Кумир (конь)

Мало кому известно, что Кумир также участвовал в Параде 7 ноября 1941 года.

Вспоминает кавалерист, Иван Трофимович Максимец[1]:

Осенью сорок первого фашисты были на окраине Москвы. Наш полк, в котором я был командиром первого эскадрона, прикрывал подступы к советской столице. К нам пришло пополнение конного состава. На своего Орла я не жаловался — это был хороший конь, настоящий боевой друг. Поэтому был удивлен, когда меня вызвал командир полка и передал мне белоснежного красавца Кумира. Командир тогда сказал: «Поскольку ты комэск-один[2], то должен отличаться от других, поэтому и даю тебе прекрасного коня». От такого красавца было грех отказываться. Орла я отдал своему ординарцу, а с Кумиром мы сразу подружились. Породистое животное арабско-кабардинских кровей стало мне настоящим другом. Я даже мог с ним разговаривать. Бывало, подойдешь к нему, а он голову на плечо положит и как будто пытается что-то на ухо сказать. А если копыта ему почистить надо, так он ногу сам поднимал — одним словом, умнейшее животное было.

В первых числах ноября 1941 года нас в обстановке строжайшей секретности сняли с позиции и отправили в Москву на центральный аэродром в районе Ленинградского проспекта. Там были собраны и другие воинские части. Нам говорили, что москвичи хотят посмотреть на войска, которые готовятся для отправки на фронт, и поэтому в районе Крымского моста пройдёт небольшой смотр. И только вечером накануне седьмого ноября мы узнали, что будем участвовать в параде на Красной площади. Утро выдалось по-настоящему зимним: небо затянули темные тучи, шёл густой снег. За несколько минут до начала парада прозвучал голос Левитана: «Внимание, внимание! Говорят все радиостанции Советского Союза: Центральное радио Москвы начинает передачу с Красной площади парадом частей Красной Армии, посвященным 24-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции». А ровно в восемь утра начался парад, который принимал заместитель наркома обороны Маршал Советского Союза Семён Буденный.

— Иван Трофимович Максимец

И. В. Сталин дал указание принимать Парад Победы на коне белой масти[3], которая символизирует Победу и Славу[4].

Сталин дважды делал строгий выговор маршалу С. М. Будённому за то, что различные маршалы принимают парад на Красной площади на одной и той же лошади. По словам Семёна Михайловича, Сталин после высказанных резких упрёков спросил его: «Что у вас мало конных заводов? Или вы не можете выбрать для парада других лошадей?»[5][6]

Семён Михайлович Буденный очень болезненно переживал этот упрёк Сталина. На следующий день после ноябрьских праздников он срочно вызвал к себе, в Наркомат обороны СССР, Игоря Федоровича Бобылёва — ветеринарного врача Манежа Наркомата обороны СССР, и с волнением рассказал о случившемся. После небольшой паузы он сказал: «Я сам немедленно поеду в конные заводы выбирать лошадей»[7].

Однажды к нам в полк приехал полковник, записал в блокнот данные о всех видных лошадях. Как оказалось, он бывал и в других кавалерийских частях. А недели через две командир полка приказал срочно передать моего коня Кумира представителю Генерального штаба.

— Иван Трофимович Максимец

В Манеже Наркомата Обороны СССР были лошади, подготовленные специально для торжественных мероприятий подобных Параду, однако, из-за богатырской стати Георгия Константиновича, эти лошади ему не подходили. Жукову необходим был конь более «капитальный». На поиски подходящего коня было отведено пять дней. Искали по всей стране: в кавалерийских частях, на Московском ипподроме, на Московском конном заводе, в кавалерийском клубе ДОСААФ, Высшей офицерской кавалерийской школе имени Будённого, в конно-спортивных школах и других организациях. Наконец, наткнулись на Кумира из кавалерийского полка дивизии имени Ф. Дзержинского войск НКВД (часто ошибочно указывается МГБ (создано в марте 1946-го) или КГБ (создан в марте 1954-го), хотя тогда, разумеется, данная организация ещё не носила этого названия). Коня осмотрели Буденный, Антонов и другие — все остались довольны. Когда Жуков сел на Кумира, стало понятно, что в верховой езде он мастер[4].

Оба маршала, и Жуков и Рокоссовский, тренировались около месяца — Жуков входил в манеж, молча занимался выездкой и быстро уезжал на работу. Рокоссовский мог ещё долго любоваться лошадью, которую солдаты отшагивали после работы.

На смотр приехал сам Верховный Главнокомандующий Сталин.

Я сначала не поверил. А потом глянул в сторону и обомлел: верховный главнокомандующий! Сталин стоял рядом с белым жеребцом Кумиром. Он осмотрел коня, погладил, но не сел. «Жуков пусть садится», — сказал. Вскоре приехал и маршал. Он с необычайной лёгкостью вскочил в седло, взял галоп, проехался туда-обратно, потом похлопал Кумира по шее и спросил, кто тренировал. «Я», — говорю. — «Молодец! У нас с тобой одинаковое чувство лошади!» — воскликнул маршал.

Когда Г. К. Жуков появился в Манеже и сел на Кумира, мы сразу поняли, что все в порядке и опыта в искусстве верховой езды ему не занимать. В седле он чувствовал себя как рыба в воде и в подсказках не нуждался. Позднее я узнал, что он сам может любому подсказать.

