Дзуцова, Ирина Петровна

• Отец — Пётр Григорьевич Дзуцов (1911—1942), осетин. Инженер-торфяник по образованию, после службы в Красной армии работал в Тбилиси инструктором стрелкового спорта в Осоавиахиме. С началом Второй мировой войны на территории СССР готовил в Тбилиси стрелков для отправки на фронт. В 1942 году ушёл добровольцем на фронт. Горный стрелок, участник Битвы за Кавказ, погиб на Марухском перевале[12][13][14].
• Мать — Нина Иосифовна Казиева (Казишвили, 1916—2005)[14].
• Дочь — Альда Енгоян[14].

Сергей Эрлих в своей диссертации на соискание учёной степени доктора исторических наук «Декабристы в исторической памяти (2000—2014)», защищённой в 2015 году в Санкт-Петербургском институте истории РАН, подверг жёсткой критике[16] изложение Ириной Дзуцовой семейной истории декабриста Василия Ивашева и его жены Камиллы Ле-Дантю в статье «Михаил Ле-Дантю и его родословная» (2011)[17].

Ирина Дзуцова по сути воспроизводит придуманную Александром Герценом историю любви декабриста и дочери гувернантки и описывает её «в соответствии со слезоточивой романтикой кинофильма „Звезда пленительного счастья“». Автор статьи не задаётся вопросом, откуда у героев могло появиться «взаимное глубокое чувство». В 1823 году, когда они виделись в последний раз перед свадьбой, Камилле было пятнадцать лет. Зная год её рождения, Дзуцова подсознательно увеличивает её возраст до восемнадцати лет. За два с половиной года с момента этой встречи до ареста в январе 1826 года Ивашев не только не повидал её, но даже не вступил с ней в переписку. Эрлих язвит по этому поводу: «Допустим, что изначально любовь не была взаимной. Камилла, подобно пушкинской Татьяне, прониклась безответной страстью к тому, чей век и чувства недолги. <…> Вспомнив, сколько лет было Джульетте, можно предположить, что великая любовь действительно вспыхнула. Бедная девушка таила неудержимое влечение к богатому баричу из-за невозможности мезальянса»[18].

Однако когда роли переменились, и Ивашев был лишён всех чинов и прав состояния, Камилла не написала ему не то что любовное письмо — она не поддержала его даже письмом дружеским. О «тайной страсти, едва не сведшей девушку в могилу», становится известно лишь из письма матери Камиллы Мари-Сесиль, написанного после встречи в Москве с матерью Василия Ивашева. После этого началась переписка Мари-Сесиль с родителями Василия и родителей с сыном. Сама Камилла написала первое письмо Василию только в 1830 году. «Получается, что страстная любовь два года развивалась исключительно благодаря родительскому посредничеству?»[19]

По мнению Сергея Эрлиха, «родственники Ивашева пытались утешить любимого сына, который, согласно мемуарным свидетельствам, впал на каторге в тоску. Решили найти приемлемую для его положения государственного преступника невесту. Вспомнили о лёгкой интрижке сына с дочерью гувернантки. Связались с матерью потенциальной суженой. Оговорили условия контракта (впоследствии всё имущество родителей Ивашева было завещано его супруге). Разработали романтическую легенду…»[18].

Василий Ивашев между 1928 и 1929 годами (художник Николай Бестужев)

Камилла Ле-Дантю в 1831 году (художник Н. П. Козлов)

В подтверждение своей версии Эрлих приводит два свидетельства товарищей Василия Ивашева по Читинскому острогу. Дмитрий Завалишин писал: «Мать Ивашева купила за 50 тысяч ему невесту в Москве, девицу из иностранок, Ледантю; <…> он всё путал в рассказе о ней товарищам и о происхождении её, и о наружности, а она, приехавши, бросилась на шею Вольфу, приняв его за своего жениха». При этом Эрлих оговаривает, что «свидетельства эксцентричного Завалишина многие исследователи отказываются принимать во внимание», и тут же приводит свидетельство «скромнейшего» Ивана Якушкина, никогда не замеченного в стремлении кого-либо опорочить: «Какие причины заставили m-lle Ledentu ехать добровольно в ссылку, чтобы быть женой Ивашева, трудно вполне определить. <…> В природе её не было ничего восторженного, что могло бы побудить её на такой поступок. Имея очень неблестящее положение в свете, выходя замуж за ссыльно-каторжного государственного преступника, она <…> вступала в знакомую ей семью, как невестка генерала Ивашева, богатого помещика. <…> Обеспечивалась её будущность и будущность её старушки матери»[18].

История Ивашевых была для Ирины Дзуцовой при написании статьи вторичной: центральным персонажем статьи был художник-авангардист Михаил Ле-Дантю и его родословная. Грузинский искусствовед не проводила в связи с Ивашевыми самостоятельных разысканий. По мнению Сергея Эрлиха, «готовность принимать на веру романтическую историю, с трогательными подробностями переданную в „Былом и думах“, свидетельствует о живучести герценовского мифа среди ориентированных на русскую культуру „обломков империи“»[20].