Клюев, Николай Алексеевич

Николай Клюев в 1912 году

Впервые стихи Клюева появились в печати в 1904 году.[10] На рубеже 1900-х и 1910-х годов Клюев выступает в литературе, причём не продолжает стандартную для «поэтов из народа» традицию описательной минорной поэзии в духе И. З. Сурикова, а смело использует приёмы символизма, насыщает стихи религиозной образностью и диалектной лексикой. Первый сборник — «Сосен перезвон» — вышел в 1911 году. Творчество Клюева было с большим интересом воспринято русскими модернистами, о нём как о «провозвестнике народной культуры» высказывались Александр Блок (в переписке с ним в 1907 году; оказал большое личное и творческое влияние на Клюева), Валерий Брюсов и Николай Гумилёв.

Николая Клюева связывали сложные отношения (временами дружеские, временами напряжённые) с Сергеем Есениным, который считал его своим учителем. В 1915—1916 годах Клюев и Есенин часто вместе выступали со стихами на публике, в дальнейшем их пути (личные и поэтические) несколько раз сходились и расходились.

Как указывает А. И. Михайлов, Александр Блок неоднократно упоминает Клюева в своих стихах, записных книжках и письмах и воспринимает его как символ загадочной народной веры[11]. В одном из писем Блок даже заявил: «Христос среди нас», и С. М. Городецкий отнёс эти слова к Николаю Клюеву[12][13][14].

В своей записи 1922 года Клюев говорит:

…для меня Христос — вечная неиссякаемая удойная сила, член, рассекающий миры во влагалище, и в нашем мире прорезавшийся залупкой — вещественным солнцем, золотым семенем непрерывно оплодотворяющий корову и бабу, пихту и пчелу, мир воздушный и преисподний — огненный.

Семя Христово — пища верных. Про это и сказано: «Приимите, ядите…» и «Кто ест плоть мою, тот не умрёт…»

Богословам нашим не открылось, что под плотью Христос разумел не тело, а семя, которое и в народе зовётся плотью.

Вот это и должно прорезаться в сознании человеческом, особенно в наши времена, в век потрясённого сердца, и стать новым законом нравственности…[15]

Стихи Клюева рубежа 1910-х и 1920-х годов отражают «мужицкое» и «религиозное» приятие революционных событий, он посылал свои стихи Ленину (хотя несколькими годами раньше, вместе с Есениным, выступал перед императрицей), сблизился с левоэсеровской литературной группировкой «Скифы». В берлинском издательстве «Скифы» в 1920—1922 годах вышли три сборника стихов Клюева.

После нескольких лет голодных странствий около 1922 года Клюев снова появился в Петрограде и Москве, его новые книги были подвергнуты резкой критике и изъяты из обращения.

С 1923 года Клюев жил в Петрограде (Ленинграде) (в начале 1930-х годов переехал в Москву). Катастрофическое положение Клюева, в том числе и материальное, не улучшилось после выхода в свет его сборника стихов о Ленине (1924).

Вскоре Николай Клюев, как и многие новокрестьянские поэты, дистанцировался от советской действительности, разрушавшей традиционный крестьянский мир; в свою очередь, советская критика громила его как «идеолога кулачества». После гибели Есенина он написал «Плач о Есенине» (1926), который был вскоре изъят из свободной продажи. В 1928 году выходит последний сборник «Изба и поле».

В 1929 году Клюев познакомился с молодым художником Анатолием Кравченко, к которому обращены его любовные стихотворения и письма этого времени[16] (насчитывается 42 письма Клюева[17]). Преобладание воспевания мужской красоты над женской в поэзии Клюева всех периодов подробно исследовано филологом А. И. Михайловым[18].

В письме Анатолию от 23 мая 1933 года Клюев так рассуждает об их близких отношениях:

На этой вершине человеческого чувства, подобно облакам, задевающим двуединый Арарат, небесное клубится над дольним, земным. И этот закон неизбежен. Только теперь, в крестные дни мои, он, как никогда, становится для меня ясно ощутимым. Вот почему вредно и ошибочно говорить тебе, что ты живёшь во мне только как пол и что с полом уходит любовь и разрушается дружба. Неотразимым доказательством того, что ангельская сторона твоего существа всегда заслоняла пол, — являются мои стихи, — пролитые к ногам твоим. Оглянись на них — много ли там пола? Не связаны ли все чувствования этих необычайных и никогда не повторимых рун, — с тобой как с подснежником, чайкой или лучом, ставшими человеком-юношей?[19][20]

