Ионыч

«Ио́ныч» — рассказ Антона Павловича Чехова, написанный в 1898 году. Впервые опубликован в «Ежемесячных литературных приложениях» к журналу «Нива» (1898, № 9).

Ионыч

Чехов. Черновик рассказа «Ионыч». 1898
Жанр Рассказ
Автор А. П. Чехов
Язык оригинала русский
Дата написания 1898
Дата первой публикации 1898
Текст произведения в Викитеке
Цитаты в Викицитатнике

В 1966 году рассказ был экранизирован на киностудии «Ленфильм» и вышел под названием «В городе С.» (режиссёр — Иосиф Хейфиц).

Замысел
Мелихово. Рабочий стол Чехова

В мае 1898 года, пройдя курс лечения на юге Франции, Чехов вернулся в Мелихово. Рассказ «Ионыч» был написан в перерывах между строительными заботами, открытием новой школы и приёмом гостей[1].

В своей записной книжке Чехов обозначил контур сюжета, в центре которого, по предварительным задумкам, была семья Филимоновых (в итоговой редакции фамилия изменена на Туркиных)[2]:

Он — чиновник, играет на сцене, поёт, показывает фокусы, острит («здравствуйте, пожалуйста»); она пишет либеральные повести, имитирует: «Я в вас влюблена… ах, увидит муж!» — это говорит она всем на свете при муже. Мальчик в передней: умри, несчастная! В первый раз, в самом деле, всё в этом скучном сером городе показалось забавно и талантливо.

Литературовед Зиновий Паперный, исследуя записные книжки Чехова, пришёл к выводу, что по мере создания рассказа авторский замысел видоизменялся: если изначально писатель хотел развенчать только семью Филимоновых, то в окончательном варианте тот мысленный вердикт, что доктор Старцев выносит Туркиным («если самые талантливые люди во всём городе так бездарны, то каков же должен быть город»), оборачивается приговором Ионыча самому себе[3].

Сюжет

В губернском городе С. семья Туркиных считалась такой же достопримечательностью, как библиотека, театр или клуб. Глава семьи, Иван Петрович, устраивал любительские спектакли. Его жена, Вера Иосифовна, писала романы и повести. Дочь, Екатерина Ивановна, имевшая домашнее прозвище Котик, играла на рояле. Даже лакей Павлуша обладал актёрским талантом.

Когда земский доктор Дмитрий Ионович Старцев поселился в Дялиже неподалёку от С., он был представлен Ивану Петровичу и приглашён в гости. Вечер, проведённый в доме Туркиных, прошёл душевно: пили чай, Вера Иосифовна читала вслух свой роман, начинавшийся словами «Мороз крепчал», Екатерина Ивановна музицировала. Все присутствовавшие восторгались игрой девушки, в том числе и Старцев, который «слушая, рисовал себе, как с высокой горы сыплются камни». Дмитрий Ионович покинул Туркиных в хорошем расположении духа и без всякой усталости прошёл пешком девять вёрст до дому.

Следующий визит Старцева в гостеприимный дом состоялся через много месяцев. Он заехал обследовать Веру Иосифовну, страдающую мигренями, и с тех пор стал наведываться к Туркиным при первой возможности. Его по-настоящему увлекла Екатерина Ивановна; они подолгу беседовали о литературе и искусстве; неделя, проведённая без Котика, казалась Дмитрию Ионовичу вечностью. В один из дней девушка назначила ему свидание на кладбище. Старцев понимал, что это шутка, но всё равно в полночь приехал к памятнику Деметти и долго бродил в одиночестве меж могил. Назавтра он сделал Екатерине Ивановне предложение и получил отказ: девушка объяснила, что жизнь в городе С. для неё невыносима, она хочет стать артисткой, посвятить себя искусству. Старцев переживал дня три, но потом узнал, что Котик уехала поступать в московскую консерваторию, и успокоился.

