Оптимизм

До второй половины двадцатого столетия собственно психологических исследований оптимизма и пессимизма практически не было. Исключением является изданная в конце девятнадцатого столетия монография английского психолога Дж. Сёлли посвященная исследованию пессимизма, которая, впрочем, выполнена скорее не в психологическом, а философском ключе.[5]

Также в 1907 году И. И. Мечниковым были опубликованы «Этюды об оптимизме», которые считаются первыми достоверными исследованиями о данной теме. В этюдах затрагивается проблема причины появления пессимистического мировоззрения и его обусловленности состоянием здоровья, межличностными проблемами, факторами культуры и среды[6][2].

Оптимизм рассматривался в истории науки и философии в двух аспектах: как проявление (или как часть) человеческой природы и как индивидуально-психологическая особенность. Рассматривая оптимизм в первом аспекте, многие мыслители прошлого высказывали нему скептическое отношение (от Софокла до Ницше и Фрейда), полагая, что лучше смотреть в лицо реальности. Долгое время предполагалась, что по крайней мере в норме человек достаточно точно отражает реальное соотношение позитивного и негативного, добра и зла. Причем, в соответствии с традициями стоицизма подчеркивалась важность реалистического отношения к неизбежному злу в человеческой жизни.[3]

Вместе с тем к 60-70 годам двадцатого века в психологии были накоплены различные эмпирические данные, показывающие, что для большинства людей нехарактерна такая реалистичность и точное соответствие реальности в мышлении. Была обнаружена позитивная тенденциозность, проявляющаяся в языке, памяти, мышлении. Например, люди используют больше позитивных слов, чем негативных, как при письме, так и в устной речи. При свободных воспоминаниях люди чаще вспоминают положительные события, чем отрицательные. Большинство людей оценивает себя позитивно, причем, как правило, существенно более позитивно, чем других. Эти факты убедительно свидетельствовали в пользу того, что оптимизм действительно выступает как неотъемлемая часть человеческой природы.[3]

Эту идею наиболее ярко выразил антрополог Л. Тайгер в книге «Оптимизм: биология надежды».[7] Он связывал проблему оптимизма с биологией и эволюцией вида homo sapiens и полагал, что оптимизм — это одна из наших наиболее адаптивных характеристик, приобретенных в ходе естественного отбора. Поскольку оптимизм предполагает размышление о будущем, он возникает тогда, когда люди начинают предвидеть. Однако когда люди начинают предвосхищать будущее, они могут представить себе ужасные события, в том числе и собственную смерть. В человеке должно было возникнуть нечто, что позволило бы противостоять страху перед такими событиями, который парализует волю человека, и этим нечто, по мнению Л. Тайгера, является оптимизм. Оптимизм в этом контексте выступает как врожденная, наследуемая характеристика присущая всем людям в той или иной мере.[3]

Рассматривая оптимизм и пессимизм как индивидуально-психологические особенности в исторической перспективе, К. Петерсон отмечает, что на современные представления об этих явлениях оказали значительное влияние многие подходы и теории, среди которых наиболее важная роль принадлежит теории поля К. Левина и теории личностных конструктов Дж. Келли.[8] Эти теории создали основу для современного понимания того, как ожидания — оптимистические или пессимистические — направляют человеческое поведение. Теория локуса контроля Дж. Роттера также способствовала развитию исследований личности в терминах атрибуций и ожиданий.[3]

В современной зарубежной литературе можно выделить два основных подхода к изучению оптимизма и пессимизма: исследование диспозиционного оптимизма (Ч. Карвер, М. Шейер и др.) и исследование оптимизма как атрибутивного стиля (М. Селигман, К. Петерсон и др.). Эти подходы имеет довольно много общих положений, отражающих близкие теоретико-методологические основания, и могут рассматриваться в рамках позитивной психологии как родственные и взаимодополняющие направления.[3]

