Моя цыганская

Песня начинается с описания сна, в котором лирическому герою являются «жёлтые огни». Задыхаясь, он молит об отсрочке — «утро мудренее». Однако унылое утро не приносит облегчения: «Или куришь натощак, или пьёшь с похмелья». «Всё не так, как надо» оказывается и в кабаке, где раздолье шутам и нищим, а герой чувствует себя, «как птица в клетке», и в церкви с её «смрадом и полумраком». Герой устремляется на гору, потом в поле, но и там результат тот же — «всё не так, как надо»: и ольха на горе, и вишня под ней, и васильки в поле. Из поля дорога ведёт в густой лес «с бабами-яга́ми», а оттуда — к «плахе с топорами». Картина «нехотя» пляшущих в такт коней подчёркивает неправильность всего происходящего[8], и герой жалуется на отсутствие «святости» в жизни.

Цыганскую тему Владимир Высоцкий начал разрабатывать до «Моей цыганской». Уже в его раннем исполнительском репертуаре присутствует песня («Мир — такой кромешный…»[9]) со словами «Слушай, мальчик Ваня: // В этой жизни все — цыгане», авторство которой достоверно не установлено. В 1958 году, во время учёбы в Школе-студии МХАТ, молодой Высоцкий написал пародийную «цыганскую» песню «На степи молдаванские // Пролился свет костров…»[10] для студенческого спектакля. В песне «Серебряные струны», не отсылающей к цыганской тематике напрямую, исследователи тем не менее усматривают перекличку с другими произведениями о «подруге семиструнной», и она даже вошла в один из сборников цыганского романса[2]. В 1965 году была создана песня «Она во двор — он со двора…», уже напрямую заимствовавшая мелодию «цыганочки» и так и названная автором — «Блатная цыганочка». В первые годы на концертах Высоцкий мог предварять её исполнение куплетом или даже полным исполнением написанной ранее «Цыганочки» Михаила Анчарова («Она была во всём права…», 1964), а на более позднем этапе акцентировал «цыганскую» мелодию введением характерного припева «Эх, раз, да ещё раз! Да ещё много-много раз!»[2][10]. В 1966 году ритм «Цыганочки» лёг в основу песни «Сколько лет, сколько лет — всё одно и то же…». Специально для фильма «Опасные гастроли» Высоцкий в 1968 году сочинил «Цыганскую песню» («Камнем грусть висит на мне, в омут меня тянет…»), прозвучавшую в исполнении Рады и Николая Волшаниновых[10]. Цыганские музыкальные и текстовые мотивы встречаются в творчестве Высоцкого и позже — в частности, в произведениях «То ли — в избу и запеть…» (1968) и «Проложите, проложите» (1972); последней на одном из концертов автор предпослал подзаголовок «Цыганские мотивы»[2]. В числе других песен Высоцкого, использующих мелодию или ритм классической «Цыганочки», литературовед Л. Томенчук, «кроме очевидных примеров», называет «Мишку Шифмана», «Смотрины» и «Балладу о детстве»[11] (все — первая половина 1970-х). В фильме 1973 года «Иван Васильевич меняет профессию» тоже звучит «цыганочка» в исполнении Высоцкого, которую в магнитофонной записи слушает Иван Грозный — но это не «Моя цыганская», а вариации на тему классической «Цыганской венгерки» Аполлона Григорьева[12]. По свидетельству И. И. Гневашева, спеть для фильма Высоцкого пригласил режиссёр Гайдай[13]. Вл. Инов (Михаил Берг[14]), определяя цыганский романс как произведение на грани между массовой культурой и «высокой поэзией», причисляет к этой категории вообще всё творчество поэта[2].

Афиша спектакля «Пугачёв»

Сохранились свидетельства не только о любви Высоцкого к цыганской музыке в целом, но и о его знакомствах в цыганском театре «Ромэн», а также с цыганскими певцами Алёшей Димитриевичем и Володей Поляковым — представителями русской эмиграции первой волны во Франции. Большинство этих свидетельств, в том числе рассказы о двух концертах Высоцкого в театре «Ромэн», относятся ко времени после создания «Моей цыганской»[15][Комм. 2].

