Хусейн-хан Каджар

Хусейн-хан Казвани Девелу Каджар[2], известный также как Хусейн-Кули-хан Сардар-е Эривани[1] (азерб. Hüseynqulu xan Qacar; 1743—1831) — последний правитель (сардар) Эриванского ханства.

Хусейн-хан Каджар

Портрет хана, нарисованный азербайджанским художником Мирзой Кадымом Эривани на стенах дворца сардара в Эривани. Хранится в Музее искусств Грузии.
28-й Эриванский хан
17 октября 1806 — 26 октября 1827
Предшественник Ахмед-хан Мукаддам
Преемник должность упразднена
Рождение 1743(1743)
Смерть 1831(1831)
Род Каджары
Отец Мохаммед хан Каджар[1]
В Википедии есть статьи о других людях с нисбой Эривани.

Биография

Хусейн-хан Каджар родился по одной версии в 1743 году[2], по другой — приблизительно в 1742 году[1]. Был родом из тюркского кочевого племени Каджар[3], из клана Гованлу[1], сыном Мухаммед Хана Каджара[1][4], двоюродного брата Ага Мухаммеда Каджара[5]. О месте его рождения ничего не известно, хотя фамилия Казвини может логически указывать на Казвин. Однако, его успешная военная операция в этой местности, и впоследствии, назначение на пост губернатора этого края также может быть причиной этой фамилии. Наиболее раннее особое упоминание о нём говорит, что в 1795 году он был связан со двором Фетх Али-шаха. Здесь он был как друг, так и должностным лицом с титулом «юзбаши гуламан-и хасс» (командующий придворными рабами). Эта дружба оказалась плодотворной для обеих сторон в последовавших событиях. В 1796 году убийство Ага Мухаммед Шаха в Шуше воодушевило несколько претендентов на престол, самым серьёзным из которых был курд Садик Хан Шекаки. Заручившись поддержкой туркмен севера, Садик Хан двинулся на Тегеран. Но племянник и наследник Ага Мухаммеда, Фетх Али-шах, добрался до Тегерана первым, в сопровождении своих верных войск под командованием Хусейна. Здесь принц набрал армию, повысил своего верного соратника до ранга хана и командующего армией и послал его против претендента. В 1797 году войска принца под командованием Хусейнгулу Хана разбили последнего в решающей битве при Казвине и позволили Фетх Али-шах взойти на трон под именем Фатали Шаха. В том же году шах послал Хусейнгулу Хана в Исфахан для подавления мятежа зендов под предводительством Мухаммед Хана. После выполнения этого задания ему было поручено разбить Надира Мирзу, сына Шахрух Шаха Афшара, подстрекавшего афшаров Хорасана к мятежу. К 1800 году Хусейнгулу Хан устранил различные угрозы короне и обезопасил трон нового монарха. Путешественник фон Фрейганг отмечал, что «своей энергичностью хан возвёл ныне царствующего шаха на трон», и что он пользовался полным доверием своего повелителя. Со своей стороны, Фетх Али-шах не забыл своего верного соратника и не только даровал ему многочисленные тиюли (земельные пожалования), но и женился на сестре хана и запросил руки одной из дочерей хана для своего сына Аббаса Мирзы, наследника престола[4]. До 1802 года Хусейнгулу был размещён в Казвине, где охранял северные подступы к столице. Затем в 1802 году в Хорасане вновь началась вражда между различными группировками, в частности, оппозиция трону в лице нескольких мелких афшарских кланов. Фатали Шах назначил Хусейнгулу Хана губернатором этой провинции для подавления мятежа. В течение пяти лет хан сумел восстановить порядок, заключив вожаков мятежа в тюрьму и ослепив некоторых из них по приказу шаха[6].

