Натали (рассказ)

• Рассказ состоит из семи частей, пять из которых — усадебный роман героев, шестая — сцена студенческого бала и сцена панихиды, седьмая — события спустя шесть лет.

Рассказ чётко делится на две части: после пятой главки он, в сущности, мог бы завершиться, и последние две образуют своего рода постскриптум.
В первой части идёт речь о любви и похоти, причём чувственность выступает как соперница любви. Вторая часть — о любви, судьбе и смерти.

— журнал «Литература»[2]

Окончивший гимназию юный герой приезжает на лето в имение своего дяди. Запоздавшего припозднившегося гостя с дороги встречает двадцатилетняя кузина Соня «в ночном фланелевом халатике», «под которым, верно, ничего нет», смущающая своими прелестями ещё чистого юношу, «краснеющего при вольных разговорах гимназических товарищей», насмешливо, но недвусмысленно намекающая на дальнейшие любовные утехи.

Но кроме соблазнительной и откровенно нескромной совершенной красавицы Сони в усадьбе гостит и её подруга по гимназии Натали.

Герой попадает в запутанный водоворот летнего романа сразу с двумя девушками. Молодой человек ещё ничего не знает о вечной борьбе тела и духа, ему кажется, что тут сразу две любви, такие разные и такие страстные — телесное упоение одной и мучительное красота обожания второй. После ночей с первой он уже не будет краснеть при вольных разговорах гимназических товарищей, а чувству ко второй суждено стать «любовью до гроба».

Об истоке замысла рассказа «Натали» Бунин писал в «Происхождении моих рассказов»:[4]

Бунин

Мне как-то пришло в голову: вот Гоголь выдумал Чичикова, который ездит и скупает «мертвые души», и так не выдумать ли мне молодого человека, который поехал на поиски любовных приключений? И сперва я думал, что это будет ряд довольно забавных историй. А вышло совсем, совсем другое.

Рассказ написан в Грассе на вилле Жанетт, куда в июне 1940 года Бунины бежали из Парижа захваченного гитлеровцами. Бунин начал писать 18 марта 1941 года, записав на следующий день в дневнике: «Вчера… начал писать „Натали Станкевич“, писал и после обеда почти до часу, пил в то же время коньяк, спал мало, нынче ещё не выходил на воздух (а сейчас уже почти пять), все писал». Следующая запись дневника от 24 марта: «все дни сидел почти не вставая, писал „Натали“», и затем 4 апреля Бунин в дневнике записал: «В шесть вечера кончил „Натали“».

О правке текста имеются две записи в дневнике: 11 апреля «ещё раз (кажется окончательно) перечитал „Натали“, немного почёркал, исправил конец последней главы», и 25 сентября переписывая ещё «чуть-чуть почёркал»[5] Но и уже выслав рассказ Марку Алданову для печати в журнале, видимо, ещё раз правил текст, так как в письме от 14 ноября 1941 года Бунин писал, что выслал «на всякий случай ещё один, уже совсем исправленный текст „Натали“», и просил не печатать рассказ по предыдущему тексту, а дождаться новой редакции.[6][7]

Рассказ впервые был напечатан в «Новом журнале» № 2, Нью-Йорк, 1942 год, а через год вошёл в изданный в Америке первый сборник «Тёмные аллеи», первоначально состоявший из 11 рассказов.

Рассказ занимает особое место в сборнике «Тёмные аллеи». Если остальные представляют собой двух-трёх страничные этюды, а четыре рассказа занимают максимум по восемь-десять страниц, то «Натали» занимает двадцать пять страниц, превращаясь, по мнению литературоведа И. Сухих в «почти романное изображение всей человеческой жизни с неизменным финалом».[8] Ещё в 1945 году — до второго издания сборника в Париже, Бунин предлагал издательству «Галлимар» выпустить сборник дав ему название по рассказу — под названием «Nathalie — petit roman» («Натали — маленький роман», франц.), но секретарь издательства Брис Парен не принял этого названия.[9][10]

В 1946 году рассказ был включён автором в вышедший в Париже сборник «Тёмные аллеи», принявший уже завершённый вид из 38 рассказов.

