Пиррон

Отца Пиррона, по сообщению некоего Диокла, звали Плистархом (Diog. L. IX 61)[3]. По сообщениям Диогена Лаэртского, Пиррон был живописцем, потом учился у софиста Брисона и последователя Демокрита Анаксарха, вместе с которым он встречался с индийскими гимнософистами (букв. «голыми мудрецами») и магами (Diog. L. IX, 61)[3]. Несмотря на частые в то время истории о встречах эллинов с индийскими философами-гимнософистами, доксографы не писали в этом плане ни о ком из известных греческих философов, за исключением Пиррона. Обычно приписывалось общение и обучение философов в Египте и Ближнем Востоке, но лишь Пиррон был, по образному выражению В. К. Шохина, на «философской стажировке» в Индии[4].

Сохранился труд Секста Эмпирика «Пирроновы положения», однако наиболее верным изложением взглядов Пиррона считают свидетельство перипатетика Аристокла из Мессены, цитирующего Тимона из Флиунта[2]. Однако труды Аристокла, жившего в начале II века, сохранились лишь в изложении Евсевия Кесарийского, христианского апологета IV века, который цитировал их в своём «Приготовлении к Евангелию»[5]. Именно этот источник считается наиболее достоверным описанием воззрений Пиррона[6].

Пиррон считал, что счастье заключается в спокойствии, которое может дать лишь скептицизм. Основное внимание он уделял именно этой этической концепции. Три главные вопроса и ответа, данные Пирроном[7]:

1. — Какими являются качества вещей? — Мы этого не знаем. (Онтологический аспект).
2. — Как мы должны вести себя по отношению к вещам? — Поскольку мы не знаем качеств (сути) вещей, мы должны воздерживаться от суждений по их поводу. (Гносеологический аспект).
3. — Каковы следствия нашего поведения по отношению к вещам? — Воздержание от суждений даёт покой и счастье. (Этический аспект).

Сам философ считал важным последний тезис, но его последователи постепенно переключились на первое положение, поскольку именно оно обосновывает весь скептицизм как таковой. Нельзя не заметить явное сходство вопросов и ответов Пиррона с положениями буддизма.

Призыв Пиррона к состоянию афасии соответствует «Метафизике» Аристотеля, в которой утверждается, что тот, кто отрицает высший принцип бытия, должен молчать, чтобы быть согласным со своим отрицанием[8].

Он придерживался того мнения, что ничто в действительности не является ни прекрасным, ни безобразным, ни справедливым, ни несправедливым, так как в себе всё одинаково (ἀδιάφορον — безразличное), и поэтому оно не в большей степени одно, чем другое. Поэтому все вещи не только неразличимы, но и неисследуемы (ἀστάθμητα) и неопределимы (ἀνεπίκριτα), а все наши мнения и ощущения не являются ни истинными, ни ложными, «не следует им верить (οὖν μηδὲ πιστεύειν αὐταῖς δεῖν)» (Eusebius. Praeparatio evangelica, XVII:III)[5]. Всё неодинаковое, различное является (произвольными) человеческими установками и обычаями. Вещи недоступны для нашего познания; на этом основан принцип воздержания от суждений — афасия (ἀφασία — невысказывание, немота), при использовании которого человек ничего не отрицает и не утверждает. По мнению Пиррона, это состояние приводит затем к атараксии (ἀταραξία — безмятежность). В качестве же практически-нравственного идеального метода отсюда выводится бесстрастие, апатия (ἀπάθεια)[9].

Однажды на заданный ему провокационный вопрос: «А не умер ли ты, Пиррон?» он ответил: «Не знаю»[10].

Следование этике скептицизма приводило к рискованному поведению философа, который сознательно не избегал опасностей: например, мог продолжать спокойно идти, не уворачиваясь от бегущей лошади. Однако практическое следование столь радикальному скептицизму — проблема, и сохранились свидетельства: некогда он испугался напавшей собаки, а в ответ на упрёки честно признал, что всецело отказаться от природных человеческих свойств очень сложно. Ещё более показательный случай: как-то раз он сильно разгневался из-за сестры, и в ответ на попрёки в непоследовательности ответил: «Не за счёт женщины подобает щеголять безразличием»[11].

Неопирроники считали вслед за Энесидемом, что в повседневной жизни Пиррон вёл себя благоразумно, а нравоучительные истории берут начало из «показательных выступлений», когда его сопровождали ученики либо друзья: они учились на наглядном примере, а заодно и оберегали философа от непосредственных опасностей[12].

Диоген Лаэртский писал (Diog. L. IX 62-69)[3], что Пиррон был неразговорчив, предпочитал уединённые размышления и был далёк от прихотей и капризов. Если его собеседник уходил до окончания его речи, то он всё равно заканчивал её в одиночестве. Сохранилась история: «однажды его застали разговаривающим с самим собою и спросили, в чём дело, он ответил: „Учусь быть добрым“»[13].

Пиррон, согласно Стобею, не просто отрицал возможность познания мира и не интересовался объяснением явлений природы (Diog. L. IX 65)[3], но и считал, что мудрость находится в руках богов (Stob. Flor. I 80)[14] — что противоречит скептическому отношению к существованию богов, так что свидетельство сомнительно.

Интересно, что Цицерон считал Пиррона не учителем познания, а моралистом, который проповедовал добродетель, а всё остальное было вторично. Если учесть фрагмент у Тимона «вечность — природа божественного и блага, от которых только и может человек обрести жизнь, равную им», то можно предположить, что кажимость вещей рассматривалась не сама по себе, а как противоположность божественному. Если принять такую гипотезу, то получается, что рассуждения Пиррона относились к действительности, не имеющей автономного существования, именно в контрасте с божественным миром, то есть на фоне религиозности[15].

