Библейский аллегоризм

Первым систематическим аллегористом среди еврейских учёных считается Филон Александрийский. В греческой культуре к тому времени аллегория была уже широко развита как в толковании мифов, так и в художественных произведениях. Филон применяет аллегорические толкования Торы, которую он читал в греческом переводе, в своих сочинениях.

Примерно в то же время палестинские и вавилонские Мудрецы Талмуда выдвигают чисто аллегорическое толкование некоторых книг Писания, как «Песнь Песней» (см. ниже), а также дают фактически аллегорические толкования отдельных стихов Торы, несмотря на общий лозунг: «Писание не выходит из простого смысла»[2]. Так, знаменитое «глаз за глаз» (Исх. 21:24), трактуется как денежная компенсация[3].

Одно из толкований Талмуда на место из пророка Иезекииля о воскрешении из мертвых[4] — аллегорическое[5]. Поэтому Саадия Гаон, готовя читателя к цитатам о воскрешении из мертвых, которые надо понимать буквально, дает критерий, когда может быть применена аллегория: когда простое толкование текста противоречит реальности, или здравому смыслу, или другому тексту, или традиции[6].

В христианской литературе имела место полемика по поводу книги «Источник жизни», которая была переведена с арабского на латинский. В переводе автор значился как Авицеброн и считался или христианином или мусульманином. На него ссылался, например, Фома Аквинский. Только в XIX веке выяснилось, что книга принадлежит еврейскому поэту XI века Шломо Ибн Габиролю. Там, где автор толкует повествовательную часть пророчества Моисея, он прибегает к аллегорическому толкованию в духе Александрийской школы. Согласно его толкованию, Адам, Ева и змей суть три вида душ, река из Эдема есть первоматерия и т. п. Поскольку книга не считалась еврейской, она не оказала большого влияния на еврейскую мысль, хотя сам автор является в иудаизме фигурой весьма значительной.[7] Взгляды Ибн Габироля частично пересказывает в своем комментарии к Торе Ибн Эзра: «Я открою тебе намеком тайну сада, рек и одежд, и тайну эту я не нашел ни у кого из великих, кроме Шломо Ибн Габироля, блаженной памяти, который знал великую мудрость о тайнах души… Адам — это мудрость, так как он имел мудрость давать животным названия, Хава — дух жизни…»[8] .

В своем главном философском сочинении «Путеводитель растерянных» («Морэ невухим») Рамбам (Маймонид) разрабатывает возможность сочетания науки и еврейской религии. Поскольку под наукой тогда понималась система Аристотеля, одной из проблем была необходимость совмещения вечности Вселенной по Аристотелю и описанием Сотворения мира в Торе. Так, в своих философских рассуждениях Маймонид избегает использовать Сотворение Мира как постулат или доказанный факт. Впрочем, Рамбам отмечает, что и вечность мира пока не доказана[9], и возможно не будет доказана никогда. Поэтому он предлагает две возможности: вечность мира остается недоказанной и рассказ о Сотворении в Торе понимается более или менее буквально, или вечность будет доказана, и тогда рассказ о Сотворении мира надо понимать аллегорически[10]. Впрочем, по Рамбаму буквалистское прочтение Торы в любом случае невозможно из-за использования антропоморфных выражений, поэтому перед разбором первых глав Торы, он заявляет, что их нельзя понять по простому смыслу[11]. На случай, если мир окажется вечным, Рамбам систематически разрабатывает свой комментарий. Рассказ о Сотворении (Маасе Берешит) оказывается описанием физических законов нашего мира, рассказ об Адаме и Хаве понимается как устройство человека: Адам — разум, Хава — тело, Змей — сила фантазии, соблазняющая разум через тело[12], блеск меча херувима — способность постигать истину лишь на мгновение[13] и т. п. Для подкрепления привлекается и традиционный мидраш, где Змей овладел Хавой и наложил на неё нечистоту, которая отошла от них лишь во время стояния у горы Синай. Это по Рамбаму, означает, что из-за Змея, которым управлял падший ангел Самаэль, у людей возникли ошибочные представления, которые исчезли на Синае.[12]

Существенно, что Рамбам прибегает к аллегорическому толкованию Торы не произвольно, а там, где видит логическую необходимость, что говорил и Саадия Гаон.