По мере возвышения хана в положении и фаворе его состояние и влияние также росли. Он тратил часть этого состояния на общественные здания, такие как бани, каравансараи и мечети в районах под его управлением. Немного спустя состояние Хусейнгулу Хана поместило его в ряд богатейших людей царства. Некоторые из его родственников также были повышены по службе, и его брат Хасан был назначен на прежде занимаемую им должность юзбаши гуламов. Главная угрозой трону вместо внутренних беспорядков вскоре стало русское наступление. В 1807 году Фатали Шах, будучи не в состоянии остановить русскую экспансию на Кавказе и найдя азербайджанских ханов ненадёжными, поручил Хусейнгулу хану защиту этого стратегического региона от русской экспансии и повысил его до чина сардара (главнокомандующего)[3]. Сардар поспешил в Карабах на помощь Ибрахимхалил Хану Джаванширу, осажденному русской армией под командованием генерала И. В. Гудовича. Не успев помочь Ибрахимхалилу, сардар двинулся на Ширван для того, чтобы пресечь попытки Мустафы Хана сотрудничать с врагом. Однако сильное русское войско не дало ему возможности достичь своей цели, и он был вынужден отступить к югу от реки Кура в направлении Эривана[6].

Большинство каджарских губернаторов различных персидских провинций, и среди них предшественники Хусейн Хана в Эриване, вели себя как чужеземные военные правители, главной заботой которых было обогащение за счёт территорий под их управлением[7]. С другой стороны, Хусейн Хан организовал управление таким образом, что не только не вел себя как чужак и отдельный объект, но и также в той мере, в которой он контролировал армию, торговлю, хлеб, имущество, труд и материалы, обращался с и вселил новую жизнь во многие аспекты экономической жизни этого общества. Хан и бюрократия правили не как чужеземная военная сила, а совмещали политический контроль с экономическими и социальными соображениями. Хусейн Хан бесспорно был самой значимой политической фигурой контролировал всех по своему усмотрению. Он сконцентрировал в своих руках тройное управление войском, бюрократией и финансами и никогда не позволял одной из них консолидировать власть вопреки его воле. Талант управленческих способностей Хусейн Хана можно лучше понять, если осознать, что даже правительство в Тегеране не функционировало в такой централизованной манере[8].

Внутренняя политика

Территория Эривана лежала на главном пути вторжения, и её успешная оборона сделала бы продвижение русских в Южный Азербайджан крайне затруднительным. В 1807 году неудачи побудили шаха назначить Хусейнгулу Хана губернатором Эривана[6]. Шах использовал хана в качестве балансирующей силы против своих амбициозных наследников, особенно Аббаса Мирзы. Монарх знал, что власть Хусейн Хана привязана к его собственной, и что верный полководец не оставит своего повелителя в обмен на любое предложение со стороны принцев. По этой причине он наделил хана, размещенного к северу от управляемых Аббасом Мирзой земель, неограниченной властью. Последний, желавший видеть на этой доходной должности одного из своих сыновей, пытался вытеснить эту силу и однажды даже попросил Ермолова пожаловаться шаху на поведение хана[9].

Хусейн Хан был одним из немногих значимых персон, от которого не требовали оставлять заложников при дворе в Тегеране. Он лишь изредка вызывался ко двору и не платил привычных взяток для оставления на своей должности. Его двор был организован по подобию шахского двора в Тегеране. Путешественники отмечали искусно украшенный и богатый дворец и роскошные покои, затмевавшие собой дворцы других провинциальных правителей и уступавших только дворцу Фатали Шаха. Сардар обладал правом жизни и смерти над своими подданными, и его власть основывалась на организованной и послушной бюрократии, обеспечивавшей сбор налогов и отправление повинностей, и сильном гарнизоне. Он не сталкивался с какой-либо оппозицией со стороны землевладельцев или местных магнатов, и даже обладал достаточной властью для отъёма или возвращения привилегий и земельных пожалований. За исключением военной интервенции со стороны шаха или наследника престола, власть хана не знала никаких ограничений. Он обладал прямым выходом на шаха и наследника престола. Ни одному иному должностному лицу центрального правительства не дозволялось инспектировать или регулировать управление ханством; в Эриван даже не был назначен традиционный визирь или мустафи. Более того, Фатали Шах, объявив провинцию сардара зоной боевых действий, не только признавал тем самым его налоговый иммунитет, но даже присылал ему дополнительно шесть тысяч туманов на содержание регулярного войска. Почётное жалование хана в шестьсот туманов было единственным признаком того, что у него есть сюзерен за пределами его территории. Таким образом, он единолично распоряжался всеми доходами провинции и был в состоянии направлять их на сбор войска для отражения русской агрессии. Сардар также получил право «хакк аль-зарб» (право на чеканку монеты), которая ставила его небольшую территорию в один ряд с гораздо более крупными внутренними провинциями[10].

