Целевые убийства

Применение целевых убийств в военное время — вопрос, который не вызывает большой сложности среди юристов, так во время вооружённого конфликта все его участники делятся на комбатантов (в немеждународном вооружённом конфликте бойцов неправительственной стороны и правительственные войска) и гражданских лиц, первые могут быть атакованы в любое время, пока не сдались или иным способом не расположили себя вне боя. Вторые же по общему правилу не могут быть атакованы, за исключением ситуаций, когда они принимают непосредственное участие в военных действиях[5]. Однако даже в отношении комбатантов выбор методов убийств не является неограниченным, так запрещено назначать награду за жизнь человека, подстрекать бойцов противоположной стороны к убийству своих командиров, а также совершать убийства вероломным способом[6].

Наибольшие сложности вызывает производство целевых убийств в мирное время, так как Международное право по общему правилу не допускает лишения человека жизни. Однако запрет на лишение жизни не абсолютен. Так в частности Международный пакт о гражданских и политических правах, Американская конвенция о правах человека, Африканская хартия прав человека и народов запрещает произвольное лишение жизни. Критерии произвольности в своё время определены комиссией ООН по правам человека в деле de Guerro[7]. Так в частности, произвольным признаётся такое лишение жизни, которые не отвечает требованиям международных стандартов в области защиты прав человека, противоречит национальному законодательству и не отвечает требованиям абсолютной необходимости и пропорциональности.

Европейская конвенция о защите прав человека и основных свобод пошла ещё дальше, в ней установлен запрет на умышленное лишение жизни и представлены лишь 3 допустимых основания для лишения жизни и смертная казнь. Одним из наиболее известных прецедентов ЕСПЧ по практике целевых убийств является дело МакКанн и другие против Соединенного Королевства (предметом которого была операция «Флавий»), которое является одним из основополагающих решений ЕСПЧ относительно права на жизнь.

Так Саврыга выделяет 4 признака, которым должно удовлетворять целевое убийство, чтобы не нарушать права человека[8]:

• Во-первых, для того чтобы практику целевых убийств признали законной с точки зрения международного права, она должна иметь законодательное закрепление в национальном праве; более того, правовые нормы, регулирующие данный вопрос, должны находиться в публичном доступе, то есть не быть засекреченными и т. д. В противном случае при осуществлении государством целевых убийств без выполнения вышеназванного условия такая практика будет признана нарушающей право на жизнь, так как является произвольным лишением жизни. Наиболее ярким прецедентом по указному вопросу является дело Strelez, Kessler and Krenz v. Germany[9], рассмотренное ЕСПЧ в 2001 году, в котором суд решил, что инструкции, на основании которых органам пограничного контроля ГДР предписывалось стрелять на поражение в людей, пытавшихся пробраться в ФРГ, не могут быть квалифицированны в качестве закона исходя из смысла ст. 7 Конвенции. Также правовые нормы, регулирующие применение силы, должны быть ясными и как можно более чётко очерчивать допустимые пределы применения силы.

• Во-вторых, для того, чтобы соответствовать стандартам международного права в области прав человека, условия применения летальной силы должны соответствовать условию абсолютной необходимости (то есть не более того минимума, который необходим для восстановления законности). Необходимость имеет два критерия: качественный и количественный. Так, целевое убийство не может соответствовать нормам права прав человека, если использование более гуманных методов может достичь поставленного результата; если использование силы, способной нанести вред лицу, неизбежно, то представители правоохранительного или иного органа должны использовать тот объём силы, который нанёс бы минимальный вред здоровью лица. Также использование силы должно соответствовать временному критерию: летальная сила должна быть применена именно в тот момент, когда её применение неизбежно; её использование до или после этого момента составляет нарушение права на жизнь. Однако в деле Finogenov[10] ЕСПЧ принял несколько иное решение, применив принцип различия (между гражданским лицами и террористами), согласно которому ликвидация террористов во время захвата заложников в Москве не должна быть рассмотрена как нарушение права на жизнь (по крайне мере в части действия удушающего газа) и применение к ним летальной силы должно рассматриваться без учёта принципа абсолютной необходимости[11]. Иными словами, суд стремится адаптировать парадигму прав человека к антитеррористическим операциям путём заимствования ряда положений из международного гуманитарного права. Это существенно расширяет возможности государства по применению летальной силы к членам террористических организаций, что можно приветствовать. Однако нельзя принять такой подход за общепринятый; например, ликвидацию террористов в схожих обстоятельствах Межамериканская комиссия сочла нарушающей право на жизнь[12]. Согласно принципу необходимости может быть оправдано применение летальной силы против активных членов террористических групп, если гибель таких лиц может повлечь за собой разложение группы и, как следствие, возможность применения к остальным членам нелетальной силы (разумеется, при условии, что применение силы удовлетворяет остальным принципам). Также возможно применение принципа различия, как в деле Finogenov, однако это допустимо лишь в особенных ситуациях, как в указанном случае, путём рассмотрения конкретной антитеррористической операции в контексте иных событий[13].