В собраниях сочинений Высоцкого время создания песни «Моя цыганская» обозначено как «зима 1967/68»[1]. Владимир Новиков связывает появление этой песни с жизненным кризисом, переживаемым Высоцким на рубеже годов и окончившимся запоем с госпитализацией 26 января — на следующий день после дня рождения[16]. А. Краснопёров указывает также хронологическую близость указанного времени к дате премьеры в Театре на Таганке спектакля «Пугачёв» по одноимённой пьесе Сергея Есенина — 28 ноября 1967 года. В этой постановке Высоцкий исполнял роль каторжника Хлопуши, и некоторые сценические образы из неё нашли отражение в песне[10]. Сам Высоцкий рассказывал об использованных в постановке декорациях:

Незадолго до создания «Моей цыганской» Высоцкий также записывал классический цыганский романс «Две гитары» для фильма «Короткие встречи», и новая песня сохранила ритмическое и стилистическое родство со старой[16]. Само название «Моя цыганская» А. В. Скобелев рассматривает как аллюзию на название сонета Рембо «Моя цыганщина» (сборник стихотворений Рембо в переводе Антокольского, вышедший в 1960 году, входил в библиотеку Высоцкого)[5].

Обложка, стороны А и Б альбома «Натянутый канат». Песня «Rien ne va, plus rien ne va» — первая на стороне А

При исполнении песни Высоцкий прибегал к выразительным средствам, характерным для традиционных цыганских песен. Н. Рудник отмечает постоянно растягиваемый, распеваемый звук «и»[18]; И. А. Соколова тоже пишет о голосовом растягивании звуков — как гласных («мудрене-е-е-е», «ви-и-и-и-ишня»), так и согласных («л-л-ладан»), о надрыве (в другом месте называя его «характерным „высоцким“»), а также о специфичных текстовых вставках («Да эх, раз, да ещё раз, да ещё много-много-много-много раз», «да что ты», «эй, хоп»)[2]. В опубликованных текстах песни эти вставки отсутствуют.

А. Краснопёров отмечает: «Высоцкий очень любил петь эту песню и неоднократно записывал её профессионально, в том числе на пластинки, как у нас в стране, так и за границей»[10]. В общей сложности известны 34 записи авторского исполнения «Моей цыганской», сделанные в период с 1968 по 1979 год, из них половина — в 1968—1969 годах[5]. В 1976 году в Монреале Высоцкий сделал студийную запись, в дальнейшем изданную во Франции фирмой RCA. В альбом, в частности, вошла и песня «В сон мне…» под названием «Вариации на цыганские темы»[3]. В записанный на студии Barclay во Франции в 1977 году альбом «Натянутый канат» песня вошла в исполнении на французском языке и под названием «Rien ne va, plus rien ne va» (в качестве автора перевода указан C. Level)[19]. В 1977 году издательство YMCA-Press выпустило сборник «Песни русских бардов», в котором магнитофонные кассеты с записями сопровождались тремя томами напечатанных текстов; песня под названием «Сон мне: желтые огни…» вошла в первый том сборника[20]. Песня также записывалась в Болгарии компанией «Балкантон» для авторского альбома, вместе с ещё 14 композициями, при участии Виталия Шаповалова и Дмитрия Межевича[21]. Эта запись состоялась во время гастролей Театра на Таганке в Болгарии в сентябре 1975 года, до записей в Канаде и Франции[22], но альбом с песнями из неё, включая «В сон мне — жёлтые огни…», вышел только после смерти автора, в 1981 году под названием «Автопортрет»[23].