Судебная система

Судебная система была одним из важных аспектов власти хана. В рамках законодательства урф (обычное право) исполнялось назначенным им чиновниками, которые осуществляли надзор над ценами на рынке, контролировали весы и управляли повседневной жизнью и регулировали повседневную жизнь жителей области. Сам сардар сохранял право наивысшей апелляции и рассматривал каждое дело, связанное со смертной казнью. Отправление им суда было быстрым и суровым, но обеспечивало процветание провинции[10].

Экономика

Вероятно, самым значительным источником власти Хусейн Хана был его контроль над экономической жизнью своего ханства. Он и его окружение была главными потребителями военного снаряжения, продуктов, украшений и иных видов услуг, предоставляемых, в которых были заняты местные купцы и ремесленники. Он также контролировал экономику своим правом собирать налоги натурой. Он продавал излишки этих налогов на открытом рынке; это делало его главным поставщиком провизии в городе. Более того, он обладал монополией на главные товарные культуры, такие как хлеб, ячмень, рис, хлопок и соль; он экспортировал их (главным образом в Грузию) и взамен импортировал такие товары, как сахар, кофе, изделия мануфактуры и особенно грузинскую одежду. Монополия на хлеб служила стабилизации цен в ханстве, поскольку он построил большие амбары (склады) для хранения хлеба, который он раздавал во времена голода, осады или инфляции, поддерживая тем самым поставки хлеба в город в неприкосновенности и избегая тем самым опасных общественных беспорядков[11].

В «ведомости о денежных и хлебных сборах по Армянской области» видно, что курды племени зилан, насчитывавшие 2 тысячи семейств и владевшие 100 ифсячами овец и баранов, платили ежегодно зану с каждой сотни баранов по 2 головы в год (чобан-беги) и по 5 харваров (ослиных вьюков) масла со всех стад. Кроме того, они поставляли хану полное снаряжение для 50 верблюдов, предоставляли хану, по требованию его по мере надобности, 1000 быков для перевозки тяжестей и доставляли 1000 вооруженных всадников (черик). Если принять во внимание, что общая численность племени может быть определена, примерно, в 10 тысяч человек (считая в среднем по 5 человек в семье), то окажется, что 1/10 племени несла военную службу, как обычно, со всеми расходами на неё[12].

Армия

Правление Хусейн Хана было достаточно крепким для того, чтобы позволить кочевому и оседлому населению сосуществовать без традиционных вспышек вражды. Почти половина населения провинции была кочевниками; тюрков обычно набирали в пехоту, в то время как курды служили в кавалерийских частях. Этим кочевникам были отведены свои участки под управлением их собственных вождей, и дарованы особые привилегии (такие, как более низкие налоги, освобождение от них, право на пастбища, земельные пожалования и жалование) для того, чтобы держать их вдалеке от оседлых сёл и удерживать членов этих племён от посягательств на оседлое население. Как представляется, в целом конфликты между двумя группами населения были редкостью, чего не скажешь о положении в Османской империи, где кочевники, в частности, курды, разоряли оседлое население, особенно армян[11].

