Общага-на-Крови

Автор романа Алексей Иванов

По утверждению журналиста Вадима Челикова, с романом «Общага-на-Крови» он и другие студенты Уральского государственного университета познакомились ещё в 1992 году, когда, закончив печатать рукопись, Алексей Иванов раздал однокурсникам машинописные экземпляры. «Прототипы героев легко угадывались, а некоторые с нас и были списаны», — заверил Челиков[6].

Сам автор, которому на момент завершения романа было 23 года, признавался в интервью, что под общагой подразумевается то студенческое общежитие УрГУ, где он жил в начале 1990-х.

Роман ждал выхода в свет 14 лет, а это, как заметил Владислав Крейнин, означает, что «в течение 14 лет русская классическая литература не досчитывалась настоящего шедевра»[7].

• Отличник — студент-первокурсник, проживающий в комнате № 214.
• Серафима Стороженко — студентка-первокурсница из 710-й комнаты.
• Лёля Леушина — студентка из 212-й комнаты. Сострадательная, жалостливая. Считается подругой Ваньки.
• Неля Караванова — студентка из 212-й комнаты. В общаге имеет бурное прошлое. К началу действия романа — подруга Игоря.
• Игорь Каминский — обитатель 214-й комнаты. Философ, ловелас. Изъясняется сложными лингвистическими конструкциями.
• Ванька Симаков — обитатель комнаты № 214. Старше остальных студентов, успел отслужить в армии. Музыкант, поэт. Много выпивает.
• Ольга Васильевна Ботова (Ботва) — комендант общаги. Замужем за Ринатом, имеет ребёнка. В связях неразборчива.
• Ринат Ботов — муж Ольги Васильевны. Имеет доступ к ключам; за согласие на «особые отношения» может выделить девушкам отдельную комнату.
• Ян Гапонов — председатель студсовета, приятель Рината Ботова.
• Городская девушка — студентка, которую Ботов поселил в 220-й комнате.
• Баба Юля — вахтёр.

Действие романа разворачивается в студенческой общаге. Начало — почти детективное: в прологе один из неназванных героев кончает жизнь самоубийством.

Далее детально воспроизводится хроника нескольких дней, предшествовавших трагическому событию.

Студенты 214-й комнаты Ванька, Игорь были дружны с девушками из 212-й Лёлей и Нелей. Их объединяли и личные отношения, и совместные посиделки, и мягкая опека над самым младшим из героев — первокурсником Отличником.

Из-за частых Ванькиных дебошей жильцам этих комнат периодически приходилось объясняться с комендантом Ботовой. После очередной беседы Игорю удалось выкрасть у Ольги Васильевны ключ от чердака. Этот ключ был подарен Отличнику.

Проведя одну из ночей на крыше, Отличник забыл запереть замо́к. Выйдя на улицу, он увидел, как с крыши шагнула вниз девочка-первокурсница. Она не относилась к числу иногородних студенток и не имела формального права на заселение, но было известно, что Ринат Ботов выделил ей отдельную комнату.

На заседании студсовета Отличника назначили главным виновником трагедии. Тогда же было принято решение о выселении всех жильцов 212-й и 214-й комнат. Для Отличника Игорь нашёл временное пристанище, предложив занять свободное место в 710-й комнате, где жила первокурсница Серафима — светлая, доверчивая девушка. Остальные «изгнанники» выкручивались как могли: кто-то в качестве платы за ночлег готов был выставить на стол выпивку, кто-то ради койко-места соглашался на оказание определённых услуг.

Серафима стала для Отличника первой любовью, и она ответила ему взаимностью. Утром девушка отправилась в аэропорт встречать маму. А ближе к вечеру, когда Отличник вернулся из библиотеки, Ванька сообщил, что Ботова приняла его на работу вахтёром. Правда, за это Симаков должен оповещать её о любом нарушении в стенах общаги. И первое, что Ванька сделал, — доложил коменданту, что Отличник проживает здесь нелегально: «Если уж ты сам меня убедил, что души нет, то получай по закону!»