Аллегорические толкования после Рамбама стали весьма распространены и радикальны, что привело к сопротивлению в консервативных кругах, тем более, что книги Рамбама и в других вопросах породили несколько волн острой полемики с взаимными экскоммуникациями, сожжением книг и т. п.

Особенно выделявшийся борьбой за чистоту основ веры Аба Мари «Ярхи» Астрюк[14] убедил р. Шломо бен Адрета (РАШБА) ограничить изучение философии и использование аллегории. В известном письме 1305 года РАШБА возмущается распространением аллегорических интерпретаций в Испании и южной Франции:

Ибо они говорят, что Авраам и Сарра олицетворяют материю и форму и что двенадцать колен Израилевых суть двенадцать созвездий. Слыхал ли хоть один народ такую порочную вещь с тех пор как мир был раздеьян на страны? Эти богохульники даже утверждают, что священные Урим и Туммим суть инструмент, известный как астролябия, который люди изготовляют для себя…[15][16]

Меры РАШБА вызвали протесты, контрмеры и почти привела к расколу среди евреев. Интересно, что одновременно с осуждением аллегористов — последователей Маймонида, РАШБА выступил в защиту книг самого Маймонида.

Менахем Меири выступил в защиту философии, а аллегорию предложил ограничить местами, не имеющими исторического и галахического значения[17].

РаЛБаГ целиком переписывает аллегорию Рамбама на грехопадение, но аккуратно прикрывает радикальность толкования постоянным употреблением слова «намек»; другого толкования он не приводит вовсе[18]. Тем не менее, Ралбаг в значительно большей степени, чем Маймонид, придерживается взгляда, что истории Танаха следует понимать как реальные события. Так, он понимает явления ангелов к Аврааму буквально, а не как сновидения. Только в тех случаях, когда прямой смысл философски невозможен, Ралбаг прибегает к аллегории. Например, невозможно представить, чтобы Бог сотворил коварного змея, поэтому змей толкуется аллегорически, хотя сам райский сад и Ева означают всё-таки реальные объекты[19].

Представитель семьи переводчиков, Шмуэль Ибн Тиббон считается родоначальником аллегористов Прованса (книга «Икавву амаим»)[20], его родственник р. Яаков бен Абба Мари Антоли (Анатолио) написал книгу проповедей «Малмад а-талмидим» (Управляющий жезл учеников)[21], где дал чисто аллегорическое толкование истории о Ноахе и потопе[22].

Дон Ицхак Абрабанель пользовался аллегорией редко. Так, рассказ об Адаме и Хаве он понимает как реальное событие, а Райский Сад как реальное место. Но речь змея к Хаве всё-таки произошла, по его мнению, в видении Хавы в духе Маймонида[23].

Менее известные авторы: рабби Леви бен Авраам бен Хаим[24], аллегоризировавший войну пяти царей с четырьмя в Быт. 14 как борьбу пяти чувств с четырьмя стихиями в книге «Левиат Хен», р. Йом-Тов Ибн Билла, р. Ниссим Бен Моше из Марселя, Шмуэль Зарза из Валенсии.[25]

Время от времени еще вспыхивают споры, насколькo буквальным должен быть подход к Торе. Характерным примером может служить книга проф. Натана Авиезера «В Начале»[26]. Автор, практически без ссылок на источники, объявляет шесть дней Творения длительными периодами, что не встретило особенных протестов. Р. М. М. Шнеерсон, с другой стороны, всегда настаивал, что Дни — это буквально периоды по 24 часа[27].

Наиболее известно чисто аллегорическое толкование «Песни Песней», как рассказ о любви Всевышнего и народа Израиля, танаем рабби Акивой уже в Талмуде[28][29]. Аллегория широко применялась к Притчам, Экклезиасту, Иову, Эсфирь[30] и пророкам.