Хан добился полного контроля над войском путем назначения своих доверенных лиц на важные посты в армии; тем самым он ликвидировал военачальников, которые некогда контролировали провинцию. Он создал большой и сложный бюрократический аппарат, выполнявший распоряжения и позволивший ему господствовать во всей провинции. Эти бюрократы на жаловании уменьшили нужду в традиционных помещиках для действия в качестве представителей государства. Частное землевладение было значительно усечено, и этот шаг позволил хану не зависеть от местных магнатов[11].

Администрация

Важным вкладом новой администрации было упорядочение сбора налогов. До губернаторства Хусейн Хана жители ханства были вынуждены выплачивать целый ряд непрямых поборов помещикам помимо своих определенных налогов государству. Хан положил конец этой практике введением сбора налогов раз в два года. Более того, он обложил налогами всё общество, и на этом уровне они распределялись старейшинами между жителями на основании способности их выплачивать. Налоговое бремя на население было снижено, и оно пользовалось такими благами, как безопасность на дорогах, прекрасные коммуникации и почтовая служба, защита от насилия кочевников, изобилие продуктов и оживленная торговля. Путешественники отмечали многочисленные конные станции, пункты сбора таможенных и дорожных пошлин, и охранявшие дороги патрули. Господствовавший до сардара разбой был полностью уничтожен. Поэтому неудивительно, что в короткое время и правительство, и население Эриванского ханства обогатилось, первое наличными деньгами а второе продукцией и скотом[13].

Внешняя политика

Эриванская крепость, и так славившаяся своими сильными укреплениями, была дополнительно усилена и снабжена провиантом на случай долгой осады. В 1808 году Хасан был послан в Эриван помогать своему брату против намечавшегося наступления русских, и братья сумели вытеснить русские войска под командованием генерала А. И. Гудовича с это своей территории[14]. Хоть и война закончилась в 1813 году с подписанием Гюлистанского договора, наиболее заинтересованными в возобновлении боевых действий, были сардар Хусейнгулу Хан, наследник престола Аббас Мирза и русский главнокомандующий на Кавказе генерал А. П. Ермолов. Все трое предпочитали войну миру; все трое сделали себе имя в военное время и были бы позабыты в мирное время. Это было особенно верно в отношении Аббаса Мирзы, который был вынужден соперничать с другими наследниками, и Хусейнгулу Хана, получившего чрезвычайные полномочия в качестве командира в зоне ведения боевых действий. Сардар постоянно нападал на округа Памбак Шурагел, посылая курдов под командованием Хасан Хана грабить сёла в занятыми русскими зоне. В том же году генералы И. Ф. Паскевич и А. Х. Бенкендорф начали контрнаступление против Каджаров. Они не только повторно захватили земли, уступленных русским по Гюлистанскому договору, но и вторглись в Эриванское и Нахичеванское ханства[15]. Хусейн-хан управлял ханством совершенно самостоятельно, находясь лишь в номинальной зависимости от Ирана[3]. После отчаянных сражений между двумя государствами, особенно в окрестностях Уч-Килисы и Аштарака, где русским помогали армянские добровольцы, русские наконец взяли крепость Сардарабад и вынудили Хасан Хана отступить в Эриван. Русские не вели переговоров, как в прошлом, а привезли тяжёлую артиллерию и начали бомбардировку различных крепостей. После захвата Аббасабада в Нахичеване русская армия сосредоточилась на Эриване. Хусейнгулу Хан отступил в ходе последовавшей осады, но Хасан Хан пытался удержать крепость и впоследствии попал в плен. Проведя в качестве пленника четыре месяца в Тифлисе, Хасан Хан был освобождён[16].

