Шимкевич, Андрей Михайлович

Андрей Шимкевич родился в 1913 году в Парижe[1] [2].

Его отец — Михаил Владимирович Шимкевич (1885[3]—1937(?)[4][примечание 1]) был офицером русской армии[1][4], писателем и драматургом[3], сыном от первого брака[5] известного русского зоолога Владимира Михайловича Шимкевича (1858—1923 гг.). За революционную работу в войсках в качестве социалиста-революционера Михаил Владимирович отбывал в России тюремное заключение и ссылку[1][3], затем бежал за границу и оказался во Франции. Там познакомился с поэтессой и художницей Бертой Китроссер. Они поженились, у них родился сын Андрей.

В 1915 году мать Андрея познакомилась со скульптором Жаком Липшицем. Официально брак они оформили только в 1925 году и прожили вместе вплоть до конца Второй мировой войны[1].

Михаил Владимирович вернулся в Советскую Россию в 1917[1] году и поступил на службу в Красную армию.

В 1929 году Андрей решил увидеться со своим настоящим отцом и 5 ноября 1929[4] года покинул Париж в личном вагоне А. В. Луначарского[1][2][4]. Отец хотел, чтобы Андрей остался жить с ним. Он определил его в советскую школу и всячески препятствовал его возвращению во Францию[4]. Отношения с отцом и мачехой у Андрея не складывались, и он убежал из дома[1][2].

12 января 1931[4] года Андрея Шимкевича арестовали. На допросах Андрея били и заставляли говорить об отце и его друзьях, о людях, которых он видел с отцом в посольстве Франции[4]. Андрей был обвинён в шпионаже и осуждён по статье 58-6[4].

Отец Андрея был арестован и расстрелян в 1937(?) году[4].

В 1947 г.[1][4] А. Шимкевича перевезли в Москвы, на Лубянку для пересмотра дела. Там он встретил шведского дипломата Рауля Валленберга[1][4].

С 1931 по 1957 г. Шимкевич совершил восемь попыток к бегству[2][4]. Его дело пересматривали четырнадцать раз[4]. И каждый раз ему давали новый срок, «пока не „намотали полной катушки“ — 25 лет.»[2]

В 1957 г.[4] (1956 г.[1]) Андрея освободили.

В 1958 г.[1][2][4] он уехал к матери во Францию. По дороге в Париж Шимкевич заехал в Стокгольм, чтобы встретися с родными Рауля Валленберга.

В 1981 г.[4] по приглашению шведской королевской семьи[1] Шимкевич участвовал в трибунале по делу Р. Валленберга. На тот момент Шимкевич был единственным из живых свидетелей пребывания шведского дипломата в советской тюрьме после 1945 г.

Андрей Шимкевич умер в 1999 году[1][6], в Русском доме в Сент-Женевьев-де-Буа[1].

Что касается даты ареста и статьи, то тут с небольшой долей расхождения совпадают друг с другом и воспоминания Семена Бадаша, и ещё два источника — интервью Шимкевича журналу L’Express и книга Пьера Ригуло «Французы в ГУЛАГе»

Однако здесь надо учитывать, что Пьер Ригуло, когда писал об Андрее в своей книге, видимо, пользовался только данными из интервью журналу L’Express. Семен Бадаш познакомился с Андреем только в 1949 г. в лагере в Экибастузе[2]. В своей повести «Колыма, ты моя Колыма…» в главе, посвящённой Шимкевичу, Бадаш пишет: «Небольшого роста, тихий и спокойный Андрей никому не рассказывал своей биографии. Мы — старые зэки — узнали обо всем лишь в Москве, когда Андрей освободился»[2].

Поэтому необходимо изложить версию Ильи Эренбурга из его шестой книги воспоминаний «Люди. Годы. Жизнь».

Он пишет, что после побега из дома Андрей связался с беспризорниками (тут все источники согласны друг с другом). Его поймали во время облавы и вернули в родительский дом. Он украл у отца револьвер и карты[1][2] и бежал с двумя школьными товарищами к турецкой границе[7]. Там после перестрелки был схвачен и арестован. Его направили в детскую образцовую колонию в Болшево[7]. Он вернулся оттуда в 1934 г.[7] И вторично его арестовали уже в 1937 г.[7]

Также И. Эренбург пишет, что встречался с Шимкевичем лично после возвращения Андрея из Болшево.

Расхождение в описании побега Шимкевича к границе с другими источниками очень серьёзные, но об этом ниже. Не совпадают с другими источниками и данные Ильи Эренбурга относительно даты освобождения. Он пишет, что Андрей обратился к нему с письмом с просьбой о помощи «году в 1953»[7]. Он написал прокурору, и Шимкевича освободили (сколько конкретно времени прошло от письма Эренбургу до освобождения не указывается)[7].