А. Ф. Лосев называл позицию Пиррона и Тимона не только «интуитивным», но и «абсолютным» и «непримиримым» скептицизмом, при котором мудрец вообще не должен ничего утверждать и даже спрашивать, а также совершать какие-либо действия[16].

Есть мнение, что Пиррон своими рассуждениями и поведением демонстрировал человеческий «театр абсурда», где поиски знания и даже справедливости сталкиваются с практикой «кто силён, тот и прав» (власти, обычаи и др). В таком случае мудрец отказывается от отождествления законов, обычаев и проч. с истинностью и справедливостью, но не оспаривает их, примитивно отрицая. С. И. Музяков, развивая эту тему, указывает на сходство в этом плане «мудреца» Пиррона и Чацкого (героя «Горе от ума» Грибоедова)[17]. Согласно Диогену Лаэртскому, Пиррон не только считал невозможным утверждения истины и т. п., но и указывал, что «людские поступки руководятся лишь законом и обычаем» (Diog.L. IX 61)[3]. У Пиррона нет запрета на «практическую жизнь», он лишь указывает: живи и действуй, но не будь самонадеянным в отношении истины.

Этика Пиррона не призывает к некоему «блаженному» состоянию равнодушия и бесчувствия, она представляет собой демонстративное отношение к обществу, вынуждающему мудрецов к неучастию в социуме и даже асоциальному поведению[18]. Если считать, что достижение невозмутимости (атараксии) было для философа самоцелью, но зачем к этой этической установке добавлять глубоко проработанную аргументацию гносеологического скептицизма? Более правдоподобно выглядит первичность именно скептического мышления в гносеологическом плане, а уже из этого вытекает этическая модель Пиррона[19].

Скепсис для Пиррона — не самоцель, а средство для обретения душевного покоя, избавления от «бредового наваждения» (τῦφος). Такое воззрение не приводит ни к асоциальности, ни к эпатажу. В Элиде жители настолько уважали Пиррона, что избрали его — скептика — верховным жрецом и воздвигли ему бронзовую статую[20]. Также Диоген Лаэртский упоминает, что «ради него постановили всех философов освободить от податей» (Diog. L. IX 64)[3]. Тимон называл Пиррона «подобным богам», а Эпикур восхищался его образом жизни[8].

Учениками Пиррона были Тимон из Флиунта, Гекатей Абдерский и Навсифан Теосский (учитель Эпикура). Значительное косвенное влияние пирронизм оказал на Арексилая (Средняя Академия)[20]. Диоген Лаэртский упоминает и некоего «знаменитого» Еврилоха[3].

Диоген Лаэртский приводит несколько прозвищ скептиков того времени и приводит истинно скептическое суждение касательно последователей философа (Diog. L. IX 69-70)[3]:

«Все они зовутся по имени учителя пирроновцами, а по их догмам (если можно так сказать) апоретиками, скептиками, эфектиками и зететиками. Зететиками, то есть искателями, — потому что они всегда ищут истину; скептиками, то есть высматривателями, — потому что всегда высматривают и никогда не находят; эфектиками, то есть сомневающимися, — по их настроению в поиске, то есть по их воздержанию от суждения; апоретиками, то есть затрудняющимися, — потому что в затруднении находятся даже догматические философы. Впрочем, Феодосий в „Скептических главах“ пишет, что скептической школе не следует называться Пирроновой, ибо если направленное движение мысли для нас не уловимо, то мы никогда не узнаем, что думал Пиррон, а не зная этого, не сможем и зваться пирроновцами. К тому же Пиррон не первый открыл скептическую школу и догм никаких не придерживался, а называться пирроновцем может только тот, кто ведёт себя так же, как он».

Есть сведения, что Пиррон участвовал в походе Александра Македонского[14]. Судя по всему, он, повсюду сопровождавший своего учителя Анаксарха, был с ним и в персидском походе Александра Великого, в котором Анаксарх погиб. Индийская экспедиция последовала после этого, что косвенно подтверждает правдивость истории обучения Пиррона у индийских философов[21]. Косвенно, но убедительно общение Пиррона с индийскими мудрецами подтверждается формулировками его рассуждений. Согласно его ученику, Тимону Флиунтскому, Пиррон видел истинную мудрость в том, чтобы «говорить о любой вещи, что она не более существует, чем не существует, существует и не существует одновременно и не существует и не не-существует». Такая подача мысли полностью соответствует классическому индийскому воздержанию от суждений по схеме антитетралеммы. При этом она, как и сама тетралемма, эллинам до Пиррона известна не была[21].

Антигон Каристский написал книгу «О Пирроне» (Diog.L.IX, 62)[3].

• Flintoff E. Pyrrho and India // Phronesis XXV. — 1980. — P. 88—108
• McEvilley, Thomas. Pyrrhonism and Mādhyamika // Philosophy East and West. — Vol. 32. — No. 1 (Jan., 1982). — P. 3—35. DOI: 10.2307/1398749
• Bett, Richard. Aristocles on Timon on Pyrrho: The Text, Its Logic and its Credibility. — Oxford Studies in Ancient Philosophy 12. — 1994a. — P. 137—181.
• Bett, Richard. What did Pyrrho Think about the Nature of the Divine and the Good? // Phronesis 39. — 1994b. — P. 303—337.
• Bett, Richard. Pyrrho, his antecedents, and his legacy. — Oxf.: Oxford University Press, 2000.
• Striker, Gisela. On the difference between the Pyrrhonists and the Academics // G. Striker, Essays on Hellenistic Epistemology and Ethics. — Camb.: Cambridge University Press, 1996. — P. 135—149.