Хусейнгулу Хан правил с перерывами 22 года[3] до 26 октября 1827 года, когда город был уже взят русскими войсками. После подписания Туркманчайского договора он был послан в Хорасан для усмирения мятежа хорасанских ханов. Впоследствии те добились от шаха отзыва Хуссейн-хана из Хорасана[2]. Будучи богатым, по одной версии Хусейн-хан скончался в 1829 году[2], по другой — в 1831 году[1].

Личность

Александр Грибоедов в путевых записках 5 февраля 1819 года в Эривани отмечал:

«Сардарь Гуссейн-хан (из царствующего ныне поколения Каджаров) в здешнем краю первый по Боге, третий человек в государстве: власть его надежнее, чем турецких пашей; он давно уже на этом месте; платит ежегодно в бейрам, но всегда одинаково в виде подарка, а не государственных доходов, несколько тысяч червонцев, за которые имеет право взимать третию долю со всего, что земля производит, а расшутится, так и все три доли его. Разумеется, продавцы ждут, покудова он свою часть не сбудет с рук. Не только внутренняя торговля, — им часто стесняется и внешняя, несмотря на трактаты, которые так, как и Адам Смитова система, не при нем писаны. От себя содержит войско, но в военное время требует денег от двора. В судных делах его словесное приказание — закон, если истцы или ответчики не отнесутся к Шар, кодексу великого пророка, которого уставы неизменны»[2]

Статский советник Иван Шопен называл Хусейн-хана не только управителем, но и «отличным хозяином». По его словам, Хусейн-хан «населил пустопорожние места, развел сады, рощи, прорыл новые канавы и привлек из разных мест во вверенное ему ханство множество жителей. Кроме того, он принимал деятельное участие во всяком торговом обороте, снабжал земледельцев скотом, плугами, семенами; купцов деньгами и товарами, и поставил область в довольно цветущее положение в сравнении с тем, что было при его предшественниках»[3].

Английский дипломат Мориер отмечает:

«Хусейн Хан, Сардар Эриванский, является одним из наиболее могущественных вождей в Персии; он управляет своей областью с почти той же властью и независимостью, как Аббас Мирза….Он настолько укрепился благодаря своим решительным мера и накопленному состоянию, что сегодня может бросить вызов власти правителя….Он обладает правом жизни и смерти над своим населением поддерживает практически королевский образ жизни»[9].

Путешественник Кей-Портер даёт следующую оценку:

«Вкратце, его можно назвать скорее князем Эривана, чем попросту назначенным в нем губернатором, поскольку таким видят его местные, выражая ему вассальную преданность, и во внутренних делах он оброс такими придатками, которые являются исключительно монаршей прерогативой. Его жёны путешествуют одетыми в пурпур — благородное одеяние, запретное в Персии для всех женщин, кроме гарема монарха и его сыновей. Он также обладает привилегией его перевозимый мулами багаж богато украшенной тканями синего и красного цветов, которые являются символами монаршего экипажа»[9].

Помимо битв, главными страстями хана были охота в его собственных имениях и употребление больших объемов вина. Его гарем был скорее предметом престижа, чем использования; его жёнам и наложницам была предоставлена заметная свобода путешествовать за пределы своих покоев. Доверие, демонстрируемое ханом, вознаграждалось его женщинами, поскольку вокруг его гарема не циркулировало никаких скандалов[13]. О физическом облике хана сведений немного. Все путешественники, которым дозволялось увидеть его с близкого расстояния, или беседовать с ним, встречались с ним, когда он уже был в преклонном возрасте. Кей-Портер описывает сардара следующим образом:

«Он выглядит лет на семьдесят, с чувственным и энергичным выражением лица и достаточно крепким и энергичным телом, обещающим активную службу на протяжении многих последующих лет. Его взгляд ясен и быстр, цвет лица болезненный, и его большая, хоть и не длинная борода, полностью черна…Как представляется, года не смогли ничего отнять ни от ума, ни от тела Сардара…Его склонность к предприятиям и непоколебимая храбрость хорошо известны»[13].