Исследования оптимизма в России и СССР проводились не столько в рамках психологии, сколько в социологии. В этой сфере понятие личностного оптимизма (пессимизма) стало использоваться в конце 1920-х -начале 1930-х годов. В советской эмпирической социологии, возрождавшейся в 1960-е годы, понятие «оптимизм» имело широкое применение. Чаще всего в различных эмпирических исследованиях советские социологи вынуждены были искать индивидуальные проявления и подтверждения социального оптимизма граждан СССР. Другой полюс шкалы в социологических исследованиях того времени замалчивался в публикациях и отчетах либо вынужденно игнорировался уже на этапе формирования программы исследования. В качестве индикатора оптимизма обычно использовались различные показатели, связанные не с отношением к будущему и видением перспектив, а с удовлетворенностью нынешней ситуацией (удовлетворенность работой, семьей, досугом, решениями руководства и т. д., вплоть до удовлетворенности образом жизни и «ощущения счастья»). Индикатор пессимизма-оптимизма, фиксирующий не отношение к нынешней ситуации, а ожидаемое будущее, в практике социологических исследований используется значительно реже.[3][9]

Современные российские психологи при исследовании оптимизма личности чаще всего опираются на уже сложившиеся в зарубежной психологии подходы и теории. Так, например, сотрудники, аспиранты и студенты факультета психологии МГУ имени М. В. Ломоносова под руководством Д. А. Леонтьева и Т. О. Гордеевой проводят исследования оптимистического мышления как одной из составляющих личностного потенциала, опираясь при этом преимущественно на подход М. Селигмана.[10][11]

Мартин Селигман обратился к особенностям когниций, характерных для психологически благополучных и неблагополучных индивидов и описал оптимистический и пессимистический атрибутивный стиль. При оптимистическом атрибутивном стиле неудачи воспринимаются как временные, затрагивающие лишь небольшую часть жизни и подверженные изменению, а успехи — как стабильные, глобальные и зависящие от собственных усилий индивида. При пессимистическом атрибутивном стиле неудачи воспринимаются как постоянные, универсальные и носящие внутренний характер, а успехи, наоборот, как случайные, локальные и вызванные внешними причинами.[2]

Мартином Селигманом, Лин Абрамсон и Кристофером Петерсоном были разработаны основные методики выявления уровня атрибутивного стиля, а именно ASQ и CAVE, две популярные версии ASQ и детский опросник CASQ.[12]

Методика CAVE включает в себя совокупность контент-анализа вербального материала, а именно дневники, письма, интервью, публикации и прочие источники. Данные по ASQ и CAVE находятся в сильной положительной взаимной корреляции между собой.[2]

Методика ASQ содержит оценку успехов и неудач. Опросник разбит на половину хороших и плохих событий. Также, для большей представленности типы ситуаций делились пополам, а именно на межличностные и достиженческие ситуации. Задача испытуемого состоит в том, что он должен представить себя в этой ситуации, предложить ее причину и оценить персонализацию, постоянство и широту.[13]

CASQ (Children’s Attributional Style Questionnaire)[14] — это детский опросник атрибутивного стиля, в котором содержатся 48 утверждений, разделенные пополам на позитивные и негативные ситуации. Утверждения охватывают 4 сферы жизни ребенка, а именно учебные и спортивные достижения, отношения с родителями, здоровье и отношения со сверстниками. Задача детей такая же, как и в методике ASQ. Была создана краткая версия этого опросника с 24 позициями, в каждой дается только два варианта объяснения, которые различаются по трем параметрам, при этом оценка персонализации сокращена.

В популярной версии ASQ есть позитивные и негативные ситуации с двумя типами реакции на них, как в CASQ. Первый вариант обладает 48 позициями с параметрами интернальности (локуса), постоянства и стабильности, в второй обладает 32 позициями только по параметрам постоянства и стабильности.

Каждая версия существует в русскоязычном варианте.