Через четыре года у Дмитрия Ионовича была уже большая практика; теперь он не ходил пешком, а ездил на тройке с бубенцами. Ему становится тяжелее выдерживать духовную неразвитость местного населения, а одним из развлечений становится перебирание по вечерам заработанных купюр, которые потом относит в общество взаимного кредита. Однажды ему принесли письмо-приглашение от Туркиных; в их доме Старцев встретил Екатерину Ивановну. Она призналась, что великой пианистки из неё не получилось, зато Старцев в её глазах остаётся «лучшим из людей». Всё было как прежде: пили чай, Вера Иосифовна читала очередной роман. Этот визит к Туркиным оказался для Дмитрия Ионовича последним; больше они не встречались.

Спустя несколько лет у раздобревшего, погрузневшего доктора Старцева появились два дома и имение. Он стал легко раздражаться, в том числе на пациентов. По вечерам Дмитрий Ионович ходил в клуб, ужинал в одиночестве, играл в винт. В жизни Туркиных ничего не изменилось: Иван Петрович был моложав и остроумен, Вера Иосифовна, как и раньше, писала романы. Постаревшую Екатерину Ивановну, которая по-прежнему музицировала, одолевали болезни, и она вместе с матерью ежегодно ездила лечиться в Крым.

Отзывы и рецензии

Одним из первых на рассказ «Ионыч» откликнулся литературовед Дмитрий Овсянико-Куликовский, который, отдав должное «оригинальности и силе дарования Чехова», одновременно отмечал «рискованность приёмов», с помощью которых автор показывает, почему главный герой — человек с изначально возвышенными и благородными намерениями — не протестует против давящей среды, не вступает на борьбу с нею, а, напротив, постепенно врастает в неё[4].

Тему «обыденщины», которая засасывает лучших людей, превращая их в «заправских провинциальных обывателей», развил в своей книге «Очерки о Чехове» (1903) литературный критик Александр Сергеевич Глинка: по его мнению, тот «жизненный футляр», в который попал доктор Старцев, не оставил герою шансов для выбора[5]:

Старцев растворился без остатка в обывательщине, и раствор получился самый чистый. Типичность чеховской картины невольно наводит читателя на размышление, сколько ещё таких Ионычей выбрасывает лаборатория провинциальной российской обывательщины.

Достаточно жёсткую оценку «страдающе-ноющим интеллигентам господина Чехова» дал критик Евгений Александрович Ляцкий, который в рецензии журнала «Вестник Европы» назвал их «подлинными детищами „толстовско-катковской“ ложно-классической системы», не имеющими ни веры, ни идеалов. Сам рассказ показался критику растянутым и скучноватым; финал вызвал вопросы: радоваться ли за то, что Ионыч остался жить, или же сокрушаться из-за его судьбы? Кроме того, критик отметил недостаточную проработанность образов Ивана Петровича, Веры Иосифовны и их дочери, «личность» которой «намечена самыми общими штрихами»[6].

Из более поздних отзывов выделяются заметки Александра Солженицына; по мнению писателя, рассказ «Ионыч» — очень жизненный, с плотной динамикой. Характеризуя доктора Старцева как человека «с духовным ожирением», а Котика — как «самоуверенную провинциальную девицу», Солженицын задаётся вопросом: действительно ли автор не видел в России деятельных, толковых людей, или же это восприятие жизни возникло у Чехова под влиянием «вождей общества и предшествующих литераторов»? Особо выделяется эпизод, в котором доктор Старцев отправляется на кладбище[7]:

Но! — кладбище при луне, это отдельная поэма, высочайшего класса, своей яркостью и силой даже выпадает из этого унылого рассказа. Из лучших кусков чеховской прозы.

Эта же сцена произвела большое впечатление на писателя Руслана Киреева: по его мнению, в эпизоде несостоявшегося свидания Ионыча и Котика отразились переживания самого автора, знавшего о своей болезни, внутренне готовившегося к уходу и незадолго до этого побывавшего на русском кладбище в Ницце; поэтичность описаний не самоцельна — в них содержится «одно из самых главных откровений Чехова, объясняющее — вероятно, с наиболее возможной для него полнотой — его, сугубо чеховское, отношение к смерти»[8].