Джордж Бурнутян пишет, что некоторые историки игнорировали блага, принесенные этими последними годами Каджарского правления и выбрали изображение всего периода каджарского господства как в качестве феодального и эксплуататорского подданного населения, в частности армянского. К примеру, современный армянский историк приводит армянского писателя 19 века Абовяна, который обвинял Хусейнгулу Хана в жестокости по отношению к армянскому населению. Более внимательное изучение оригинала произведения показывает, что современный историк либо неправильно понял, либо своевольно исказил текст, в котором говорится:

«Вероятно, Эриван никогда не видел такого доброго, честного и добросовестного человека, как сардар, но насколько он был милосерден, настолько же был жесток и злобен его брат; страх перед ним заставлял всё трепетать».

Армянский автор XIX века, несмотря на проклинание в целом иранского господства в Армении, явно также отмечал некоторые положительные аспекты. Эти факты говорят о том, что с армянским населением Эривана обращались великодушно. Правительство Хусейн Хана определяло размер налогов по числу населения, а не по религиозной принадлежности. Поэтому размер налогов, собираемых с армянского населения, определялся и взимался его представителями. Армянам разрешалось иметь почти столько же религиозных зданий, сколько и их мусульманским соседям (семь церквей и восемь мечетей) в городе, в котором они составляли меньшинство в соотношении 1:5. Армянская церковь свободно проводила венчания, службы, праздновала наступление религиозных постов и звонила в колокола без каких-либо препятствий со стороны мусульман. Армянским священнослужителям разрешалось свободно путешествовать без традиционной выплаты дорожной пошлины. С армянскими вакфами (дарственными фондами) обращались почти с тем же уважением, что и с мусульманскими, и мусульманские вакфы, посягавшие на имущество армян, наказывались[17]. Это мнение разделял и Гевонд Алишан, армянский историк XIX века, и другие известные учёные. Вдобавок к этому, ряд путешественников-современников также отмечали выгоды от правления хана. Гор Оусли, секретарь посольства Британии, писал, проехав через Эриван:

«Мне стало известно, что безопасность и выгоды от управления Ираваном этого генерала всего за несколько лет увеличили население с четырёх до тринадцати или четырнадцати тысяч человек»[18].

Барон Август фон Гакстгаузен, которому правительство Российской империи поручило написать книгу о Закавказье и у которого не было никаких причин восхвалять исчезнувший ханский режим в этой области, утверждал:

«Персидские сардары в целом были крайними тиранами; однако последний из них был человеком благородного и справедливого характера и доступным для всех, у кого были жалобы: он усердно трудился на поприще благосостояния своей провинции, и память о нём всё ещё чтят и татары, и армяне. Он восстановил и очень улучшил разрушенный было канал, сделав плодородными большие участки для садов в окрестностях Эривана, которые он раздал жителям»[19].

Более поздние западные и армянские историки также едины в том мнении, что о хане сохранилась добрая память[19].

Портрет Хусейн-хана был изображён внутри дворца сардара, некогда существовавшего в Эривани[20].

Среди стенных росписей этого времени особенный художественный интерес представляют портретные образы и сюжетно-тематические композиции с изображением человека. Портреты занимали доминирующее место в архитектурном убранстве интерьера дворца сардара, где были изображены портреты Фатали-шаха, его наследника Аббас Мирзы, сардара Гусейн-Кули и его брата. Судя по натурным зарисовкам русских художников В. Мошкова и Г. Гагарина, посетивших этот дворец в первой половине XIX века, и по описаниям других путешественников, указанные портреты отличались живостью и большим сходством, хотя в целом и они носят декоративный, несколько условный характер.

См. также

Литература

G. Bournoutian. Husayn Quli Khan Qazvini, sardar of Erevan: a portrait of a Qajar administrator // Lecturer in the Department of History, University of California. — 1976. — P. 163—179.