• В-третьих, применение летальной силы должно соответствовать критерию пропорциональности. Вопрос о пропорциональности применения летальной силы — это вопрос о том, с какой целью она может быть использована. В ст. 2 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод дан подобный перечень, но нужно учитывать, что это лишь перечень целей, для которых летальная сила может быть применена потенциально. Таким образом, даже абсолютно законное задержание или подавление бунта не являются основанием для применения такой силы в отрыве от обстоятельств. Здесь возникает проблема, связанная с достаточно частыми контртеррористическими операциями ряда стран против лидеров террористических организаций. Данные целевые убийства могут быть признаны законными только в том случае, если есть информация о том, что такое убийство может предотвратить готовящуюся террористическую атаку или иное нанесение вреда государству, обществу или гражданам; однако сам по себе факт участия в террористической деятельности в прошлом не является достаточным основанием. Иными словами, чтобы для устранения угрозы можно было применить летальную силу, она должна быть неотвратима. Ряд исследователей, в частности Д. Кретцмер[14], настаивают на возможности применения летальной силы к лицам, от которых исходит «общая угроза», так как не применив силу сейчас, государство может упустить «последнее окно возможностей» для предотвращения атаки или теракта. Однако это равносильно полному отказу от концепции неотвратимости и может вести к бесконтрольному применению силы. Лишь тогда, когда лицо начало выполнять объективную сторону преступления, оно может подвергнуться применению силы, в том числе летальной. Существует точка зрения, согласно которой принципом пропорциональности может охватываться также «косвенный ущерб» в случае защиты существенного общественного интереса; в качестве примера приводится таран густонаселённого здания гражданским самолётом с пассажирами, захваченным террористами. Однако Конституционный Суд ФРГ признал такую тактику не соответствующей праву на жизнь[15]. ЕСПЧ допускает наличие жертв среди мирных граждан при проведении специальных операций, однако, в отличие от косвенного урона, в международном гуманитарном праве окружающие должны иметь существенные шансы выжить, а на государстве лежит обязанность планировать операции таким образом, чтобы максимально снизить потери[16].

• В-четвёртых, применение силы должно соответствовать требованию осторожности. Например, полицейская (и иная другая не военная) операция должна быть спланирована таким образом, чтобы свести к минимуму возможность применения летальной силы. Более того, даже приказ о применении летальной силы не освобождает государственного служащего, непосредственно её применяющего, от взвешивания всех обстоятельств дела, в особенности при проведении операции по недостаточным разведывательным данным. Также госслужащий должен обозначить себя и предупредить о том, что в текущих обстоятельствах он должен применить летальную силу, за исключением случаев, когда такое предупреждение излишне или подвергнет его или иных лиц существенному риску. Простое подозрение в необходимости применения силы отличается от искреннего заблуждения, при котором условие осторожности считается не только субъективным элементом, но и объективным критерием (насколько это было разумным в предполагаемых обстоятельствах).

После начала массированного использования БПЛА и боевых дронов армиями развитых стран, в особенности США и Израиля, возник вопрос о допустимости их использования. Международное право запрещает вести боевые действия таким способом, который исключал бы сдачу противника в плен или приказ уничтожать противника без пощады, так как убийство комбатантов противника не является самоцелью военных действий, это лишь средство заставить противника прекратить военные действия. В то же время использование дронов в боевых действиях, особенно автономных, ставит возможность противника сдаться под сомнение; это не означает недопустимость использования дронов вообще, так как международное гуманитарное право не запрещает внезапные атаки, при которых противник не имеет времени для сдачи, если такая атака не представляется возможной (что особенно актуально при использовании наземных дронов). Управление дроном или его программное обеспечение должны допускать возможность прекращения атаки в случае сдачи противника. Особенности использования дронов, которые позволяют лишь уничтожить противника, но не захватить его, ставят командование в трудное положение: если атака не увенчалась успехом и цель ранена, а не уничтожена, то продолжение атаки против неё и против медицинского персонала, который пытается её спасти, — военное преступление[17]. По общему правилу стороны вольны использовать любое оружие. Дроны не подпадают под уже существующие запреты, и это означает, что их использование само по себе законно. Однако это не означает, что их использование законно независимо от способа использования. Так, современные автономные системы не способны различать гражданские и военные цели, самые продвинутые способны лишь распознавать военную технику и укрепления, но не отличать комбатантов противника от гражданских; более того, они не способны удовлетворять требованиям пропорциональности и предосторожности при применении силы, что делает применение автономных систем вооружения на данном уровне развития не соответствующим международному праву, так как ведёт к нападениям неизбирательного характера. Однако их использование может быть одобрено для решения узких задач, например, для уничтожения крупных военных объектов, когда принцип пропорциональности будет соблюдён de facto[17][18].

