Государственный капитализм

До Октябрьской революции Россия была крестьянской страной. В начале XX века 85 % её населения жили в сельской местности, тогда как в Англии около 80 % населения жили уже в городах. Если в России в 1913 году в городах жило лишь 18 % населения, то среднемировой уровень этого же периода был почти 30 %. При этом в России 75 % рабочей силы было занято в натуральном и мелкотоварном сельскохозяйственном производстве, которым занимались и горожане.

Количество фабрично-заводских рабочих в России в начале ХХ века было всего 1,5—2,0 млн человек (В Германии — более 26 млн чел.), на доходы от капитала в 1910 году жило всего 0,5 млн предпринимателей, включая владельцев мастерских, лавок, трактиров и т. п. Накануне Октябрьской революции в России насчитывалось 15,5 млн лиц наёмного труда из более чем 130 млн населения, и при этом среди них фабрично-заводской пролетариат составлял лишь 3,5 млн человек. Согласно статистике, социальная структура населения в 1913 году была следующей: рабочие 15 %, служащие 2 %, крестьяне и кустари 67 %, буржуазия, помещики, торговцы и кулаки (сельская буржуазия) 16 %. Самое большее, лишь треть россиян жили при капитализме: на одного предпринимателя, в среднем, приходился один наемный работник. Отрасли хозяйства, в которых господствовал капитализм, давали лишь 15 % национального дохода России.

Россия в конце XIX века вступила на путь капиталистического развития и быстро по нему продвигалась. Но до Октябрьской революции Россия не была капиталистической страной, в ней преобладали докапиталистические производственные отношения. Путь развития капитализма России еще предстояло пройти.[7]

До и после Октябрьской революции партия большевиков отмечала в своей агитации, что она не считает возможным немедленный переход России к социализму и видит в качестве пути к этому перевод развития экономики на рельсы государственно-регулируемого хозяйства, то есть на рельсы государственного капитализма.[8][9][10][11]

Энгельс предупреждал, что коммунисты, вынужденные стать у власти вследствие беспомощности и вялости всех остальных оппозиционных партий, когда материально-организационные условия осуществления социализма еще не созрели, будут вынуждены практически реализовать не свою программу и не свои интересы, а интересы общереволюционные и мелкобуржуазные — интересы чуждого им класса, отделываясь от своего собственного класса фразами, обещаниями и уверениями в том, что интересы другого класса являются его собственными.[12]

В 1883 году, Плеханов писал: "Социалистическая организация производства предполагает такой характер экономических отношений, который делал бы эту организацию логическим выводом из всего предыдущего развития страны, ибо «декретами не создать условий, чуждых самому характеру современных экономических отношений». Если этого нет, после социальной революции «придется мириться с тем, что есть, брать то, что дает… действительность». В таком случае «здание социалистической организации будет строиться руками правительства», а не рабочего класса, не народом, а «сверху». Не партия будет служить классу, а рабочий класс и рядовые члены этой партии будут обслуживать верхние структуры партии, которые Г. В. Плеханов назвал «кастой». «Национальным производством будет заведовать социалистическая „каста“ (номенклатурные хозяйственники, из среды которых выдвигались партийные и государственные работники), относительно входящих в которую лиц „не может быть никаких гарантий в том, что они не пожелают воспользоваться захваченной ими властью для целей, не имеющих ничего общего с интересами рабочего класса.“[13]

В статье «К четырехлетней годовщине Октябрьской революции», Ленин писал: «Мы довели буржуазно-демократическую революцию до конца, как никто. Мы вполне сознательно твердо и неуклонно продвигаемся вперед, к революции социалистической.»[14] Официальное название «Великая Октябрьская социалистическая революция» появилось только в 1927 году уже после смерти Ленина.

