Розанов, Василий Васильевич

Василий Розанов родился 20 апреля (2 мая) 1856 года в городе Ветлуге Костромской губернии в многодетной (8 детей) семье коллежского секретаря, чиновника лесного ведомства Василия Фёдоровича Розанова (1822—1861) и Надежды Ивановны Шишкиной (1826—1870). Отец умер, когда Василию было четыре года. Многодетная семья переехала в Кострому и жила там, сильно бедствуя. Когда Василий был 14-летним подростком, скончалась его мать. Родителей Розанову заменил старший брат Николай[7].

С 1868 по 1870 год Розанов учился в Костромской гимназии[8]. Рано потеряв родителей, воспитывался старшим братом Николаем (1847—1894). В 1870 году переехал с братьями в Симбирск, где Николай некоторое время преподавал в гимназии. Сам Розанов позже вспоминал[9]:

Нет сомнения, что я совершенно погиб бы, не «подбери» меня старший брат Николай, к этому времени закончивший Казанский университет. Он дал мне все средства образования и, словом, был отцом[10]

Жена старшего брата Александра Степановна Троицкая, дочь нижегородского учителя, заменила ему мать. В Симбирске Розанов был постоянным читателем в публичной библиотеке Н. М. Карамзина. Симбирск стал «духовной родиной» Розанова («С ничего я пришёл в Симбирск…вышел из него со всем..»). В симбирской гимназии он проучился два года, а в 1872 году переехал в Нижний Новгород. Здесь в 1878 году он окончил гимназию и в том же году поступил на историко-филологический факультет Императорского Московского университета, где слушал лекции С. М. Соловьёва, В. О. Ключевского, Ф. Е. Корша и др. По собственному признанию, Розанов «стал в университете любителем истории, археологии, любителем "прежнего"; сделался консерватором»[11]. За время учёбы написал несколько научных студенческих работ: историческую — «Карл V, его личность и отношение к главным вопросам времени», получившую высшую оценку профессора В. И. Герье; по логике — «Основание поведения», за которую получил премию Н. В. Исакова. На четвёртом курсе был удостоен стипендии имени А. С. Хомякова. В 1880 году 24-летний Василий Розанов женился на 40-летней А. П. Сусловой, которая в 1861—1866 годах состояла в близких отношениях с Ф. М. Достоевским[12].

После университета

Окончив университет в 1882 году, отказался держать экзамен на степень магистра, решив заниматься свободным творчеством. В 1882—1893 годах преподавал в гимназиях провинциальных городов — Брянска, Симбирска, Вязьмы (1882—1887)[13], Ельца (1887—1891), Белого (1891—1893) [14]. Будучи учителем географии в Ельце, вступил в конфликт с учеником М. Пришвиным, что в итоге привело к отчислению будущего писателя из гимназии с «волчьим билетом» «за дерзость учителю»[15]

Его первая книга «О понимании. Опыт исследования природы, границ и внутреннего строения науки как цельного знания» (1886) представляла собой один из вариантов гегельянского обоснования науки, но успеха не имела. В том же году Суслова покинула Розанова, отказавшись (и отказывалась затем ещё на протяжении двадцати лет) пойти на официальный развод.

Большую известность получил литературно-философский этюд Розанова «Легенда о великом инквизиторе Ф. М. Достоевского» (1891), положивший начало последующему истолкованию идей Ф. М. Достоевского как религиозного мыслителя у Н. А. Бердяева, С. Н. Булгакова и других. Критик и философ Н. Н. Страхов способствовал его переезду в Петербург, где он получил официальную должность чиновника особых поручений 7-го класса в департаменте Государственного контроля. Творчество Розанова было замечено, редактор газеты «Новое время» А. С. Суворин зачислил его в штат, где он работал до 1917 года[16].

Позднее Розанов сблизился с писателем как участник религиозно-философских собраний (1901—1903). В 1900 году Мережковский, Минский, Гиппиус и Розанов основывают религиозно-философское общество. С конца 1890-х годов Розанов стал известным журналистом позднеславянофильского толка, работал в журналах «Русский вестник» и «Русское обозрение», публиковался в газете «Новое время».

Портрет работы И. К. Пархоменко. 1909 год

Переезд в Сергиев Посад

В сентябре 1917 года Розановы переехали из голодного Петрограда в Сергиев Посад[21] и поселились в трёх комнатах дома преподавателя Вифанской духовной семинарии (это жильё им подобрал философ о. Павел Флоренский).

Перед кончиной Розанов откровенно нищенствовал, голодал, в конце 1918 года обратился со страниц своего «Апокалипсиса» с трагической просьбой:

К читателю, если он друг. — В этот страшный, потрясающий год, от многих лиц, и знакомых, и вовсе неизвестных мне, я получил, по какой-то догадке сердца, помощь и денежную[22], и съестными продуктами. И не могу скрыть, что без таковой помощи я не мог бы, не сумел бы перебыть этот год. <…> За помощь — великая благодарность; и слёзы не раз увлажняли глаза и душу. «Кто-то помнит, кто-то думает, кто-то догадался». <…> Устал. Не могу. 2—3 горсти муки, 2—3 горсти крупы, пять круто испечённых яиц может часто спасти день мой. <…> Сохрани, читатель, своего писателя, и что-то завершающее мне брезжится в последних днях моей жизни. В. Р. Сергиев Посад, Московск. губ., Красюковка, Полевая ул., дом свящ. Беляева.

