Суицидология

В греко-римской онтологии самоуничтожение рассматривалось основополагающим деянием для достижения свободы и полного контроля над жизнью. Впрочем, мнения часто варьировались — последователи Пифагора и Аристотеля напротив считали уход из жизни некорректным поступком; сторонники первого обосновывали это тем, что, руководствуясь математическими принципами, самоубийство влечёт за собой нарушение симметрии и порядка, то есть предстаёт мятежом против космоса.[9] Аристотель, в свою очередь, описывал саморазрушение как поступок деструктивный прежде всему государству, но лишь после индивидууму.[10] В той же Никомаховой этике философ выказывает резко негативный дискурс относительно фаталистичных и эгоистичных самоубийств, называя их уделом слабых людей, рабов. Однако находились и весьма известные сторонники вольного ухода из жизни — среди них гедонист Эпикур, чья идея заключалась в мгновенности смерти, а следовательно её эквивалентности рождению;[11]

Во время рассуждения о смерти в древнем обществе яркими персонами всегда считаются приверженцы стоицизма (такие как Луций Сенека), чья диалектика затрагивала не только политических деятелей, но и актуальную онтологию: последователи верили в необходимость хорошей смерти, даже если жизнь располагает комфортными условиями. Стоики убеждали: гибель является ничем иным как небытием до рождения человека, и важнейшей целью личности служит нахождение метода принять её, в частности непосредственно самоуничтожением.[9][12]

Подытоживая, зачаточная античная суицидология предполагала в общем нейтральное отношение к самоубийствам, если предпосылки удовлетворяли философа и общественную цель.

Гонения в сторону христиан в Средних веках привели к неофициальному учреждению самоубийства во имя веры мученичеством, потому как ни в иудейских, ни в евангельских текстах не порицалось напрямую. Однако поздние последователи, такие как Фома Аквинский и Аврелий Августин, описывали его с точки зрения заповедей и духовной близости к Богу.[13] Аврелий подмечал, что суть человеческой жизни заключается в достижении «сверхбытия» путём искупления греховной природы, следовательно самоубийство не дает личности воссоединиться с творцом и рушило всякую возможность обрести счастье в Царствии Небесном.[14] Аквинат дополнил идею Августина, утверждая, якобы добровольно идя на такой поступок, индивидуум нарушает шестую заповедь, потому как убивает, суть идет против воли Господа, без возможности на искупление при жизни, даже если поступок был совершен во имя веры.[15]

Несмотря на вышеперечисленное, количество самоубийств не особенно сократилось под влиянием церкви. Такие выводы можно сделать из-за количества суровых законов по борьбе с суицидом со стороны правителей. Король франков Карл Великий даже сделал завещания умерших недействительными, имущество их конфисковывали. Погибших не только отлучали от церкви, но и посмертно наказывали как убийц.[16]

В отличие от Древних времён, люди всецело презирали акт ухода из жизни, пытаясь сопроводить его максимальным позором жертвы. Однако Ренессанс, поставив на первостепенный план человека, возвратил среди гуманистов идеи античности относительно самоуничтожения. Художники и исследователи всерьез заинтересовались смертью; например, лучшей развязкой произведения известного деятеля Возрождения Уильям Шекспир считал суицид протагониста.[7] А Томас Мор, автор «Утопии», открыто ретранслировал в общество мысли древнегреческих мыслителей, связанные с самоубийством, признавая его личным выбором человека в трудный момент.[17]