Примечания
  1. George A. Bournoutian. Ḥosaynqoli Khan Sardār-e Iravāni (англ.). — Encyclopædia Iranica, 2004. — Vol. XII. — P. 519—520.
  2. Хусейн-хан Казвани Девелу Каджар Архивная копия от 4 сентября 2012 на Wayback Machine. Электронные публикации Института русской литературы (Пушкинского Дома) РАН
  3. Богданова Н. К вопросу о феодальной эксплоатации кочевников в Закавказском крае в первой трети XIX в // Исторический архив : журнал. — Издательство Академии наук СССР, 1939. — Т. II. — С. 224.
  4. Bournoutian, 1976, p. 164.
  5. Bournoutian G. The Khanate of Erevan Under Qajar Rule: 1795—1828, p. 8.
  6. Bournoutian, 1976, p. 165: «The major threat to the throne soon shifted from internal struggles to the Russian encroachment. In 1807, Fath Ali Shah, who was unable to forestall the Russian expansion in the Caucasus and had found the Caucasian khans unreliable, commissioned Husayn Khan to secure that strategic area against Russian expansion, and promoted him to the rank of sardar (commander-in-chief).».
  7. Bournoutian, 1976, p. 174.
  8. Bournoutian, 1976, p. 175.
  9. Bournoutian, 1976, p. 170.
  10. Bournoutian, 1976, p. 171.
  11. Bournoutian, 1976, p. 172.
  12. Петрушевский И. Очерки по истории феодальных отношений в Азербайджане и Армении в XVI — начале XIX вв..
  13. Bournoutian, 1976, p. 173.
  14. Bournoutian, 1976, p. 167.
  15. Bournoutian, 1976, p. 168.
  16. Bournoutian, 1976, p. 169.
  17. Bournoutian, 1976, p. 174: «Some historians have ignored the benefits accruing from these last years of Qajar rule and have chosen to portray the entire era of Persian rule as feudal and exploitative of the subject populations, particularly the Armenian. A modern historian of Erevan, for example, cites a nineteenth-century Armenian writer, Abovian, who accuses Husayn Quli Khan of cruelty toward the Armenian population. A closer examination of the original work shows that the modern historian either misread or deliberately distorted the text which states, "It is possible that Erevan had not seen such a kind, honest, and conscientious man as the sardar, but just as he was kindhearted, his brother was cruel and evil; fear of him made everything tremble". The nineteenth-century Armenian author, in spite of his general condemnation of Persian rule in Armenia, obviously also recorded some favorable aspects. These facts demonstrate that the Armenian population of Erevan was treated benevolently. Husayn Khan's government assessed taxes by population and not by religious affiliation. Thus taxes imposed on Armenians were assessed and collected by Armenian representatives. Armenians were allowed almost as many religious buildings as their Muslim neighbors (seven churches to eight mosques), in a city in which they constituted a five to one minority. The Armenian Church was free to perform weddings, services, celebrate religious feasts, and ring church bells without any hindrance from the Muslims. Armenian churchmen were allowed to travel freely without the customary payment of road tolls. Armenian waqfs (endowments) were treated with almost the same respect as Muslim waqfs, and the Muslim waqfs which infringed on Armenian property were reprimanded.».
  18. George Bournoutian, «The Khanate of Erevan Under Qajar Rule 1795—1828», p. 103
  19. George Bournoutian, «The Khanate of Erevan Under Qajar Rule 1795—1828», p. 104
  20. Бретаницкий Л. С. (архитектура), Казиев Ю. А., Керимов К. Д. (изобразительное и декоративно-прикладное искусство). Искусство Азербайджана / Под ред. Б. В. Веймарна. — История искусства народов СССР: в 9 томах: Изобразительное искусство, 1979. — Т. 5. — С. 363.
This article is issued from Wikipedia. The text is licensed under Creative Commons - Attribution - Sharealike. Additional terms may apply for the media files.