Дом, где В. В. Розанов провёл последние годы своей жизни

В. В. Розанов скончался 5 февраля 1919 года и был похоронен с северной стороны храма Гефсиманского Черниговского скита в Сергиевом Посаде.

Могила В. В. Розанова в Гефсиманском Черниговском скиту

Творчество и взгляды Розанова вызывают очень противоречивые оценки. Это объясняется его нарочитым тяготением к крайностям , и характерною амбивалентностью его мышления. «На предмет надо иметь именно 1000 точек зрения. Это „координаты действительности“, и действительность только через 1000 и улавливается». Такая «теория познания» демонстрировала необычайные возможности специфически его, розановского, видения мира. Примером данного подхода может служить то, что революционные события 1905—1907 годов Розанов считал не только возможным, но и необходимым освещать с различных позиций — выступая в «Новом времени» под своей фамилией как монархист и черносотенец, он под псевдонимом В. Варварин выражал в других изданиях леволиберальную, народническую, а порой и социал-демократическую точку зрения[24].

«Духовной» родиной для Розанова был Симбирск. Отроческую жизнь он описал ярко, с большой памятью о событиях и тончайших движениях души. Биография Розанова основана на трёх малых родинах: «физическая» (Кострома), «духовная» (Симбирск) и, позднее, «нравственная» (Елец). В литературу Розанов вошёл уже сформировавшейся личностью. Его более чем тридцатилетний путь в литературе (1886—1918) был беспрерывным и постепенным разворачиванием таланта и выявлением гения. Розанов менял темы, менял проблематику, но личность творца оставалась неущербной[25].

Условия его жизни (они были не легче, чем у его знаменитого волжского земляка Максима Горького), нигилистическое воспитание и страстное юношеское желание общественного служения готовили Розанову путь деятеля демократической направленности. Он мог бы стать одним из выразителей социального протеста. Однако юношеский «переворот» изменил его биографию коренным образом, и Розанов обрёл своё историческое лицо в других духовных областях. Розанов становится комментатором. За исключением немногих книг («Уединённое», «Опавшие листья», «Апокалипсис нашего времени») необъятное наследие Розанова, как правило, написано по поводу каких-либо явлений, событий[25].

Исследователи отмечают эгоцентризм Розанова. Первые издания книг «опавших листьев» Розанова — «Уединённое», а затем и «Опавшие листья», — вошедшие вскоре в золотой фонд русской литературы, были восприняты с недоумением и растерянностью. Ни одной положительной рецензии в печати, кроме бешеного отпора человеку, который на страницах напечатанной книги заявил: «Я ещё не такой подлец, чтобы думать о морали»[25].

Розанов — один из русских писателей, счастливо познавших любовь читателей, неколебимую их преданность. Это видно из отзывов особенно чутких читателей «Уединённого», правда, высказанных интимно, в письмах. Примером может служить ёмкий отзыв М. О. Гершензона[26]:

Удивительный Василий Васильевич, три часа назад я получил Вашу книгу, и вот уже прочёл её. Такой другой нет на свете — чтобы так без оболочки трепетало сердце пред глазами, и слог такой же, не облекающий, а как бы не существующий, так что в нём, как в чистой воде, всё видно. Это самая нужная Ваша книга, потому что, насколько Вы единственный, Вы целиком сказались в ней, и ещё потому, что она ключ ко всем Вашим писаниям и жизни. Бездна и беззаконность — вот что в ней; даже непостижимо, как это Вы сумели так совсем не надеть на себя системы, схемы, имели античное мужество остаться голо-душевным, каким мать родила, — и как у Вас хватило смелости в 20-м веке, где все ходят одетые в систему, в последовательность, в доказательность, рассказать вслух и публично свою наготу. Конечно, в сущности все голы, но частью не знают этого сами и уж во всяком случае наружу прикрывают себя. Да без этого и жить нельзя было бы; если бы все захотели жить, как они есть, житья не стало бы. Но Вы не как все, Вы действительно имеете право быть совсем самим собою; я и до этой книги знал это, и потому никогда не мерял Вас аршином морали или последовательности, и потому «прощая», если можно сказать тут это слово, Вам Ваши дурные для меня писания просто не вменял: стихия, а закон стихий — беззаконие.

Философия Розанова является частью общего русского литературно-философского круга, однако особенности его существования в этом контексте выделяют его фигуру и позволяют говорить о нём как о нетипичном его представителе. Находясь в центре развития российской общественной мысли начала 20 в., Розанов вёл активный диалог с многими философами, писателями, поэтами, критиками. Многие из его работ были идейной, содержательной реакцией на отдельные суждения, мысли, работы Бердяева, В. С. Соловьёва, Блока, Мережковского и др. и содержали развёрнутую критику этих мнений с позиций его собственного мировоззрения. Проблемы, занимавшие мысли Розанова, связаны с морально-этическими, религиозно-идейными оппозициями — метафизика и христианство, эротика и метафизика, православие и нигилизм, этический нигилизм и апология семьи. В каждой из них Розанов искал пути к снятию противоречий, к такой схеме их взаимодействий, при которой отдельные части оппозиции становятся разными проявлениями одних и тех же проблем в существовании человека[27].