Ряд исследователей считают, что оправдание целевых убийств возможно вне международного гуманитарного права и права прав человека[19]. Однако данная точка зрения не поддерживается как зарубежными[20] так и отечественными юристами[21], так Саврыга указывает, что совершение целевого убийства без достаточного на то оправдания представляет собой международное правонарушение[22]. Хотя проектом статей о государственной ответственности и предусмотрены основания для освобождения от ответственности, данные основания неприменимы к международному праву прав человека и гуманитарному праву. Нормы международного права прав человека, которые составляют jus cogens (как минимум четыре неотчуждаемых права), что подтверждено Международным Судом ООН в деле Barcelona Traction[23] и признаётся многими авторами[24][25][26][27] (а значит, препятствует применению вышеуказанных положений), и конвенции в этой области не предоставляют возможности избежать ответственности за их нарушение по указанным основаниям[28], так как в отличие от обычных договоров направлены не на защиту государственного интереса[29]. Схожий механизм применяется и в международном гуманитарного праве. Так, ст. 1 Женевских конвенций говорит о том, что они применяются в любых обстоятельствах, в том числе в случае конфликта с противником, не являющимся стороной конвенций; они начинают действовать с начала военного конфликта и не могут быть отменены по воле сторон или из соображений самозащиты, а также являются jus cogens. Точка зрения, согласно которой целевые убийства могут быть оправданы исходя из теории «справедливой войны», не находит закрепления в современном международном праве и не выдерживает никакой критики[30].

В 1986 году Human Rights Watch выпустила рапорт, в котором обвинила президента Дуарте в совершении около 240 целевых убийств в 1985 году[31].

Human Rights Watch также обвиняла в практике целевых убийств сандистов во время их противостояния с Контрас[32].

Политические целевые убийства профсоюзных лидеров зафиксированны в Коста-Рика[33].

Республика Гаити[34] также подвергалась обвинениям в указанной практике по отношению к политическим оппонентам в поздних 80-х и 90-х.

Колумбия[35] в поздних 80-х и 90-х.

Целевые убийства связанные с наркокартелями и организацией FACR и Объединёнными силами Колумбии привели к гибели нескольких сотен человек, включая женщин и детей в 1990-х годах[36].

В ходе Первой чеченской войны президент самопровозглашённой республики Ичкерия Дудаев ликвидирован 21 апреля 1996 года с помощью двух высокоточных авиационных ракет, во время использования спутникового телефона[37][38].

20 марта 2002 года Хаттаб, который являлся полевым командиром во время Второй чеченской войны, убит с помощью отравленного письма, которое было передано ему агентом ФСБ[39]. Чеченские источники утверждают, что в качестве яда использован зарин или его производные[40].

13 февраля 2004 Яндарбиев, который был президентом республики Ичкерия с 1996 по 1997 год, убит с помощью взрывного устройства под своим внедорожником в Дохе, Катаре. В результате атаки он серьёзно ранен и вскоре умер в госпитале[41]. На следующий день катарская полиция арестовала троих россиян. Один из них, Александр Фетисов, позже освобождён, так как был первым секретарём посольства и обладал дипломатическим иммунитетом. Оставшиеся двое — Василий Пугачёв и Анатолий Яблочников обвинены в убийстве Яндарбиева и контрабанде вооружений[42]. 30 июня 2004 года оба осуждены к пожизненному лишению свободы; непосредственно в решении суда установлено, что они вдвоём действовали по указанию властей Российской Федерации[43][44][45]. Но 23 декабря 2004 Катар согласился экстрадировать указанных осуждённых в Россию для отбытия ими срока. По возвращении они были встречены как герои, однако позже исчезли из внимания общественности. Российские власти подтвердили, что они не находятся в заключении[46].