III съезд профсоюзов в апреле 1920 года несмотря на протесты рабочих утвердил вилку между минимальной и максимальной зарплатой 1:8.[15]

Резолюция XII съезда РКП (б) от 19 апреля 1923 года «По отчету ЦК РКП» провозгласила диктатуру рабочего класса в форме его передового авангарда — Компартии.[16]

XIII съезд РКП (б) в 1924 году, принял как должную констатацию Кржижановского, что в Советской России существуют лишь «элементы социалистического хозяйства, по мере сил вкладываемые нами в новое строение нашего хозяйства». Поскольку целью является создание социализма в СССР на основе многоукладного хозяйства, то «мы никак не можем миновать государственно-монополистической системы капитализма».[17]

Из рынка мелких хозяев, каковых в 1924 г. в СССР было три четверти населения, мог вырасти и вырос только капиталистический рынок, в котором работник включается в производство через куплю-продажу своей рабочей силы. Ленин однозначно считал, что общество, основанное на товарном производстве, стоящее в обмене с цивилизованными капиталистическими нациями, на известной ступени развития неизбежно становится и само на путь капитализма. Рынок для Ленина — средство построения социализма, которое не присуще самому социализму.[18]

Резолюция XIV съезда ВКП (б) от 23 декабря 1925 года «По отчету Центрального комитета» требовала вести борьбу с попытками рассматривать государственные предприятия как предприятия государственно-капиталистические.[19] Все государственное объявлялось социалистическим, а иные взгляды — «извращением ленинизма». Резолюция XV съезда ВКП (б) от 19 декабря 1927 года «О работе в деревне» объявила кооперативные предприятия могущественными рычагами социалистического преобразования деревни.[20]

Резолюция XVI конференции ВКП (б) (апрель 1929 года) «О пятилетнем плане развития народного хозяйства» объединила государственный и кооперативный секторы в один общий «социалистический сектор», которому в 1927 году принадлежало 53 % основных фондов СССР.[21]

При этом полностью игнорировалось, что ещё Ф. Энгельс называл «фальшивым социализмом» и «добровольным лакейством» объявление «без околичностей социалистическим всякое огосударствление». Он предупреждал, что «лишь в том случае, когда средства производства или сообщения действительно перерастут управление акционерных обществ, …их огосударствление станет экономически неизбежным», а в любом другом случае все это не становится «шагом к социализму, ни прямым, ни косвенным, ни сознательным, ни бессознательным».[22]

Постановление ЦК ВКП (б) от 5 сентября 1929 года «О мерах по упорядочению управления производством и установлению единоначалия» фактически упразднило рабочий контроль.[23]

Другой путь «строительства» социализма — путь надстроечных, политических и юридических преобразований и деклараций, проводимых вне всякой зависимости от развития материально-технической базы и уровня жизни населения; эти надстроечные политико-юридические преобразования выдавались за изменения базисных экономических отношений и объявлялись строительством социализма.

В 1920-е годы стала складываться система привилегий советской партийной номенклатуры: служебные машины, лучшие квартиры, дачи, дома отдыха, санатории, закрытые распределители продуктов и других товаров, загранкомандировки, персональные пенсии.

8 февраля 1932 г. Политбюро ЦК ВКП(б) официально отменило партмаксимум. Тем самым, был ликвидирован «фонд взаимопомощи», за счет которого партия имела возможность поддерживать своих наименее обеспеченных членов, с другой стороны, снимался тот барьер, который сдерживал обогащение партийных верхов. С этого момента процесс имущественного расслоения внутри партии приобрел узаконенный характер. Важной вехой на этом пути стало постановление 19 апреля 1936 г. о создании директорского фонда, в который должны были поступать 4 % плановых доходов и 50 % сверхплановых. Таким образом, был создан один из легальных источников накопления, сыгравший определённую роль в перерождении партийной номенклатуры.[24][25]

Особую роль в советском «первоначальном накоплении» сыграла Великая Отечественная война. Прежде всего этому способствовали три уровня цен (карточные, коммерческие и рыночные). «Предприимчивые» хозяйственники пускали некоторые товары, предназначенные для распределения по карточкам, в коммерческую торговлю, а то и на «черный рынок», получая от этого сотни процентов прибыли. Важную роль в имущественном расслоении сыграл заграничный поход Красной Армии: генералы везли «трофеи» машинами.[26]