Интересна одна из интерпретаций философии Розанова, а именно как философии «маленького религиозного человека». Предметом его исследования становятся перипетии «маленького религиозного человека» наедине с религией, такое множество материала, указывающего на серьёзность вопросов веры, на их сложность. Грандиозностью задач, которые ставит перед Розановым религиозная жизнь его эпохи лишь отчасти связана с Церковью. Церковь не поддаётся критической оценке. Человек остаётся наедине с самим собой, минуя институты и установления, которые объединяют людей, дают им общие задачи. Когда так ставится вопрос, то проблема рождается сама собой, без дополнительного участия мыслителя. Религия по определению — объединение, собирание вместе и т. д. Однако понятие «индивидуальная религия» приводит к противоречию. Впрочем, если его истолковать таким образом, что в рамках своей индивидуальности религиозный человек ищет свой способ связи и объединения с другими, тогда всё встаёт на нужные места, всё приобретает смысл и потенциал для исследования. Именно его использует В. Розанов[28] (недоступная ссылка — история) Проверено 3 ноября 2021..

Исследователи^[кто?] отмечают необычный жанр сочинений Розанова, ускользающий от строгого определения, однако прочно вошедший в его журналистскую деятельность, предполагавший постоянную, как можно более непосредственную и вместе с тем выразительную реакцию на злобу дня, и сориентированный на настольную книгу Розанова «Дневник писателя» Достоевского.

В опубликованных сочинениях «Уединённое» (1912), «Смертное» (1913), «Опавшие листья» (короб 1 — 1913; короб 2 — 1915) и сборниках «Сахарне», «После Сахарны» (написаны по итогам отдыха в бессарабском селе Сахарна, ныне — Молдавия), «Мимолётное» и «Последние листья» автор пытается воспроизвести процесс «понимания» во всей его интригующей и многосложной мелочности и живой мимике устной речи — процесс, слитый с обыденной жизнью и способствующий мыслительному самоопределению. Этот жанр оказался наиболее адекватным мысли Розанова, всегда стремившейся стать переживанием; и последнее его произведение — попытка осмыслить и тем самым как-то «очеловечить» революционное крушение истории России и его вселенский резонанс, обрела испытанную жанровую форму. Его «Апокалипсис нашего времени» публиковался невероятным по тому времени двухтысячным тиражом в большевистской России с ноября 1917 по октябрь 1918 года (десять выпусков)[24].

Розанов так писал о себе[26]:

Я принадлежу к той породе «излагателя вечно себя», которая в критике — как рыба на земле и даже на сковороде». И признавался: «Что бы я ни делал, что бы ни говорил и ни писал, прямо или в особенности косвенно, я говорил и думал, собственно, только о Боге: так что Он занял всего меня, без какого-либо остатка, в то же время как-то оставив мысль свободною и энергичною в отношении других тем».

Розанов считал, что остальные религии стали индивидуальными, личным же стало христианство. Делом каждого человека стало выбирать, то есть осуществлять свободу, но не веры в смысле качества и конфессии — этот вопрос решён 2000 лет назад, но в значении качества укоренённости человека в общей вере. Розанов убеждён, что этот процесс воцерковления не может проходить механически, через пассивное приятие таинства святого крещения. Должна быть активная вера, должны быть дела веры, и здесь рождается убеждённость, что человек не обязан мириться с тем, что он не понимает чего-то в реальном процессе жизнедеятельности, что всё касающееся его жизни приобретает качество религиозности[28] (недоступная ссылка — история) Проверено 3 ноября 2021. .

По Розанову, отношение к Богу и к Церкви определяется совестью. Совесть различает в человеке субъективное и объективное, индивидуальное и личное, существенное, главное и второстепенное. Он пишет: «Нужно различать в споре о совести две стороны:

1) отношение её к Богу;

2) отношение её к Церкви.

Бог по учению христианскому есть Личный бесконечный дух. Каждый с первого же взгляда поймёт, что отношение к Лицу несколько иное, чем к порядку вещей, к системе вещей. Никто решительно не скажет, что и Церковь лична: напротив, лицо в ней, напр. всякого иерарха, глубоко покоряется некоторому завещанному и общему порядку»[29].

Творчество философа и публициста посвящено одной теме — судьбе России, её ключевым ценностям жизни и мировосприятия. Розанов писал в «Опавших листьях»: «кроме русских, единственно и исключительно русских, мне вообще никто не нужен, не мил и не интересен»[30].

По мнению доктора философских наук, профессора МГУ Маслина А. А., полифоничность и многовариантность тематики его произведений и записей — от литературы, христианства, общественного устройства и семьи до нигилизма, войны и революции — лишь подчёркивает постоянное присутствие «русской темы», «вечного поиска истины, смысла и сущности русской идеи», несмотря на проблематичность и изменчивость его высказываний. Оставаясь постоянной, она рассматривалась философом с разных позиций, под разными углами, с разных сторон и ракурсов[31].