Художественные особенности

Композиция

Рассказ построен методом пунктира: сначала идёт знакомство с доктором Старцевым и Туркиными; затем автор повествует об ухаживаниях Ионыча за Котиком и посещении им кладбища; третья условная глава — это финал недолгой любовной истории; четвёртая часть — новый визит к Туркиным и очередная встреча с Екатериной Ивановной; наконец, в пятой короткой главке Чехов описывает жизнь героев такой, какой она «окончательно определилась ещё на несколько лет»[1].

Развивая сюжет, Чехов сохраняет ровный, сдержанный тон; ни один из героев не получает от автора каких бы то ни было оценок. В то же время за счёт повтора одних и тех же деталей писатель добивается «нарочитого сгущения красок»: это касается шуток Ивана Петровича; романов, читаемых гостям Верой Иосифовной; музицирования Котика; реплики лакея Павы, который, провожая визитёров, неизменно «становится в позу» и произносит: «Умри, несчастная!»[9].

Тот же повествовательный принцип (акцент на определённой детали) используется при разработке образа доктора Старцева. Эволюция героя показана через тонкости: сначала он ходит пешком, позже у него появляется пара лошадей, затем тройка с бубенцами и кучером Пантелеймоном; наконец, в финале Чехов рисует «внушительную картину», когда «кажется, что едет не человек, а языческий бог»[9].

Герои

Ионыч впервые посещает Туркиных праздничным весенним днём. Настроение молодого, доброжелательного, наивного земского врача приподнятое, и эта праздничность идёт изнутри, чувствуется в нём самом: герой упивается молодостью, весной, уютом в доме Туркиных и радостью от того, что после долгой работы ему, наконец, выпали часы отдыха[10].

Пора влюблённости молодого доктора опять-таки выпадает на праздничный день. В душе́ героя «переливаются и играют томление, желание уединиться с Екатериной Ивановной, трепетное ожидание свидания». В то же время в атмосфере праздника звучат лёгкие, еле уловимые нотки увядания: Чехов напоминает о приближении осени, о ранних сумерках. Вечером, бродя в клубе около столов, Дмитрий Иванович начинает терзаться сомнениями: «К чему поведёт этот роман? Что скажут товарищи, когда узнают?»; эта по-беликовски «опасливая оглядка» неожиданно пресекается меркантильными соображениями («А приданого они дадут, должно быть, немало»)[11].

Старцев, по утверждению Овсянико-Куликовского, вызывает неоднозначное впечатление: с одной стороны, он — «человек рутины», с другой — обладатель «просвещённого ума»[4]:

Одинокая, деловая жизнь, не согретая ни любовью, ни дружбою, без каких то ни было нравственных связей с людьми, жизнь очерствевшего и озлобленного эгоиста, целиком построенная на какой-нибудь низменной страсти, — вот жестокий удел таких натур, как Старцев.

Екатерина Ивановна, по мнению литературоведа В. А. Михельсона, относится к светлым образам рассказа. Своим страстным желанием убежать из города С., свободолюбивыми исканиями она напоминает сестёр Прозоровых. Если рассматривать её музицирование в контексте времени, то можно обнаружить, что она, вероятно, тяготела к творчеству раннего Метнера, Скрябина и Рахманинова — композиторам, которые были непонятны ни доктору Старцеву, ни родителям девушки[12].

Вернувшись домой после краха артистической карьеры, Екатерина Ивановна с теплотой вспоминает о Старцеве — человеке, которым она из-за юношеского эгоизма когда-то пренебрегла[13]:

Это уже не балованный Котик, а женщина, испившая «слёз из чаши бытия», если вспомнить наивный романс, который пел молодой Старцев. Но он уже не способен оценить происшедшей с Екатериной Ивановной перемены, расслышать и почувствовать драму, разыгравшуюся по соседству.