10 июля 2006 года Басаев, который ответственен за ряд атак на российские войска и террористические акты[47][48][49], и террористический акт на Дубровке в 2002 году и названный ABC News «наиболее разыскиваемым террористом в мире»[50], убит взрывом на границе с Северной Осетией в деревне Али-Юрт[51]. Согласно официальной версии, ФСБ выследило его с помощью БПЛА, когда он находился в грузовике со взрывчаткой, предназначавшейся террористам, и, с помощью дистанционного управления, вызвало детонацию спрятанного в грузовике взрывного устройства[52][53][54].

В отношении боснийской войны госдепартамент в США указал на «этнически мотивированные целевые убийства» в секции 1a. «Политические и иные внесудебные убийства» доклада о правах человека в Боснии[55]. Целевые убийства также зафиксированы в исполнении сербских и албанских военных во время конфликта в Косово[56]. Обе стороны конфликта часто применяли тактику целевых убийств для ликвидации неугодных им журналистов[57].

Наиболее известными операциями Израиля являются:

• Гнев Божий (операция Моссада) — операция по ликвидации террористов ответственных за теракт на мюнхенской Олимпиаде.
• Операция «Весна молодости» — операция, проведённая израильскими спецслужбами в ночь с 9 на 10 апреля 1973 года для физической ликвидации ряда руководителей арабо-палестинских террористических организаций, ответственных за убийство израильтян в 1960—1970 годах, в том числе за теракт на олимпиаде в Мюнхене.
• Ликвидация Яхья Аяша (1996).
• Ликвидация Салаха Шехаде (2002).
• Ликвидация лидера организации «ХАМАС» шейха Ахмеда Яси́на (2004).
• Ликвидация Азиза Рантиси - преемника Яси́на (2004).

Согласно НКО «Бецелем», Израиль регулярно совершает операции, связанные с практикой целевых убийств[58].

Также существует подтверждённая информация о применении тактики целевых убийств Ираном и до него режимом шаха Пехлеви. Так, в частности, наиболее знаменитые попытки покушений предприняты против лидеров курдов в 1990-е годы.

Тактика целевых убийств поднимает перед обществом множество юридических и моральных вопросов[59]. В США мнения учёных и политиков по данному вопросу разнятся, так часть воспринимает целевые убийства как форму самообороны против террористов, другие же считают это формой внесудебных убийств, совершённых вне должного судебного разбирательства и по сути легитимизирующей насилие[59][60][61][62]. Власти США как правило используют для производства целевых убийств беспилотные летательные аппараты (дроны), а также высокоточные ракеты[59].

Целевые убийства, согласно профессорам Гарвардского университета Блюм и Хейманн, ведут к смешению таких правовых режимов, как режим вооружённого конфликта и правоохранительной деятельности. В рамках правоохранительного режима государство наказывает человека за его личную вину, которая доказана в рамках судебного процесса[63]. В случае вооружённого конфликта государств применяет силу против комбатантов или бойцов противника не за их «вину», а лишь потому что нанесение вреда им необходимо для достижения победы[63]. США традиционно оправдывают совершение целевых убийств в отношении террористов с позиции парадигмы вооружённого конфликта. Используя указанную парадигму, правительство по сути избавляется от всех ограничений, которые были бы наложены на него международным правом в области прав человека[64].

В дальнейшем, политика целевых убийств получила поддержку в знаменитой статье в журнале стратегической безопасности, где выдвинута теория о предпочтительности использования дронов и управляемых ракет для достижения ликвидации цели в сложных условиях с наименьшими жертвами как среди персонала вооружённых сил, так и среди мирных жителей[65].

Законодательно право правительства на производство целевых убийств закреплено в en: Authorization for Use of Military Force Against Terrorists[66]. Указанный акт даёт Президенту США полномочия по неограниченному использованию силы в отношении лиц, виновных в терактах 11 сентября и связанных с ними лицах, организациях и государствах[66].

Ряд исследователей критикуют правительство США за чрезмерно активное использование дронов в Пакистане, которое по сути ведёт к нарушению суверенных прав Пакистана[65].

В 2010 году Анвар аль-Авлаки стал первым гражданином США, утверждённым ЦРУ для целевого убийства, он ликвидирован в 2011 году[67][68][69].

Рейтер в 2013 году опубликовал аналитический доклад относительно политики целевых убийств, согласно которому из более чем 500 убийств, в рамках 2008—2013 года, лишь 8 % были высокопоставленными или средними по важности террористами, остальных можно назвать обычными бойцами[70].