...Болит душа за Россию... болит за её нигилизм <...> „Если Россия будет нигилистичной“ — то России нужно перестать быть <...> Легко ли это сказать русскому? <...> Однако, если немногие останутся не нигилистами, а все — нигилисты: Родине не надо быть. Ибо значит не „ли́ца“, а масса <...> Вот отчего болею. Вот отчего пишу.

— «...Болит душа за Россию...»[32]

.

Характеристики, которые даёт Розанов русскому обществу и русским, многогранны, в своих работах он наделяет их самыми разными эпитетами: они «нигилисты», «ленивые», «русские вечные хлысты»; и в тоже время «славные», «духовная нация», «общечеловеки», которым свойственна «интимность, задушевность»; народ «неотёсан и груб», «жесток», «русские люди — труха», и в то же время, «русский человек слишком тёплый человек», «русский человек не техник, а идеалист». Розанов стремился создать целостную картину из «неуловимого», и, следуя по стопам Достоевского, находил «русскую идею» в исполнении Россией «христианской миссии» — соединение народов и «преображение человечества»[31]. Достоевского Розанов почитал как мыслителя, «собравшего в себе проблематику и всей русской литературы, и всей человеческой истории»[7].

Для Розанова отечество может быть разным, тогда как Родина, как и мать — одна. Внутреннюю беду России Розанов видит в нигилизме, «легкомысленном и жестоком», в основе которого — отсутствие любви и явное «ненавидение России». В одной из публицистических заметок в «Опавших листьях» (1913—1915 гг.) Розанов пишет:

Вот простая «История русского нигилизма» и России. Жалит её немец. Жалит её еврей. Жалит армянин, литовец. Разворачивая челюсти, лезет с насмешкой хохол. И в середине всех, распоясавшись, «сам русский» ступил сапожищем на лицо матери-Родины.

— Розанов В. В. Опавшие листья. (Короб второй и последний)[33].

По убеждению Розанова, русскому народу присуща глубокая аполитичность, которую он считал «родовым отличием нашего народа»[34].

Любовь к России, по мнению философа, присутствует в народе и выражается не в её восхвалении, а в чувстве любви к Родине, ибо «любовь — порождение сердца, а не разума». Эталоном такой любви он считал творчество Ф. Достоевского, которому в 1911 году он посвятил статью «Возле “русской идеи”». Олицетворением «подлинного дьявола» для Розанова является Смердяков, с его мыслями о том, что «Россию завоевать нужно. Вот придут французы и покорят её» и «хорошо, кабы нас тогда покорили эти самые французы» (статья «Погребатели России», Новое время. 1909). В романах Достоевского, по Розанову, «Дьявол с Богом борется: а поле борьбы — сердца людей». «Русская идея», по его мнению, должна быть реализована не в идеологическом плане, а в религии и сфере семейных, любовно-бытовых отношений, которая, в противоположность европейскому началу — «гордыне, захвату и господству», трактуется как вечная женственность и плодовитость[31].

Розанов писал в статье «Женский университет в Москве», опубликованной 16 апреля 1906 года в газете «Новое время»: «Нет более надёжного и более ревностного распространителя вообще всякого рода нововведений, чем женщины, — чего бы дело ни коснулось»[35].

К числу не до конца раскрытых тем в творческом наследии Розанова исследователи относят вопрос о политических предпочтениях мыслителя, об определении идеальной формы власти и форм правления в России[36][37]. Общественно-политическая позиция писателя, по мнению историка Ломоносова С. В., как и всё его творчество, не имеет чётких рамок и составлена «из взаимоисключающих понятий: либеральный консерватизм, «славянофильский национализм» и т. п.»[38]. Профессор из Кракова Иоахим Дец (Польша) считает Розанова «консерватором славянофильского толка». Н. О. Лосский считал, что наследие Розанова не имеет последовательного характера и систематики, а большинство его работ посвящено критике христианства[39]. Историк В. И. Пичугин, исследуя творчество философа, писателя и публициста, считал, что главное для В. В. Розанова – «эстетическое понимание истории, выраженное в художественных формах его оригинального стиля»[36].

В ранних работах Розанов был приверженцем консервативных начал мировоззрения, его работы были основаны на принципах мистического осмысления самодержавной власти в России. Для Розанова проблема гармоничных отношений монарха и управленческого аппарата стала ключевой в размышлениях о природе российской власти. Неся службу чиновника особых поручений VII класса при Государственном контроле в Петербурге, публицист видел изнутри страшную силу бюрократии, пропитанную нигилизмом и коррупцией, разлагавшими всю страну. Его мнение о бюрократии, выражено, в основном, в работе «О подразумеваемом смысле нашей монархии» (1895)

А. Ломоносов считает, что основой историософского мировоззрения Розанова было его представление о сакральной судьбе России, «убеждение в непреходящей ценности Русского Царства. Мыслитель был убеждён, что голым разумом в исторической миссии самодержца ничего понять нельзя, поскольку она является для обыденного сознания совершенно непостижимой, так как, по Розанову, именно царь «велит истории», а «русский самодержец был для В. В. Розанова божественным началом борьбы со злом в мировой истории»[38].