Но, по словам Шимкевича, он был освобождён только в 1957 г.[4] (по данным Ариэлы Сеф в 1956 г.[1]) в потоке тысяч заключённых, возвращавшихся из лагерей после смерти Сталина.

Журнал L’Express, № от 31-1-1981. Интервью Ж.Дерожи с Андреем Шимкевичем:

В лагере быстро учишься добывать пищу откуда угодно, считать калории в самой маленькой почке растения, спать в процессе ходьбы, описывая круги по камерам, добывать огонь с помощью трения и ваты.

— Андрей Шимкевич

В общей сложности Андрей Шимкевич пробыл в заключении двадцать семь лет — с января 1931 по декабрь 1957 г. За это время он сменил множество лагерей: Соловки, Красноярский край, Магадан, Караганда, Печора. Два раза побывал в тюрьме на Лубянке. Его дело пересматривалось четырнадцать раз.

Андрей Шимкевич совершил восемь попыток к бегству. Четыре попытки чуть не увенчались успехом. На первом году заключения ему удалось бежать с Соловецких островов, куда их отправили пешком в сопровождении конного отряда. Он пересек всю страну до границы с Турцией, где был схвачен. В другой раз он смог добраться до посольства Франции, но прожил там всего несколько дней, после чего был выдан властям.

О событиях, происходящих в стране, в мире, заключённые судили по волнам очередных арестов и расстрелов. Андрей Шимкевич вспоминает, что до войны, во время антитроцкистской компании, когда в лагеря хлынул новый поток осуждённых, заключённых расстреливали по алфавитным спискам. Он полагал, что ему удалось выжить только благодаря тому, что его фамилия начиналась на «ш». В 1940 году в лагеря прибыли солдаты и офицеры, потерпевшие неудачу на войне с Финляндией. В 1945 году — победители, обвинённые в слишком близких контактах с Западом.

Существовала среди заключённых и устная память. Так, Шимкевич узнал о том, что в 1933 году писатель Максим Горький — друг его матери — посетил строительство Беломорканала, где трудились каторжники. Среди заключённых считалось, что группу из 120 писателей и художников, возглавляемой Горьким, встречали солдаты, переодетые в энтузиастов-рабочих.

Особо вспоминает Шимкевич четыре военных года: «Какая могла быть для нас разница между немцем, который убивает, и русским, который убивает? В лагерях, расположенных вблизи фронта, если не хватало транспорта, чтобы эвакуировать заключённых, их ликвидировали».

Как ни странно, но во время войны случались и счастливые события, смягчавшие жизнь заключённых. Так, в лагерь, где находился Шимкевич, попала американская продовольственная помощь, которую свободные советские граждане никогда не видели — ветчина и белый хлеб.

Андрей Шимкевич вспоминает о насыщенной культурной жизни лагеря, о стремлении заключённых к самообучению. Осуждённые передавали друг другу свои знания, учились друг у друга. В лагерных библиотеках в доступе находилось множество книг, запрещённых на свободе для обычных советских граждан. Заключённым даже показывали американские киноленты. А после смерти Сталина в 1953 году по рукам в лагере стали ходить фотоаппараты. Плёнку для них заключённые изготавливали сами из содержимого лагерной аптечки. Вообще многое из личных вещей приходилось делать самостоятельно. Так, например, из рыбьей кости удавалось сделать иголку.

Лагерная кличка Андрея была «Конспиранс», а когда его спрашивали, какой он национальности, он отвечал: «Русск». Но он всегда очень плохо говорил по-русски и никогда не старался выучить язык — боялся забыть свой родной французский.

Журнал L’Express, № от 31-1-1981. Интервью Ж.Дерожи с Андреем Шимкевичем:

Новый год. Мне доводилось встречать его, подвешивая единственный имевшийся кусочек сахара на самодельной ниточке над солдатским котелком, с риском нагретым под самыми носом у надсмотрщика. Единственное, что немного светило нам в полной темноте, как звезда, был этот кусочек сахара, который отражался в воде. И этого отражения было достаточно, чтобы наделить её сладким вкусом. По крайней мере, мы себе это внушали. Так же было и в лазарете, где я находился на лечении после жестокого удара штыком в ляжку после очередной попытки побега. Тогда мы убеждали себя, что едим цыплёнка, в то время как жевали картошку, оттаявшую на плитке печи.