Сам Клюев в письмах поэту Сергею Клычкову и В. Я. Шишкову[21][22] называл главной причиной ссылки свою поэму «Погорельщина»[23], в которой усмотрели памфлет на коллективизацию и негативное отношение к политике компартии и советской власти. Аналогичные обвинения (в «антисоветской агитации» и «составлении и распространении контрреволюционных литературных произведений») были предъявлены Клюеву и в связи с другими его произведениями — «Песня Гамаюна» и «Если демоны чумы, проказы и холеры…», входящими в неоконченный цикл «Разруха»[24]. Во втором стихотворении цикла, например, упоминается Беломоро-Балтийский канал, построенный с участием большого числа раскулаченных и заключённых:

То Беломорский смерть-канал,
Его Акимушка копал,
С Ветлуги Пров да тётка Фёкла.
Великороссия промокла
Под красным ливнем до костей
И слёзы скрыла от людей,
От глаз чужих в глухие топи…

Стихотворения из цикла «Разруха» хранятся в уголовном деле Н. Клюева как приложение к протоколу допроса.

Фото из следственного дела

По воспоминаниям И. М. Гронского (редактора «Известий ВЦИК» и главного редактора журнала «Новый мир»), Клюев всё более переходил «на антисоветские позиции» (несмотря на выделенное ему государственное пособие)[25]. Когда Клюев прислал в газету «любовный гимн», предметом которого являлась «не „девушка“, а „мальчик“», Гронский изложил своё возмущение в личной беседе с поэтом, но тот отказался писать «нормальные» стихи. После этого Гронский позвонил Ягоде и попросил выслать Клюева из Москвы (это распоряжение было санкционировано Сталиным)[26][27]. Мнение, что причиной ареста Клюева стала именно его гомосексуальность, высказывал также позднее в частных беседах М. М. Бахтин[16].

2 февраля 1934 года Клюев был арестован в своей московской квартире по адресу: Гранатный переулок, дом 12[28], по обвинению в «составлении и распространении контрреволюционных литературных произведений» (статья 58, часть 10 УК РСФСР). Следствие по делу вел Н. Х. Шиваров[24]. 5 марта после суда Особого совещания выслан[29][30] в Нарымский округ, в Колпашево. Осенью того же года по ходатайству артистки Н. А. Обуховой, С. А. Клычкова и, возможно, Горького переведён в Томск (по пути в ссылку Клюев уже посещал Томск, дожидаясь в одной из местных тюрем переправки в Колпашево)[28], где 23 марта 1936 года арестован как участник церковной контрреволюционной группировки, однако 4 июля освобождён «ввиду его болезни — паралича левой половины тела и старческого слабоумия»[31].

5 июня 1937 года в Томске Клюев был снова арестован и 13 октября того же года на заседании тройки управления НКВД Новосибирской области приговорён к расстрелу по делу о никогда не существовавшей «кадетско-монархической повстанческой организации „Союз спасения России“». В конце октября был расстрелян. Как сказано в справке о посмертной реабилитации Клюева, он был расстрелян в Томске 23—25 октября 1937 года. Размытая дата расстрела, возможно, объясняется тем, что с 01:00 23 октября до 08:00 25 октября в Томске не было центрального электроснабжения ввиду ремонта местной ГЭС-1. В подобных случаях сотрудники НКВД, приводившие приговоры в исполнение в течение двух ночей (23 и 24 октября) с использованием фонаря «летучая мышь», могли оформить документы задним числом для всей партии только после того, как в городе появился электрический свет (25 октября). Вероятно, местом расстрела и братской могилы, где упокоился поэт, стал один из пустырей в овраге (так называемом Страшном рве) между Каштачной горой и пересыльной тюрьмой (ныне — СИЗО-1 по улице Пушкина, 48) (См. Каштак)[32][33].

Следователем по делу Клюева был оперуполномоченный 3-го отдела Томского горотдела НКВД младший лейтенант госбезопасности Георгий Иванович Горбенко[34].

Николай Клюев был реабилитирован в 1957 году, однако первая посмертная книга в СССР вышла только в 1977 году[35].

Редкостно крупный литературный талант Клюева, которого часто ставят выше Есенина, вырос из народного крестьянского творчества и многовековой религиозности русского народа. Жизнь, питаемая исконной силой крестьянства и искавшая поэтического выражения, соединялась у него поначалу с инстинктивным, а позднее — с политически осознанным отрицанием городской цивилизации и большевистской технократии. При этом и форма его стихов развивалась от близости к народным — через влияние символизма — к более осознанным самостоятельным структурам. <…> Стихи в духе народных плачей перемежаются со стихами, созвучными библейским псалмам, стиль очень часто орнаментален. В богатстве образов проявляется полнота внутреннего, порой провидческого взгляда на мир.

