Германия, год нулевой

Фильм повествует о судьбе одной немецкой семьи в лежащем после войны в руинах Берлине. Семья еле сводит концы с концами: их дом был разрушен, поэтому их подселили в другую, уцелевшую квартиру, чему хозяева, конечно, не рады. Отец (Эрнст Питшау) тяжело болеет и ничем не может помочь своей семье. Его сын Карл-Хайнц (Франц-Отто Крюгер) недавно вернулся из армии и скрывается, опасаясь, что его отправят в тюрьму за участие в военных действиях. Обеспечивать пропитание вынуждены самые слабые члены семьи: дочь Ева (Ингетрауд Хинце), проводящая вечера в барах с американскими солдатами, и 12-летний[1] Эдмунд (Эдмунд Мешке), целыми днями слоняющийся по разрушенному городу в поисках еды и денег.

Во время одной из таких прогулок Эдмунд встречается с бывшим учителем — нацистом и педофилом. Тот читает ему ницшеанскую проповедь о том, что слабые и бесполезные должны умереть, и мальчик проецирует эти слова на своего отца. Старик и сам то и дело заводит речь о желании перестать быть обузой для семьи и отойти в мир иной. Раздобыв яд, Эдмунд бесстрастно подмешивает его в чай прикованного к постели отца. После смерти отца подростка начинает разъедать всепоглощающее чувство вины. Мальчик пытается отвлечься, присоединившись к играющим во дворе детям, но они убегают от него, как бы разгадав его тайну[2]. Финальная сцена в остове разрушенного здания вошла в историю как «один из самых страшных эпизодов послевоенного европейского кино»[3].

• Эдмунд Мешке — Эдмунд
• Эрнст Питшау — отец
• Ингетрауд Хинце — Ева
• Франц-Отто Крюгер — Карл-Хайнц
• Эрих Гюне — учитель
• Ганс Санген — господин Радемахер
• Хайди Блэнкнер — госпожа Радемахер
• Кристль Меркер — Кристель

Фильм посвящён режиссёром памяти своего 8-летнего сына Романо, который умер незадолго до начала съёмок. Почти все роли сыграли непрофессионалы. Исполнителя главной роли Росселлини нашёл в семье немецких циркачей. Его поразило внешнее сходство мальчика с покойным сыном.[4] Некоторые эпизоды основаны на воспоминаниях режиссёра о повадках сына; сюда относится, в частности, обращение мальчика с куском трубы как с пистолетом.[4] Некоторые сцены фильма (в помещениях) снимались не в Берлине, а в Риме.[4] Росселлини подолгу отсутствовал на съёмочной площадке, поэтому отдельные сцены снимали его ассистенты.[4] Сам режиссёр говорил, что его в фильме интересует только финал.[4]

В трактате «Enjoy your symptom!» философ Славой Жижек разбирает картину с позиций лакановского психоанализа. Совершая отцеубийство, Эдмунд не только исполняет завет своего демонического наставника, но и осуществляет прямо высказанное желание отца умереть.[2] В его действиях высшая жестокость и холодный расчёт сочетаются с безграничной любовью и нежностью — способностью пойти на преступление ради исполнения воли отца. Парадокс в том, что, совершая убийство отца, Эдмунд сохраняет невинность и, можно сказать, приближается к святости.[2] Величайшее преступление здесь приравнивается к величайшему самопожертвованию.

Пессимистичное настроение задают уже первые кадры, в которых ребёнок роет могилу на кладбище. Отличительные черты фильма — по-экспрессионистски контрастное освещение, резкость монтажных решений, сознательное снижение драматизма в сценах похищения яда и отравления, «назойливость» камеры, которая неотступно следует за главным героем[5]. Фоном служат гигантские остовы разбомбленных зданий, которые лишний раз подчеркивают депрессивное состояние ребёнка, предвещая тревожные городские декорации в фильмах Антониони[5]. Метафорически могут читаться и другие приметы этого мира, такие, как многочисленные осушенные фонтаны и назойливо громыхающие трамваи[5]. Модернистское музыкальное сопровождение также работает на нагнетание чувства смутной тревоги.

• В 1948 году фильм был удостоен гран-при и премии за лучший сценарий на кинофестивале в Локарно.
• «Бесстрашный, мучительный взгляд на последствия фашизма для общества и для отдельных людей» (Criterion Collection).[6]
• «Первый случай в истории кино, когда в качестве центра тяжести были представлены дети, а не взрослые» (Франсуа Трюффо).[7]
• «Скорее всего, лучший фильм сороковых о детях» (Майкл Аткинсон, Village Voice).[8]
• «Наиболее беспросветный фильм эпохи неореализма» (Филип Френч, The Guardian).[9]

• Франсуа Трюффо снял фильм «400 ударов» (1959), с которого начинается история Французской новой волны, под впечатлением от просмотра картины Росселлини[10]. Трюффо считал, что Росселлини первым после Виго стал снимать детей без налёта сентиментальности[4].
• Бернардо Бертолуччи числит «Год нулевой» среди трёх своих любимых фильмов[11] и заявляет, что каждый его фильм представляет собой отцеубийство[12]. В картине «Конформист» (1970) он также прослеживает связь между фашистскими преступлениями и психической травмой, нанесённой главному герою в детстве педофилом. Главный герой повторяет жест Эдмунда, приставляя к своей голове имитацию пистолета.
• К почитателям фильма относит себя австрийский режиссёр Михаэль Ханеке[13]. В его фильме «Белая лента», удостоенном «Золотой пальмовой ветви», также рассматриваются психологические истоки фашизма, то, как из социального зла прорастают зёрна зла в душах детей.

• «Верёвка» — фильм, снятый в том же году Альфредом Хичкоком: безответственная проповедь превосходства одних над другими ведёт к преступлению[2]
• «Мушетт» — классический фильм Робера Брессона о никому не нужном подростке, содержащий сюжетные переклички с фильмом Росселлини[4]
• «Германия, год девять-ноль» — фильм Жан Люка Годара, снятый после падения Берлинской стены, с названием, отсылающим к фильму 1948 года

• «Германия, год нулевой» (англ.) на сайте Internet Movie Database
• Германия, год нулевой (англ.) на сайте allmovie