В первый же день Г. К. Жуков, слезая с Кумира, увидел на голенищах своих сапог едва заметную белизну и сразу же сделал мне строгое замечание, больше, правда, взглядом и перстом, чем словами. Естественно, я вытянулся по швам и извинился. Г. К. Жуков, не прощаясь, уехал из Манежа. Для того чтобы ясна была причина этого инцидента, расскажу следующее.

До прибытия в Манеж конь Кумир находился в кавалерийском полку КГБ, в котором требования ухода и содержания лошадей были не такие строгие, как у нас в Манеже. Поэтому для того чтобы Кумир соответствовал нашим требованиям, мы его мыли под тёплым душем. И… переусердствовали! — от теплой воды эпидермис кожного покрова начал шелушиться. После упрека Г. К. Жукова мытьё Кумира кончилось. Мы начали его чистить с использованием березового угля. Г. К. Жуков оснований для замечаний больше не имел.

— Николай Фёдорович Овчинников[4]

Чем ближе Парад, тем напряжённее становилась жизнь обслуги и Кумира. Коня долго водили шагом по Манежу, учили делать остановки, проходить строй галопом, подводили коня к танкам, приучали к разным шумам, для чего вызывали в Манеж целый оркестр. Месяц Кумира кормили по высшему разряду — «деликатесами». А за два дня до Парада посадили на голодную диету. Два офицера войск НКВД круглые сутки охраняли коня[8].

Весь этот месяц мы ночевали в Манеже. А 24 июня с пяти утра начались последние приготовления — макияж для Кумира. Уверен, ни один парикмахер не наводил такой лоск на женщин, как мы на парадных лошадей. Но и красота получилась неописуемая!

— Илья Семёнович Козак

В день Парада Победы накрапывал дождь, и коней заботливо накрыли попонами.

Ровно в 10 часов утра, по первому удару Кремлёвских курантов из ворот Спасской башни выехал на серебристо-белом Кумире Маршал Советского Союза Г. К. Жуков. Его сопровождал, также на белом коне по кличке Целебес, адъютант полковник Пётр Павлович Зеленский[9]. Они направились к Мавзолею. Навстречу от стен Исторического музея с шашкой наголо скакал на Полюсе Рокоссовский. Его сопровождал адъютант — подполковник Клыков на коне по кличке Орлёнок.

Моросящий дождь не помешал полководцам красиво скакать манежным галопом по Красной Площади, встречаться с представителями всех фронтов. Объехав и поприветствовав войска, стоящие на площадях Революции и Манежной, Жуков и Рокоссовский под звуки «Славься!» Глинки неслись чуть ли не карьером по Историческому проезду, снова на Красную Площадь, которая встречала их громким солдатским «Ура-а-а!» и бурными аплодисментами. Рокоссовский остановил Полюса возле Исторического музея. А Жуков разгоряченного Кумира — возле Мавзолея, после чего быстро спешился и, похлопав коня по шее, направился на трибуну Мавзолея.

Я настолько знал своих жеребцов, что был уверен: даже громкое «Ура!» и мощные залпы их не испугают. Эх, были тогда лошади…

— Николай Фёдорович Овчинников

— Где опять стали участником парада — на этот раз Победы?

— С середины июня 1945 года на Центральном аэродроме начались тренировки войск к Параду Победы, а 24 июня по главной площади Советского Союза прошли сводные полки фронтов, Наркомата обороны, Военно-морского флота, военной академии и училища. Парад принимал Маршал Советского Союза Жуков. Я стоял в первой шеренге третьим от фланга в нашем парадном расчёте. Смотрю, Жуков из Спасских ворот выехал на белой лошади и начал объезжать войска. Уже только вид белого красавца скакуна заставил мое сердце забиться сильнее, чем обычно. А когда Жуков на коне остановился напротив нашего расчёта, я чуть было не закричал: «Это же мой конь Кумир!»

— А как вы узнали его, по каким-то отметинам?

— Я же кавалерист, мне никаких отметин не надо. Ведь лошадь — это как человек, а на войне и боевой товарищ. Своего Кумира я бы и через много лет узнал. Вот стою и смотрю на него, думаю окликнуть, так ведь Жуков накажет, вплоть до того, что разжалует — строгий он был. И вы знаете, Кумир меня тоже узнал, подошёл ближе, и в этот момент Жуков отвернулся. Я быстрым движением руки погладил морду коня. В ответ он лизнул мои пальцы. Вот так мы и повстречались. Больше я Кумира не видел. Позже узнал, как мой конь оказался у Жукова и как нашли лошадь для командующего парадом маршала Рокоссовского.

— Иван Трофимович Максимец

После парада его отправили обратно в кавалерийский полк войск НКВД. Вспомнили о нём через три года. Буденный приказал разыскать коня для майского парада 48-го года. И вновь Кумир предстал перед Сталиным. Увы, эти «смотрины» оказались для него последними. Видимо, красавец-конь напомнил генералиссимусу о звёздном часе тогда уже не любимого им маршала Жукова.

После тех смотрин Будённый приехал к нам в Манеж в мрачном настроении. «Знаете, — сказал он, — товарищ Сталин запретил принимать парады на белом коне, давайте другую лошадь найдем». Кумира отправили обратно в полк. Больше о нём никто не слышал.

— Илья Семёнович Козак