Террор как социальное явление философ относил к древнейшему началу человеческой истории — жертвенности и объяснял его «негодованием “святых людей” на грех человеческий». Он был убеждён, что «эксцессы революционеров напоминают собою самые тёмные изуверные секты, с человеческими жертвоприношениями и с сладострастием собственного самозакалывания». Революционеров писатель называл «антихристами русской земли», отречение Николая II было для него личной трагедией[40][38].

Экономика, по его мнению, «сурова и умна. Не трудишься — не ешь; хочешь есть — трудись». Общественно-политическая позиция философа и публициста ярко проявилась в переломные моменты российской истории: во время первой русской революции, Первой мировой войны и во времена кардинальных перемен в стране в 1917 году. В общественной жизни, по мнению доктора исторических наук Куксановой Н. В., для Розанова цементирующей основой в России всегда были семья, личность, церковь и государственные институты[41].

Космополитическая пропаганда накануне революции 1917 года и действия левых сил, по мнению Розанова, представляли большую опасность для страны. Он полагал, что русские рабочие и ремесленники, попадая под влияние политических теорий, не имеют экономической независимости, необходимой для принятия самостоятельного решения, лишены элементарных знаний, чтобы им противостоять[41].

В истории России Розанов выделяет три периода: «христианство, политическая организация и индивидуальное творчество». Он утверждает, что Россию ждёт «исторический поворот, который, по его мнению, «будет ещё более резок и глубок», и предполагает, «что характер четвертой фазы нашего исторического развития будет именно синтетический»[42][43]

Первостепенное значение для Розанова имели культурно-исторические ценности. Исторические факты и причинно-следственные связи между ними отходили на второй план. «Антиномическое мышление» Розанова проявлялось не только в разнонаправленности его суждений, но и в том, что он не был автором крупных сочинений, создав особый стиль фрагментарных записей, применяя «особый художественный прием» и отдавая предпочтение художественным образам, смещая представления и акценты, по-своему расставляя факты, чтобы «проникнуть в сущность» явления или события. Например, он мог писать в разных изданиях и от имени большевиков, и от имени черносотенцев. Партии, их программы и политические заявления не имели для него значения как преходящие явления, которые в историческом контексте не могли иметь большого значения, изменяясь и трансформируясь[44][31][45].

Центральной философской темой в творчестве зрелого Розанова стала его метафизика пола[24]. В 1898 в одном из писем он формулирует своё понимание пола:

«Пол в человеке — не орган и не функция, не мясо и не физиология — но зиждительное лицо… Для разума он не определим и не постижим: но он Есть и все сущее — из Него и от Него». Непостижимость пола никоим образом не означает его ирреальности. Напротив, пол, по Розанову, есть самое реальное в этом мире и остаётся неразрешимой загадкой в той же мере, в какой недоступен для разума смысл самого бытия. «Все инстинктивно чувствуют, что загадка бытия есть собственно загадка рождающегося бытия, то есть что это загадка рождающегося пола». В розановской метафизике человек, единый в своей душевной и телесной жизни, связан с Логосом, но связь эта имеет место не в свете универсального разума, а в самой интимной, «ночной» сфере человеческого бытия: в сфере половой любви.

Еврейская тема в творчестве Василия Розанова занимала важное место. Это было связано с основами мироощущения Розанова — мистическим пансексуализмом, религиозным поклонением животворящей силе пола, утверждением святости брака и деторождения. Отрицая христианский аскетизм, монашество и безбрачие, Розанов находил религиозное освящение пола, семьи, зачатия и рождения в Ветхом завете[46]. Но его антихристианский бунт смирялся его органическим консерватизмом, искренней любовью к русскому «бытовому исповедничеству», к семейным добродетелям православного духовенства, к освящённым традицией формам русской государственности. Отсюда проистекали и элементы откровенного антисемитизма Розанова, столь смущавшего и возмущавшего многих современников[46].

По оценкам Электронной еврейской энциклопедии[46], высказывания Розанова иногда носили откровенно антисемитский характер[46]. Так, в сочинении Розанова «Иудейская тайнопись» (1913) присутствует следующий фрагмент:

Да вы всмотритесь в походку: идёт еврей по улице, сутуловат, стар, грязен. Лапсердак, пейсы; ни на кого в мире не похож! Всем не хочется подать ему руку. „Чесноком пахнет“, да и не одним чесноком. Жид вообще „скверно пахнет“. Какое-то всемирное „неприличное место“… Идёт какою-то не прямою, не открытою походкою… Трус, робок… Христианин смотрит вслед, и у него вырывается:

— Фу, гадость, и зачем я не могу обойтись без тебя?

Всемирное: „зачем не могу обойтись“…

Однако при оценке взглядов Розанова следует учитывать и его нарочитое тяготение к крайностям, и характерную амбивалентность его мышления[24]. Ему удалось прослыть одновременно юдофилом и юдофобом[24].

Сам Розанов отрицает антисемитизм в своём творчестве. В письме М. О. Гершензону[47] он пишет: «Анти-семитизмом, я, батюшка, не страдаю… Что касается евреев, то, … я как-то и почему-то „жида в пейсах“ и физиологически (почти половым образом), и художественно люблю, и, втайне, в обществе всегда за ними подглядываю и любуюсь».

