный на «шаблонах классической космооперы», роман тем не менее значительно отличался от «простеньких авантюр» основателей направления космической оперы в жанре научной фантастики — Эдмонда Гамильтона и Эдварда Смита[1]. Уступая по художественным достоинствам многим авторам советских времен, Лукьяненко отличается тем, что осознанно писал космооперу, не пытаясь называть свой роман научной фантастикой[1]. Тем не менее, «книга написана хорошим русским языком, ярко и выразительно, что почти не свойственно массовой беллетристике»[24]. По мнению Бориса Невского, «трилогия Сергея Лукьяненко стала ручейком, который прорвал плотину». Вслед за его романом на книжных прилавках появилось множество других произведений космооперы, написанных на русском языке[1].

Лукьяненко активно снижает «требуемый жанром пафос», используя в романе нестандартные ходы для разрешения канонических жанровых задач[25]. Привнесение в сугубо развлекательную литературу, к которой изначально относился жанр космооперы, некоторой идеи стало, по мнению критиков, на тот момент новаторским. Ярослав Хорошков отметил затронутые проблемы толерантности, прикладного гуманизма и ответственности[25]. По мнению Василия Владимировского, повесть «Стеклянное море» превращает роман-трилогию «в подобие сложного многомерного лабиринта», затрагивая различные проблемы, на первый взгляд, расположенные в стороне от главной сюжетной линии. Именно в третьей части получает развитие авторский замысел[4]. Литературный критик отмечает «многомерное напластование неортодоксальных социологических и теологических концепций», на которых основано произведение, и сравнивает всю трилогию со стеклянной лестницей из трех ступенек, по которой читатель проходит за автором — «от незамысловатой лихости „Принцессы…“, через прямолинейность сюжета „Планеты, которой нет“ — к глубине и сложности „Стеклянного моря“, завершающей и закольцовывающей всю трилогию части»[4]. Романтическое отношение к необходимости насилия сменяется к концу романа обвинительным актом Войне в любом её проявлении[4].

Один из ведущих советских критиков фантастики Всеволод Ревич более сдержанно высказался о возможности донести важную идею при помощи такого развлекательного жанра, как космоопера. По его мнению, лживая красота войны способна «заворожить читателя», чем и пользуются авторы «насквозь пропитанных кровью земных и космических „опер“»[26]. Критик отмечает однообразие сюжетных схем и главного героя в подобных произведениях, чего не избежал и Лукьяненко. Разбираясь в причинах войны с фангами, описанной в романе, Ревич отмечает, что та вызвана недоразумением и является «бессмысленной трагической ошибкой»[26]. Проводя параллели с настоящим положением вещей и множеством войн по ничтожным причинам, критик замечает, что роман можно было бы назвать философским. Тем не менее, по его мнению, философское начало отодвинуто «так далеко, что иной читатель может его и не заметить», а «сочетание серьезных мыслей с приемами бульварной литературы — вещь в принципе невозможная»[26].

Главный герой романа, молодой парень Сергей, ещё до переноса в другой мир, на Земле «отличался умом, сообразительностью, крепкой мускулатурой и, в целом, хорошей физической подготовкой»[25]. По его словам, всю свою жизнь он был солдатом. Сначала воевал в горячих точках, потом участвовал в разделе города различными группировками[24]. В новых же условия персонаж вынужден приспосабливаться, развиваться и импровизировать, из-за чего «выглядит гораздо большим лопухом»[25]. В мире Храмов Сергею снова приходится воевать: сначала с Шоррэем на плоскостных мечах, потом с пиратским кораблем секты Потомков Сеятелей. После переноса в будущее война не оставляет персонажа, вынужденного принимать участие в конфликте землян и фангов. «Устав от бесконечных войн», Сергей прекращает войну людей и фангов, которая в противном случае могла бы привести к гибели обеих цивилизаций[24]. Помимо этого, Ярослав Хорошков отмечает романтичность, ироничность, способность быть неуверенным в себе и колебаться при принятии решений, а также щепетильность в выборе средств. В то же время в критической ситуации Сергей способен действовать твёрдо, а «дерзнувшие встать у него на пути становятся трупами»[25]. Ироничность героя проявляется в оценке им своего положения и того факта. что он попал в космическую оперу[25]. По мнению Василия Владимировского, главный герой «постепенно умнел и усложнялся» в ходе трилогии вместе с ростом мастерства писателя. От «по-мальчишески романтического представления о необходимости насилия „на благо…“» Сергей переходит к негативной его оценке, как чего-то противоестественного[4].

Литературный критик Виталий Каплан отмечает наличие в романе крапивинских мотивов[27]. Если первая часть в основном представляет собой героическую фэнтези, то во второй появляется дружба между взрослым и ребёнком — «столбовое направление» Крапивина. После встречи с Данькой Сергею предстоит сложный выбор между рациональным восприятием мальчика в качестве помехи и даже угрозы с одной стороны и доверием и дружбой — с другой. Сам факт дружбы становится для Сергея «высшей ценностью»[27]. Кроме того в романе присутствуют реминисценции из различных произведений писателей-фантастов, в частности Крапивина и братьев Стругацких. Появление у космического корабля 12-летнего Даньки напоминает роман Крапивина «Голубятня на жёлтой поляне». Cверхцивилизация Сеятелей является отсылкой к Странникам, которые возникают во многих романах Стругацких. Описание Земли XXII века навеяно классическим «миром Полудня»[24].

В 1996 году повесть «Планета, которой нет» номинировалась на премии «Интерпресскон» и «Бронзовая Улитка» в номинации «Крупная форма»[28][29]. В 1997 на эти же премии номинировалась повесть «Стеклянное море»[28][29].

• «Принцесса стоит смерти» (неопр.). Официальный сайт Сергея Лукьяненко.
• «Планета, которой нет» (неопр.). Официальный сайт Сергея Лукьяненко.
• «Стеклянное море» (неопр.). Официальный сайт Сергея Лукьяненко.
• Сергей Лукьяненко «Лорд с планеты Земля» (неопр.). Лаборатория Фантастики.
• Сергей Переслегин. Доспехи для странствующих душ (рус.) // Двести : журнал. — 1995. — № Д. (недоступная ссылка)