Придя в комнату Ботовой за своими вещами, Отличник увидел включённый телевизор — шёл репортаж о том, что рейсовый автобус, направлявшийся в аэропорт, попал в аварию на железнодорожном переезде. Все пассажиры погибли.

В чемодане, который Отличник забрал от Ботовой, находился бритвенный станок с набором лезвий. Юноша взял лезвие покрепче и поднёс его к сгибу локтя. Вскоре из мглы медленно выплыло лицо Серафимы, которая пообещала, что теперь они вдвоём будут жить в Вечной Общаге — не на крови, а на любви, от которой у неё есть ключ. Но она роняет этот ключ, и Отличник под нарастающий гул устремляется за ним по лестнице вниз.

Формально «Общага…» считается романом, однако у литературоведов и критиков нашлись собственные определения жанра этого произведения.

Так, по мнению Александра Щипина («Независимая газета») книга «представляет из себя какой-то древнегреческий сборник диалогов». В то же время её можно читать как «некую мистерию, где пятеро студентов, прописанные настолько условно, что напоминают театральные маски, обсуждают проблемы души»[8].

Мария Бутербродова («Аfisha.mail.ru») увидела в ней притчу со старой, «как мир, мифологемой о жертвоприношении, причём с отчётливыми евангельскими отсылками»[9].

Валерий Иванченко («Книжная витрина») обозначил жанр произведения как «чуть ли не репортаж, почти документальное свидетельство о куске жизни, образцы которой сохранились до наших дней»[10].

Константин Когут («Уральский филологический вестник») полагает, что «жанровая структура представляет собой повесть, но собственно повествование здесь достигает романных границ»[11].

В «Общаге…» практически отсутствуют какие-либо намёки на фактор времени, и это даёт рецензентам основание говорить о том, что герои полностью выпадают из реальности[12] и речь идёт «обо всех временах сразу».

К примеру, Константин Когут считает, что «время как категория размывается, ибо в повести нет четких указаний на момент событий — изнутри общаги трудно определить время суток, поскольку из „квадрата окна парадоксальным образом видны одни только облака“. Образ окна имеет ассоциативный фон со всемирно известным шедевром супрематизма — „Черным квадратом“ К. Малевича, обозначающим нулевую степень бытия»[11].

В то же время Владимир Радзишевский («Информпространство») находит и в диалогах персонажей, и в описании житейских трудностей определённые намёки, позволяющие привязать действие «Общаги…» к 1989 году[13].

Катастрофа автобуса на железнодорожном переезде произошла 10 ноября 1990 года.

При анализе произведения часть авторов вывела общагу в число самостоятельных персонажей.

Так, Екатерина Нистратова считает, что в книге она не просто господствует — «она есть Символ и Метафора. Она — Антиутопия современной России. И её растерянной, унывающей, запутанной, суицидальной души»[14].

Мария Бутербродова видит в общаге «наш мир в миниатюре, со всеми его страстями и духовными достижениями, причём мир живой, самостоятельный, думающий»[9]. Лев Дроздов («Огонёк») сравнивает общагу с классическим закрытым коллективом — подводной лодкой[15].

Константин Мильчин наделяет общагу признаками живого существа, которое «поглотит тебя и не подавится»[16]. Для Александра Неверова («Труд») на первый план выходит «модель человеческого общежития, метафорой которого и является общага»[17].

Общага самодостаточна — читатель так до конца и не узнает, в каком вузе учатся герои, посещают ли они занятия, читают ли книги. Отличник покидает стены общаги лишь два раза: «первый — чтобы случайно увидеть, как незнакомая девушка бросается с крыши, а второй — чтобы проводить возлюбленную до автобуса, который попадет в аварию со смертельным исходом»[17].