Во время дела Бейлиса Розанов опубликовал многочисленные статьи: «Андрюша Ющинский» (1913), «Испуг и волнение евреев» (1913), «Открытое письмо С. К. Эфрону» (1913), «Об одном приёме защиты еврейства» (1913), «Недоконченность суда около дела Ющинского» (1913), а также опубликовал книгу «Обонятельное и осязательное отношение евреев к крови», включив в качестве приложений две статьи Павла Флоренского «Проф. Д. А. Хвольсон о ритуальных убийствах» и «Иудеи и судьба христиан».[48] По оценке Электронной еврейской энциклопедии[46], Розанов в них пытается доказать справедливость обвинения евреев в ритуальном убийстве, мотивируя его тем, что в основе еврейского культа лежит пролитие крови.

Соединение восторженных гимнов библейскому иудаизму с яростной проповедью антисемитизма навлекло на Розанова обвинения в двурушничестве и беспринципности. За свои статьи о деле Бейлиса Розанов был исключён из Религиозно-философского общества (1913)[46].

Только к концу жизни Розанов стал высказываться о евреях без открытой враждебности, местами даже восторженно[49]. В своей последней книге («Апокалипсис нашего времени») Розанов полностью отверг свою былую юдофобию. Он также заявил о своём разочаровании в христианстве., которое обвинил в вековых гонениях на евреев, причём находил корни этого в Евангелии, обличая его как книгу «ненависти, а не любви»[49]. Высказывая своё новое отношение к евреям, Розанов писал[50]:

Одна идея «Домостроя», Домо-строя, есть уже великая, священная. Несомненно, самый великий «Домострой» дан Моисеем в «Исходе», во «Второзаконии» и т. д. и продолжен в Талмуде, и затем фактически выражен и переведён в жизнь в кагале.

«Книга Судей Израилевых», с Руфью, с Иовом, свободная, нестеснённая, мне казалась всегда высшим типом человеческого проживания. Она неизмеримо выше и счастливее царств.

И вот я думаю — евреи во всём правы. Они правы против Европы, цивилизации и цивилизаций. Европейская цивилизация слишком раздвинулась по периферии, исполнилась пустотами внутри, стала воистину «опустошённою» и от этого погибает.

Живите, евреи. Я благословляю вас во всём, как было время отступничества (пора Бейлиса несчастная), когда проклинал во всём. На самом же деле в вас, конечно, «цимес» всемирной истории: то eсть есть такое «зёрнышко» мира, которое — «мы сохранили одни». Им живите. И я верю, «о них благословятся все народы». — Я нисколько не верю во вражду евреев ко всем народам. В темноте, в ночи, незнаем — я часто наблюдал удивительную, рачительную любовь евреев к русскому человеку и к русской земле.

Да будет благословен еврей.

Да будет благословен и русский.

Розанов был страстным нумизматом. Его коллекция, хранящаяся в Государственном музее изобразительных искусств им. А. С. Пушкина (Отдел нумизматики), насчитывает 1497 монет[51].

