Бельведерский торс

Точное место обнаружения Бельведерского торса до настоящего времени неясно. Ранее считалось, что скульптура была найдена во времена понтификата Юлия II на Кампо деи Фиори или в Термах Каракаллы в Риме. Ныне это не подтверждается. Гипотетическим является происхождение из Терм Константина. Самое раннее упоминание о Бельведерском торсе относится к 1433 году: Сириако д'Анкона видел его во дворце кардинала Просперо Колонна в фамильном дворце рода Колонны: Палаццо Колонна аль Квиринале. Там Бельведерский торс находился до начала 1500-х годов [6]. Некоторое время произведение хранилось в собрании скульптора Андреа Бреньо. При Папе Клименте VII в 1520-х годах скульптура была перенесена в Ватикан, в Cortile del Belvedere. Там торс находился горизонтально, в «лежачем» положении, считалось, что именно так он составлял часть целой скульптуры (сохранился рисунок М. ван Хеемскерка, изображающий торс в подобном положении). В XVI веке было изготовлено несколько миниатюрных бронзовых копий скульптуры[7].

В 1798 году французы по условиям Толентинского мирного договора вывезли скульптуру в Париж вместе с другими шедеврами из собрания Ватикана. Торс был помещен на почётное место в Лувре. В Италию скульптура была возвращена после свержения Наполеона Бонапарта в 1815 году и после реставрации проведённой скульптором Антонио Кановой [8].

Скульптурой как «очень необычной фигурой» восхищались художники и знатоки уже в XVI веке. С неё делали множество рисунков и гравюр, пытались реконструировать целое. О Бельведерском торсе восторженно отзывался Микеланджело. Он восхищался скрытой мощью и рельефом мускулатуры. Легенда гласит, что папа Юлий II приказал Микеланджело завершить это произведение, добавив голову, руки и ноги. Художник якобы отклонил такое предложение, посчитав торс художественно завершённым и таким совершенным творением, чтобы его можно было как-то дополнить или изменить. Однако, безусловно, многие фигуры в росписи Сикстинской капеллы в Ватикане, созданные гением Микеланджело, возникли под влиянием могучей пластики Бельведерского торса[9].

Гений римского барокко Дж. Л. Бернини считал торс Бельведера «более совершенным, чем сам Лаокоон». Бельведерский торс был источником вдохновения для художников в периоды неоклассицизма и романтизма. На картине Эжена Делакруа «Ладья Данте» (1822) как минимум в четырёх фигурах грешников мы видим влияние мощной пластики Бельведерского торса. Иного мнения о скульптуре был Стендаль, считая её памятником уродству, ставшим известным только благодаря имени Микеланджело[9].

Основоположник искусствознания И. И. Винкельман был убеждён, что торс изображает отдыхающего Геркулеса. Свою первую письменную работу в Италии Винкельман озаглавил «Описание Бельведерского торса в Риме» (1759). Это один из его самых восторженных текстов: «Я не могу созерцать то немногое, что ещё осталось от плечей, без того, чтобы не вспомнить, что на их простёртой мощи, как на двух горных вершинах, покоилась вся тяжесть небесной сферы. С каким величием вырастает грудь и как великолепна подымающаяся округлость её свода!.. Спросите тех, которым знакомо самое прекрасное в природе смертных, видели ли они бок, сравнимый с левым боком торса? Действие и противодействие его мускулов поразительно уравновешено мудрой мерой сменяющегося движения и быстрой силы… Подобно возникающему на море движению, когда неподвижная до того гладь в туманном непокое нарастает играющими волнами и одна поглощает другую и снова из неё выкатывается, — так же мягко вздымаясь и постепенно напрягаясь, вливается один мускул в другой, третий же, который поднимается между ними и как бы усиливает их движение, теряется в нём, а с ним вместе как бы поглощается и наш взор… Я вижу здесь благороднейшее строение костяка этого тела… и всё это развёртывается как видимый с высоты ландшафт, на котором природа раскинула многообразные богатства своих красот» [10].

Однако «Бельведерский торс» постигла та же участь, что и ещё более знаменитого «Аполлона Бельведерского». Слава этих произведений заметна померкла после того, как была открыта и осознана ценность немногих сохранившихся оригиналов древнегреческой классики середины V в. до н. э., в частности «Мраморов Элгина» (скульптур и рельефов Парфенона Афинского акрополя). Ныне хорошо известно, что древнегреческие и неоаттические скульпторы работали с натурщиков, иногда даже используя гипсовые слепки с отдельных частей фигур[11]. В наилучшие периоды классического искусства и этот метод давал прекрасные результаты, в поздние, кризисные эпохи — приводил к натурализму. Однако могучая пластика даже излишне натуралистически выполненной мускулатуры Бельведерского торса и сейчас производит сильное впечатление[12].

Мраморные копии и гипсовые слепки Бельведерского торса, представленные во многих музеях мира, по традиции используются в академической системе обучения рисунку, но не начальной стадии.