Коровьев

Настоящее имя рыцаря, Фагот, вероятно, образовано от названия одноимённого музыкального инструмента, изобретённого итальянским монахом Афранио. Благодаря этому обстоятельству резче обозначается функциональная связь между Коровьевым-Фаготом и Афранием, начальником тайной стражи при прокураторе Понтии Пилате. Форма фагота также напоминает фигуру Коровьева — проглядывается сходство между длинной тонкой трубкой и высоким, тощим и узким в плечах регентом-пьяницей, готовым в любой момент услужливо склониться перед собеседником. По одной из версий, имя-название музыкального инструмента является намеком на то, что Фагот некогда был членом ангельского хора.

Существует вероятность, что имена всех членов свиты Воланда связаны с языком иврит. Так, например, Коровьев (на иврите каров — близкий, то есть приближённый), Бегемот (на иврите бехема — скотина), Азазелло (на иврите азазель — демон).

По другой версии, Коровьев образовано по имени древнеегипетского бога Хор. В мифологии древних египтян бог Хор был противником бога Сета (сатаны). В романе Воланд говорит Маргарите, что «Рыцарь этот когда-то неудачно пошутил». По космогонии древних мифов Хор — это планета Марс, а Сет — это Сатурн. Они оба находятся в темной стороне от Бога-Солнца. Потому и в романе Коровьев служит Сатане.

Возможна также аллюзия, связанная с характеристикой Скалозуба, данной ему Чацким, в «Горе от ума»: «Хрипун, удавленник, фагот».

Фагот появляется уже в первых абзацах романа, где сначала предстаёт в качестве галлюцинации, видной одному лишь Берлиозу. Возникает он из майского зноя, как и положено любому представителю нечистой силы. Вечером, по завершении рассказа Воланда о встрече Понтия Пилата с Иешуа, Коровьев, уже в плотском обличии, назвавшись бывшим регентом, направляет Берлиоза к турникету с разлитым Аннушкой маслом, возле которого тот и попал под трамвай.

В дальнейшем роль Фагота в основном связана с «грязной работой» и «трюками» — он пытается сбить с пути преследующего свиту Воланда Ивана Бездомного, даёт председателю жилтоварищества Босому взятку рублями, которые потом волшебным образом превращаются в доллары, занимает зрителей во время представления в театре «Варьете». Одну из последних глав в романе автор отводит «похождениям» Коровьева и его пажа Бегемота, в ходе которых они поджигают Торгсин и дом Грибоедова.

Во время великого бала Сатаны Фагот вместе с Бегемотом и королевой Марго встречает гостей, а позже подаёт Воланду чашу, наполненную кровью барона Майгеля.

В сцене последнего полёта Фагот предстаёт тёмно-фиолетовым рыцарем с вечно мрачным лицом. По словам Воланда, Фагот был обречён шутить на многие века за неудачный каламбур о Свете и Тьме, который тот сочинил во время своих рассуждений.

Вряд ли бы теперь узнали Коровьева-Фагота, самозванного переводчика при таинственном и не нуждающемся ни в каких переводах консультанте <...> На месте того, кто в драной цирковой одежде покинул Воробьёвы горы под именем Коровьева-Фагота, теперь скакал, тихо звеня золотою цепью повода, тёмно-фиолетовый рыцарь с мрачнейшим и никогда не улыбающимся лицом. Он упёрся подбородком в грудь, он не глядел на луну, он не интересовался землёю под собою, он думал о чём-то своём, летя рядом с Воландом.

• Некоторую схожесть можно просмотреть между Коровьевым Булгакова и Коровкиным Достоевского, персонажем повести "Село Степанчиково и его обитатели". Несмотря на полный контраст внешности (Коровьев высокий, худой и узкоплечий, Коровкин же низкий, плотный и широкоплечий), обладают разительной схожестью их небрежность к внешнему виду, неразборчивость в еде, любовь выпить и манера речи[1].
• Возможно, одним из прототипов Фагота, который в Москве представлялся бывшим регентом церковного хора, являлся один из знакомых Булгакова, слесарь-водопроводчик Агеич, муж домработницы Булгаковых Маруси. Будучи пьяным, Агеич вспоминал свою юность и то, как пел в церковном хоре. Если же Агеич начинал петь псалмы, то выпроводить его было невероятно трудно[2].
• Самсон Карраско и рыцарь Фалькенштейн. Возможно, именно с них был списан образ Фагота как мрачного рыцаря. Оба персонажа были наказаны, первый — за насмешку над предсказанием собственной смерти (за это же наказан и Михаил Александрович Берлиоз), а второй — за сомнения в существовании демонов, причем лицо его навеки остается бледным, тогда как рыцарь Фагот обречен оставаться с всегда мрачным лицом[3].
• Похожий персонаж уже появлялся у Булгакова — в романе «Дни Турбиных», как реминисценция «Бесов» Достоевского:

Только под утро он разделся и уснул, и вот во сне явился к нему маленького роста кошмар в брюках в крупную клетку и глумливо сказал:  — Голым профилем на ежа не сядешь!.. Святая Русь — страна деревянная, нищая и... опасная, а русскому человеку честь — только лишнее бремя.

 — Ах ты! — вскричал во сне Турбин. — Г-гадина, да я тебя. — Турбин во сне полез в ящик стола доставать браунинг, сонный достал, хотел выстрелить в кошмар, погнался за ним, и кошмар пропал.

• По версии Дмитрия Быкова, Коровьев-Фагот — это Паниковский с его канотье, Азазелло — это Балаганов, Козлевич — Бегемот[4].
• Еще одна версия гласит, что «рыцарь который когда-то неудачно пошутил о свете и тьме» это трубадур Гильем Тудельский, автор «Песни об Альбигойском крестовом походе», в которой слишком возрадовался гибели лидера крестового похода против альбигойцев, Симона де Монфора[5].