Главный страх в общаге — это подавление личности. Человек здесь ничего не значит. Во-первых, его личное мнение никем не учитывается и попирается. А во-вторых, сама система здесь обрекает на нищету и бесправие. Любая вещь здесь — шкаф, матрас или кипятильник — чужая, а заменить своей запрещено, да и нелепо. И поскольку нет права чего-либо иметь, человек становится рабом того, кто даёт ему со своего барского плеча. В общаге и жильё, и душа человека становятся проходным двором.

— «Общага-на-Крови», монолог Игоря Каминского

«Общага…» перекликается с классическими произведениями и вызывает многочисленные культурологические аллюзии, убеждены рецензенты.

К примеру, Александр Щипин считает, что роман «парадоксальным образом близок Мишелю Уэльбеку с его „Возможностью острова“, где плотское противопоставляется духовному, после чего отвергается и то, и другое»[8].

Светлана Евсюкова полагает, что в какой-то момент персонажи превращаются в героев XIX века — «потому что на чернышевское „Что делать?“ они отвечают базаровским „Всё дозволено“ и мармеладовским „Пью, ибо сугубо страдать хочу!“ Потому что вопрос „Если Бога нет, то какой же я после этого капитан?“ занимает их едва ли не больше, чем вопрос возвращения в общагу после того, как их оттуда выселила злобная мегера-комендантша»[18].

Тема Достоевского при анализе романа вообще является одной из самых заметных. Екатерина Нистратова пишет: «По Иванову, как и в традиции русского мягкотелого философствования, нравственность — удел слабых. Как князь Мышкин или Алеша Карамазов». Она же находит, что «секс в общаге погружён в проблематику Сонечки Мармеладовой»[14].

Князя Мышкина видит в Отличнике и Александр Неверов: «Не только эта фигура, но и многое другое свидетельствует о перекличке автора с Достоевским. „Общага-на-крови“ — роман идеологический: герои много и горячо рассуждают о вере, истине, таланте, нравственности, любви»[17].

Константин Когут в поисках параллелей идёт дальше — он наблюдает связь между «общагой и „Божественной комедией“ Данте. В „Божественной комедии“: „Древней меня лишь вечные созданья, / И с вечностью пребуду наравне. / Входящие, оставьте упованья“. Такой же ступенчатый принцип лежит в основе моделирования общаги»[11].

Рецензенты не обошли вниманием и название романа, уловив в нём аналогию не только с русскими храмами, выстроенными на месте страшного преступления[20], но и с конкретным Храмом на Крови — «образом, который соотносится с Екатеринбургом и несет в себе трагические коннотации, связанные с расстрелом царской семьи»[11].

В одной из глав Ванька, ударив по струнам гитары, заводит во всю мощь: «Долго шли зноем и морозами, всё снесли и остались вольными…» Далее идёт текст песни Александра Башлачёва «Время колокольчиков»[21].

Александр Башлачёв

В ответ на вопрос, случайно ли именно эта песня появляется на страницах книги, Алексей Иванов поясняет, что внутри романа — подлинный автор башлачёвского гимна[6].

Дело в том, что в общаге, которая описана в книге, в своё время жил и СашБаш: «Для нашей общаги фигура Башлачёва была не только культовой фигурой андеграунда, но и культовой фигурой нашего собственного университета. Чтобы чуть-чуть отделить Башлачёва от своего героя, я куплеты песни переставил местами»[6].

Писатель с обезоруживающей юношеской горячностью и трепетностью неофита убеждает нас, что он может (а точнее, мог, и ещё когда — в свои 23!) уверенно балансировать на весьма шатком мостике между фотографически точным описанием «свинцовых мерзостей русской жизни»[22] и донельзя напряженным — в самом словесном строе и в прихотливых фабульных перипетиях — поиском смысла жизни.

— Александр Вислов, «Ведомости»[23]

• Аудиокнига «Общага-на-Крови»
• Михаил Визель. Иванов 4-й. Рецензия