• О понимании. Опыт исследования природы, границ и внутреннего строения науки как цельного знания / [соч.] Вас. Розанова. — Москва: Тип. Э. Лисснера и Ю. Романа, 1886. — XI, [1], 737, [1] c., [4] л. схем.
• Легенда о великом инквизиторе Ф. М. Достоевскаго: опыт критического комментария В. Розанова. — СПб.: Типо-литогр. и нотопеч. С. М. Николаева, 1894. — [9], 234 с.
• Сумерки просвещения: сборник статей по вопросам образования / В. В. Розанов. — СПб.: изд. П. Перцова, 1899 (Тип. М. Меркушева). — II, 240 с.
• Литературные очерки: сборник статей / В. В. Розанов. — СПб.: изд. П. Перцова, 1899 (Тип. М. Меркушева). — [8], 285 с.
• Религия и культура: сборник статей / В. В. Розанов. — СПб.: П. Перцов, 1899. — [6], II, 264 с.
• Природа и история: сборник статей / В. В. Розанов. — СПб.: изд. П. Перцова, 1900 (Тип. М. Меркушева). — [4], IV, 268 с.
• В мире неясного и нерешенного / В. В. Розанов. — СПб.: [Тип. М. Меркушева], 1901. — [6], 271 с.
• Семейный вопрос в России: Дети и родители. Мужья и жёны. Развод и понятие незаконнорождённости. Холостой быт и проституция. Женский труд. Закон и религия. / В. В. Розанов. — СПб.: Тип. М. Меркушева, 1903.
• Декаденты / В. В. Розанова. — СПб.: Тип. П. Ф. Вощинской, 1904. — 24 с. — (Критические этюды; 1)
• Место христианства в истории / [соч.] В. В. Розанова. — Санкт-Петербург: Тип. П. Ф. Вощинской, 1904. — 48 с. — (Религиозно-философская библиотека; Вып. 1).
• Ослабнувший фетиш: (психологические основы русской революции) / В. Розанов. — СПб.: изд. М. В. Пирожкова, 1906. — 24 с.
• Русская церковь и другие статьи = L'église russe / В. Розанов. — Paris: Д. Жуковский, 1906. — [5], 124 с.
• Около церковных стен : в 2 т. / В. Розанов. — СПб.: Тип. Ф. Вайсберга и П. Гершунина, 1906.
• Итальянские впечатления: Рим. Неаполитанский залив. Флоренция. Венеция. По Германии / В. Розанов; с рис. Л. С. Бакста и тремя видами Пастума. — СПб.: [б. и.], 1909 (Тип. А. С. Суворина). — VIII, 318 с.
• Русская церковь. Дух. Судьба. Очарование и ничтожество. Главный вопрос / В. Розанов. — Санкт-Петербург: Тип. А. С. Суворина, 1909. — [2], 39 с.
• Когда начальство ушло …: 1905—1906 гг. / В. Розанов. — СПб.: [Тип. А. С. Суворина], 1910. — [4], VIII, 420, [7] с.
• Люди лунного света. Метафизика христианства / В. В. Розанов. — СПб., 1911. — IX, 199 с.
• Уединённое. — Санкт-Петербург, 1912. 
• Тёмный лик: метафизика христианства / В. В. Розанов. — Санкт-Петербург: [Тип. Ф. Вайсберга и П. Гершунина], 1911. — XVI, 285 с.
• Библейская поэзия / В. В. Розанов. — Санкт-Петербург: [Тип. А. С. Суворина], 1912. — 39 с.
• О подразумеваемом смысле нашей монархии / В. Розанов. — СПб.: [Тип. А. С. Суворина], 1912. — 87 с.
• Л. Н. Толстой и Русская Церковь / В. В. Розанов. — СПб.: [Тип. А. С. Суворина], 1912. — 22, [1] с.
• Литературные изгнанники. Т. 1. [Текст] / В. В. Розанов. — СПб., 1913 (Тип. т-ва А. С. Суворина «Новое время»). — XII, 531 с.
• Апокалипсическая секта: (хлысты и скопцы) / В. В. Розанов. — Санкт-Петербург: Тип. Ф. Вайсберга и П. Гершунина, 1914. — 207, [1] с.
• Среди художников / В. В. Розанов. — СПб.: [б. и.], 1914. — 499 с.
• Обонятельное и осязательное отношение евреев к крови. — СПб., 1914, VIII+302 с.
• Война 1914 года и русское возрождение / В. В. Розанов. — Пг.: [Тип. т-ва А. С. Суворина — «Новое время»], 1915. — [4], 234, [2] с.
• Опавшие листья. — СПб.: [б. и.], 1913—1915 (Тип. т-ва А. С. Суворина — «Новое время»).
• В чаду войны / В. Розанов. — Петроград; Москва: Рубикон, 1916. — 61 с.
• Израиль: интимные рассказы / Орион [псевд.]. — Петроград: Усердие, 1916. — 17, [1] с. — (Б-ка Об-ва «Изучение иудейского племени»).
• Израиль: интимные рассказы. Вып. 2. / Орион [псевд.]. — Петроград: Усердие, 1916. — 30, [1] с. — (Б-ка Об-ва «Изучение иудейского племени»).
• Из восточных мотивов. [Вып. 1] / В. В. Розанов. — Пг.: Сириус, 1916. — 32 с.
• Из восточных мотивов. [Вып. 2] / В. В. Розанов. — Пг.: Сириус, 1917. — С. 33—64
• Из восточных мотивов. [Вып. 3] / В. В. Розанов. — Пг.: Сириус, 1917. — С. 65—96
• Из последних листьев. Апокалиптика русской литературы // Книжный угол. — 1918. — № 5. — С. 6—11.
• Апокалипсис нашего времени / В. В. Розанов. — Сергиев Посад: Тип. И. Иванова, 1917—1918.
• Избранное / В. В. Розанов; Вступ. статья и ред. Ю. П. Иваска. — Нью-Йорк: Изд-во им. Чехова, 1956. — 412 с.
• Избранное / ред. Евгения Жиглевич; вступ. ст. Генриха Штаммлера и Евгении Жиглевич. — Мюнхен: А. Нейманис, 1970. — 617 с.
• Народная душа и сила национальности / сост., предисл., указ. имён и прим. А. В. Белова / отв. ред. О. А. Платонов. — М.: Ин-т рус. цивилизации, 2012. — 992 с. — ISBN 978-5-4261-0013-8.
• Из последних листьев. Апокалиптика русской литературы: учебное пособие. — Санкт-Петербург: Лань, 2013. — 13 с. — ISBN 978-5-507-10620-2

• Люди лунного света
• Метафизика (Аристотель)