— Вольфганг Казак

• 1915—1923 годы — квартира К. А. Расщепиной в доходном доме — набережная реки Фонтанки, 149, квартира 9;
• 1923—1932 годы — дворовый флигель — улица Герцена, 45, квартира 7.

• 1933—1934 годы — Гранатный переулок, дом 12[28].

Переулок Красного пожарника, 12.

В Томске сохранилось два дома — переулок Красного Пожарника, 12 и Мариинский переулок, 38 (ныне 40), в которых в разное время жил поэт[36].

Последнее пристанище поэта — дом 13 по Ачинской улице (эта часть улицы в те годы часто именовалась также «Староачинская»[32][37] и «Старо-Ачинская»[38], поэтому в разных документах по делу Клюева название улицы представлено в разных вариантах). В доме располагалось несколько квартир, но, относительно квартиры где проживал поэт, в следственных документах НКВД имеются разночтения: квартира или не указана вовсе, или указана под разными номерами (1 и 3)[28]. Николай Клюев сам описывал своё жилище (после освобождения из-под ареста 5 июля 1936 года) так:

Привезли и вынесли на руках из телеги в мою конуру. Я лежу… лежу. […] За косым оконцем моей комнатушки — серый сибирский ливень со свистящим ветром. Здесь уже осень, холодно, грязь по хомут, за дощатой заборкой ревут ребята, рыжая баба клянёт их, от страшной общей лохани под рукомойником несёт тошным смрадом…[39]

В 2006 году дом был снесён[40][41].

• Братские песни. (Песни голгофских христиан). — М.: К новой земле, 1912. 16 с.
• Братские песни. (Книга вторая) / Вступ. ст. В. Свенцицкого. — М.: Новая земля, 1912. XIV, 61 с.
• Лесные были. — М.: 1912.
• Лесные были. (Стихотворения. Кн. 3-я). — М.: 1913. 76 с.
• Сосен перезвон. / Предисл. В. Брюсова. — М.: 1912. 79 с.; 2-е изд. — М.: Изд. Некрасова, 1913. 72 с.
• Мирские думы. — Пг.: изд. Аверьянова, 1916. 71 с.
• Песнослов. Кн. 1—2. — Пг.: 1919.
• Медный кит. (Стихи). — Пг.: Изд. Петросовета, 1919. 116 с.; репринтное переиздание: М.: Столица, 1990.
• Неувядаемый цвет: Песенник. — Вытегра: 1920. 63 с.
• Избяные песни. — Берлин: Скифы, 1920. 30 с.
• Песнь солнценосца. Земля и железо. — Берлин: Скифы, 1920. 20 с.
• Львиный хлеб. — М.: 1922. 102 с.
• Мать Суббота. (Поэма). — Пг: Полярная звезда, 1922. 36 с.
• Четвёртый Рим. — Пг.: Эпоха, 1922. 23 с.
• Ленин. Стихи. — М.-Пг.: 1924. 49 с. (3 издания)
• Клюев Н. А., Медведев П. Н. Сергей Есенин. (Стихи о нём и очерк его творчества). — Л.: Прибой, 1927. 85 с. (включена поэма Клюева «Плач о Сергее Есенине»).
• Изба и поле. Избранные стихотворения. — Л.: Прибой, 1928. 107 с.

• Клюев Н. А. Стихотворения и поэмы / Сост., подготовка текста и примечания Л. К. Швецовой. Вступ. ст. В. Г. Базанова. — Л.: Советский писатель, 1977. — 560 с. 2-е изд.: Л.: Советский писатель, 1982.
• Клюев Н. А. Сердце Единорога: Стихотворения и поэмы / Предисл. Н. Н. Скатова, вступ. ст. А. И. Михайлова; сост., подготовка текста и примечания В. П. Гарнина. — СПб.: Изд-во РХГИ, 1999. — 1072 с. — ISBN 5-88812-079-0.
• Клюев Н. А. Словесное древо: Проза / Вступ. ст. А. И. Михайлова; сост., подготовка текста и примечания В. П. Гарнина. — СПб.: Росток, 2003. — 688 с. — ISBN 5-94668-012-9.
• Николай Клюев. Письма к Александру Блоку: 1907—1915 / Публ., ввод. ст. и комм. К. М. Азадовского. — М.: Прогресс-Плеяда, 2003. — 368 с.