— Андрей Шимкевич

На протяжении всего заключения НКВД-МГБ-КГБ предлагали Андрею Шимкевичу свободу. За это он должен был стать их агентом. Предложения эти чередовались с угрозами, наказаниями, попытками побега и бесконечными пересмотрами его дела. Шимкевич вспоминает, что в общей сложности семь лет он провёл в так называемом «каменном мешке»: «Это что-то вроде помойной ямы, наводненной крысами, в глубине которой приходилось шлёпать по грязи в полной темноте. Днем и ночью на ногах. Неделями. Месяцами. И ты становишься безвольным или закаленным — в зависимости от темперамента».

Журнал L’Express, № от 31-1-1981. Интервью Ж.Дерожи с Андреем Шимкевичем:

Я вспоминаю свой допрос в Москве, который проводил Абакумов…. Из окна кабинета, находившегося где-то высоко, открывался вид на улицу. «Ты видишь этих прохожих? Кто они по-твоему? — Свободные люди. — Нет, это подследственные. А здесь находятся только осужденные, такие же, как ты».

— Андрей Шимкевич

Андрея Шимкевича освободили только в декабре 1957 года. Тогда он находился в Казахстане. На одном из поездов, переполненных освобождёнными заключёнными, куда не решалась заходить даже милиция, он добрался до столицы. Цепочка взаимопомощи среди массы освобождённых помогла Шимкевичу раздобыть документы, снимающие запрёт на пребывание в Москве. Из телефонной будки ему удалось дозвониться домой в Париж. Телефон не изменился, и прежде чем связь была прервана, а Шимкевич арестован местной милицией, он успел поговорить со своей матерью.

Все годы Берта хлопотала за него, пыталась разыскать. Она писала Хрущёву, обращалась за помощью к Арагону, Эльзе Триоле, Илье Эренбургу, Екатерине Пешковой. Завела знакомство с генералом Катру, с Жоксом с набережной Орсэ, с работниками французского посольства в Москве.

Во время Второй мировой войны она со своим мужем и отчимом Андрея Жаком Липшицем уехала в США. После войны, в 1946 году, они вернулись в Париж. Липшиц вскоре снова уехал в Америку, где женился во второй раз. Берта же осталась во Франции ждать сына.

Андрею предлагали советский паспорт и гражданство, но он отказывался. Около года он проработал в издательстве «Прогресс», как он говорил, «читчиком» и переводчиком[1].

В 1958 году из архивов КГБ ему вернули французский паспорт. С ним Шимкевич отправился в посольство Франции. Там в честь него устроили большой обед, к которому он даже не притронулся, так как уже не знал, как вести себя за столом.

Около двух месяцев Шимкевич готовил свой отъезд, все ещё боясь, что в последний момент все сорвётся. И только в марте 1958 года он через Финляндию и Швецию уехал в Париж. Провожал Шимкевича его друг, с которым они познакомились в Караганде, писатель, переводчик, детский поэт Роман Сеф.

Рауль Валленберг

В 1958 г. по дороге домой во Францию Андрей Шимкевич заехал в Стокгольм, чтобы встретиться с родными Рауля Валленберга[1].

В 1947 году Андрей Шимкевич находился на Лубянке, куда его привезли на пересмотр дела. Там он встретил Рауля Валенберга, шведского дипломата в Венгрии, который во время Второй мировой войны, проявив личное мужество, спас несколько десятков тысяч евреев.

Рауль Валленберг был арестован в январе 1945 года и вывезен в СССР. Правительство Советского Союза признало арест только в 1957 году. Тогда же сообщили официальную причину и дату смерти. Валленберг якобы умер в тюрьме от инфаркта 17 июля 1947 года[примечание 2].

Подробности встречи Шимкевича и Валленберга разные источники описывают несколько по-разному. Ариэла Сеф — жена близкого друга Шимкевича Романа Сефа, пишет в своих воспоминаниях: «В соседней с ним [Шимкевичем] камере сидел швед, который совсем не знал русского языка. Они с Андреем, перестукиваясь, общались на французском. Это был Рауль Валленберг. Валленберг, понимая, что может не выбраться из советской тюрьмы, попросил Андрея, если тому удастся спастись, рассказать все его семье в Швеции. Андрей выполнил просьбу, как только смог, и по пути из Советского Союза во Францию в 1958 году заехал в Стокгольм».

• Тут надо отметить, что воспоминания Ариэлы Сеф не были дописаны и доработаны до конца, — она умерла 23 декабря 2008 г. Изданные в результате в 2011 г. издательством «АСТ»/ «Астрель» они не были должным образом подготовлены к печати. Так, например, не уточнялись исторические даты и факты, изложенные в книге.