Наблюдая процесс первоначального накопления капитала ещё в 1930-е годы, Троцкий, частично повторил соображения Плеханова: «Постоянный рост неравенства — тревожный сигнал. Группы менеджеров не будут бесконечно удовлетворяться потребительскими привилегиями. Рано или поздно они попытаются сформироваться в новый имущий класс, экспроприируя государство и становясь владельцами — акционерами трестов и концернов».[27] Причины этого Троцкий видел в «неустойчивости прав бюрократии» и в «вопросе о судьбе потомства». Чтобы передать свои привилегии детям, «недостаточно быть директором треста, нужно быть пайщиком». «Превращаясь в новую буржуазию, — прогнозировал Троцкий, — бюрократия, следовательно, по необходимости вступит в конфликт со сталинизмом». Развитие этого процесса, по его мнению, должно было завершиться: или новой революцией, или полной реставрацией капитализма.

В 1952 году в своей работе «Экономические проблемы в СССР» Сталин писал: товарное производство может обслуживать известный период наше социалистическое общество, не приводя к капитализму; «товарное производство и товарооборот являются у нас в настоящее время такой же необходимостью, какой они были, скажем, лет тридцать тому назад». Поэтому «при нашем социалистическом строе» закон стоимости «существует и действует».[28] Это явно противоречило положению Ленина 1920 года, что при социализме товар превращается в «продукт, идущий на общественное потребление не через рынок»,[29] ибо всеобщей формой взаимоотношений между компонентами производства стоимость (товарная форма продукта) является исключительно при капитализме.[30]

Если в 1920-е годы для Ленина рынок — средство перехода к социализму через государственный капитализм, то для Сталина в 1950-е рынок — сущностный признак социализма.

Своим авторитетом Сталин накрепко связал рынок с социализмом, дезориентировав коммунистов, и не нашел мужества отказаться от провозглашенного им ещё в 1939 году тезиса о том, что в СССР «осуществлена в основном первая фаза коммунизма, социализм».[31] Этого не сделали и последующие руководители страны.

В январе 1953 года, Госплан, Министерство финансов и ещё три ведомства после соответствующего зондажа или даже по инициативе Сталина направили ему записку. В ней говорилось, что период восстановления народного хозяйства подошел к концу и жесткое централизованное государственное регулирование начинает тормозить развитие производительных сил". И далее: «Необходимо: сократить номенклатуру продукции, включаемой в план, который утверждается правительством и Верховным Советом; сократить номенклатуру продукции, распределяемой государством по плану снабжения, цены на которую устанавливаются им; дать возможность действовать закону стоимости в „преобразованном виде“, а рынку играть определённую роль; предоставить большую свободу экономической деятельности министерствам, предприятиям, а также республикам». Резолюция Сталина гласила: «Я — за. Но — не время».[32]

В 1965 году, с начала проведения Косыгинской реформы, предложенной в качестве альтернативы создания ОГАС,[33] не менее 65 % оставляемой в распоряжении предприятий прибыли использовалось для производственных целей, 35 % направлялось в фонд материального стимулирования, на социальные и культурные нужды.

Таким образом, за счёт союзного центра произошло дальнейшее экономическое усиление самого низшего звена государства как корпорации — предприятия, значительно увеличились те денежные потоки, которыми могли распоряжаться директора.[34]

Оптовые цены на продукцию по-прежнему устанавливались в директивном порядке. Между тем предприятия стали работать от прибыли. Её можно получить как за счет снижения себестоимости, так и путем завышения цен. Добавочный стимул к такому завышению сработал безотказно: неучтенный, скрытый рост оптовых цен, к примеру, на продукцию машиностроения достиг в пореформенной пятилетке 33 против 18 процентов в предшествующем пятилетии. В итоге реформа скорее разладила старый хозяйственный механизм, чем создала новый.[35]

Нацелив предприятия на то, чтобы они работали от прибыли, авторы реформы оставили открытым вопрос: что делать с убыточными предприятиями? Поскольку объявление их банкротами исключалось, государство вынуждено было брать на себя их поддержание. Это достигалось двумя путями: за счет ежегодно устанавливаемых нормативов отчисления прибыли и дотаций из бюджета. С помощью этого государство изымало часть прибыли, получаемой рентабельными предприятиями, в пользу нерентабельных, что лишало «экономическую реформу» смысла. Именно она стимулировала развитие теневой экономики. К середине 1980-х годов обороты «черного рынка» составляли десятки миллиардов рублей, а весь объем всей теневой экономики — около 200—300 млрд.[36]