В СССР уже в 1968 году фрагмент песни был включён в пьесу Александра Штейна «Последний парад» и исполнялся в спектакле по этой пьесе в московском Театре сатиры[24]. Планировалось, но не состоялось включение песни в фильм «Опасные гастроли»[25]. Текст песни был опубликован в первом советском посмертном сборнике Высоцкого «Нерв» (составитель Роберт Рождественский). Стихотворение вошло в раздел «Мой Гамлет» под названием «Сон» (с первой строкой «Сон мне: жёлтые огни, и хриплю во сне я…»)[7]. Почти одновременно с «Нервом» в издательстве «Литературное зарубежье» в Нью-Йорке вышел первый том двухтомника «Владимир Высоцкий. Песни и стихи»[26], в который текст песни также был включён[6].

В 1987 году в СССР с большим опозданием увидел свет совместный альбом Владимира Высоцкого и Марины Влади, записанный фирмой «Мелодия» ещё в 1974 году[26]. В альбом в исполнении каждого из супругов вошли по шесть песен, в том числе и «Вариации на цыганские темы» в исполнении Владимира[27]. Когда фирмой «Мелодия» был организован выпуск серии альбомов «На концертах Владимира Высоцкого», песня вошла в три разных альбома:

• «Москва — Одесса» (№ 3, 1988, под названием «Вариации на цыганские темы»)[28]
• «Мир вашему дому» (№ 5, 1988, под тем же названием)[29]
• «Купола российские» (№ 19, 1991, под названием «Моя цыганская»)[30].

Общее настроение песни описывается бардом Юлием Кимом:

Ким пишет о трагичности «Моей цыганской», «так как ощущение напрасности, неприложимости сил при их избытке — трагично»[10]. Профессиональные критики и литературоведы также пишут о выраженных в песне трагедии[18], отчаянии[31], безысходной тоске и страдании[32]. Эта тоска передаётся не только интонациями песни и её рефреном «Всё не так, как надо», но и всем её образным рядом. Многие из используемых в песне образов многозначны, затуманивая смысл[33]. Их возможной расшифровке посвящены отдельные литературоведческие анализы — в том числе опубликованный в 1990 году Н. Рудник и в 2011 году М. Капрусовой.

Уже в первой строке песни, как пишет Н. Рудник, возникает тайна — предзнаменование, предчувствие, являющееся герою во сне[18]. Жёлтый цвет в символике многозначен, но в поэтике Высоцкого у него отсутствуют положительные коннотации, он ассоциируется с обыденностью, скукой[34] (это относится также к «зелёному штофу» в одной из последующих строк[35]). По оценке М. Капрусовой, «„желтые огни“ — это символ чего-то, что мучает героя и во сне, и наяву»[36].

Образ кабака появляется в стихах Высоцкого неоднократно. Для поэта это место, «где к душе человека вплотную, без посредников приступают Добро и Зло, Правда и Кривда, Бог и Дьявол… преддверие ино-мира, ино-времени, хронотопа не только инфернального, но и вечноценного»[37]. В данном случае кабак — это «рай для нищих и шутов». Смысл этого высказывания исследователи понимают по-разному в силу многогранности самого образа «шута». Если Рудник пишет о них (и о нищих), как о людях, проводящих жизнь в постоянном покаянии, осознавших тяжесть своих грехов и невозможность за них расплатиться без помощи Бога[38], то для Капрусовой «шут» в данном контексте — это «не святой мудрец, не боящийся говорить правду правителям, а кривляющийся остроумец, смелый, когда и где можно». В любом случае герой не может себя с ними отождествить, сакральное место оказывается в итоге «не свято», и герою в нём тесно[39].

В рамках противостояния низкого и высокого вслед за кабаком в тексте появляется церковь (Скобелев предполагает, что объединение тем кабака и церкви восходит к песне Фреда Солянова «Россия», появившейся в 1967 году, — «Глотая правду в кабаках, // Как в проспиртованных церквах…»). Однако церковь оказывается ещё хуже: если в кабаке хотя бы «белые салфетки», то в церкви только «смрад и полумрак», «дьяки курят ладан» непонятно для кого. Капрусова проводит параллель между этим образом и финалом «Жизни Василия Фивейского» Леонида Андреева, где тоже встают образы пустого храма, сумрака и смрада[32].