Сам Шимкевич в интервью французскому журналу L’Express в январе 1981 года говорит: «В камере, в крепости или в лагере всегда находишь сигнальные ориентиры, которые позволяют узнать, какой сегодня день и час, составить в голове ежедневник. Вот почему я точно знаю, когда видел Валенберга: наша встреча произошла за несколько дней до Нового 1947 года».

В той же статье в предисловии, сопровождающей интервью с Андреем Шимкевичем, журналист Жак Дерожи пишет: «Среди обстоятельств, опровергающих версию Москвы, согласно которой исчезнувший дипломат скончался в июле 1947 года в лазарете тюрьмы на Лубянке, фигурируют свидетельские показания этого неизвестного выжившего узника советских лагерей: 68-летнего француза Андре Шимкевича, … Шимкевич впервые публично подтверждает, что находился в одной камере с Валенбергом в течение пяти месяцев после мнимой кончины дипломата».

В 1981 году Андрей Шимкевич был приглашён шведской королевской семьёй для участия в своеобразном трибунале по делу Валленберга. На тот момент он был единственным из живущих свидетелей, общавшихся с Валленбергом после 1945 года.

Амедео Модильяни. «Портрет Жака Липшица и его жены Берты»

После возвращения Андрей с матерью жил в доме-мастерской, который известный французский архитектор Ле Корбюзье построил для Жака Липшица и Берты и где прошли детские годы жизни Андрея. Шимкевич жадно перечитал все журналы, которые его мать складывала в подвале в течение двадцати семи лет. Андрею было трудно приспособиться к новой жизни. Ему казалось, что он изъясняется на старо-французском, так изменился за это время, по его мнению, язык. Он женился, но брак продержался совсем не долго. Он был не слишком удачливым страховым агентом, пытался преподавать, переводить, но все очень быстро заканчивалось, расстраивалось.

Мать Андрея умерла в 1972 г. Она прожила в доме более пятидесяти лет, охраняя все ценности, ведя европейскую переписку и дела Жака. Липшиц умер год спустя. Он оставил Андрею содержание — 100 долларов в месяц, дом же перешёл к его второй жене и её семье. Андрей продолжал жить в доме своего детства в нищете, не справляясь с расходами и содержанием дома, отбиваясь от многочисленных покупателей (новые владельцы приняли решение продать дом). Пособие Андрею потомки Липшица перестали выплачивать, ссылаясь на неспособность платить. Деньги на содержание дома они также не давали.

Пенсия с надбавкой, как узнику концлагерей, медицинское обслуживание, льготы появились у Андрея только после 1981 года, когда он стал известен, благодаря истории с Валленбергом. До того он боялся обращаться в пенсионные органы, так как очень мало проработал во Франции и ещё, будучи давно разведённым, платил налоги как женатый кормилец семьи. Тогда же многие издательства предлагали Андрею написать мемуары, предлагая хорошие гонорары, но он отказывался, объясняя, что многие участники тех событий ещё живы, и он может им навредить.

Много вещей Андрею пришлось продать; знаменитый портрет его матери с Липшицем, написанный Модильяни, семья второй жены Жака забрала для выставки и не вернула; часть ценных вещей, в том числе оригинальные светильники, станок Липшица пропали при переезде.

Около двадцати лет Андрею удавалось держаться в своём доме, несмотря на намерения второй семьи отчима его выселить. В конце концов, город нашёл ему небольшую однокомнатную квартиру, и он покинул особняк.

Андрей Шимкевич умер в 1999 году[1][6], в Русском доме в Сент-Женевьев-де-Буа[1] в возрасте восьмидесяти шести лет.

• Сеф А. Я., Рождённая в гетто. М.: АСТ: Астрель, 2011. 302 с. ISBN 978-5-17-073924-0 (ООО «Издательство АСТ»),ISBN 978-5-271-35384-0 (ООО «Издательство Астрель»)
• Cf. L’Express, № du 31-1-1981. Interview de J. Derogy.
• Петров Н. В., Сорокин К. В., Кто руководил НКВД, 1934—1941: Справочник/ Общество «Мемориал», РГАПСИ, ГПРФ; Под ред. Н. Г. Охотина и А. Б. Рогинского. М.: Звенья, 1999. 504 с. ISBN 5-7870-0032-3
• Pierre Rigoulot, Des Francais au goulag 1917—1984., Fayard, 1984. ISBN 2-213-01464-7
• Туркельтауб И., «Вьюга» в Малом театре, «Лит. газета», М., 1930, № 28 (65) от 10/VII.