Недостатки популярных версий в том, что они обладают только двумя вариантами ответа, где испытуемый затрудняется выбрать точку зрения, когда-либо оба подходят, либо ничего. В стандартном ASQ испытуемый сам записывает причину и оценку ситуации, что дает большее преимущество.[2]

Русскоязычной версии ASQ дает надежные результаты о связи атрибутивного стиля с депрессией, психологическим благополучием и достижениями. Т. О. Гордеева, Е. Н. Осин и В. Ю. Шевяхова разработали опросник стиля объяснения успехов и неудач для взрослых (СТОУН-В) и для подростков (СТОУН-П).[15] В опроснике содержатся 24 позиции на основе совокупности оригинального опросника ASQ, его популярных версий и опросника стойкости (AQ) П. Г. Столца. Формулировка утверждений составлялась в соответствии с логикой ситуации и особенностями русской культуры. Русскоязычная методика для взрослых и подростков обладает высокой валидностью и надежностью по степени психологической диагностики.[2]

В подходе диспозиционного оптимизма Чарльза Карвера и Майкла Шейера, под оптимизмом/пессимизмом понимается широкое, проявляющееся в разных ситуациях чувство уверенности или сомнения, связанное с обобщенными, касающимися разных сфер жизни положительными или отрицательными ожиданиями относительно будущего. Оптимистами, следовательно, можно назвать людей, которые склонны придерживаться позитивных ожиданий относительно будущего; пессимисты, соответственно, более склонны к негативным.[2]

Для диагностики диспозиционного оптимизма (ожидания личности относительно благоприятного исхода будущих событий) М. Шейером и Ч. Карвером были придуманы методики LOT (Life Orientation Test, 1985) и LOT-R (Life Orientation Test Revised, 1994). Данные методики состоят из 10 утверждений, которых испытуемые выражают степень своего согласия или несогласия. Утверждения разделены на 4 положительных, 4 отрицательных и 2 «буферных», в которых заключена главная цель исследования. Так как диспозиционном подходе оптимизм и пессимизма воспринимаются как биполярные конструкты, то вычисляется общий балл по оптимизму, при необходимости так же происходит дополнение раздельным анализом позитивных и отрицательных утверждений.[16]

Русскими учеными была разработана подобная методика LOT- ТДО (Тест диспозиционного оптимизма)[17]. Данная адаптация является достоверной, так как показатель одномоментной надежности составляет 0,84 при выборке испытуемых в количестве 639 человек.

В модифицированной версии LOT-R два положительных утверждения были сформированы в одно, то же самое произошло с отрицательным утверждение. Итак, в опросник методики LOT-R входило 3 положительных, 3 отрицательных и 3 «буферных» утверждения. К сожалению, данная версия не обладает столь высокой достоверностью, и лидирующую позицию занимает также LOT, так как LOT-R обладает показателем одномерной надежности от 0,76 до 0,78. Тем не менее, модифицированная методика все же используется при малом количестве времени на выполнение опросника.[16]

Также, существуют другие способы по выявлению уровня диспозиционного оптимизма. Например, методика OPS (Optimism/Pessimism Scale)[18], где под оптимизмом и пессимизмом скрывается понятие о восприятии себя в позитивной или негативной форме и ожидать плохих или хороших событий относительно будущего.[2]

Методика ELOT (Extended Life Orientation)[19] основана на базе LOT и в ней содержатся 20 утверждений.

На основе LOT, также разработана методика YLOT (Youth Life Orientation Test) для детей младшего подросткового возраста, в которой содержатся 12 утверждений.[2]

Популярной методикой для исследования является GESS (Шкала общих ожиданий успеха) (Generalized Expectances for Success Scale — Fibel, Hale, 1978)[20], много дипломных работ студентов Факультета Психологии МГУ были посвящены именно данному опроснику. Он включает 30 утверждений, в которых спрашивается о том, что человек представляет о своем будущем. Будет ли он успешным или не сможет ничего добиться. Модифицированная методика GESS-R, в которой содержатся 25 утверждений, имеет низкую социальную желательность и обладает высокой внутренней валидностью.[2]