Не найдя решения ни в приземлённом кабаке, ни в храме, герой обращается к природе. Он поднимается на гору — Капрусова усматривает в этом новый порыв к божественному, но уже вне посредства христианской религии[40] (впрочем, Скобелев и С. М. Шаулов указывают, что путь в гору олицетворяет путь к вере и в христианской идеографике[41]), а Рудник определяет это как символ тяжёлого жизненного пути. На вершине его встречает ольха — возможная смысловая отсылка к есенинскому «Пугачёву» («Около Самары с пробитой башкой ольха»)[38]. Для Скобелева и Шаулова появление «траурной, могильной, кладбищенской» ольхи на вершине, там, где по всё той же иконографической традиции следовало бы ожидать пальмы или лавра, — «неожиданное, горестное открытие, опрокидывающее надежду»[41]. Капрусова тоже отмечает, что ольха на горе́ — это нонсенс с точки зрения законов природы: ольха обычно растёт в низинах, на берегах рек, во влажных лесах. Но этот образ обретает смысл в контексте языческих верований, где это дерево связывается с добрыми духами, а в славянских верованиях выступает оберегом. Напротив, под горой, у входа в царство мёртвых, Высоцкий помещает вишню, и Капрусова усматривает в этом отсылку к «вишням, которые начинают зацветать» у дома, обещанного Мастеру в романе Булгакова[42]. В то же время Скобелев указывает на возможность, что Высоцкий в этих строках напрямую обращается к образам, уже использованным его предшественниками: текст об ольхе на горе́ и вишне под горой впервые появляется ещё на дореволюционной пластинке, где «Цыганочку» исполняют Юрий Морфесси и Саша Макаров, который, вероятно, и был автором этого варианта. Плющ, которого недостаёт на склоне лирическому герою, имеет многочисленные символические значения — это и символ бессмертия, и символ дружбы, и атрибут сатиров из свиты Бахуса[43].

Мятущийся дух героя уже не видит разницы между светом и тьмой. А если добро и зло равны — то всё дозволено, и Бога нет (так рассматривает строку «Света — тьма, нет Бога!» Рудник)[38]. Но именно в этот момент в тексте наконец появляется светлый образ — поле и васильки в нём (одновременно это ещё один «цыганский» образ: строка «В поле — маки, васильки» фигурирует в одном из классических вариантов «Цыганской венгерки»[2]). Согласно Рудник — это знак, что нужно продолжать поиск дальше[38]. Однако дорога из поля ведёт в густой лес. Дорога у Высоцкого в целом и в этом произведении в частности — не путь к цели[44], и в данном случае она ведёт его не к искомой цели, а к прозреваемому жуткому концу — «плахе с топорами»[8]. И. Ничипоров видит в этом образ не только смерти, но и ада, кары «за неполноту внутренней жизни» и утраченный рай[31]. Литературовед Л. Томенчук указывает на то, что движется герой не по дороге с плахой в финале, а по полю — а это значит, что и конец ещё не предопределён[45].

Образы кабака и церкви снова появляются в последней строфе, «закольцовывая» текст, но они уже отвергнуты и уже показан действительный исход пути[8]. Герой подходит к финалу изменившимся, но одиноким, в мире, где «ничего не свято»[38].