В 1987 году в СССР была проведена экономическая реформа, нанёсшая решающий удар по советской экономике.[37][38] В общих чертах реформой предусматривалось: расширение самостоятельности предприятий на принципах хозрасчета и самофинансирования; постепенное возрождение частного сектора экономики (на начальном этапе — через деятельность кооперативов в сфере услуг и производства товаров народного потребления); отказ от монополии внешней торговли; более глубокая интеграция в мировой рынок; сокращение числа отраслевых министерств и ведомств; признание равенства на селе пяти основных форм хозяйствования (наряду с колхозами и совхозами агрокомбинатов, арендных кооперативов и фермерских хозяйств); закрытие убыточных предприятий; создание коммерческих банков.[39]

Ключевым документом реформы стал принятый тогда же «Закон о государственном предприятии»,[40] предусматривавший значительное расширение прав предприятий. Им, в частности, разрешалось вести самостоятельную экономическую деятельность после выполнения обязательного государственного заказа.

Главным выгодоприобретателем по результатам реформы вновь стал директорский корпус. Принятый в 1989 году закон о кооперации положил начало легализации подпольных цехов и приватизации государственной собственности.[41]

По данным Комиссии по расследованию дела ГКЧП, на партийные деньги было создано свыше шестисот предприятий, в том числе десять ведущих российских коммерческих банков, в уставных капиталах которых находились средства КПСС.[42]

Ни один из принципов социализма в советском обществе не действовал. Отсутствовали политические свободы, «выборы» в Советы были безальтернативными. Не действовал принцип распределения по труду. Деревня подвергалась эксплуатации города, вся страна в целом — эксплуатации иностранного капитала.[43] Уровень жизни трудящихся был значительно ниже, чем в развитых капиталистических странах. Сохранялись классы, находящееся в разном отношении к средствам производства.[44]

Производительность труда с 1950-х годов по своему уровню перестала приближаться к развитым капиталистическим странам. В 1938 году в СССР, по сравнению с развитыми странами этот показатель составил 29 %, в 1950 году, 40 %, в 1960 году, 40 %, в 1986 году 41 %.[45]

В 1985 году на советских предприятиях механизированным трудом и ручным трудом по обслуживанию машин было занято только 65 % рабочих, остальные 35 % занимались ручным физическим трудом. Таким образом, существовавшие в СССР фабрики и заводы на одну треть представляли собою централизованную мануфактуру.[46]

По мере того, как ослабевало централизованное плановое руководство на деле, хотя оно ещё сохранялось формально, изменялась роль руководителей предприятий. Сложилась каста управляющих — технократы, уже из среды которых и для обслуживания которых формировалась и бюрократия, и партократия; хозяин и служащий поменялись местами.

Возникла и действовала фиктивная экономика, которая не создавала товаров, но ветер которой неплохо надувал паруса нелегального бизнеса и позволял прекрасно кормиться тем, кто был «у кормила власти» не только административной, но, прежде всего, хозяйственной. Сюда относится производство излишней, некачественной и фальсифицированной продукции; инфляционный и спекулятивный рост цен. Особенно показательны приписки к выполнению плана. Все это служило присвоению прибавочной стоимости частными лицами, так или иначе причастными к производству.[45]

В результате действия стихии рынка накануне перестройки экономика СССР представляла собой неустойчивый (в историческом смысле) конгломерат государственно-капиталистических и частнокапиталистических («теневая экономика») отношений, смешанных с остатками докапиталистических отношений (мелкотоварное производство), в который были встроены действительно сильные элементы социализма. Социализм как способ производства еще предстояло построить.[47]

В советский период капитализация страны шла под красным флагом и руководством Компартии, её «издержки» списывались на социализм. События «Августа-91»[48] и «Октября-93»[49] отбросили социалистическую фразеологию.