В СССР рассказ был впервые издан только в 1956 году — в четвёртом томе пятитомного собрания сочинений писателя[11][К 1], хотя ещё до издания сборника в Париже Бунин осенью 1945 года через Иностранную комиссию Союза писателей СССР для возможного издания в СССР передал экземпляр нью-йоркского издания с рассказом «Натали», причём с авторской правкой, сделанной красными и синими чернилами, Н. Д. Телешову, который с ноября 1945 года занимался подготовкой издания книги Бунина[13], которое даже было анонсировано в «Литературной газете» директором «Гослитиздата» Ф. М. Головенченко[14], но по ряду причин в 1945 году издание не состоялось.[К 2]

Алданов

«Натали» — это, по-моему, самый лучший и просто изумительный рассказ, одна из лучших Ваших вещей вообще...
Алданов — Бунину, письмо от 25 октября 1941 года

Бунин

Обнимаю Вас за отзыв о «Натали», хотя, точно ли, что это лучший мой рассказ?
Бунин — Адланову, письмо от 14 ноября 1941 года

Набоков

Неужели вы не согласны со мной, что «Натали» в композиционном отношении совершенно беспомощная вещь? Несколько прелестных (но давно знакомых и самоперепетых) описательных параграфов- et puis c’est tout [итак это всё (франц.)]. Характерно, что они все умирают, ибо все равно, как кончить, а кончить надо. Гениальный поэт — а как прозаик почти столь же плохой, как Тургенев.
Набоков — Алданову, письмо от 6 мая 1942 года

Алданов

Возвращаясь к Бунину, скажу, что «странно видная в воде голубовато-меловым телом» Соня в купальне и сама купальня и гроза в главе V «Натали» и многое другое в этом рассказе — изумительны.
Алданов — Набокову, письмо от 14 ноября 1942 года

Как и сборник «Тёмные аллеи», при жизни автора рассказ не получил признания у критиков. В отзыве на журнальную публикацию «Натали» рецензент нью-йоркской газеты «Новое русское слово» Л. Камышников счел основную коллизию психологически неубедительной и аморальной: «Такова уж судьба русской литературы, что чувственные изображения ей не удаются. Возьмись за бунинскую тему какой-нибудь француз, всё вышло бы очень гладко. Юноша-студент влюбляется в первый раз в жизни и сразу в двух. Мопассан, вероятно, дал бы такую насыщенность физического угара, которая оправдала бы психологический надлом, произошедший в душе влюбленного юноши. Бунин — насквозь русский писатель, и его угар в значительной мере проветривается чистым воздухом строгой морали, этой специально русской системы душевного освежения и нравственного очищения. Но именно поэтому в его рассказе дурное выступает с особенной резкостью».[21]

Российские литературоведы постсоветского периода, обращавшиеся к рассказу, основные силы тратили на вчитывание в него всевозможных аллюзий — поиски «перекличек», «параллелей», «отзвуков», которые позволяют соотнести «Натали» едва ли не с любым произведением русской классики XIX в.

Как пишет доктор филологических наук Т. В. Марченко, в рассказе читатель сбивается с толку от отзвуков и переклички перебивающих друг друга знакомых сюжетов — «громкое литературное эхо едва ли не оглушает»:[3]

Весь приезд героя в усадьбу обставлен по-тургеневски, а бал — толстовский, судьбоносный, то есть восходящий по прямой к пушкинскому балу, затем — внезапно перевёрнутая история «Воскресенья», с диктующей условия крестьянкой-наложницей, и финал, уже предложенный — кто бы мог подумать! — Э. Хемингуэем в романе «Прощай, оружие!».

Любовная интрига напоминает Тургенева[3], а «сама Натали с её суждениями и поступками кажется вполне тургеневской девушкой».[22]

Ассоциации возникают и с целым рядом «классических девичьих пар»: Татьяна и Ольга из «Евгения Онегина», Наташа и Соня из «Войны и мира», Вера и Марфинька из «Обрыва».[22]

Герой носит фамилию Мещерский — как и героиня новеллы Бунина «Лёгкое дыхание» — что «кажется намёком-автоцитатой».[22] Так, историк русской литературы С. Ф. Дмитренко назвал такое совпадение неслучайным, но что тут Бунин иначе толкует в герое то, что им было воспето в Оле Мещерской:[23]

Студент, объятый желанием любовного самоутверждения, очень быстро открывает, что подлинные тайны бездны чувства разверзаются перед человеком совсем не обязательно там, где нет «романтики», где нарушены правила приличия, моральные или, того пуще, биологические установления. Напротив: страстные, взаимно страстные отношения Мещерского с его кузиной Соней оказываются лишь пряной забавой, куртуазно-гривуазным ритуалом, не затрагивающим души героев. Именно поэтому Соня стремится всеми средствами обострить чувство. Едва поздоровавшись с братом, она начинает рассказывать ему о своей подруге Наташе Станкевич. … главная проблема для писателя состоит не в зыбкости границы между идеалом Мадонны и идеалом содомским в человеке, а в неотвратимости их сосуществования.