Кроме богатого образного ряда, выразительность песни достигается с помощью многочисленных неполных предложений с опущенным сказуемым («В сон мне — желтые огни…», «Я — на гору впопыхах…», «Я — по полю вдоль реки…»), чередования трёхстопного и четырёхстопного хорея, перебоев ритма («Повремени! Повремени! Утро мудренее!»), аллитераций[18]. В число аллитерационных приёмов входит повторяющееся использование продлённого «н», особенно часто встречающегося в словах со значением отрицания (в частности, в последнем стихе третьего куплета — в 9 из 13 случаев)[46]. Оксюморон «Света — тьма», по выражению Капрусовой, мог бы «составить достойную конкуренцию каламбуру о свете и тьме фиолетового рыцаря (Коровьева-Фагота) из булгаковского романа»[8][Комм. 3]. Лингвист А. Набиуллина отмечает в песне многочисленные фонетические приёмы, призванные усилить экспрессию. Она, в частности, подчёркивает создающее эффект крика о помощи акцентированное «акание» там, где в словах встречается буква «о» в безударной позиции («Вдоль дAроги все не тAк, // А в кAнце — пAдAвнA»). В словах, где «я» и «е» появляются после гласных, твёрдого или мягкого знаков, Высоцкий, по её оценке, вводит «искусственный сонант», отрывая звук «й» и превращая мягкие «я» и «е» в твёрдые, кричащие «а» и «э», повышая громкость и усиливая тревожный настрой песни («Но и утром всё не так, // Нет того весельЙА»). Ещё одно выразительное фонетическое средство — форсированные спиранты («штоФ», «таКХт», «полумраКХ»); исполняя их с артикуляционным усилием, Высоцкий создаёт эффект не то задыхающегося хрипа, не то отхаркивания[46].

Песня «Моя цыганская» звучит в документальном фильме Юлии Меламед «25.07.2000 г.», где на неё наложен визуальный ряд современной дискотеки[49]. Она также включена в авторском исполнении в фильм «Вы чьё, старичьё?», где звучит дважды — в начале и в конце[50].

В 2000 году «Моя цыганская» вошла в альбом «Владимир Высоцкий в исполнении драматических актёров», где её исполнил Иван Охлобыстин[49]. На выпущенном в Италии в 1993 году трибьют-альбоме Il volo di Volodja песню исполняет Лучано Лигабуэ как «Variazioni Su Temi Zigani»[51]. Кавер-версия песни в исполнении Н. Фиалковской (Фялковской) — солистки французской группы Nuits de Princes — включена в компакт-диск Rêves sur deux guitares вместе с кавером песни «Беда»[19][52]. Другой перевод на французский выполнен канадским певцом и композитором Ивом Дерозье, который включил эту песню в альбом Volodia, выпущенный в 2002 году и номинировавшийся в категории «Современный фолк» на квебекскую музыкальную премию ADISQ[51]. В переводе на румынский «В сон мне жёлтые огни…» вошла в два компакт-диска певца Дуку Берци[53]. На иврит песню перевёл израильский автор Зеэв Гейзель[54], на польский — Жемовит Федецкий[55], а на чешский язык — Милан Дворжак[56]. В общей сложности к 2017 году было известно свыше ста переводов текста песни на другие языки — один из десяти наивысших показателей среди всего творчества Высоцкого[57].

Мотив песни и рефрен «всё не так» использовал в своей «Цыганочке», посвящённой Высоцкому, Юрий Шевчук[58]:

• Высоцкий В. С. Моя цыганская // Собрание сочинений в четырёх томах / Составители и авторы комментариев В. И. Новиков, О. И. Новикова. — М.: Время; WebKniga, 2009. — Т. 1. Песни. 1961—1970. — ISBN 978-5-9691-0412-9.
• Капрусова М. Н. «Моя цыганская» В. С. Высоцкого : текст и подтекст // Владимир Высоцкий: исследования и материалы 2009–2010 гг. Сборник научных трудов / редкол.: А. Е. Крылов, А. В. Скобелев, Г. А. Шпилевая. — Воронеж: Эхо, 2011. — С. 61—69. — ISBN 978-5-87930-099-7. Архивная копия от 13 июня 2018 на Wayback Machine
• Рудник Н. Об одном стихотворении. Его цыганская // Вагант. — 1990. — № 3. — С. 11—12.
• Скобелев А. В. Моя цыганская (зима 1967/1968) // «Много неясного в странной стране…» Материалы к комментированию избранных произведений В.С. Высоцкого. — Воронеж: Эхо, 2012. — Т. III. — С. 72—75. — ISBN 978-5-87930-100-2. Архивная копия от 20 августа 2018 на Wayback Machine