История несостоявшейся любви строится, по замечанию чеховеда Владимира Катаева, так же, как в «Евгении Онегине»: вокруг двух признаний. Отличие заключается в том, что «вначале он признается ей в любви и не встречает взаимности, а спустя несколько лет она, поняв, что лучшего человека в её жизни не было, говорит ему о своей любви — и с тем же отрицательным результатом». Ещё одно сравнение — с комедией «Горе от ума» — литературовед приводит, когда поясняет, что Дмитрий Ионович, подобно Чацкому, влюбился в девушку из другого круга; при этом их разделяет не духовный, а «материальный барьер». Получив отказ, Старцев не отправился, как Чацкий, по свету, а по инерции остался жить в Дялиже[14].

Город

Немало страниц в исследованиях посвящено образу города С. Так, драму доктора Старцева литературовед В. П. Рынкевич напрямую связывает с «тотальным провинциализмом, исполнившим до краёв жизнь уездной и губернской России». Эта тема является сквозной в творчестве Чехова: она прослеживается и в письмах, посвящённых родному Таганрогу, и в таких произведениях, как «Огни», «Моя жизнь», «Человеке в футляре», «Невеста». При этом, подчёркивает литературовед, Чехов ведёт речь не только о географическом, но и о духовном провинциализме — том, «от которого не убежишь на поезде»[15]:

Однако упрекать одну лишь среду в том, что она способствует перерождению личности, неправильно, убеждён Владимир Катаев. Духовный распад доктора Старцева связан со многими факторами: это и сила времени, и самопоглощённость, и неумение человека угадать то мгновение, которое «решает всю его дальнейшую судьбу»[14].

«Ионыч» — рассказ о том, как неимоверно трудно оставаться человеком, даже зная, каким ему следует быть. Рассказ о соотношении иллюзий и подлинной (страшной в своей обыденности) жизни, о реальных, не иллюзорных трудностях бытия.

Экранизация

Примечания
  1. Бердников, 1974, с. 395.
  2. Чехов А. П. Собрание сочинений в восьми томах. — М.: Правда, 1970. — Т. 6. — С. 482. — (Библиотека «Огонёк»).
  3. Паперный З. С. Записные книжки Чехова. — М.: Советский писатель, 1976. — С. 52. — 389 с.
  4. Овсянико-Куликовский Д. Н. Наши писатели // Журнал для всех. — 1899. — № 2/3. Архивировано 8 января 2015 года.
  5. Глинка А. С. Очерки о Чехове. — СПб., 1903. — С. 85—88.
  6. Ляцкий Е. А. А. П. Чехов и его рассказы // Вестник Европы. — 1904. — № 1. — С. 138—140. Архивировано 8 января 2015 года.
  7. Солженицын А. И. Окунаясь в Чехова // Новый мир. — 1998. — № 10. Архивировано 8 января 2015 года.
  8. Киреев Р. Т. Из книги «Семь великих смертей» // Библиотека журнала «Новый мир». Архивировано 8 января 2015 года.
  9. Бердников, 1974, с. 396—397.
  10. Турков, 1984, с. 354.
  11. Турков, 1984, с. 355.
  12. Михельсон В. А. О романах Веры Иосифовны, водевилях Ивана Петровича и пассажах Екатерины Ивановны Туркиных // Литературная учёба. — 1981. — № 5. — С. 189—198. Архивировано 8 января 2015 года.
  13. Турков, 1984, с. 356—357.
  14. Катаев В. Б. Сложность простоты. Рассказы и пьесы Чехова. — М.: Издательство МГУ. — С. 13—22. — 112 с. — ISBN 5-211-04565-3. Архивированная копия (недоступная ссылка). Дата обращения: 8 января 2015. Архивировано 8 января 2015 года.
  15. Рынкевич В. П. Путешествие к домк с мезонином. — М.: Художественная литература, 1990. — С. 292—298. — 320 с. — ISBN 5-280-01039-1.

Литература
  • Бердников Г. П. Чехов. — М.: Молодая гвардия, 1974. — 512 с. — (Жизнь замечательных людей).
  • Турков А. М. Чехов и его время // Русская литература XIX века / Азбукин А. Н., Коновалов В. Н.. — М.: Просвещение, 1984. — 399 с.

This article is issued from Wikipedia. The text is licensed under Creative Commons - Attribution - Sharealike. Additional terms may apply for the media files.