Бурная вечеринка

Как замечает Стаффорд, «среди многочисленных голливудских фильмов, которые пытались эксплуатировать нарождающуюся субкультуру битников и богемы в конце 1950-х годов, нет более странного фильма, чем этот»[1]. Критик пишет, что «в этой зловещей маленькой мелодраме, хипстеры являются злодеями, а их скучные жертвы невольно становятся героями. Можно увидеть в этом популярную в обществе реакцию на всё движение поколения битников и таких икон культуры, как Джек Керуак и Аллен Гинзберг, которые выступали за нонконформизм и экспериментирование»[1]. Как резюмирует Стаффорд, «сегодня фильм более интересен занятыми в нём людьми как перед, так и за камерой, а также своими крайностями, которые временами приближаются к чрезмерной театральности вне-бродвейской пьесы»[1].

Кроме того, Стаффорд указывает на то, что «в некотором смысле эта картина выступает как ранний предшественник фильма ужасов Уэса Крейвена „Последний дом слева“ (1972), где средний класс, представленный правильной белой парой, подвергается жестокому обращению со стороны отбросов общества. Хотя этот фильм и не столь мрачный и мизантропический, как культовый фильм Крейвена, он также является историей-предупреждением с ноткой консервативной морали»[1].

В рецензии на фильм, опубликованной на сайте Noir of the Week, картина охарактеризована как «невероятный джазовый нуар»[2], а кинокритик Леонард Молтин назвал её «вздорной попыткой натуралистической драмы с Куинном в роли бывшей футбольной звезды, который впадает в неистовство в убогом танцевальном зале»[4].

Как пишет киновед Крейг Батлер, «фильм должен быть благодарен музыке Бадди Бергмана. Эта джазовая, хипстерская музыка — в безупречном исполнении — обладает ароматом и качеством, которого мучительно не хватает остальному фильму и которая становится единственной реальной ценностью картины». Как далее отмечает Батлер, «на самом деле фильм странным образом околдовывает и пугает, благодаря чему какое-то время удерживает внимание зрителя. Но в конце концов всё равно превращается в большую скуку»[5].

По мнению Батлера, «конечно, сценарий не может быть зачислен фильму в плюс — это убогая, зловещая выдумка, в которой нет смысла и кажется, что существует он только для того, чтобы подпитывать параноидальные страхи среднего класса в отношении битников и хипстеров», которые якобы «не хотят ничего иного, кроме как нападать на „правильных“ людей ради удовлетворения своих наркотических запросов». При этом «нелепый диалог, который так хочет казаться „актуальным“, на самом деле просто смехотворен и совсем не помогает сюжету, который, кажется, хватается за всё, что попадается под руку»[5]. С другой стороны, кинокритик Хэл Эриксон полагает, что «хипстерские реплики, которыми перебрасываются в „Бурной вечеринке“ — это достаточное основание высидеть до конца это любопытное послание из своего времени»[6].

Как отмечает Стаффорд, «диалог в этом фильме — это бесконечное буйство шуток, и он очень типичен для голливудского представления о том, как разговаривают битники». В частности, слабо соображающая Кэтрин Грант в поисках дозы спрашивает у джазующего музыканта Немийи Персоффа «Ты полон?», на что он отвечает: «Бэби, я пуст. Я тощий, как грех»[1]. Попытка передать сущность этой особой контркультуры заявлена с первого кадра, когда Персофф в свободной форме импровизирует на тему того, как всё покатилось вниз: «Давай со мной. Спуск. Это другая планета. Крутая и безумная. Это был июньский вечер. Это был нервный понедельник. Человек пришёл в поисках денег. Большой человек, мощная личность. Мы звали его Большой Том. Косоглазый, кривобокий король всех кошечек. Бывший футболист, бывший герой, бывшая личность, монстр, получеловек, полумальчик»[1].

По мнению Батлера, не помогает фильму «ни беспомощная постановка Гарри Хорнера, ни даже Энтони Куинн, которому не удаётся достойно сыграть роль, когда он отягощён таким сценарием»[5].

С другой стороны, «к положительным сторонам фильма» Стаффорд относит «красивую чёрно-белую съёмку оператора Сэма Ливитта», в частности, эпизод с закадровым рассказом в начале фильма, который «происходит на фоне ночных видов центра Лос-Анджелеса с такими давно ушедшими достопримечательностями, как Melody Bar, который имел обыкновение посещать известный гангстер Багси Сигел, и который ныне известен как The Viper Room»[1]. Кроме того, «не менее удачна заводная свингующая музыка, которую написал лауреат премии „Эмми“ Бадди Брегман, а один из номеров исполнил The Buddy De Franco Quartet»[1].

Стаффорд полагает, что актёры подобраны крайне неудачно, и в первую очередь это касается Энтони Куинна. «Куинн играет здесь бывшую футбольную звезду Тома Капфена, который превратился в бездельника, шатающегося по подвальным джазовым клубам и забегаловкам в поисках экшна». Критик полагает, что в этой роли Куинн выступает «на полную катушку как слон в посудной лавке в роли неугомонного неандертальца в поиске острых развлечений, который постоянно угрожает изнасиловать свою заложницу»[1]. К нему присоединяется разносортная компания, в которую входят джазовый пианист Кикс (Немийя Персофф), отмороженная поклонница и бывшая подружка Хани (Кэтрин Грант), а также психопат с раскладным ножом Гейдж (Джей Робинсон)[1].

По мнению Стаффорда, «фильм слетает с катушек, прежде всего, в непомерно раздутой игре Энтони Куинна,… а также Джея Робинсона, который настолько непреднамеренно смешон в роли сообщника Большого Тома, что каждый раз, когда он появляется на экране, фильм превращается скорее в пародию на жизнь богемных битников, чем на напряжённую мелодраму, чем совершенно очевидно стремиться себя представить»[1]. Как далее пишет Стаффорд, «не менее смешна и богемная сомнабулистка в исполнении Кэтрин Грант, которая в финальной сцене совершает неожиданный поворот». В одной из самых чрезмерных сцен, когда истеричная Эрика пытается вырваться из запертой комнаты на заброшенном складе, персонаж Грант говорит ей: «Я не могу тебе помочь. Выхода нет. Сама зайди внутрь. Закройся от мира». Немийя Персофф, по словам критика, «ненамного лучше со своей постоянной крутой болтовнёй типа „Бэби, давай сегодня исчезнем“. Лишь Кэрол Омарт иногда выдаёт правильную ноту страха и растерянности по поводу своей ситуации: „О таких вещах читаешь в газетах. Но они никогда не происходят с тобой“»[1]. Как резюмирует Стаффорд, «в сочетании с крайней серьёзностью остальных актёров, включая исполнивших небольшие роли Пола Стюарта и Барбары Николс, переигрывание Куинна достигает таких высот, что за его игрой даже доставляет наслаждение наблюдать в каком-то извращённом смысле»[1].

С дугой стороны, рецензент Noir of the Week полагает, что «Куинн здесь довольно хорош в роли бывшего спортсмена, который не может смириться с жизнью человека, который ничего из себя не представляет. Хороша также и Грант, которая отлично показывает себя в роли уставшей бродяги»[2].