А. Е. Горелов заметил, что именно первоначальное намерение автора создать «чичиковский» образ накопителя любовных утех и позволило показать «нечто иное»:

Поразительно то, что рассказ «Натали» отчасти сохранил первоначальное намерение автора: чувственная игривость откровенно и густо плещет в лексике и ситуациях, вызванных приездом в имение жаждущего любовных утех доброго молодца, где тот — то ли на радость, то ли на беду — был встречен сразу двумя красавицами. … В рассказе «Натали» проявилось, быть может, с наибольшим трагизмом, перерастание чувственности в драму души, способной на вечное и подлинное поклонение утраченному счастью. И тем возвышенней, тем человечнее оказался её трагизм.

— Горелов, Анатолий Ефимович[24]

Однако, Н. М. Рощин в биографии Бунина в серии ЖЗЛ[1] заметил, что трагическая эта любовь не только для героя, но, главным образом, для Натали: «как смело, подробно, с какой правдой пишет Бунин этот одновременный роман между Мещерским, Соней и Натали, и сколь чудный, неповторимо прекрасный образ эта Натали, с её долгой, прошедшей столь мучительные дороги, сквозь всю жизнь любовью к этому вертопраху Мещерскому». А С. Ф. Дмитренко отметил, что герой «теряет не только Натали, но и Соню (заметим её бесследное исчезновение в последующих главах)».[23]

Критикой отмечен психологизм пейзажа в рассказе.[25] Особенность бунинской природы заметил Е. Фарыно: при описании природы и погоды Бунина интересует не «реальная погода», а создаваемая через обращение к ней «модель мира» — смена погоды проясняет происходящее с героями — погода как бы вызывается поступками героев.[26] По словам Т. В. Марченко: «можно сказать решительнее — в „Натали“ — описание природы и есть описание любви».[3] Героиня вписана в разные природные состояния, которые многое говорят о её душевных переживаниях — она мало говорит, но за неё многое говорит обрамляющий её образ природа, пейзаж в размытых и одновременно чётких красках:[25]

Примечательно также, что явление Натали всегда сопровождается светом луны. Лунный свет всегда обещает и всегда обманывает: каждое появление Натали дает герою надежду на счастье, но эта надежда иллюзорна, призрачна. В конце рассказа герой видит её освещённой ночным сиянием, которое высветляет её как почти неземное существо. Следует обратить внимание на то, что образ месяца много раз повторяется, но только в конце рассказа месяц становится круглым.

Финал рассказа трактуется по-разному. Как скорый и неправдоподобный, не раскрывающий что же стало с Соней, как «страшная и чарующая загадка любви и смерти», и большинством литературоведов, например, О. В. Сливицкой[27], трагический финал рассматривается как торжество Танатоса над Эросом, но есть и противоположное мнение Т. В. Марченко:[3]

Натали создана для поклонения, за неё можно умереть, её можно любить вечно — как прямо говорилось в черновом варианте: «боготворить»… Финал уничтожает расхожее представление о «любви до гроба», поскольку вся история героя-рассказчика — любовь за гробом, после смерти; и финал проясняет образ иконы, введённой не только как мотив повествования. Таким образом, это не Танатос побеждает Эрос, напротив, Эрос торжествует над Танатосом.

Такую же оценку финалу даёт и Н. В. Пращерук: через предшествующий трагической развязке монолог («И вот ты опять со мной и уже навсегда») создаётся эффект преодоленного времени, достижения общего пространства «вечной встречи» — соединения навсегда.[17]

При жизни Бунина рассказ был издан четыре раза — три раза на русском языке, и один раз на английском:[28]

• Натали // Новый журнал. — 1942. — № 2. — С. 5-37.
• Натали // Темные аллеи. — Нью-Йорк: Новая земля, 1943. — 152 с.
• Натали // Темные аллеи. — 2-е изд., доп. — Париж: Издательство О. Зелюка, 1946. — 328 с.
• Natalya // Bunin Ivan. Dark Avenues and Other Stories / Translated by R. Hare. London: Lehmann, 1949

Издания в переводе на французский, немецкий и швейцарские языки хотя и готовились, и даже работали переводчики, но изданы при жизни не были.[29]

В литературоведении принято считать «каноническим» текст издания 1946 года, по этому изданию набраны «Темные аллеи» в шеститомном «Собрании сочинений» Бунина 1980-х годов — наиболее авторитетном издании бунинских текстов советского времени и перепечатываются и до сих пор.[30]

• 1988 — Натали
• 1994 — Лето любви
• 1994 — Наваждение
• 1995 — Мещерские

• Марченко Т. В. — Переписать классику в эпоху модернизма: о поэтике и стиле рассказа Бунина «Натали» / Известия РАН. Серия литературы и языка, том 69, № 2, 2010 — стр.25-42