• Болдырев Н. Ф. Семя Озириса, или Василий Розанов как последний ветхозаветный пророк. — Челябинск: Урал, 2001. — 477, [1] с.: ил. — (Биографические ландшафты). — ISBN 5-8029-0196-9
• Галковский Д. Счастливый Розанов  (недоступная ссылка с 21-05-2013 [3205 дней] — история, копия) — статья в «Литературной газете» о судьбе Розанова как писателя и философа в России.
• Голлербах Э. В. В. Розанов. Жизнь и творчество. — Петербург: Полярная звезда, 1922. — 110 с., [1] л.
• Голубкова А. А. Литературная критика В. В. Розанова: опыт системного анализа. / А. А. Голубкова; науч. ред. И. А. Едошина. — Кострома : КГУ им. Н. А. Некрасова, 2013. — 432 с. — (Библиотека журнала"Энтелехия".) ISBN 978-5-7591-1374-4
• Грифцов Б. А.Три мыслителя: В. Розанов, Д. Мережковский, Л. Шестов. — Москва: Тип. В. М. Саблина, 1911. — [2], 189, [2] с.
• Грякалова Н. Ю. Гендерный проект В. В. Розанова и «русская идея» // Человек модерна: Биография - рефлексия-письмо. — СПб., 2008. — С. 120—130.
• Евлампиев И. И. В. Розанов и Ф. Ницше: поиски истинного христианства // Вестник Русской христианской гуманитарной академии. Том 12, вып. 3. — Санкт-Петербург: Издательство Русской христианской гуманитарной академии, 2011. — С.136—147.
• Лебедева В. Г. Феномен «панэвтихизма» в концепции Василия Розанова // Лебедева В. Г. Судьбы массовой культуры России. Вторая половина XIX-первая треть XX века. — СПб., 2007. — С. 136—140.
• Медведев А. А. Национальный нигилизм и его преодоление в «Апокалипсисе нашего времени» В. В. Розанова // Соловьёвские исследования. — 2018. — Вып. 2(58). — С. 88—99.
• Медведев А. А. Феномен Лермонтова в эссеистике В. В. Розанова // Известия Уральского федерального университета. Сер. 2: Гуманитарные науки. — 2014. — № 4(133). — С. 59—67.
• Михайловский Н. К. О г. Розанове, его великих открытиях, его маханальности и философической порнографии.
• Николюкин А. Н. Розанов. — М.: Мол. гвардия, 2001. — 511 с. — (Жизнь замечательных людей. Сер. Биогр.; вып. 788).
• Равкин З. И. В. В. Розанов — философ, писатель, педагог. Жизнь и творчество. — М., 2002.
• Рубинс М. О. Василий Розанов и Русский Монпарнас (1920—1930-е гг.) // Ежегодник Дома русского зарубежья имени Александра Солженицына 2013 — М., 2014. — С. 541—562.
• Руднев П. А. Театральные взгляды В. В. Розанова. — М.: Аграф, 2003. — 380 с., илл. — (Символы времени). — ISBN 5-7784-0240-6
• Свенцицкий В. Христианство и «половой вопрос» (По поводу книги В. Розанова «Люди лунного света») // Новая Земля. — 1912. — № 3/4, 7/8.
• Селивачёв А. Ф. Психология юдофильства // Русская мысль. — 1917. — Кн. 2. — С. 40—64.
• Селивачёв А. Ф. Психология юдофильства. В. В. Розанов // В. В. Розанов: Pro et contra. Книга 2. — СПб., 1995. — С. 223—239.
• Сукач В. Г. В. В. Розанов. Апокалиптика русской литературы // Новый Мир, 1999. — № 7.
• Сукач В. Г. Василий Васильевич Розанов: Биографический очерк. Библиография. – М.: Прогресс-Плеяда, 2008. — 224 с.
• Ховин В. Р. Не угодно ли-с?!: Силуэт В. В. Розанова. — Петроград: Очарованный странник, 1916. — 30 с.
• Шкловский В. Б. Розанов. — [Петроград]: ОПОЯЗ, 1921. — 56 с.; — ([Сборники по теории поэтического языка; Вып. 4. Сюжет 3]).
• Leskovec P. Basilio Rozanov e la sua concezione religiosa. — Roma, 1958: Rozanov. — L., 1962
• Куприянов П. С. Розанов Василий Васильевич // А. Ю. Андреев, Д. А. Цыганков Императорский Московский университет: 1755—1917 : Энциклопедический словарь. — М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2010. — С. 622—623. — ISBN 978-5-8243-1429-8.

• Библиография литературы о Розанове. 1906—1913
• Василий Васильевич Розанов — видеофильм
• «Историческая роль Столыпина» 1911 г.
• «С печальным праздником» Пасха 1918 года
• Уединённое
• Розанов в Библиотеке «Вехи»
• Розанов в Библиотеке о. Якова Кротова
• Розанов Василий Васильевич. Биография. Библиография.
• Розанов в Библиотеке Николая Федоровского
• Василий Розанов в Галерее Международного общества философов (англ.)
• Розанов Василий Васильевич — статья из Большой советской энциклопедии. 
• Розанов В. В. // Литературная энциклопедия : в 11 т. — [М.], 1929—1939.
• Василий Розанов на сайте Проекта1917
• «Моя душа сплетена из грязи, нежности и грусти» — о Розанове
• Auto-портрет Розанова (Составлен В. Г. Сукачем по книгам «Литературные изгнанники», «Мимолётное», «Уединённое», «Опавшие листья», «Сахарна»)
• Путь Розанова: «Небесное и земное»
• О Розанове (Парижский доклад 1938 г.)
• Дорошевич В. М. Нечто о пуговицах и о школе.
• Александр Крутов. В. Розанов как зеркало будущего успеха ЛДПР // «Новый Взгляд» : газета. — 1995. — № 32. — С. 01—02.
• Сукач В. Г. Детские годы Розанова
• Павел Гольдштейн. О В. В. Розанове (неопр.). Заметки по еврейской истории (№ 8(155) август 2012). Дата обращения: 15 августа 2012.
• Сочинения В. В. Розанова на сайте Тверской епархии